Ложь и её конечности

А доктор усталый свалился на стул,

Зевнул, улыбнулся и сладко уснул.

К. Чуковский

Стоило оторвать голову от подушки, как по телу разлилась боль, словно кипяток по старым трубам. Даша открыла глаза. Ровный и чистый лоскут неба висел в распахнутом окне. Кто-то надрывно стрекотал в саду, окончательно прогоняя остатки сна. Кажется, там, во сне была цыганка, а ещё лепестки на бетонном полу.

Девушка отпихнула одеяло, позволяя телу дышать. На ней не обнаружилось ничего, кроме нижнего белья и пары синяков. С трудом, неуклюже ползая в подушках, она уселась, осторожно опустила затылок на прохладную розовую спинку кровати. Постель для принцесс, вернувшихся с поля боя.

Руки сами потянули край одеяла, когда она заметила, что не одна. В чехлёном белом кресле спал Калинин. Он спал как-то очень тихо, ноги в ровных брючных складках широко расставлены, голова свесилась на грудь. Дашина возня разбудила мужчину, он сморщился, сдерживая зевок, и оправил пиджак.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Калинин, мгновенно включаясь в текущий момент.

Как она себя чувствовала? Как будто её переехал поезд. Веское оправдание, чтобы загнать поглубже мысли обо всём, что произошло во Дворце. Пусть оно там, в душе, как-то само уложится.

— Ну, так… не очень, — хрипло отозвалась Даша, горло саднило. — Есть хочу. А который час?

— Пятница, — усмехнулся мужчина. — Ты спала почти двое суток.

Даша растерянно пожала плечами. Она даже не помнила, как она оказалась дома. После Дворца их с Артёмом сразу же подобрали свои, доставили в РУДК. Потом Артём сидел, положив голову на руку, а Даша пила чай, стуча зубами по кружке. Её била дрожь, не спасали пледы. Словно в тумане слушала она главные новости о Семёновском питомнике — молодняк уничтожили, пленников вывезли. Среди них — живая и невредимая дочка Виктора Николаевича. Калинин пытался задавать ей вопросы, но она то и дело «уплывала». А дальше — не то явь, не то грёзы. Кажется, директор «Каймана» отвёз её на Дамировскую, под заботу Пен Чан и Аляски. Наверное, он сам её раздевал, укладывал. А позже, за дверью, отдавал указания двуликой. Потом ушёл — он где-то был нужен.

— А как Артём? — спохватилась девушка.

— Нормально. Лёгкое сотрясение. Отдохнёт ещё пару дней в стационаре. — Слава пересел поближе, на край постели. Взгляд понимающий, дыхание чистое, в ауре — тишина. Свежая рубашка лишь на одну пуговицу открывает загорелую кожу. Только серебристая щетинка на подбородке могла бы сказать о том, что Слава работал последние дни в чертовски напряжённом ритме.

— Даша. Расскажи мне, что произошло?

И глаза прищурил эдак ласково. А в душе — стена, гладкая, неуязвимая, без единой бреши. Всё запрятано под слоем выверенных, просчитанных решений, закатано, как трава под асфальтом.

— Ты должна рассказать, что произошло, — повторил Слава с лёгким нажимом в голосе. И Даша натянула одеяло повыше, убеждая себя, что она в своей комнате, а не в кабинете у следователя.

Она бы хотела рассказать ему всё. И про нападение чёрного хакиба, и про весь пережитый ужас. А ещё про безоглядную, трепетную радость, которая её охватила при встрече с Данькой. Она бы призналась в этой преступной радости. Но что-то в ней сдвинулось, и тут же застопорилось. Щёлкнули шестерёнки в механизме, и заели. Даша и начать-то не могла, онемела. Слишком много личного, по-детски сокровенного всколыхнула в ней эта встреча. Как будто бы к ней и вправду вернулся её брат, готовый всегда прийти на помощь… Если она про него расскажет, то… это словно сдать его, окончательно оторвать от себя, совсем отречься. И вот все болезненные противоречия вдруг сцепились, зубья вошли точно в пазухи. И ей захотелось укрыться, виновато спрятать голову. Она не готова делиться правдой. Потому что ещё не знала, как ей к этой правде относиться. Когда-нибудь, конечно, расскажет, но только не сейчас, когда Слава со своей нетерпеливой заботой показался ей таким чужим. Будто он уже её в чём-то подозревает, и вообще всегда подозревал.

