Глава 16. Интермеццо двадцать второе – Великий враг

Но было ещё одно дело, о котором уже шла речь — организация поисковой экспедиции, которую собирался предпринять дон Мигель, не желавший смириться с тем, что никто из его родных не вернулся из похода.

Я не стал его отговаривать по двум причинам. Во-первых, парня вполне можно было понять, так-как желание найти кого-нибудь из выживших родных, а по возможности и вернуть домой, относится к разряду святых желаний, от исполнения которых грех отговаривать. А, во-вторых, хоть дон Мигель был моим любимцем, вся остальная семья Самбульо была мне не безразлична, о чём я уже говорил, кажется.

Конечно, надежды было мало, но мы должны были попытаться, хотя бы, чтобы очистить свою совесть. Эх, если б знать заранее в какую мы попадём адскую карусель… Но обо всём по порядку.

В распоряжении дона Мигеля, по-прежнему, была лишь наша древняя, правда свеже отремонтированная, «Анхелика». Корабль, с которым мы прошли огни и воды. Увы, великолепный флот семьи Самбульо, скорее всего, лежал вместе со своими хозяевами на дне Ла-Манша и Северной Атлантики. Пятьсот лет удачного пиратства киту под хвост! Обидно, но ничего не поделаешь. Как бы там ни было, отчаиваться не стоило. Даже потеряв всё, можно обрести гораздо больше, если не опустить руки.

Теперь мы не собирались воевать, а потому решили не брать с собой пираний. Команда из девушек была слишком заметна и вызвала бы ненужное внимание в мирном походе. «Анхелика», благодаря своим небольшим размерам, легко управлялась двумя моряками, а раз абордажная команда нам была не нужна, мы решили не брать её совсем, тем более что её большая часть готовилась к трудам совсем иного рода.

В поход отправлялись дон Мигель, Ганс, два престарелых, но ещё крепких свирра, Магдалена и я. Магдалена увязалась с нами, несмотря на животик, который уже рельефно обрисовался, обещая, что в назначенный срок в нём созреет младенец женского пола. По крайней мере, так обещали опытные бабки из свирров, сами бывшие когда-то пираньями.

Конечно, Магдалена отправилась присматривать за своим племянником и воспитанником, а ещё, мне кажется, у неё была задумка, в случае чего надавить на него своим положением, чтобы сдерживать его обычную манеру лезть чёрту в зубы. Официально же она беспокоилась о судьбе своего брата, его жены и племянников, хоть сама не верила в их спасение, в чём однажды потихоньку призналась мне.

Мы вышли под голландским флагом, изображая торговое судно, так-как хоть и не собирались воевать, всё равно вступали на вражескую территорию. Эта маскировка казалась удачной, так-как крутые бока «Анхелики» не позволяли сомневаться в её ганзейском происхождении. По голландски в команде говорили все, а наличие беременной женщины на борту, кого угодно должно было убедить в мирном характере нашего путешествия.

Даже старинные, вышедшие из употребления, пушки, играли нам на руку. Такие могли быть именно на небогатом торговом судне и служили скорее для самоуспокоения команды, чем для защиты от пиратов. Но мы не знали, с кем судьба столкнёт нас в море.

«Анхелика» вышла из замковой гавани в конце апреля, а в мае — начале июня, воды омывающие Испанию и Португалию, закипели от новых сражений.

Англия, окрылённая победой, над «Непобедимой Армадой», решила создать свою Армаду, чтобы напасть на Испанию. Честно говоря, такого я от королевы Бесс не ожидал. Наступить на те же грабли, что и ненавистный ей король Филипп! А я-то считал её мудрой женщиной и величайшей королевой из всех, что знала история. И не только я один. Все восхищались Елизаветой Английской, даже её враги, даже те, кто называл её еретичкой и ведьмой.

Теперь же великая королева сделала явную глупость. Вот что значит самой не разбираться в деле, а довериться мнению окружающих трон пиратов и прочих авантюристов. Они забыли, (или не пожелали понять), что львиная доля «Непобедимой Армады» погибла под натиском стихии, а не благодаря доблести английской стали. Вот если бы англичане владели ветрами и могли направлять их удары в те места, сокрушения которых добивались, тогда они действительно были бы страшны. А без этого им оставалось лишь метаться от одной неприступной крепости к другой, без цели распыляя собственные силы.

