Глава 47

Иногда день кажется бесконечным, особенно тогда, когда в мысли прокралось странное чувство. Бесполезность, ничтожность, подлость. Скоро солнце зайдёт за горизонт, он встанет и пойдёт, чтобы совершить преступление, иначе это не назовёшь. «Я должен это сделать. Тогда он отстанет от меня», — думал Маслик, монотонно раскачиваясь на скамеечке, глядя в одну точку. «Может, ничего и не случится. Гидравлика рвётся, бывает всякое. Не было бы беды, не хотел бы я этого, нет», — оправдывался он перед своей лживой совестью. «Сделаю это, и пора уезжать отсюда. В центр подаваться надо, там всё — цивилизация, возможности. Клавдия в больницу пойдёт работать, Вовка учиться в училище, как подрастёт», — рассуждал Козьма, глядя на оранжевое зарево на горизонте и ощущал, как мокнут ладони. «Да и я пристроюсь окончательно. А дом продадим, он ещё ничего».

Солнце село. Небо начало менять цвет от синего до фиолетового, пока не стало почти чёрным. Загорались первые звёзды, посёлок погружался в мирный сон, лишь редкий лай собак нарушал тишину, но на них никто в посёлке не обращал внимания — привычное дело. Перекинув сумку через плечо, Козьма сделал шаг в тёмную улицу, прислушался к тишине и посмотрел по сторонам. Никого. Вдоль заборов, почти сливаясь с чёрными досками, он выбрался из посёлка и побрёл к комбинату, оглядываясь на каждом шагу.

Ворота были закрыты на замок, поэтому Маслику пришлось лезть на ограду. Тут он вспомнил, что на территории есть собака. Он не раз приходил к директору комбината проситься на работу, но каждый раз получал отказ. Когда он шёл после этого к воротам, то дворняга лаяла на него, как будто это она вынесла ему вердикт «тебе тут не место», а не директор. Однако, опасения насчёт пса не оправдались. Ничто не нарушало ночной тишины, лишь лёгкий скрип кожаных армейских ботинок, которые Козьма получил за разгрузку машины кирпича у одного спекулянта в центре. Пошарив в сумке, Маслик достал фонарик и посветил в сторону собачьей будки. В ней не было никого, только пустая цепь валялась на земле. Облегчённо выдохнув, он выключил фонарь и начал пробираться дальше, к ангару. Огромное металлическое сооружение, словно чёрная гора, возвышалось в небо и скрывалось в его бесконечной звёздной глубине.

На ощупь Козьма вставил ключ в скважину на замке и попробовал его повернуть. Что-то мешало на второй четверти оборота, ключ упирался в невидимое препятствие внутри замка и не шёл дальше. «Всё, он посадит меня, сволочь! Посадит на два года, а может и больше!» — неслось вихрем в голове у Маслика. Он дрожащими руками вытащил ключ и включил фонарь. Отчаяние завладело им, оно было сильнее осторожности. Приглядевшись к ключу, он заметил чуть виднеющуюся царапину на его бороздках. «Сколько он таскал тот пластилин в штанах? Не испорти слепок.… Да ты сам его испортил, жирная туша».

Козьма достал надфиль из своей сумки и зажал фонарь в зубах. Через пять минут ключ принял некоторые необходимые поправки. На этот раз он продвинулся чуть дальше четверти оборота, но снова застрял. Ужас овладел Масликом: ключ застрял и, похоже, что навсегда. Пот заливал его глаза, несмотря на относительно прохладную ночь. «Если я не вытащу этот ключ, то придётся пилить замок! Это конец, я не смогу это сделать, будучи незамеченным. Даже если у меня это получится, что толку в дальнейших действиях? Взлом, преступление налицо. А цель? Подрезать шланги?»

Последняя надежда ещё оставалась, но она была такая зыбкая, что у Козьмы почти не осталось сил, чтобы вытащить из сумки пассатижи. «Я буду свободен или сяду…» — мелькнуло в голове. Маслик приложил инструмент к мокрым губам и зажал ключ.

«Щёлк», — замок поддался, издав приятный металлический звук сработавшего сложного механизма внутри себя.

Жар от нагретого за день помещения ещё не полностью ушёл. Он пахнул в лицо, неся с собой запах сгоревшей солярки, старого мазута и грязных тряпок. Маслик не стал включать свет, осторожность снова заняла своё место в этом деле, поэтому тонкий луч от фонаря начал суетливо скользить по поверхностям огромных машин, механизмов, при виде которых у Козьмы сильно забилось сердце и подогнулись ноги. «Бежать!» — промелькнуло в голове и растворилось в темноте. «Это всего лишь пара минут», — вернулось тёплым горелым ветром из глубины гаража.

Миновав огромные ржавые клыки ковша экскаватора, луч фонарика коснулся блестящей радиаторной решётки самосвала, мёртвые стёкла фар сверкнули и скрылись где-то сзади, за спиной Козьмы. «Бочки возле левой стены, одна, вторая, третья… да, это они», — слушал он свои мысли. Попятившись от них назад, он натолкнулся на очередного железного истукана, больно ударив спину и выронив фонарь из рук, который тут же погас. Судорожными движениями Маслик нащупал его и затряс в руках. Свет появился на несколько секунд и снова погас, уже навсегда.

«Всё, конец… Я сяду…» — всхлипывал он, зажав голову руками. Фонарик снова упал и закатился под вилочник. «Спички.… Есть спички, я точно помню!» В маленьком кармашке сумки лежал заветный коробок спичек, почти полный. Сломав несколько штук трясущимися руками, Козьма зажёг одну из них и поднял над головой. Вот и он, погрузчик номер 5705САХ. Спичка погасла, успев оставить ожог на пальцах. Левой рукой он попробовал в темноте нащупать нож в сумке, но тут же глухой стон вырвался из его губ. Острое лезвие впилось в ладонь и располосовало её.

— Кто здесь?! — послышалось со стороны входа в ангар. Маслик упал на землю и закрыл уши руками. Это было выше его сил — выносить этот ужас он больше не мог.

Глухой стук закрывающейся железной двери, словно выстрел в висок, поставил точку в этой череде событий. Маслик закрыл глаза и решил больше ничего не делать. «Буду лежать до утра. Пусть приходят и забирают…»