Шепарды-Стрельцовы. Седьмой и восьмой месяцы на Цитадели

Маша с Сашей наблюдали, как трое отрядовцев — молодые парни из десанта «Волги» — разбирали на составные части две детские кроватки. Те самые кроватки, которые первенцы Отряда знали до мельчайших деталей — ведь именно в них они провели первые месяцы своей жизни. А в коридоре апартаментов уже стояли почти полностью собранные взрослые кровати, на которых Маше и Саше предстояло спать в те ночи, когда Отряд будет на Цитадели.

Маша думала о том, что до того момента, когда Отряд покинет Цитадель осталось слишком мало времени. Затишье заканчивается. Корабли Отряда прошли довооружение, дооснащение, заправились припасами и ресурсами. Экипажи и команды на Станции прошли переподготовку. Всё было готово к немедленному вылету. Папа пропадал на борту и «Нормандии» и «Волги» часами, туда же часто летала и мама. Они работают, они служат. И Маша с Сашей с тех пор, как Отряд прибыл на длительную стоянку на Цитадель часто бывали на кораблях Отряда. По-иному просто быть не могло, ведь они — дети старших офицеров Отряда. Маша должна сопровождать везде и всюду отца, как говорят взрослые, использовать для этого малейшую возможность. И Саша тоже не отстаёт. Он всегда сопровождает маму.

С ранних декад жизни и Маша и Саша негласно поделили родителей между собой. Саша опекал маму, а Маша — папу. И ни разу между детьми не возникло ни спора, ни конфликта, ни малейшего недоразумения по этому поводу, ведь они оба твёрдо и точно знали — их родители не делят детей между собой, воспитывают в равной степени. Да, с некоторыми отличиями, куда же без них. Но всё равно Маша чувствовала себя папиной дочкой и ей это очень нравилось, а Саша, как джентльмен, всегда чувствовал себя обязанным помогать маме во всём. Даже одним своим молчаливым присутствием. Да, Саша умеет, как знала Мария, много говорить — школа киборгесс не прошла даром, но он, как знала девочка не менее твёрдо, умеет и молчать. Многозначительно молчать. Так молчать, что мама успокаивается, отдыхает, расслабляется в присутствии сына.

Саша всегда уступал первенство Маше в очерёдности доступа к материнской груди. Да, может быть, странно, что маленькие дети, которым не исполнилось и года, уже столько знают, понимают и даже разумеют во вполне взрослых, серьёзных вопросах и проблемах, но Маша была абсолютно уверена: по-иному быть не может. Они — слишком необычные дети, первенцы Отряда. И потому они спокойно и свободно делят столь юный возраст и остро-глубокое, вполне взрослое понимание жизни. А их родители — слишком необычные родители. Время сейчас — невероятно дорого.

Наконец детские кроватки были разобраны и десантники вынесли их части в коридор. Маша вышла следом, подошла к тому, что осталось от её кроватки, склонилась, прощаясь, провела пальчиками по дереву. Да. Это дерево, тёплое, натуральное, она столько раз ощущала, столько раз чувствовала не только на ощупь. Были моменты, когда она прижималась к бортикам, к валикам подушечек, потому что хотела уснуть покрепче. А как она была счастлива опереться о бортик, когда к кроватке подходили либо папа, либо мама, либо они оба вместе. Маша на всю жизнь запомнила их любящие взгляды, их нежные прикосновения. Хоть и говорят, что дети далеко не сразу осознают себя в полной мере, это не относилось ни к Маше, ни к Саше: память у них всегда была прекрасной, острой, цепкой, потому и брат и сестра всегда помнили, как к их детским кроваткам подходили их уникальные родители и часто — просто смотрели на них, спящих, бодрствующих, играющих, засыпающих. Маша помнила, насколько редко она плакала за эти месяцы. Тогда ей было достаточно увидеть лицо брата над бортиком или ощутить прикосновение его руки и она затихала. Ещё быстрее она успокаивалась, прекращала плакать тогда, когда к кроватке подходили родители. Даже если подходила только мама или подходил только папа, Маша была уверена — любую опасность они преодолеют, любую беду — отведут от своих детей. И слёзы высыхали, переставало щипать в глазах, уже не хотелось хмуриться, морщиться, кукситься.

Послышались шаги — в коридор вышел Саша. Подошёл к тому, что осталось от его кроватки — десантники сложили части каждой из кроваток отдельно, понимали, предвидели, что детям захочется попрощаться со своими почти постоянными привычными обиталищами. Мальчик склонился, Маша боковым зрением видела, как он перебирает палочки — составные части сеточки, оберегавшей его, маленького ребёнка, от падения с высоты кроватки. Она видела, чувствовала волнение брата, его напряжение и находила это нормативным. Как бы там ни было, Саша — не чурбан бесчувственный, Маша это знала твёрдо и точно. Он умеет сопереживать, умеет переживать очень глубокие и острые чувства и эмоции. Сейчас он, мальчик, мужчина, не будущий мужчина, а именно мужчина — имеет право на слабость. Имеет право быть, а не казаться маленьким ребёнком. Да, папа воспитывает Сашу строго, но и сам Саша рано понял, осознал, что такое военная дисциплина, что такое повиновение, что такое приказ и распоряжение. Он — мальчик, ему это ближе. Маша знала, сколько девочек мечтают, грезят именно о таком брате, каким является Саша. Она это знала совершенно точно. Ведь у них обоих на Цитадели — десятки и сотни друзей и подружек. Не только людей-землян, но и турианцев, азари, саларианцев, кварианцев. И Маша, общаясь с подружками, слышала не раз самые восторжённые отзывы, самые яркие, чётко сформулированные «хотелки».

Десантники вынесли в коридор последние части кроваток, занесли в детскую части взрослых кроватей. Маша выпрямилась, отметила, что и Саша поднялся на ноги — он опустился на колени, перебирая части своей кроватки. Пусть. Сейчас он может проявить слабость, высокую чувствительность и восприимчивость. Он — не сухарь. Он — лучший брат, какого могла себе только пожелать и представить себе Мария. И сейчас он имеет право быть самим собой. Ведь пройдёт меньше часа — и эти части детских кроваток будут перенесены на склад. Так захотели дети и родители — оба — поддержали их. Маша и Саша верили, что кроватки ещё не раз послужат.

