Глава 16. Интермеццо двадцать первое – Дела домашние

Можно сказать, что на этом закончилась первая половина наших приключений. Да, да! Есть и вторая, может быть и не настолько насыщенная событиями, но всё же заслуживающая внимания. А пока нас ждала рутина возврата домой.

Ещё до входа в порт страны, где действует Святая Инквизиция, мы сочинили легенду, которая скрывала истинный пол львиной доли нашего экипажа. Итак, пираньи стали индейцами, послами Союза дружественных племён к Его Величеству королю Испании. Одежда, подаренная друзьями из племени Чига Шанки, очень помогла нам в этом маскараде. На всякий случай девушки раскрасили лица золой, охрой и вообще чем попало. Ах да, и начисто «забыли» родной язык, зато напоказ частенько лопотали что-то совершенно несусветное, призванное изображать дикарское наречие неведомого народа.

Пять самых рослых оделись в матросские костюмы, (благо можно было по сезону нарядиться в кожаную робу, скрывающую женские формы), и поступили под командование Ганса, чтобы изображать моряков. При этом они старались не покидать судно.

Магдалена единственная не стала скрывать свою принадлежность к женскому роду, и представила португальской таможне подлинный паспорт со свидетельской подписью сеньора Самбульо-отца, заверенный всеми известной и уважаемой нотариальной конторой. То же сделали дон Мигель и Ганс.

Легенда наша была проста — шли себе мирно, попали в шторм, потом в штиль, еле выжили, хотим домой, но долг перед Его Величеством зовёт и призывает. Нам повезло — историю проглотили, правда, с изрядной суммой денег. Конечно же, не последнюю роль сыграли грамоты с авторитетной печатью семейства Самбульо, а может снова вмешалось заклятье Ра-му двенадцатого, но вскоре «Анхелика» встала на ремонт, «индейское посольство» разместилось в снятом на время особняке, а городские власти от себя ещё выделили несколько стражников, чтобы «господ послов» никто не побеспокоил.

Далее — через пару месяцев мы были снова дома, где нас ждали плохие новости, беды и заботы.

Прежде всего, мы узнали, что из кораблей снаряжённых семейством Самбульо для участия в походе Непобедимой Армады, не вернулся ни один. Это означало, что родители дона Мигеля и его старшие братья погибли в этой авантюре, так-как уцелевшие суда Армады, порой в совершенно разбитом состоянии, давно уже вернулись к родным берегам. А те, что пропали без вести, просто не могли выжить без припасов и воды в условиях штормов и ураганов, которыми их встретила тогда Северная Атлантика.

Дон Мигель выслушал новость, делавшую его единственным наследником титула и состояния Самбульо, упрямо сжав челюсти и посматривая на всех злыми глазами. Некоторое время он молчал, потом подошёл к окну и указал на «Анхелику», стоявшую в гавани хорошо видной из окон замка.

— Это самый старый и самый малый из кораблей моего отца и возможно самое малое судно Армады! — Сказал он дрожащим голосом. — Но мы прошли на нём через битву и через все шторма и бури, хоть припасов у нас было никак не больше, а то и меньше чем у других. А потом мы на этом корабле дошли до Нового Света, многое что там пережили и вернулись обратно! Как видите, корабль всё ещё на плаву, я жив, и вся моя команда в целости и сохранности прибыла назад, хоть трудностей и опасностей на нашу долю выпало немало. Я не желаю верить в гибель своих родителей и братьев, пока не получу убедительных тому доказательств! А до тех пор я отказываюсь именоваться Сеньором Самбульо...

Тут он отвернулся и вышел, что можно было расценить, как невежливость по отношению к судебному поверенному и стряпчим, которые пришли, чтобы уведомить его о вступлении в права наследства. Но на сей раз это были неплохие и неглупые люди, а потому никто из них не обиделся. Все просто удалились, пообещав зайти как-нибудь в другой раз, когда «Его Светлости Сеньору Самбульо» будет угодно их принять.

Я не удивился, когда нашёл Мигеля рыдающим на груди Магдалены. Я не стал ни утешать его, ни как-либо вмешиваться, только обменялся взглядами со старшей пираньей и уселся на одну из жёрдочек, устроенных для меня по всему замку. Нелегко этому парню было становиться мужчиной, так пусть спокойно выплачет свои последние детские слёзы.

Вместе с княжеским титулом, поместьем, замком, охотничьими угодьями, пахотными землями и единственным кораблём в гавани, дон Мигель унаследовал весьма жалкое состояние, крохи, оставшиеся от недавнего богатства Самбульо.