Это первым понял такой прожжённый морской разбойник, как Френсис Дрейк. Он достаточно быстро бросил бодаться с твердынями Лиссабона и Ла-Коруньи, и занялся своим привычным делом — пиратством, перехватывая в море торговые суда, как французские, так и ганзейские, нарушающие английское эмбарго на торговлю с Испанией.

Всё случилось, когда мы углубились в Ла-Манш, повторяя путь «Непобедимой Армады». Нам хотелось понять в каких точках европейского континента, разбитый флот мог соприкасаться с сушей. Если они были в силах, то могли попытаться высадиться на берег для пополнения припасов, либо чтобы искать спасения и помощи у тех, с кем уже долгое время вели войну.

Марсель мы отмели сразу — из его вод «Армада» была вынуждена спасаться под натиском английских головорезов, преследуемая к тому же немилосердными ударами стихии. Мы были тому свидетелями и участниками событий, а потому знали — корабли дона Самбульо-старшего покинули это место невредимыми. Среди тех галеонов, что всё же пострадали от атаки английских брандеров, этих кораблей не было, но их не было и среди тех, кто вместе с нами огибал Британские острова, когда буря погнала нас в обход Ирландии и Шотландии. Так куда же они делись?

Вариантов было два — либо они потерпели крушение у побережья Фландрии, либо буря понесла их на север к берегам Скандинавии, а может быть и дальше.

Мы шли, имея по правому борту французское побережье, когда со стороны западной части Ла-Манша возникли паруса нескольких судов имеющих военную оснастку. Над каждым из них развевался флаг Британской Короны.

Я, как всегда, был на своём боевом насесте, который на сей раз не был позолочен по моей собственной просьбе. Естественно, я первым увидел надвигающуюся опасность. Надежда на то, что эти акулы пройдут мимо, не удостоив «Анхелику» своим вниманием, ввиду её малозначительности, растаяли практически сразу. Вся флотилия королевских пиратов, решив, видимо, что «курочка по зёрнышку клюёт, да сыта бывает», изволила пойти нам наперерез, не дав шанса прижаться к берегу и найти себе убежище в какой-нибудь мелководной гавани, куда английские тяжеловесы никак не прошли бы.

Правда, это врядли помогло бы нам тогда, зато могло разозлить головорезов привыкших брать всё, что идёт к ним в руки. Они бы просто направили к нам десант на шлюпках, воевать с которым впятером, учитывая, что одному из наших бойцов противопоказаны резкие движения, другой может сражаться лишь одной рукой, а ещё из двух песок сыпется, было бы чистым безумием.

Итак, мы продолжали идти прежним курсом, делая вид, что не осознаём нависшей над нами опасности, когда раздался пушечный выстрел и перед самым носом «Анхелики» прожужжало ядро. Нет, это был не промах, а приказ остановиться.

Глупо было не подчиниться этому требованию, так-как на нас с огромной скоростью надвигался противник, превышающий наши силы в несколько сотен раз. Дон Мигель приказал спустить парус и поднять рядом с нашим флагом вымпел, означающий миролюбие и готовность к переговорам.

Однако англичанам этого показалось недостаточно. Видимо они ожидали знака, что мы сдаёмся на милость победителя, а любой другой означал для них неповиновение. Раздались ещё два выстрела, и насест ушёл из под моих лап, а на корме вскрикнул Ганс, державший рулевое весло.

Я встал на крыло чисто машинально, но не запаниковал, а описал круг и заодно оценил первые потери. Они состояли из мачты, срезанной на четверть, и рулевого весла, обломки которой отнесло далеко от нашей кормы. Ганс стоял с ошалелыми глазами, придерживая левой рукой кисть правой. Ну, если ему руку сломали!.. Хватит в нашей команде одного однорукого.

Надо отдать должное канонирам англичан, которые стреляли книппелями — специальными ядрами, разделяющимися в полёте на две половинки, соединённые цепью. Такой снаряд, при метком выстреле, срезал мачты, словно бритвой, рвал самые прочные снасти, как булыжник паутину и производил нечто страшное, пролетая сквозь толпу людей.