Послужат. Послужат новым детям их папы и мамы. Даже приёмным. Скорее всего приёмным. Идя следом за медленно шагавшим братом в детскую — надо же посмотреть, как будут собраны и установлены их взрослые кровати, Маша не сомневалась в том, что у их мамы и папы будут дети. Скорее всего приёмные. Она видела, читала, ощущала в глазах у мамы такое… Большинству детей такое ясно не сформулировать даже внутренне, даже безмолвно. А Маша смогла. Пусть ей это было очень горько и больно осознавать и ещё горше и больнее — понимать. У мамы не может быть больше родных детей. Она… может погибнуть при их рождении. Маша это поняла без слов, ведь за эти декады на Цитадели она и её Саша столько поняли, столько услышали, столько изучили… И потому приёмные дети станут единственным выходом из столь горького положения. Маша знала, внутренним, вещим женским чутьём понимала, что папа никогда не попросит маму о рождении третьего ребёнка. Она видела боль и страдание в глазах папы, догадывалась, что в эти секунды он думает об этом и ему… ему очень трудно. Дети для Джона и Светланы были важны, необходимы. Тем более — родные дети. А Маша видела страдание и боль в глазах папы и понимала, что он… он никогда не сделает маме больно, попросив её родить третьего, родного им обоим ребёнка.

Да, родители у Маши и Саши — известные люди. Важные для цитадельцев — и не только для цитадельцев — разумные. Маша не раз слышала, как дети сотрудников Штаб-Квартиры не раз выражали восхищение Джоном и Светланой. А дети обитателей Цитадели были более непосредственны и Маша пусть редко, но слышала, как многие маленькие жители Цитадели выражали желание стать детьми их с Машей и Сашей родителей. Даже приёмными детьми. В первую очередь — приёмными. Маша знала, что статус приёмных будет преодолён в кратчайшие сроки. По-иному просто быть не может — это же их уникальные родители! Для папы, если мама примет ребёнка… любой расы, не только человека-землянина, любого пола, любого возраста, любого уровня здоровья и состояния… этот ребёнок очень быстро, почти мгновенно станет родным. И Маша была уверена, нет, даже убеждена в том, что Джон Шепард примет этого ребёнка под свою опеку и защиту, станет для него не отцом — папой очень быстро, в самой полной мере. Но — только если на это даст своё согласие мама.

Маша и Саша не раз видели, как их мама и папа общаются с маленькими обитателями Цитадели. Играют, разговаривают, рассказывают им сказки, истории. О, какая тишина устанавливается вокруг, когда либо папа, либо мама рассказывают очередную былину или очередное сказание. Обычно дети всех рас — невероятно подвижные, шумные, непоседливые, а тут… Тут они застывают, замирают и становятся удивительно тихими, незаметными. Они вслушиваются не только в то, что им рассказывают, они ловят каждую деталь того, как им это рассказывают старшие Шепарды-Стрельцовы.

Маша быстро привыкла к двойной фамилии и считала её самой обычной и нормальной. Так же быстро и полно привык к двойной фамилии и Саша — Маша это знала, чувствовала и видела прекрасно. Не раз в этом убеждалась самым непосредственным образом. Да, такая фамилия, даже двойная — невероятно обязывает. Быть лучшей, самой совершенной, самой подготовленной, самой разумной, насколько это вообще возможно. И Маша не раз ощущала, что она, Мария Шепард-Стрельцова, готова быть лучшей, совершенной и подготовленной. Так же как готов к этому и Саша. По-иному просто и быть не может: они оба — дети уникальных родителей. У них было особое детство, ведь они постоянно общались с киборгессами и с протеанином. Да и о постоянном общении с турианцами и саларианцем нельзя забывать: легендарные Спектры и лучший эксперт-врач саларианской ГОР — это совсем не обычно. Это — очень необычно. А Саша с Машей могли постоянно общаться со всеми этими разумными.

Не только формально. В первую очередь — неформально. Маша и Саша не раз спали на руках турианских Спектров и твёрдо знали, внутренне были убеждены, что костлявые птицемордые мужчины-турианцы могут быть невероятно нежны и мягки, когда общаются с детьми, с человеческими детьми. Просто невероятно нежны и мягки — Маша это хорошо знала, ощущала и понимала. Ведь она очень часто спала на руках у Сарена, знала его непростую историю. В таких деталях знала, которые ни один исследователь или журналист не знали. А как Сарен с ней, Машей, играл! Сколько он игр знает, сколько сказок! Совсем не страшных, совсем не жестоких. Турианцы, как теперь твёрдо знала Маша, совсем не раса воинов — они многогранны и очень разные. Двухметровый турианец в спектровской броне, украшенной яркими, легко читаемыми на расстоянии знаками Корпуса, баюкал Машу так умело, что она засыпала за секунды и всегда спала крепко, у неё тогда всегда были мягкие, совсем не страшные сны. Яркие, радужные. Сарен много рассказывал Маше о Пространстве Иерархии. Очень много. Необычно, интересно, подробно рассказывал. Маша заслушивалась и забывала обо всём. Голос Сарена и голос Найлуса она была способна слышать даже во сне. До мельчайших деталей, субгармоник и гармоник. Она узнала бы голоса этих Спектров из миллионов других. Быстро узнала бы, точно узнала бы. Ведь Сарен столько часов носил её, Марию Стрельцову-Шепард по коридорам «Нормандии». Он помогал ей преодолевать эти коридоры ползком, на четвереньках, но всё равно преодолевать — она была невероятно неуёмным в жажде познания окружающего мира ребёнком. Даже Саша часто оставался позади в исследовании закоулков фрегат-крейсера. И когда Сарен был рядом с ней — Маша не испытывала ни тени страха или опасений.

Да, она уставала, да, она часто, может быть, старалась исследовать больше за один раз, чем могла физически. И тогда она неизменно чувствовала, как сильные руки Спектра Сарена подхватывают её и она вскоре засыпает. Спит крепко и через несколько десятков минут, просыпаясь, чувствует, как руки Сарена опускают её на прежнее место, где она совсем недавно совершенно обессилела, и Маша продолжает идти или, чаще — ползти на карачках. Ползти, чтобы узнать фрегат-крейсер ещё полнее, ещё подробнее, ещё точнее.

Она могла часами наблюдать за тренировочными боями Спектров в спортивном зале фрегат-крейсера. Садилась, опиралась спиной на стенку коридора и замирала, глядя на танец. Боевой танец. Смертельно опасный танец. Она благодаря киборгессам твёрдо и полно знала, что у турианцев принято тренироваться в полную силу, они всегда так тренируются. Потому что у турианцев такая традиция. Они всегда ощущали себя воинами. Пусть не так остро и полно, как это нужно, но всегда ощущали. И сейчас, как знала Маша, многие турианцы, да что там многие — почти все — воюют. С боевым оружием в руках реально воюют с Жнецами и их пособниками. Тем более — Спектры.