Я ни один и ни два раза скрипнул клювом, вспоминая золотые и серебряные саркофаги жрецов Ра-му и разные прочие ценности, которые видел в Новом Свете. Как это всё сейчас пригодилось бы! Но мы не принесли из похода ничего. Даже то золото, которое нашли на борту погибшего галеона, который обнаружили во время путешествия по подземной реке, дон Мигель отослал родственникам капитана того судна, так-как смог установить его личность по найденным там же документам.

Впрочем, о чём это я? Конечно, мы принесли с собой бесценное сокровище, которое оказалось главным и единственным богатством, доставшимся нам в Новом Свете. Иными словами — девятнадцать из тридцати пираний нашего экипажа оказались беременными! Понесла даже Магдалена, а я-то давно уже махнул на неё крылом, ведь ей было уже за тридцать, а не одна из её прежних связей не дала плод.

Я знаю, этого можно не понять, но я уже рассказывал, что свирры значительно отличаются от местного населения, и то, что у людей с мозгами, вывернутыми бредовой моралью, считается позором, у них воспринимается, как благословение Небес. Тем более что их народ понёс в этом походе страшные потери — более восьмисот крепких мужчин и молодых здоровых юношей ушли со старшими Самбульо и не вернулись.

Вот это была беда, так беда! Конечно, какое-то количество мужчин в их селениях осталось, но это были либо старики, либо подростки. Ну, ещё немного увечных, получивших ранения в предыдущих походах. Они уже не годились для службы в качестве скорпионов, но могли быть отцами семейств и конечно пираньи этими ветеранами не побрезгуют, но ведь их на всех не хватит!

Так что же делать? Не сводить же свиррских девушек с окрестным мужичьём! Извините за собачье сравнение, но это то же самое, что допустить случку между породистой борзой и бродячим кобелём. И дело не в том, что он беспородный и шелудивый, а в том, что он битый, оплёванный, трусливый холуй!

Именно отсутствие холопства привлекало меня в этих людях, а вовсе не умение лихо драться, как об этом можно было подумать. Для них сеньор это не только господин и покровитель, но и товарищ по оружию, и отец к которому всегда можно обратиться за помощью, защитой и справедливостью. Свирры никогда не кланялись Самбульо до земли, а тем более не ползали перед ними на карачках, как это принято у каких-нибудь азиатов, а теперь понравилось и европейским горе-владыкам. И господа уважали своих вассалов, заботились о них, но и всецело на них полагались.

А теперь что? Если подмешать к ним кровь местных крестьян, то вместе с ней придёт врождённое холопство, низкопоклонство, мужицкая хитрость, подлость, трусость. (Без обид — всё это, увы, есть у честных хлебопашцев, против которых я в принципе ничего не имею. Но у них своя стезя, а у природных воинов, своя. Дорогое вино с самой лучшей простоквашей смешаешь — помои получишь.)

Это и сеньоров испортит, ведь люди есть люди — привыкают ко всякой ерунде, начинают мнить о себе невесть что. Сначала барин слушает льстивые речи, потом ему становится мало, он требует ещё и ещё, и вот он уже нос дерёт, почитает себя, чуть ли не богом, и о слуг своих ноги вытирает. А какой из него при этом воин и полководец? Никакой. Само предназначение дворянина и сеньора исчезает, стирается. Никому он такой не нужен, и даже вреден. Это путь к гибели, а потому я не хотел, чтобы моих Самбульо окружала вместо преданных людей тупая дворня.

Если такое допустить, (а этим кончится, ведь природа потребует своё), то это будут совсем не те свирры. Над такими понадобится стоять с кнутом, следить, чтобы они делали свою работу хорошо и не давать поднимать головы, иначе они не только всё сделают плохо, но будут норовить сесть на шею. От таких придётся беречь спину, заводить специальную охрану от собственных подданных, чего отродясь не было в нашем хозяйстве, где эти самые подданные являлись основой, опорой и защитой. Блин, хоть многожёнство у свирров вводи! А может быть и введу, если вернусь...

Но не только у свирров обнаружились проблемы деликатного свойства. Дон Мигель, лишь немного разобрался с делами, как отправился с визитом к родителям своей невесты, ну, и к ней самой, разумеется.

Надо сказать, что его подвиг, во время атаки английских брандеров на беззащитную Армаду, не остался незамеченным. Конечно, речь здесь идёт не о короле и его министрах. Эти господа истинные подвиги никогда в упор не видели. Но среди людей, не забывших ещё о чести и доблести, из уст в уста передавалась удивительная история о юном гранде, который на утлом судёнышке бросился между обречённой Армадой и надвигавшейся на неё смертью. Не забыл об этом и герцог Медина-Сидонья, несмотря на страшное поражение по-прежнему командовавший испанским флотом и имевший влияние при Дворе. Так что за доном Мигелем прочно закрепилась слава героя, которая опередила его появление в доме юной Алисии.

