Глава 39

Иногда у общества — нет, не высшего, а обычного, среднего, может возникнуть вопрос: человек, однажды совершивший преступление, но не понёсший за него ответственности, одумается раз и навсегда или снова совершит преступный шаг? Сложно дать однозначный ответ. Сначала этот человек притаится, и будет выжидать, иногда — трясясь от страха быть пойманным, а иной раз, со злой ухмылкой, указывающей на беспомощность слуг закона и гениальность преступника. Чаще всего, когда заканчивается период выжидания, не понёсший никакого наказания преступник, снова выходит на извилистую дорожку. Очень часто его на это толкает безвыходность положения, но не всегда безденежье.

Ранним субботним утром Фёдор уже стоял возле забора Маслика. Он прекрасно знал, что в семь утра тот уже не спит, даже в выходные дни. Он обязательно выйдет на крыльцо, чтобы закурить сигарету, так как Клавдия не позволяет ему курить в доме. Маслик уже давно выжидал, сначала трясясь, как суслик в норке, потом скрываясь в центре на халтурках, лишь бы не попадаться Фёдору на глаза. Пару лет назад он, как ребёнок, буквально наследил, когда пошёл на кражу в поселковый магазин. Обнаружив вскрытый служебный вход, Оля сразу поняла, что случилась беда. Краешком ключа она подцепила дверь и распахнула её, прокралась до телефона, стараясь не наступать всей подошвой на пол, и вызвала милицию.

Тогда приехали с центрального отдела, всё проверили, даже сняли отпечатки с дверной ручки, но кроме отпечатков Ольги так ничего и не нашли. Дверь была вскрыта отмычкой или удачно сделанной копией ключа. Забрали выручку за несколько дней, несколько бутылок водки и две палки сырокопчёной колбасы. Самым обидным для Ольги стало даже не это всё, а другое. Вор уронил с полки пятилитровую бутыль с подсолнечным маслом, в результате чего весь пол, стены, полки оказались покрыты жирной липкой жижей. Тогда у неё ушёл целый месяц, чтобы избавиться от грязного блеска в подсобке, от приторной вони и от тараканов, которые полчищами расхаживали там днём и ночью.

Преступника тогда так и не нашли, да и не искали сильно. Центральный быстро забросил это дело, а местные участковые сделали обход по домам и опросили жильцов, на том и порешили. Но след преступник всё же оставил, и если бы на этот след вышел не Фёдор, а кто-нибудь другой, то вор сидел бы сейчас в тюрьме.

Маслик попался на своём разгильдяйстве, лени и попустительстве. В тот летний день он был дома и выпивал, доставая из сумки, висящей через плечо, открытую бутылку и прикладываясь прямо к горлышку. С сумкой он не расставался даже дома, объяснял это постоянной готовностью взяться за любую работу, для чего таскает с собой кое-какой инструмент. Клавдии дома не было, она дежурила в поликлинике, поэтому Козьма вполне свободно чувствовал себя на своей территории, и не ожидал никаких гостей.

Фёдору выпала честь посетить этот адрес и произвести опрос жителей. Простая формальность для галочки: слышали или не слышали, знаете или нет о краже — практически, бесполезное занятие. Ещё только подходя к забору, Фёдор обратил внимание на человека, безмятежно бродящего по огороду и закидывающего голову, делая очередной глоток спиртного. Он даже не удостоился заметить, что калитка открылась, а к нему подошёл почти вплотную человек в форме. Только когда участковый положил руку ему на плечо, тот с негодованием на лице повернулся, но сразу же сделал глупый и довольный жизнью вид ничего не знающего простака. Не в силах сделать замечание обнаглевшему участковому, спокойно, по-хозяйски прохаживающегося в его дворе, он лишь наблюдал за происходящим тусклыми глазами, наполовину прикрытыми опухшими веками. Обойдя весь двор, Фёдор по-хозяйски открыл сарай и заглянул внутрь. Возле двери валялись ботинки и штаны, блестевшие от подсолнечного масла.

— Ну что, Маслик! Ты оправдываешь свою фамилию, — сказал тогда Фёдор. — Неси всю водку сюда. Завтра утром быть трезвым. Я к тебе зайду, ты теперь вот где у меня!

Фёдор сжал кулак и сунул его в опухшую физиономию Козьмы.

На следующее утро Фёдор снова посетил Маслика, долго объяснял ему положение вещей и маячил кулаком перед его носом. Так Козьма стал ценить свободу чуть больше, а кривая тропинка исчезла из виду до поры, до времени. И вот, видно, время пришло. Строгий учитель и судья стоял с уличной стороны забора и следил за крыльцом, не отрывая взгляда. Наконец, физические часы Козьмы пробили «утро», и он вышел. Затянувшись сладким, пьянящим ароматом дыма первой утренней сигареты, он вдруг начал страшно кашлять, зажав рукой горло. Никак он не ожидал, что в столь ранний час его окликнут с улицы. Снова этот низкий, хриплый голос, вселяющий ужас, не дающий покоя по ночам все эти два года — голос, несущий неизбежность, призывающий к ответу.

— Маслик, поди сюда, — отчётливо произнёс Фёдор.

Прокашлявшись, Козьма накинул на плечи старый пиджак, перебросил лямку сумки через голову и вышел за калитку.

— Ну что, пьёшь или в завязке? — поинтересовался Фёдор у человека, одетого только наполовину, причём, нижняя состояла только из трусов.

— Трезвый я. А что, есть чего?

— Дурень, я к тебе по такому поводу даже шагу не ступлю, ты же знаешь. Дело есть, пора отрабатывать свой должок.

— Какой такой должок? Ты о чём, Фёдор? — с хитрой ухмылкой промолвил Козьма.

Дементьев сгрёб его пиджак в свою лапу и приподнял полуодетого человека над землёй.

— Я понял, понял… Просто, пошутил.… Ну что ты сразу? — стерев улыбку со своего лица, прошипел Маслик.

Фёдор залез в карман и достал комок газеты с завёрнутым в неё пластилином.

— Вот слепок — сделаешь ключ. Сроку тебе — до вечера. И только попробуй испортить отпечаток, я тебе напомню, как ты должен быть сейчас гладко побрит, под стать моде заведения, в котором ты должен находиться. Считай, что ты проходишь испытательный срок. Успешно — разожму, — Фёдор поднёс сжатый кулак к глазам Маслика, — а провалишь задание — то раздавлю, как муху!