Сейчас турианцы стали настоящими воинами. Почти все — стали. Такая война этому очень способствует. И, тем не менее. Сарен не ожесточился, не стал машиной для убийства. Маша как никто, многое знала о его личной жизни, но ничто в Галактике не заставило бы её, маленькую девочку, рассказать об этом кому-либо из разумных. Маша знала, что у Сарена есть возлюбленная турианка. Она — командир отряда спецназа, в состав которого входят люди и азари наравне с турианцами. Когда Отряд уйдёт от Цитадели к Марсу — об этом Маша тоже знала, пусть это и были только планы — тогда отряд под командованием главной подруги Сарена уйдёт по своему маршруту. У отряда — сложное и трудное, но очень важное задание. И Сарен уже сейчас делает всё, чтобы его главная подруга выжила, чтобы она вернулась к нему. Вернулась вместе со своим отрядом. Да, Маша знала, могла подозревать и чувствовать, что без потерь не обойдётся. Но она также знала и понимала, что главная подруга Сарена сделает всё, чтобы таких невосполнимых потерь было как можно меньше. Чтобы вернулись все члены отряда. Вернулись сюда, на воюющую Цитадель. Не командующую, не руководящую, не распоряжающуюся, конечно, куда же без этого всего, но прежде всего — воюющую самостоятельно.

Маша знала, что и Найлус тоже обрёл пару. Он, как и Сарен, невероятно последовательный и верный, когда дело касается этой сферы. Оба турианца прекрасно понимают, что их подруг — турианок нельзя подвергать опасности. И потому стараются сделать для этого всё возможное. Да, у обоих Спектров главные подруги — настоящие боевые подруги. Сейчас все турианки, ну почти все — воюют. А Сарен и Найлус обрели таких главных подруг, которые могут быть, да что там могут быть — именно являются пределом мечтаний для многих других турианцев.

Найлус стал настоящим, очень близким другом для Саши. Маша столько раз видела счастливого и довольного Сашу на руках у ученика Сарена. Часто оба Спектра гуляли с детьми Джона и Светланы по «Нормандии». И Маша была особенно счастлива — она знала, какая напряжённая у обоих Спектров-турианцев работа, как редко они могут быть одновременно более-менее свободны.

Десантники закончили сборку кроватей и Маша и Саша впервые смогли залезть на свои новые ложа. Кровати им понравились — именно такие, какие они всегда хотели: взрослые. На вырост, как выразилась мама, когда вопрос о кроватях решился окончательно. Да, очень больно знать, что она, Маша Стрельцова-Шепард уже не сможет поспать в своей детской кровати, но сегодня она и Саша будут спать в новых, взрослых кроватях. Спать так, как полагается взрослым людям, а не маленьким детям. Ну и что что даже год им обоим не исполнился — зато они уже очень много знают и понимают в этой жизни так, как не все взрослые понимают и знают. Когда рядом с тобой одна или несколько киборгесс, оснащённых самыми развитыми и совершенными искусственными интеллектами, когда ты знаешь, что на любой свой вопрос ты получишь немедленный ответ, а потом у тебя будут все возможности самостоятельно узнать больше — по-иному просто быть не может. И нет никакой разницы, ну вот почти никакой, кто из киборгесс рядом — либо Зара, либо Лекси, либо Оливия — результат будет неизменно прекрасным.

Для ребёнка ведь так важно получить полные, точные и, главные, понятные ответы на свои бесконечные вопросы. Даже если эти вопросы будут постоянно повторяться и уточняться. Это — нормально. И почти круглосуточное ежедневное общение с киборгессами очень помогло Маше и Саше развиться. Да, внешне они — годовалые дети, пусть даже и достойные звания «мелких». Главное ведь сейчас — не размеры. Главное — понимание, главное — знание. А Маша знала, что Саша любит общаться с Марком. Он часами пропадал в Зале Информации — основном обиталище этого киборга. Марк постоянно там, ну — почти постоянно. Да, Марк теперь бывает изредка на Цитадели, уже очень многие разумные обитатели и гости Станции привыкли к тому, что он — точная копия Шепарда. Научились различать их — человека-землянина и киборга. Марк, как знала Маша, очень плотно опекает киборгесс. Всех — и старших и младших. Так, как положено настоящему, подлинному Мужчине. Мужчине с большой буквы. Пусть и железно-пластиковому мужчине.

Зара принесла комплекты постельного белья. Маша подошла к киборгессе, склонившейся над «журнальным» столиком, та позволила ей самой вскрыть прозрачный пакет. Это же так важно — почувствовать, ощутить то бельё, на котором уже сегодня ей, маленькой девочке, предстоит спать ночью. Да, спать спокойно, глубоко, крепко, но спать уже не на детской, а на самой что ни на есть взрослой кровати. Вместе с Зарой Маша подошла к своей кровати и помогла киборгессе застелить постель. Сама надела наволочки на подушки. Мама называет их смешным словом: «думки» и знает, что Маша приспособила это слово, чтобы заменить слово «мысли». Теперь Маша по-вечерам, перед сном, а если возможно — то и днём, часто обменивается с мамой этими «думками». Рассказывает ей многое на ухо, делится своими секретами, размышлениями. Секретничает. И знает, что и Саша и папа относятся к этому абсолютно спокойно и считают это нормальным. Пусть женщины посекретничают, посплетничают, поговорят, пообщаются между собой. Это — нормально, это — обычно, это — необходимо. Маша уже давно привыкла к тому, что и у папы с Сашей есть свои, мужские разговоры и есть свои, мужские секреты. И ничто в галактике не заставит Машу нарушить право Саши на такое общение с папой. Даже если ей, девочке, до жути хочется всё знать и понимать, она осознаёт, что есть вещи, о которых ни Саша, ни тем более — папа никогда с ней или с мамой говорить не будут. Так надо. Так захотела эволюция, так захотела природа, так захотела ткань сообщества разумных органиков.

Нет, сейчас Маша не будет устраиваться на новособранной и новозастеленной кровати даже подремать несколько десятков минут. Хотя ей этого очень хочется, но она сделает лучше. Она пойдёт и поможет застелить постель своему брату. Она — хозяйка, она — сестра, она — девочка. И она хочет, чтобы Саша чувствовал её заботу, её внимание. Особую заботу и особое внимание. Ей это надо.

