01. E. Barret-Browning, прочтя как воспевает

Прочтя, как воспевает Феокрит

Те лучшие и радостные лета,

Что смертным достаются, словно лепта

Судьбы, их не забывшей одарить,

Сквозь слёзы я припомнила тогда,

Исполненные грусти и печали,

И сумрака, в который облачали

Меня, мои минувшие года.

Но, плача, вдруг почуяла — за мной

Явился некто, и рванул мне косу,

И властно вопрошает за спиной:

"Кто держит тебя крепко? Угадай!" —

"Ты смерть!" — не удивилась я допросу.

"Не смерть! Любовь!" — послышалось тогда.

I

I thought once how Theocritus had sung

Of the sweet years, the dear and wished-for years,

Who each one in a gracious hand appears

To bear a gift for mortals, old or young:

And, as I mused it in his antique tongue,

I saw, in gradual vision through my tears,

The sweet, sad years, the melancholy years,

Those of my own life, who by turns had flung

A shadow across me. Straightway I was ’ware,

So weeping, how a mystic Shape did move

Behind me, and drew me backward by the hair;

And a voice said in mastery, while I strove, —

“Guess now who holds thee!” — “Death,” I said, But, there,

The silver answer rang, “Not Death, but Love.”

Übertragen von Rainer Maria Rilke

Und es geschah mir einst, an Theokrit

zu denken, der von jenen süßen Jahren

gesungen hat und wie sie gütig waren

und gebend und geneigt bei jedem Schritt:

und wie ich saß, antikischem Gedicht

nachsinnend, sah ich durch mein Weinen leise

die süßen Jahre, wie sie sich im Kreise

aufstellten, traurig, diese von Verzicht

lichtlosen Jahre: meine Jahre. Da

stand plötzlich jemand hinter mir und riß

aus diesem Weinen mich an meinem Haar.

Und eine Stimme rief, die furchtbar war:

»Rate, wer hält dich so?« — »Der Tod gewiß«.

— »Die Liebe« — klang es wieder, sanft und nah.