Глава 44

Всё произошло так быстро, что неистовые крики Марины даже не успели встревожить соседей. Оля была в доме, когда она услышала страшный шум, моментально выскочила из дома и побежала в сторону ограды из штакетника, ломая малину. Добравшись до ограды, она всем телом навалилась на неё и повалила наземь, прижав пальцы рук к земле, не в силах выдернуть их оттуда. Точка опоры была потеряна, оттолкнуться было не от чего. Она видела Марину с лопатой, Фёдора, орущего и зажимающего запястье, но не могла выбраться из своего плена. Она понимала, что этот псих сейчас кинется на женщину и убьёт её. С силой дёрнув левую руку, она освободила пальцы из-под доски забора, оставив под ней часть кожи, но не почувствовала боли. Сейчас было не до этого.

— Марина, я иду. А-а-а! Скотина, отойди от неё! — орала Оля, пытаясь схватиться за уцелевший столбик ограды и приподнять деревянный пролёт. Когда ей это удалось, Фёдор уже ушёл, а Марина сидела и ревела возле будки Марти.

Оля подбежала к Марине, кинулась к ней на шею, причитая и целуя её в щёки и волосы. На спине белого ситцевого платья остались кровавые отпечатки Олиной пораненной руки, пропитавшие его насквозь. Платье прилипло к спине и жгло кожу, а кровавое пятно расплывалось всё шире от слёз Оли, капающих на спину подруги.

— Всё, Мариночка, всё… его нет, ушёл он, изверг…

— Бедный Марти…, — прошептала Марина, отстраняясь от объятий Оли. — Надо помочь ему.

Она просунула руки под собаку, встала на колени и сделала усилие, приподнимая его над землёй. С трудом встав на ноги, она понесла его в дом, не пытаясь унять дрожь на губах и в коленках. Она боялась. Нет, не Фёдора, он был только куском дерьма для неё. Она боялась, что Марти умрёт. Полушубок Джека так и лежал на прежнем месте, на полу. Марина осторожно положила на него собаку, и только после этого выдохнула задержанный воздух. Непонятно, откуда взялось столько сил у такой хрупкой женщины, но она даже не согнулась под тяжестью животного, весившего больше тридцати килограммов.

— Потерпи, родной, я сейчас вернусь.

Она выбежала на улицу и положила руки на плечи Оли, сидевшей на земле и сжимавшей левую руку в кулак. Сквозь пальцы просачивалась алая кровь.

— Олечка, пойдём скорее, вставай, — взмолилась Марина, подбирая испуганного волчонка. — Пойдём в дом, прошу тебя.

Оля медленно приходила в себя от перенесенного шока, а когда почувствовала нестерпимую боль в руке, то прижала её к животу и пошла следом за Мариной.

Фёдор почти не понимал, что происходит. Что-то похожее на волны, вернее — спазмы накатывали от ног до головы, заставляя его останавливаться через каждые несколько шагов. Рука пульсировала, он цеплялся за чужие заборы локтем, оставляя кровавую полосу на досках. Зверёк внутри него был рад: он получил хорошую порцию сегодня, но останавливаться на этом и не думал.

Фёдор шёл по дороге, ведущей в центр. Его манил поворот в сторону комбината, но он даже не спрашивал у себя, что он там забыл. Он был не в состоянии задавать вопросы и что-то понимать, а просто шёл. Когда показался железный забор комбината, Фёдор оглянулся вокруг. Не обнаружив ничего, что его могло заинтересовать, он медленно продолжил путь. Не дойдя всего несколько метров до ворот, спустился в канаву и взялся руками за голову. В таком положении он просидел достаточно долго, потому что, когда открыл глаза, солнце уже почти закатилось за горизонт. Рукав рубашки присох к руке и напомнил о ране, которая снова начала пульсировать от боли. Смутные воспоминания блеснули в голове и снова угасли. Чувство незавершённости чего-то очень важного навалилось с новой силой, заставив рот исказиться в зловещей ухмылке. Зубы больно коснулись раненой губы и продолжали давить, пока Фёдор не встал и не вылез на дорогу.

Ворота комбината, железный забор… Ноги сами выбрали нужное направление и понесли его к забору. Бетонный бордюр крепко держал металлические столбы, вмурованные в него. Фёдор залез на бордюр и заглянул через железное ограждение. Территория комбината была необитаема, только сторожевая собака вышла из будки и зарычала, не до конца понимая, что происходит. Над забором виднелась копна рыжих волос и пара сальных глаз, уставившихся на дворнягу. Та залилась лаем, когда, наконец, ей стало понятно, что там кто-то есть, и этот «кто-то» ей крайне неприятен.

Фёдор слез с забора, отошёл на несколько метров и стал шарить глазами вдоль дороги. Он нашёл, что искал, поднял и вернулся к железному забору. В его руке была зажата половинка кирпича, старая и грязная. Зацепившись за край ограждения и упираясь ботинками в железные гвозди, он вскарабкался наверх и перекинул одну ногу, таким образом, пытаясь удержать равновесие. Собака заливалась лаем и крутилась юлой, не имея возможности расквитаться со своим злейшим врагом. Фёдор открыл рот, оскалил все свои зубы и зарычал в ответ, давая возможность всей своей звериной сущности вырваться наружу. Закинув окровавленную руку с половинкой кирпича за голову, он сверкнул красными зубами и с силой швырнул её в дворнягу. Собака упала, издав слабое поскуливание, и притихла навсегда. Тёмная лужа медленно расползалась вокруг головы, повёрнутой в сторону заходящего солнца. Его отражение постепенно гасло в мутнеющих зрачках мёртвой собаки.