Кроме того её родители были уже в курсе, что теперь наречённый их дочери является единственным наследником дома Самбульо, а значит они отдавали её не за младшего отпрыска знатной фамилии, а за того кто теперь является её главой. Что же касается состояния дона Мигеля, то это было частным делом, и истинное положение вещей не разглашалось.

По всему, поэтому моего парня встретили с распростёртыми объятиями. Я думаю, родители Алисии больше всего боялись тогда, что став в одночасье таким важным сеньором, дон Мигель расторгнет помолвку в надежде составить более выгодную партию.

И он действительно их немало озадачил, заявив, что намерен переговорить с их дочерью наедине. Разумеется, такое свидание было недопустимо в соответствии с представлениями о приличиях великосветского общества. Но им разрешили встретиться в присутствии дуэньи Алисии, которую тут же уболтала Магдалена, благо они были если не подругами, то старыми знакомыми, причём одна обожала всякие истории, а другой было что рассказать.

Итак, они встретились в покоях достаточно просторных, чтобы пара кумушек могла спокойно беседовать, не мешая молодёжи вести свой собственный разговор, но и не теряя их из виду.

Ну, уж этот разговор я никак не мог пропустить, а потому вообразил себя мышью и прокрался за портьерами, подойдя к маленькому диванчику, выгнутому полумесяцем, благодаря чему беседующие сидели одновременно и рядом, и друг напротив друга. Я видел только их ноги, но разговор слышал отлично.

— Благородная сеньорита! — Начал дон Мигель, дрогнувшим от волнения голосом. — Я хотел бы переговорить с вами о делах касающихся нас обоих...

— Неужели вы хотите сообщить, что больше не любите меня, сеньор кабальеро? — Перебила она его со вздохом достойным лучших театральных подмостков, какие есть в мире.

— Нет, нет, что вы! — Поспешил возразить дон Мигель. — Моя любовь к вам осталась и останется неизменной. Но, увы, возникли обстоятельства, из-за которых я не смею далее добиваться вашей руки, не переговорив с вами, и не услышав от вас самой приговор моей судьбе.

— Какие обстоятельства? — Пролепетала она столь нежным и испуганным голосом, что и у меня сердце облилось кровью пополам со слезами.

Я не видел её глаз, но ясно представлял себе эти огромные голубые озёра, готовые пролиться водопадами.

— Прежде всего, я теперь калека. — Начал дон Мигель издалека, имея ввиду свою руку.

— Раны, полученные в битве, украшают героя! — Возразила Алисия. — Тем более что слава о вашем подвиге в последнее время разносится так, что затмевает славу рыцарей древних лет. Каждый менестрель, заходящий в наше поместье, обязательно исполняет балладу о вашей храбрости!

— Ах, нет же! — Улыбнулся дон Мигель. — Это ранение я получил не в Ла-Манше, а несколько ранее, во Фландрии. Во время неудачной и бесславно закончившейся операции, в которой я даже не успел принять участие, так-как залп из аркебуз со стороны гёзов, уничтоживший тогда много славных бойцов, смёл меня с борта корабля обратно на палубу, не дав спрыгнуть на землю. Отличная толедская кираса, подаренная мне матушкой на восемнадцатилетие, сдержала несколько пуль, но одна из них попала в сочленение наплечника и перебила руку. Если бы не Огонёк, (помните моего попугая?), я так и остался бы в ледяном прибое Фландрии, так-как наш десантный шлюп пошёл ко дну, продырявленный ядрами фальконетов. Но мой пернатый друг меня вытащил… Однако речь сейчас не о моих бедах и приключениях. Факт в том, что я уже год однорукий калека. Зачем вам однорукий муж? Вы достойны лучшей участи.

— Я была бы счастлива всю жизнь быть вашей левой рукой! — Проговорила Алисия таким голосом, что я чуть было, не выдал себя от избытка чувств.

Если раньше в её словах слышалась игра и, пусть невинная, но всё же театральность, то сейчас в них прозвучал испуг, удивление и… сострадание! И что самое главное — эти нотки были искренними.