Не откладывая, Маша кивнула Заре, направилась к кровати, у которой хлопотали Саша и один из тройки десантников. Что-то подтягивали, что-то регулировали. Мужчины — они такие. Любят «общаться» со всякими железками. Вот даже кровать — и та привлекла их внимание. Хотя и собрана уже и поставлена так, как надо.

Саша спокойно и свободно позволил Маше надеть на подушки наволочки, поправить простыню, расправить одеяло. Он знает, понимает, что ей, его родной сестре, это необходимо, важно и очень приятно. Он спокойно принимает её заботу, но Маша осознаёт, что Саша никогда не будет использовать Машу как домработницу. Он и сам может это сделать, поправить, заправить постель своими руками. Папа научил. Хорошо научил, быстро и полно. Саша вообще жутко самостоятельный, автономный и Маша об этом знает и помнит постоянно, но, тем не менее, о нём она заботится так, как может позаботиться только родная сестра.

Между ней и Сашей никогда не было споров относительно возрастного или статусного старшинства. Саша вообще с ранних месяцев жизни проявлял о ней, Маше, постоянную заботу просто потому, что она — его сестра. Да, женщина, но — сестра. Маша привыкла принимать эту заботу, считала её нормальной, обычной, но никогда не забывала поблагодарить Сашу. Не словами — безмолвно, на том языке, какой только и способен связать воедино брата и сестру. Родных брата и сестру. А ещё она привыкла благодарить Сашу своей заботой о нём. Реальной заботой.

Маша знала и понимала — эта реальная забота необходима ей в большей, гораздо большей степени, чем ему, Саше. Рано или поздно она, Мария Стрельцова-Шепард, подрастёт, станет взрослой, выйдет замуж и станет настоящей хозяйкой. Женой. Матерью многочисленных, непременно многочисленных детей. Всё это будет. Обязательно будет. И сейчас она имеет уникальную возможность заботиться о своём братье ну вот почти так же, как она будет, обязательно будет заботиться о том мужчине, который станет её избранником, её достойным мужем, супругом.

Маша и Саша обернулись, поблагодарили всех троих десантников, уходивших в свои жилые комнаты. Саша тоже не стал заваливаться и бухаться в постель — время дневного сна ещё не наступило. Зара, усмехнувшись, вышла из детской и Маша почувствовала: что-то будет.

— Оу! — раздался довольный возглас Саши и Маша, обернувшись, увидела Зару, стоящую на пороге детской. А рядом с ней стояли два трёхколёсных велосипеда. Красивые, яркие! Маша и сама не помнила, как оказалась рядом с киборгессой и как вцепилась в руль сразу выбранного ею велосипеда. Почти не отличимого от того, в какой сразу вцепился Саша, успевший каким-то образом оказаться сразу в седле. Зара усмехнулась ещё шире, сделала шаг в сторону и Маша, усевшись в седло, нажала на педали. Это же так необычно — получить столько подарков: и постели, и велосипеды. А со временем, как помнила Маша разговор родителей, обычный, вечерний разговор, у них, у Саши и у Маши, будут и самокаты. А пока — трёхколёсные велосипеды. Апартаменты семейные у Шепардов-Стрельцовых большие, многокомнатные, ведь кроме них четверых здесь часто остаются жить и ночевать отрядовцы, в первую очередь — киборгессы, турианцы и Явик с Мордином. А потому здесь немало коридоров, по которым теперь Саша с Машей наматывали круги.

Зара, через Машин наушный спикер предложила выехать во двор и девочка, кивнув, направила велосипед к открывающимся дверям грузового лифта. Саша покатил следом — по-другому и быть не может, он всегда опекает, заботится, оберегает сестру от даже гипотетических неприятностей и опасностей. Несколько десятков секунд — и едва дождавшись раскрытия створок дверей, дети выехали через портал шлюза во двор, направляя своих трёхколёсных железно-пластиковых коней к детской площадке. Куда же ещё, ведь там почти постоянно кто-то есть из детей сотрудников и работников Штаб-Квартиры. Теперь, как ощущала Маша, они с Сашей смогут быстро побывать в самых разных уголках разросшегося городка Штаб-Квартиры. Очень быстро. А со временем — ещё быстрее, ведь кроме велосипедов у них будут, обязательно будут и самокаты. А там и до роликов и до скейтбордов дойдёт.

Нажимая на педали и чувствуя, как Саша удерживается рядом с ней, Маша думала о том, что Цитадель для их семьи стала настоящим домом. Год, проведённый Отрядом на Цитадели, стал особым. Теперь Отряд — не гости, а жители Цитадели. У отрядовцев здесь — и личные, маленькие, и семейные, большие квартиры. А городок Штаб-Квартиры, главной Штаб-Квартиры Отряда стал настоящим Главным Домом. У многих отрядовцев уже составились пары и Маша чётко и полно знала — общение с киборгессами помогало — очень скоро на бортах кораблей Отряда начнут рождаться новые дети. Подходит время отлёта и приближается время рождения новых детей у отрядовцев. Да, Маша и Саша стали первыми, а дети Эшли Уильямс и Кайдена Аленко — вторыми детьми, родившимися на Цитадели у отрядовцев, но это — только начало. Совсем скоро в медотсеках кораблей Отряда зазвучат голоса новых мальчиков и девочек, пришедших в этот мир, потому что… потому что невозможно остановить эволюцию, невозможно остановить природу.

Вот и детская площадка. Маша останавливает велосипед, её обступают подружки. Младшая Стрельцова-Шепард спокойно отдаёт им своё новое транспортное средство и наблюдает, как девочки катаются по дорожке вокруг детской площадки. Никто из них не заезжает на зелёный газон — он должен остаться неприкосновенным для колёс. Саша тоже отдал свой велосипед приятелям и друзьям, он тоже рад, горд и доволен. Его радость стала радостью для очень многих мальчиков. Ни Саша, ни Маша никогда не делали свои игрушки исключительно своими. Так научили действовать родители. Уникальные родители. Самые лучшие и самые классные родители во всей Галактике. Саша подошёл к Маше, взял её за руку и она благодарно кивнула ему — он всегда рядом, всегда поддерживает её. С самых ранних декад жизни для Александра Шепарда-Стрельцова сестра — высшая ценность. Потому что она — его родная сестра.