Теперь «Анхелика» была обездвижена и беспомощна под прицелом десятков, или даже сотен, дальнобойных орудий, глядевших с бортов целой эскадры. Она сейчас напоминала комнатную собачку, вжавшуюся в угол перед сворой озверелых волкодавов.

Я же, тем временем, всерьёз намеревался подпалить этим «пёсикам» хвосты и холки, так-как сам закипал от ярости. И если бы англичане проявили ещё хоть малейшую агрессию, послал бы к рыцарям, (извините), всю осторожность и напустил бы им в паруса огненных белок!

Но пираты пока что умерили свой пыл, увидев, что сопротивляться им никто не собирается — Магдалена занималась рукой Ганса, дон Мигель сделал знак престарелым свиррам убрать подальше их ножи, и сейчас стоял со шляпой в руке — ни дать, ни взять перепуганный юнга с мирной посудины. Ладно, посмотрим, что будет дальше, а пока я уселся на рею флагмана вражеской эскадры и поставил ухи на макухе.

Оба корабля встали борт-о-борт, причём впечатление маленькой собачки рядом с волкодавом усилилось. И тут я раскрыл клюв от удивления! На палубу флагмана вышел и направился к борту, человек среднего роста в бархатном, шитом серебром, чёрном камзоле, и с тяжёлой шпагой на боку, больше смахивающей на меч минувших веков. Лицом он скорее напоминал испанца, чем англичанина. Орлиный тонкий нос, глубоко посаженные глаза, борода клином. Но рыжеватый цвет волос и бледная, несмотря на загар, кожа, выдавала в нём уроженца Британии.

Я уже видел этого типа — они как-то встретились с доном Самбульо-отцом в открытом море. Дело тогда едва не дошло до серьёзной драки! Но, во-первых, цель похода Френсиса Дрейка, (а это был именно он), была иной, а во-вторых, столкновение с таким противником, как дон Самбульо, не сулило ничего кроме обмена тяжёлыми ударами, после чего, даже в случае победы придётся прервать задуманную экспедицию и отправится зализывать раны, не получив ни гроша прибыли. Сеньор Самбульо придерживался тех же взглядов. Поэтому обе стороны отдали друг другу честь, проявив совершенно искреннее уважение, (при открытых пушечных портах), и разошлись, каждый в свою сторону.

Дону Мигелю было тогда десять лет, и он служил на корабле отца младшим юнгой, а я приглядывал за ним с верхушки мачты. Я это делал по собственной инициативе… Ладно, не буду врать — приглядывать за мелким непоседой меня просили и его матушка, и тётка, то-есть Магдалена, но не отец, хотя врядли дон Самбульо не догадывался, что я на самом деле делаю на мачте.

Такие встречи не забываются, а потому мы с доном Мигелем знали знаменитого мореплавателя в лицо. За девять лет он практически не изменился, разве что пронзительнее стал взгляд цепких и колючих глаз.

Дрейк заговорил с доном Мигелем по голландски, но вскоре они перешли на английский, так-как фламандское наречие знаменитый пират знал сносно, но не в совершенстве, зато дон Мигель владел языком Британии не хуже своего.

Легенду о том, что «Анхелика» — судно небогатых торговцев, мы придумали и отработали заранее. Дон Мигель поведал, что хозяин этого корабля фра Ганс Свирринг, (наш Ганс, как вы понимаете), путешествует со своей женой — фру Магдой Свирринг, с коммерческой целью. Про себя он сказал, что служит у почтенного хозяина судна приказчиком и толмачом, а зовут его просто Михель. Про стариков матросов он поведал, что это баски, не терпящие испанского гнёта, а потому служащие на голландском судне. «Анхелика», как бы, направляется прямиком в Амстердам с грузом отличного испанского вина, полученного, чего греха таить, контрабандным путём, для чего и понадобились баски.

Ещё дон Мигель прибавил, что хозяин, (Ганс всё это время молчал, то злобно поглядывая на Дрейка, то с тоской на наши незаряженные пушки), нижайше просит благородного сэра адмирала отпустить с миром его корабль, так-как, раз они имеют дело с контрабандой, то эмбарго, наложенное британской короной на торговлю с Испанией не нарушено. Так же почтенный негоциант просит проявить милосердие к нему и его команде, ведь, как это видит сэр адмирал, жена его находится в положении. Что же касается матросов, то это всего лишь двое древних старцев и увечный мальчик, которые никак не могут повредить интересам британской короны. (Я в эти минуты был искренне благодарен Ночной Выдре за пример дипломатии, (применительно к работе толмача), который видел дон Мигель во время нашего недавнего пребывания в Новом Свете.)