Я не наивный дурачок, и не буду утверждать, что эта девочка любила дона Мигеля нежно, пламенно и страстно, но он вызывал у неё какую-то симпатию, а теперь она его искренне пожалела. Ведь они совершенно не знали друг друга. Мой парень был влюблён в её красоту и в тот образ, который сам себе придумал, а ей оставались только рассказы о юном и бесстрашном доне Мигеле де Самбульо. Согласитесь, что это маловато для любви. Девочки вообще любят не так, как мальчики… Впрочем, кому я это говорю, вы лучше меня об этом знаете!

— Но это ещё не всё. — Продолжил дон Мигель развенчивать собственную персону в глазах наречённой. — Вы, конечно, слышали, любезная сеньорита, что теперь я зовусь князем Самбульо и являюсь владельцем всего что принадлежало… моей семье. Так вот, я не признаю этого пока не получу убедительные доказательства гибели моих родителей и братьев. Более того — всем известного богатства Самбульо больше не существует. Отец вложил все, что было в сокровищнице семьи в постройку флотилии, которую присоединили к Непобедимой Армаде. Кроме того, значительная сумма была направлена с той же целью в адрес Короны. Так что сейчас всё моё состояние лежит на дне Ла-Манша, а того, что осталось, едва хватит, чтобы снарядить «Анхелику» для поисковой экспедиции, которую я намерен предпринять в ближайшее время.

— Отец даёт за мной хорошее приданное. — Сказала Алисия, как бы прикидывая что-то в уме. — Конечно, он мечтал соединить свои богатства с тем, что имеет семья Самбульо, но раз Господь решил, что это слишком, значит, так тому и быть — моих денег нам хватит, чтобы жить безбедно, к тому же по наследству мне тоже кое-что полагается...

— Я всё больше убеждаюсь, сеньорита Алисия, что ваша душа сделана из чистого золота, а иного золота мне не надо! — С грустной улыбкой произнёс дон Мигель. — Но есть ещё кое-что, о чём вам следует знать, дорогая сеньорита, потому что я не хочу, чтобы между нами были скверные тайны и недомолвки. А потому я намерен рассказать вам всё, как на духу, а вы уж сами судите — достоин я вашей руки или нет.

— Сеньор, вы меня пугаете! — Сказала Алисия, но в её голосе слышалось больше любопытства, чем страха. — Но я прошу вас, продолжайте.

— Ну, что ж, в таком случае знайте, что вы сейчас разговариваете с клятвопреступником.

— Что?!

— Да, Алисия, я нарушил клятву и тем самым предал вас, ведь именно вам я клялся в любви и верности до гроба. Иными словами, я изменил вам с другой женщиной.

— Ах!..

— Точнее с двумя.

Алисия закашлялась. По-видимому, у неё не хватило слов, чтобы выразить эмоции, охватившие её юное, неискушённое естество после получения таких известий.

— Но… вы ни одну из них не любите? — Спросила она почти шёпотом.

— Готов поклясться в этом, сеньорита Алисия! Я люблю только вас, и лишь вас хочу видеть своей женой, но обстоятельства сложились так, что я был вынужден...

— Рассказывайте!

Это было сказано голосом не только ничуть не расстроенным, но даже каким-то весёлым. Заговорщическим! Произошло движение, и я догадался, что Алисия оглядывается на дуэнью, после чего пододвигается к дону Мигелю поближе.

— Любезный сеньор! — Начала она, как мне показалось, едва сдерживая смех. — Я требую от вас подробного рассказа о ваших похождениях. Заранее объявляю, что я возмущена вашим признанием, но я вас прощаю! Однако взамен хочу вашей откровенности, и учтите, что моё отношение к вам теперь зависит от того, насколько вы будете искренни и правдивы в своём повествовании.

По тому, как дон Мигель вздрогнул, я понял, что она взяла его за руку. Да, моему парню достался бесёнок в юбке, и если всё сладится, она не даст ему скучать. Мигель прямодушное создание, и такая девица, конечно, сбалансирует его жизнь, иначе душевно он так никогда и не выйдет из детского возраста.

Тут воображение решило сыграть со мной шутку. Я как бы увидел их жизнь, наполненную радостями и горестями сопутствующими такой вот паре. Ведь подобное сочетание характеров таит в себе немало опасностей. Самая банальная — судьба жены моряка. Я не представлял себе Алисию на палубе боевого корабля рядом с мужем. Нет, она сделана не из такого теста, это не матушка дона Мигеля ухитрявшаяся ходить с мужем в морские походы. Если он продолжит традиционное семейное занятие, я имею в виду пиратство, то его подолгу не будет дома, а это чревато семейными осложнениями. В Алисии угадывался недюжинный темперамент, что обещало сделать их совместную жизнь яркой, но и опасной. Не скажу, что за пятьсот лет ни у кого из Самбульо не вырастали рога, но до сих пор ситуацию удавалось разрешить мирным путём. Удастся ли теперь?