Послышался шелест шин и обернувшись, Маша и Саша увидели родителей, подъезжавших к детской площадке на велосипедах. Машины сверкали свежей краской, блестели хромированными деталями. С радостными воплями детвора обступила приехавших, облепила велосипеды. Маша и Саша не торопились подходить, они улыбнулись и кивнули родителям, понимая, что они ещё успеют с ними обоими пообщаться, а пока пусть с ними пообщаются их маленькие друзья, подруги, приятели.

Несколько десятков минут пролетели как одно мгновение и Маша с Сашей смогли, наконец, пробиться сквозь плотное кольцо детворы поближе к маме и папе. Джон и Светлана уже давно сидели на траве, их велосипеды лежали рядом, а дети слушали очередную историю. Маша с Сашей уже слышали историю, рассказанную папой вот сейчас несколько минут назад, повествующую об истории велосипедов. Пусть другие дети тоже побольше и поточнее узнают о том, что такие интересные и, главное, доступные для освоения транспортные средства существовали далеко не всегда. Пусть знают, как они появились, как совершенствовались.

К велосипедистам-землянам на Цитадели привыкли. Наверное, несколько лет назад их было намного меньше, но война с Жнецами заставила жёстко, а временами — очень жёстко экономить энергию. И тогда земляне, обитавшие на Станции вспомнили о своих двухколёсных машинах. И не прогадали — теперь дороги Станции были временами очень плотно загружены, почти что забиты велосипедами, которыми люди пользовались едва ли не в массовом порядке.

— Маша, сейчас мы поедем в бассейн. А затем — в кафе. — тихо сказала Светлана подошедшей дочери. — На велосипедах, конечно. За пределы периметра городка. — Стрельцова включила инструментрон, показала дочери на едва вспыхнувшем экране точку. Мария кивнула, поняв, что и как предстоит делать. — Возьми. — Светлана подала дочери пакет. — Это тебе обновки. Купальник, шапочка, тапочки, полотенце ну и всё, что надо. — она взглянула на Машу, поняла, о чём она может спросить. — Не беспокойся, возле бассейна есть стоянка для велосипедов. Будут в сохранности.

Маша усмехнулась счастливой и довольной улыбкой. Она привыкла к тому, что любое посещение бассейна с обоими родителями — большой праздник, ведь это бывает редко. Потому что её с Сашей родители — чрезвычайно занятые и востребованные люди. И сейчас, всего через несколько десятков минут у них с Сашей будет очередной такой праздник, который запомнится очень надолго. Может быть, на всю жизнь. Ведь детские воспоминания, в чём и Маша и Саша убедились уже не раз, очень стойкие и детальные. Девочка открыла пакет, перебрала обновки и устроилась на руках у мамы. У самой родной и необходимой ей мамы.

Джон продолжал рассказывать об истории велосипедов и показывать детворе картинки на своём инструментроне, развернув большой экран, а Маша слушала папу, не скрывая улыбки «до ушей, хоть завязочки пришей». Она чувствовала взгляд Саши — тёплый, оберегающий и была счастлива.

Дети проводили Шепардов-Стрельцовых до ворот Периметра. Пропустив детей вперёд, Светлана и Джон поехали следом за ними. Зорд, Грей и Зирда легко и свободно держались рядом с детьми и Саше и Маше было спокойно и комфортно видеть своих четвероногих компаньонов. Пробежка овчаркам в любом случае не повредит — здесь сравнительно недалеко, всего три-четыре километра. Все трое собачат любят бегать и любят много и долго ходить. Теперь Маша могла сравнивать и пришла к выводу, что идти пешком — напряжно и сравнительно долго, а вот на велосипедах, пусть даже и трёхколёсных — быстро и весело. Рядом — родители, рядом — все три овчарки.

И Саша и Маша были счастливы. День определённо удался. Это ничего, что завтрак против обыкновения был невероятно лёгким — как можно спокойно усидеть на месте, зная, что сегодня привезут и установят в детской совершенно обычные, взрослые кровати? О которых и Саша и Маша говорили с родителями долгие декады. Не просили, не уговаривали, а просто говорили. И Саша и Маша редко что просили для себя лично. Да, Саша мог попросить за Машу, а Маша — за Сашу, но ни Саша не Маша не любили просить у родителей что-то лично для себя самих. Они восприняли такую родительскую настройку и сделали её своей. Совершенно быстро и совершенно естественно и чётко сделали.

Наконец впереди показалось здание районного спортивного комплекса. Когда-то здесь был большой развлекательный центр для очень богатых гостей Станции, но затем были осуществлены три реконструкции, затронувшие сначала квартал, затем — микрорайон, потом — район и этот центр тоже был преобразован. Теперь здесь полно спортивных, тренировочных, тренажёрных залов, есть каток, есть велотрек, есть арены, есть бассейны. Оставив велосипеды на оборудованной стоянке, Шепарды-Стрельцовы в сопровождении овчарок вошли в здание и по лестницам поднялись на уровень, где располагались чаши бассейнов.

Вот и двери портала раздевалок. Зирда в компании с Зордом и Грэем направляются к сквозному проходу, там можно сразу выйти к чаше бассейна, а Светлана с Машей ныряют в один из боковых проходов, убедившись, что Джон с Сашей уже вошли в другой проход. Через несколько минут, посвежевшие после «завесы» родители и дети воссоединяются уже у чаши бассейна, рядом появляются собачата, устраивающиеся привычно на полумягких пластинках — в бассейн очень многие земляне приходили со своими четвероногими друзьями и персонал спортивного центра немало сделал для их общего комфорта.

Саша восхищённо смотрел на Машу и сестра чувствовала его обожающий взгляд. Пусть. Саша — настоящий британский джентльмен. Он никогда не оскорбит, никогда не обидит женщину, даму нескромным взглядом. Да, он может, имеет право восхищаться её внешним видом, это же так естественно и любой женщине приятно, более того — необходимо мужское внимание. Маша видела, как Саша восхищённо посматривает не только на неё, но и на маму. Это — нормально. Пусть Саша повосхищается, повосторгается мамой. Это же его родная, самая необходимая мама на свете. Она — настоящая женщина, женщина с большой буквы. Маша привыкла к тому, что и папа часто восхищённо и даже восторжённо смотрит на маму. Он любит её настоящей, полной любовью. Всегда заметной, но не всегда полностью понятной всем окружающим разумным. Он её любит, а она любит его, своего Джона.

С молчаливого разрешения мамы Маша первая бултыхнулась с бортика в воду. Дорожка для неё, маленькой годовалой девочки — широкая, места здесь хватит не только ей, здесь просторно. Рядом в прыжке входит в воду Саша. Так входить в воду научил его отец — почти беззвучно, с минимальным всплеском. Маша чувствует руку брата в своей руке и успокаивается — Саша с ней рядом, он поможет и поддержит.