При последних словах, сохранявший всё это время ледяное спокойствие, Дрейк, слегка усмехнулся и покачал головой. После этого он незамедлительно вынес вердикт в отношении нашего корабля и всех кто находился на его борту.

Поскольку, (решил он), эмбарго нарушено нами лишь отчасти, то он подвергает наш груз частичной конфискации. А именно — четверть бочек с вином, (в количестве пяти штук), будут изъяты из трюма и перенесены к нему на корабль. (Окружающие Дрейка офицеры удивлённо переглянулись.) Кроме того, на капитана «Анхелики», то-есть фра Ганса Свирринга, налагается штраф в двести гульденов, который тот обязан уплатить по приходу в «Амстердам» в Английском банке. Штрафная квитанция будет выписана немедленно. Она же будет являться охранной грамотой для корабля и экипажа на протяжении всего пути в Голландию, дабы никакое британское судно больше не могло подвергнуть сих негоциантов конфискации и штрафу. (Офицеры открыли рты.) Судно может продолжать идти прежним курсом сразу после вручения квитанции.

Окружающие развели руками, но, разумеется, никто не посмел ни ослушаться, ни возразить. Дисциплина на судах Дрейка была железная, а авторитет капитана настолько высок, что никому даже в голову не приходило оспорить его решения.

Уже повернувшись, чтобы уйти, прославленный мореплаватель чуть помедлил и коротко бросил через плечо по-испански:

— Удачи тебе в твоих поисках, хе-хе, толмач Михель!

Эскадра Френсиса Дрейка исчезла за горизонтом, как выпущенная из лука стрела. Мы остались посреди Ла-Манша со сломанной мачтой и разбитым рулевым веслом, ограбленные на пять бочек вина и со странным документом в руках. Он был написан столь же витиеватым почерком, как и языком, и нам ровным счётом ничего не было из него понятно.

Забегая вперёд, скажу, что когда мы добрались-таки до Амстердама, то дон Мигель из любопытства явился с этой «штрафной квитанцией» в Английский банк, где ему, не задавая лишних вопросов, отсчитали (!) ровно двести полновесных золотых гульденов, что многократно превышало стоимость бочек с вином, сломанного весла и мачты.

А пока этот документ был на руках, он действительно с лёгкостью избавлял нас от неприятностей, как с английскими, так и с голландскими военными судами, а также помог избежать трудностей с таможней и открыл некоторые двери в городе. В конце концов, дон Мигель даже жалел, что обменял его на золото, но скоро выяснилось, что он нам всё равно бы не пригодился.

Воистину, великий человек велик во всём! Конечно же, Дрейк узнал и корабль, фактически сорвавший его атаку брандерами на Непобедимую Армаду, и однорукого мальчишку, бесстрашие которого сейчас прославляли менестрели во всех тавернах всех портов старушки Европы. Имя этого мальчика тоже не было для него секретом, как и имя его отца, а потому нынешняя цель его похода была очевидна. Однако он не мог просто так взять и отпустить столь опасного врага Британской Короны, и поэтому сделал вид, что поверил в историю с негоциантами-контрабандистами, нарушителями торгового эмбарго.

Скромно ограбить нас на четверть груза, когда он мог спокойно забрать всё, а «Анхелику» за ненадобностью пустить ко дну, как это сделал бы любой другой пират на его месте, было, конечно же, смелым шагом. Но я надеюсь, что в его окружении не найдётся стукачей способных очернить героя, как предателя в глазах его королевы, только за то, что он проявил благородство и милосердие.

Ещё более смелым шагом было выписать чек и охранную грамоту под видом штрафной квитанции. Ну, и, конечно же, пожелать нам удачи, фактически выдав себя… Да, адмирал Дрейк из тех людей, которые меняют и перекраивают человеческую историю похлеще иных королей! Интересно будет узнать о его дальнейшей судьбе, ведь для меня знакомство с тем миром вскоре неожиданно оборвалось.