Впрочем, я тут же одёрнул себя. Зачем забегать вперёд, когда никакой «ситуации» ещё не возникло, а прелестная Алисия виновата только в здоровом девичьем любопытстве? Сейчас у них были равные шансы стать идеальной парой или испортить друг другу жизнь. А может быть накуролесить, наломать дров, после чего простить друг друга и жить долго и счастливо. Между людьми чего только не бывает!

Признаюсь честно — если бы дон Мигель не рвался домой к своей Алисии, я бы с большим удовольствием оставил его среди индейцев. Простые нравы легче переживают сложности отношений, а потому там льётся меньше ненужной крови, а компромисс легко может привести людей к общему согласию.

Дон Мигель, (вот простая душа!), действительно рассказал ей всё, и с такими подробностями, что по сдержанному аханью и хихиканью сеньориты Алисии, я понял — девушке рассказ понравился. Когда он закончил, наступило долгое молчание, после чего она заговорила мягким, но в то же время игриво-повелительным тоном:

— У моего отца девять бастардов. Это только известных! Моя матушка мудрая женщина, и с самого начала их замужества решила, что лучше иметь любовниц мужа в союзницах и стоять во главе их, чем провести жизнь в бесплодной борьбе с ними. Самые старшие из моих… сводных братьев давно уже находятся на королевской службе и имеют собственные семьи. Сёстры вышли замуж за мелкопоместных идальго, и, насколько мне известно, довольны своей жизнью. С ровесниками и ровесницами я дружу и легче нахожу общий язык, чем с моими единоутробными братьями. Самому младшему — сыну помощницы кухарки, которая старше меня на два года, всего полтора годика от роду, и я его очень люблю. Неужели вы думаете, что я вменю вам в вину приключение с какими-то индианками, которых я, скорее всего, никогда не увижу? Оставьте, сеньор Самбульо, эти глупые мысли. Мой отец за всю свою жизнь ни разу не изменил моей матери ни с одной знатной сеньорой! Только её имя он носил на щите на войне и на турнире. А потому он считается примерным мужем и добропорядочным семьянином, о чём известно даже при дворе Его Величества. Если вы намерены также хранить верность мне, как это делает он, то я разрешаю вам продолжать ухаживать за мной, коли таково будет ваше желание. Если вы согласны со мной, то я буду счастлива, выйти за вас замуж и прожить с вами остаток жизни, называясь сеньорой Самбульо. Если же вы измените мне и подарите свою любовь какой-нибудь другой сеньорите, то берегитесь и лучше откажитесь от меня прямо сейчас, потому что я очень ревнива...

Она не закончила свою тираду, потому что дон Мигель упал перед ней на колени и принялся осыпать её руки поцелуями. Это всполошило дуэнью сеньориты Алисии. Магдалена тоже встала и, клянусь своими перьями — она готова была рассмеяться от счастья! Я поспешил убраться с глаз долой, пока моё шпионство не было обнаружено.

Итак, этот этап наших домашних дел завершился благополучно. По крайней мере, дон Мигель не закончит свои дни в одиночестве и не станет последним Самбульо. Конечно, был ещё некто в далёкой Амазонии, сидящий в животике Золотой Куницы. Я был уверен, что звериное чутьё её не подводит, и отцом ребёнка действительно является дон Мигель, а не Ночная Выдра. Но до этого потомка моей Анхе были многие мили нелёгкого пути, хоть я и решил, по возможности не упускать его, (или её), из виду, а если мне не удастся навестить этого отпрыска сейчас, то отыскать его потомков в будущем.

Был ещё кое-кто, кого я не собирался обходить вниманием, и этот кто-то находился совсем недалеко — в утробе Магдалены. Это дитя было интересно ещё тем, что отцом его был ни кто иной, как Чига Шанки, Сотрясатель земли и Любимец неба! То, что дети таких людей обыкновенными людьми не бывают, я убедился на примере Золотой Куницы. Но этот ребёнок не наследовал фамилию Самбульо, хоть я был уверен, что дон Мигель не оставит фактического двоюродного брата или сестру без помощи и поддержки.

И всё же устроить судьбу своего любимца я мечтал давно, и теперь сеньорита Алисия пролила потоки бальзама на мою израненную душу. Я буквально парил от счастья, потому что давно убедился — деньги дело наживное, а самое главное это любовь! Ну, да! И в этом я солидарен с Драськой во весь хвост! Так что можете рассчитывать на мою помощь и поддержку.