Маша смотрит, как провожаемые взглядами собачат, мама и папа идут к вышке. Да, там — самая глубокая часть чаши бассейна, а мама и папа любят сразу взобраться на самый верх вышки и оттуда прыгнуть в воду непременно вдвоём. Вот и сейчас Маша видит, как папа пропускает маму вперёд на лестнице — почти вертикальном трапе без поручней, как они очень быстро — подготовку и профессионализм скрыть трудно — достигают самой верхней площадки, как мама опирается на руку папы и подходит к краю, внимательно оглядывается, оценивает обстановку, изучает ситуацию. А потом они — и мама и папа одновременно разбегаются — и, совершив в воздухе три красивых, «техничных» переворота, беззвучно входят в воду. Несколько секунд — и Маша оказывается в руках у папы, а Саша — в руках у мамы. Довольные возгласы, счастливый смех.

Выйдя из спортивного центра, Маша и Саша бегут к своим велосипедам, а Джон и Светлана жестом отпустив к детям всех троих овчарок, останавливаются. Джон обнимает Светлану и нежно целует её. Очередное семейное посещение бассейна подходит к концу и теперь можно несколько минут побыть вдвоём. Почти наедине.

Маша освобождает от упоров свой велосипед, оглядывается и замирает, схватив за ошейник подбежавшую к ней Зирду. Она видит обнявшихся и целующихся родителей и чувствует, как её накрывает волна счастья. Мама и папа любят друг друга. Такой любовью, какую не могут воплотить в своих творениях ни скульпторы, ни художники, ни кинематографисты, ни писатели. Наверное, такую любовь очень приближённо можно воплотить в своих творениях только поэтам. Маша, наблюдая за родителями, счастливо улыбается. Она знает — Саша тоже смотрит на родителей, он тоже рад, доволен и счастлив. Ни папа, ни мама не изводили Машу и Сашу нудными нотациями и нравоучениями. Они воспитывали их своим собственным примером. И они делали это не напоказ, а совершенно естественно. Они не играли роль, а именно были. Они были естественны, обычны в своих чувствах, в своих эмоциях, в своих действиях, в своих поступках. И эта естественность воспитывала лучше лекций, лучше любых «воспитательных моментов».

Несколько минут — и родители садятся на свои велосипеды, привычно пропуская детей и овчарок вперёд. Теперь впереди — «праздник желудка», настоящий мини-пир в небольшом кафе неподалёку от спортивного центра. Оставив велосипеды на стоянке, Шепарды-Стрельцовы все вместе входят в сопровождении овчарок внутрь, проигнорировав веранду. Маша и Саша идут рядом с родителями, они хотят показать всем разумным, что совсем большие и потому дружно отказались от предложения родителей взять их на руки. Овчарки подходят к свободному столику, оборачиваются, видят согласные кивки старших Шепардов-Стрельцовых и блокируют, усевшись, подходы к столь необычным образом «забронированному» столику.

Шепарды-Стрельцовы, все вчетвером подходят к стойке, Маша, поддерживаемая Сашей, взбирается на стул, круглый такой, именуемый взрослыми «барным», её лицо оказывается над стойкой — это так удобно. Тем более, что сегодня работает тётя Анжела, красивая девушка, хорошая знакомая для всех Шепардов-Стрельцовых.

Мама, уловив момент, кивает Анжеле и та обращается к Маше с обычным, взрослым вопросом:

— Что будете заказывать, леди?

О, как звучит этот вопрос. По-взрослому, обязывающе. Чётко и громко Маша называет позиции меню, называет количество порций. Она видит, что тёте Анжеле это нравится, как нравится и другим посетителям кафе — не только, кстати, людям. Здесь, в кафе, сейчас есть и азари, и турианцы, и саларианцы, и даже ханар с элкором. Здесь всегда многолюдно, столики на веранде и в зале почти никогда не пустуют.

Тётя Анжела кивает, затем быстро, профессионально, собирает на подносы заказанное, уже приготовленное поварами меню. Да, много подносов, много еды, много блюд, но ведь и Маша с Сашей теперь не так малы и не так беспомощны, как раньше. Они вполне в состоянии отнести свои подносы со своими меню к столику. И потому тётя Анжела, чуть перегнувшись через стойку, первой передаёт заказ именно Маше, уже спустившейся с барного стула и девочка, ухватившись за поднос, идёт в сопровождении Грея от стойки к столику. Следом за сестрой с подносом, уставленным яствами, идёт Саша. Зорд сопровождает его, а Зирда осталась у столика — она привычно оглядывает зал своим внимательным взглядом. Маша не сомневается: овчарка «сканирует» не только вид зала, но и его звуковой и запаховый фоны так, как только она и может.

Мама провожает детей внимательным взглядом и Маша и Саша чувствуют этот взгляд. Да, их сопровождают взрослые, большие, тренированные овчарки, но всё равно для детей важно чувствовать родительскую любовь и внимание даже в такие совершенно обычные моменты. Джон берёт свой поднос и поднос с блюдами для Светланы и идёт к столикам, пропустив жену вперёд. Овчарки поглядывают на него, на хозяйку, но больше они контролируют и оберегают детей, уже разместившихся за столиком и ожидающих, когда их родители займут свои кресла и можно будет приступить к еде. Светлана спокойно и свободно садится между детьми — они так привыкли делать с самого первого посещения. Рядом с Машей садится папа, а рядом с Сашей — Зирда и Грей. Зорд страхует Шепарда, он к нему явно благоволит больше остальных собачат. Что-ж, как отмечает в который раз Маша, у каждого разумного — свой формат взаимоотношений.

Маша, ожидая, пока родители разберутся со своими блюдами, вспоминает, как совсем недавно видела пример подлинного профессионализма: тётя Анжела просто виртуозно налила в глубокую тарелку суп, отмерила точную порцию сметаны, положила на тарелку порцию картошки, рядом положила салат, мясо, налила в чашки чай, травяной целебный напиток и соки. А потом отмерила в особые кружечки для мороженого шарики эскимо, полила их сверху малиновым и смородиновым вареньем. Тётя Анжела знает, что каждый раз, когда Шепарды ходят в спортивный центр, они непременно зайдут в кафе и закажут своё большое меню.