— Какой-то сотрудник из Дворцовой службы безопасности на нас напал… — Даша вдруг начала говорить, и поняла, что повторяет примерно то же самое, что рассказывал Артём, когда их привезли в РУДК. — Он ударил Артёма. Я испугалась, сначала ничего не могла сделать, потом успокоила его… ну, точнее, внушила, что нам надо помочь. Он нас вывел, посадил в служебную машину. Мы её бросили, как только выбрались за пределы территории… Вот и всё.

— Какие-нибудь приметы запомнила? Имя на бэйджике?

— Нет, ничего такого…

— Артём сказал, что у него заметная внешность. Не просто светлые, а почти белые волосы.

— Я как-то не присматривалась! — разозлилась Даша. Солгав, она, тем не менее, готова была защищать свою ложь.

— Он был один? — Слава никак не отреагировал на её вспышку, его серые глаза, как жёсткий диск — ничего не пропустят, всё сохранят в памяти.

— А что ты Артёма не спросил? Или сверяешь показания? Ты меня туда сам послал! — она ещё хотела добавить «подставил», но не решилась. Он же не знает, насколько серьёзна оказалась угроза. Если рассказать про чёрного хакиба, то пришлось бы рассказать и про Даню… Никто никогда не поверит, что она в одиночку с чёрным хакибом справилась. Губы Дашины сами собой плотно сжались, орех бы между ними треснул.

— Артём не помнит момент нападения. Он помнит, что какой-то блондин вывел вас обоих из Дворца.

— Ну, мне добавить нечего.

— Хорошо… Не волнуйся. Ты всё правильно сделала. И я очень тобой горжусь, — он протянул руку и нежно, костяшками пальцев огладил её по волосам. Сверкнул перед глазами браслет часов. Она отвернулась. Попытка не засчитана. — Даша… пойми, мне просто нужно закончить свою работу.

Даша понимала. Работа не хакиб, в лес не убежит. Он и так много времени на неё потратил. А служба не терпит, та, которая «и опасна и трудна».

— Что ж, постарайся отдохнуть. — Мужчина напоследок окинул взглядом комнату, проверил что-то во внутреннем кармане и, будто не зная, куда ещё деть руки, потёр подбородок. — Я заеду попозже.

Вячеслав повернулся к выходу. Как только дверь за ним закрылась, Даша обняла себя за плечи. Правое плечо отозвалось болью, но она только крепче сжала его и тоненько заскулила. Потом громче. Потом схватила подушку и швырнула, та плюхнула по кафельной стенке печи, вторая попала в буфет.

Вот так вот, просто, взял и ушёл! Самоустранился. Со своими невысказанными подозрениями, с Дашиной полуправдой, холодный, сосредоточенный. Те черты, что всегда ей нравились в нём, сейчас обидно ранили.

Но ведь тогда, в Андарской гостинице, это ведь тоже была правда? Когда она лежала у него на груди, слушая биение его сердца и растворяясь в его живых, пульсирующих эмоциях… набираясь энергии, уверенности в себе. Умеет он, если захочет, и согреть, и подпустить близко. Особенно если надо для дела. Жёсткий расчёт. Она бы так не смогла. Даша отшвырнула последнюю подушку, а вслед за ней спихнула с кровати одеяло.

И только теперь заметила серые пятна на простыне. Пригляделась, да так и замерла. Крепкий холодок отчаяния прошёлся по коже. Это же пепел чёрного хакиба! Да как он тут оказался? Сама же и принесла на одежде. Если Калинин её раздевал, снимал с неё туфли, он не мог этого не заметить. Он ждал от неё объяснений, и понимал, что она врёт. Не разозлился, просто принял как данность. Только станет ли он ей после этого верить? Даша легла, свернулась корочкой и прикусила кулак. Ни малейшего смысла не было в её глупой лжи.