Маша ловила взглядом каждое движение рук тёти Анжелы и мечтала о том, что она когда-нибудь, так хочется, чтобы поскорее, тоже вот так сможет. Чётко, плавно, грациозно, профессионально. Каждая работа, любая работа — почётна и ответственна. Да, Цитадель воюет, она пребывает на осадном положении, почти все её жители прошли хотя бы начальную военную подготовку, научились вполне сносно стрелять, маскироваться. Тем не менее, Цитадель — это не военная станция, не военный жилой лагерь. Это — главная станция Галактики, где разумные органики живут не только войной, не только военной подготовкой, не только шагистикой. Они живут на этой огромной древней космостанции обычной жизнью.

Никаких официанток — посетители сами себя обслуживают. Это не только требование времени, военного времени. Это — требование протокола и этикета. Маша видела краем глаза, как папа передал тёте Анжеле кредитный чип. На нём, как она знала, гораздо больше кредитов, чем стоит весь их семейный обед, даже в двойном варианте. Это — премия Отряда персоналу кафе за обслуживание и за питание. Это кафе — одно из очень немногих, где отрядовцы стали обычными посетителями. Можно сказать — частыми посетителями.

Саша наблюдает за тем, как папа, зачерпнув ложкой суп, подносит полную ложку к губам мамы и та охотно принимает этот знак внимания. У взрослых тоже так бывает — им приятно вспомнить детство, приятно снова почувствовать, что кто-то из очень близких и родных может о них позаботиться вот так. Мама улыбается и целует папу в щёку. Александр и Мария, видя это, довольно улыбаются, овчарки тоже виляют хвостами — зрелище им тоже очень нравится. Все трое собачат чётко знают — они тоже не останутся голодными: хозяйка покушает и покормит их. Они примут пищу только из её рук. Ну, может быть, ещё — из рук Джона. Для того, чтобы они взяли еду из рук детей, всегда требуется согласие Светланы.

Может быть, когда кто-то ест, то он — глухой и немой, но у Шепардов-Стрельцовых не так. Да, разговаривать за едой можно и даже нужно, но также нужно знать меру. Мама с папой о чём-то разговаривают и Маша с Сашей почти не прислушиваются — они торопятся расправиться с первым и со вторым, чтобы, наконец, добраться до огромных порций мороженого. И никому — ни брату, ни сестре не приходит в голову попросить родителей поменять местами первое и третье блюдо. Они чётко и твёрдо усвоили одну очень важную, вполне взрослую установку: только тот, кто хорошо выполнил рутину, может немного развлечься и отдохнуть. Ключевое слово здесь — «немного».

Наконец, первое и второе съедены, тарелки сложены. Наступает время третьего блюда. Родители пьют чай и соки, а дети отдают должное мороженому, хотя и о горячем чае не забывают. И Джон напоминает безмолвно Светлане о необходимости выпить стакан травяного целебного настоя. Саша с Машей беседуют о своём, родители — о своём и Маша знает — мама прислушивается к разговорам детей, но не для того, чтобы ограничить, а для того, чтобы сохранить детей в целости и в безопасности. Маша искоса наблюдает за папой, ей нравится, как он ухаживает за мамой. Светлана улыбается, довольная и счастливая.

Закончив с мороженым, Александр покидает своё кресло, направляется к стойке, принимает из рук тёти Анжелы два пакета с провизией для собак и стопку мисок. Обычная практика. Отряд здесь, в этом кафе хорошо знают, изучили особенности внутриотрядного бытия очень полно. Собачата, все трое, оживились. Они и раньше не особо стремились наблюдать, как их главные друзья и хозяйка перекусывают, больше внимания они уделили наблюдению за обстановкой в кафе и в его ближних окрестностях. Саша с Машей раскладывают миски, вскрывают пакеты и высыпают корм. Собачата оглядываются на Светлану, та кивает и тогда троица четвероногих друзей приступает к своей трапезе.

Маша отметила, что мама о чём-то глубоко задумалась, она замерла, откинувшись на спинку кресла, но не стала прикрывать глаза. Всё равно Джон в который раз окинул внимательным взглядом зал кафе, посмотрел в окно. Он очень точно чувствовал наступление моментов, когда Светлане было необходимо остаться наедине со своими мыслями. Да, хорошо знакомое кафе к этому уединению очень располагает. Здесь сравнительно безопасно. Саша посмотрел через окно на стоящие у креплений велосипеды. Он изредка поглядывает туда, но сейчас он посматривает, как отмечает Мария, и на собачат, которые обедают не спеша, аристократично, почти бесшумно. Никаких хлопот персоналу кафе собаки никогда не доставляли. Тем более такие хорошо известные цитадельцам собаки.

Светлана очнулась от размышлений, занявших всего несколько минут, поглядела на повеселевших, вилявших роскошными хвостами своих собачат, улыбнулась им, кивнула. Саша прибрал миски в пакеты, упаковал обёртки, прошёл с пакетами и обёртками к стойке, сунул обёртки в утилизатор и отдал пакет с мисками тёте Анжеле. Обычная ситуация, так Шепарды-Стрельцовы поступали каждый раз, когда устраивали вот такие семейные выходы на Станцию, за пределы Периметра городка Штаб-Квартиры Отряда.

Теперь, как догадывались дети, очередь знаменитых тридцати минут. Джон и Светлана тихо, почти шёпотом переговаривались между собой и Маша с Сашей не мешали родителям. Пусть пообщаются. Мама целует папу, папа целует и обнимает совсем легонько маму, а Маша чувствует, как маму накрывает приятная, мягкая волна удовлетворённости и счастья. Саша тоже чувствует, что мама рада, она спокойна и довольна.

Собачата улеглись у столика, расслабились совсем немного. Маша и Саша привычно отмечают, что насторожённые, почти всегда стоящие торчком уши овчарок напряжённо двигаются, сканируют звуковой фон окружающего пространства. Главные компаньоны и друзья семьи Шепардов-Стрельцовых всегда начеку. Да, они рады, довольны быть рядом с ними, но они прежде всего — защитники. Маша спустилась со своего кресла, уловила разрешающий кивок мамы, подошла к Зирде, присела рядом с овчаркой прямо на пол. Здесь — чисто, почти стерильно. Так что почти никакой опасности нет. Овчарка ткнулась девочке носом в щёку, ведь Маша привычно склонилась к своей хвостатой подружке и той это очень понравилось. Посмотрев на сестру, со своего кресла спустился и Александр, шагнул к своему компаньону — Грею. Тот вильнул довольно хвостом, когда мальчик сел рядом с овчароном тоже на пол.

Полчаса послеобеденного отдыха истекли и семья Шепардов-Стрельцовых покинула кафе, как всегда тепло попрощавшись с его сотрудниками. На велосипедах они быстро вернулись на площадь перед Периметром городка Штаб-Квартиры и Маша с Сашей, получив разрешение родителей, уехали на своих велосипедах на детскую площадку. Джон и Светлана поднялись к себе в семейные апартаменты. Маша, нажимавшая на педали, знала, что мама как всегда получит рапорты старших офицеров крейсера, доклады об обстановке на «Волге». Она всегда была и оставалась командиром разведкрейсера и теперь её ничто не могло заставить отказаться от ежедневного «служебного коктейля». А у папы есть свой «служебный коктейль» — его в рабочем кабинете тоже ждёт стопка ридеров и множество сообщений на настольном инструментроне. Да, сегодня у старших Шепардов-Стрельцовых вроде бы и выходной, семейный день, но служба и работа не знают выходных, не знают праздников.

Несколько вечерних часов пролетели очень быстро. Саша с Машей оставили свои велосипеды в прихожей, Саша безмолвно и чётко показал Маше, что она может идти в комнаты, а он помоет колёса и вообще приведёт оба велосипеда в порядок. В прихожей стояли и велосипеды старших Шепардов-Стрельцовых и Маша и Саша уже знали, что ими занимался Джон, а Светлана прошла в комнаты, приготовила лёгкие закуски и напитки, разнесла по кабинетам. К тому моменту, как Шепард закончил возиться с велосипедами, Светлана уже успела отдохнуть в кресле в холле и теперь ушла к себе в кабинет, заниматься «командирскими проблемами».

Вечерние рабочие часы Саша и Маша провели в детской за играми. Они уже привыкли уважать право родителей на то, чтобы даже в семейных апартаментах оставаться на службе, на работе, в постоянной готовности к немедленным результативным действиям. Зирда, как всегда, в компании с Грэем были вместе с детьми, а Зорд оккупировал коврик в холле, чтобы контролировать обстановку во всём периметре апартаментов.

Появление мамы на пороге детской и Саша и Маша встретили довольными радостными возгласами. Предстояло вечернее кормление, а потом — непременная вечерняя сказка и сон на новых, свежих, теперь уже совершенно взрослых, большеформатных кроватях. Столько нового, приятного, важного и полезного произошло за один день — настоящий праздник.

Первой, как всегда, молоко получила Маша, а Саша говорил с папой и Маша не прислушивалась, о чём брат говорит с отцом. Вряд ли точно полно и чётко разговор мужчин слышала и Светлана, поглощённая процессом кормления подрастающей дочки.

Покормив сына, Светлана наблюдала, как Джон разворачивает ширму, разделившую кровати брата и сестры. Всё теперь по-врослому и Джон оставляет Машу переодеться ко сну в одиночестве. Светлана, заглянув поверх ширмы, кивает Джону — Маша как всегда уложилась в две минуты, а могла бы уложиться и в минуту — папина школа. Светлана хорошо помнит, как быстро и полно приучил Джон детей к самообслуживанию, к самостоятельности. Маша залезает в свою кровать, устраивается под одеялом поудобнее и довольным негромким возгласом сообщает родителям о том, что она вполне готова слушать очередную сказку на ночь. Дети всегда остаются детьми и даже если они теперь спят на взрослых больших кроватях, они всё равно — дети.

Пока родители вошли на «половину» дочери, Саша тоже быстро переоделся ко сну, улёгся, накрылся одеялом. Джон на время вечерней сказки убрал ширму, прислонил её к стене, сел рядом с дочкой, она привычно взяла его за руку — ей это было необходимо и важно и Джон никогда не лишал её этой возможности. Мама села на кровать к сыну и Джон начал рассказывать очередную сказку. Такую, какую не услышишь и не прочтёшь в Экстранете. Свою собственную, пусть даже самодельную сказку. Светлана иногда вносила уточнения, дополнения, не особо влиявшие на развитие сюжета и это совместное творчество родителей очень нравилось Маше и Саше. Четверть часа — и дети уснули. Приглушив свет до минимума, Шепард встал, полуразвернул ширму. Светлана кивнула — она знала, что дети спят чутко и ширма поможет им теперь спать более спокойно и свободно, ведь кровати теперь — взрослые.

Полуприкрыв дверь в детскую, Шепард пропустил Светлану вперёд включил инструментрон. Две овчарки выскользнули следом из детской, расположились рядом с Зордом в холле на своих ковриках. Светлана прошла на кухню, собрала на стол небольшой поздний ужин, подождала, пока на своё место сядет Джон.

Она догадывалась, о чём думает её главный друг — детскую надо делить надвое, пусть у Маши и Саши будут теперь свои комнаты. Они уже вполне взрослые. Да, по меркам, общим для людей, они ещё очень малы, но всё равно — надо упреждать проблемы и вопросы, если это, конечно, возможно. И если уж дети получили теперь взрослые кровати, то очередная ступенька пройдена и надо сделать всё, чтобы безопасно, быстро и полно была преодолена и другая ступенька. Стремительно взрослеющие дети Джона и Светланы должны быть готовы к нелёгкой жизни на воюющих кораблях Отряда. Цитадель очень скоро — пройдёт всего несколько месяцев — покинет Цитадель и впереди будет полоса непрерывных полётов, непрерывных боестолкновений.

Теперь детям предстояло привыкнуть к тому, что они будут либо на крейсере, либо на фрегате. Почти всегда — вдвоём. Ни Джон, ни Светлана не сомневались, что Саша не согласится отпустить Машу на другой отрядный корабль одну, да и Маша, как знали родители, не согласится куда-либо отправиться без Саши. Пока что они должны быть рядом друг с другом — кто знает, как сложится в дальнейшем.

Светлана смотрела на главного друга и понимала, как ему будет нелегко остаться одному на фрегат-крейсере, отпустить на «Волгу» не только Светлану, но и обоих детей. Да, им помогут там киборгессы — Оливия отпустит Аликс и обоих дочерей на «Волгу», сама останется рядом с Марком. И рядом с Джефом. По-другому она не поступит. Светлане тоже будет нелегко отпустить обоих детей на фрегат — она будет волноваться, беспокоиться, ведь это не просто перелёт из системы в систему, из скопления в скопление. Это — непрерывные бои, почти что непрерывные. Тяжёлые, трудные, затратные бои. Затишье стремительно истончается.