Назар да не тот

— Он там, на Луне!

Он туда воротился

И с нашей землёю навеки простился!

К. Чуковский

Много раз Миша уговаривал Артёма переместить свой офис в Оленск, но всё не складывалось, а теперь эти планы зависли в воздухе. Офис «Лесной почты» располагался в западном пригороде Оленска, местечке под задиристым названием Удалково. Чтобы туда добраться и не застрять в пробке, сама удача должна поцеловать вас в темечко и отсыпать леденцов на дорожку.

Но, был один трюк, Хустов научил Воицкого: надо проехать по трассе, которая тянулась вдоль железной дороги. На первый взгляд она вела значительно левее цели. Но зато потом можно круто срезать через территорию старого депо, между кранами и ангарами. Главное, никаких пробок и время точно рассчитывается. Трасса, конечно, тайны из себя не представляла. По задумке чиновников она соединяла Оленский аэропорт с каким-то суперсовременным спортивным объектом. Объект не достроили, а дорога осталась. В окрестных деревушках её прозвали «чемпионкой».

Даша сидела, полуутопая на заднем кресле, пытаясь уйти в свои мысли. Под устало прикрытые ресницы то и дело пробивались уличные огни, торопливо лизавшие салон мерседеса. Вёл машину в этот раз Соломон, представленный в виде плеч и массивного затылка. Двуликая устроилась справа, она, будто не доверяя, следила за движениями водителя. На переднем пассажирском сиденье обретался Воицкий, он говорил по громкой связи, навязывая всем рабочую атмосферу.

— Ало, Катенька… отчёт по целевому финансированию готов?

— Ой, Михаил Стефанович… — испуганно пискнула девушка, — а он, наверное, у Артёма.

— Да? Хотелось бы довести до твоего сведения, Катенька — крайний срок в налоговую был вчера. Ну, ладно… а формы хотя бы заполнила?

Миша никогда не позволял себе грубостей с работниками «Лесной почты». Поскольку все они были друзьями Артёма.

— Ой, формы… кажется, я… я совсе-ем… забы-ыла… — захныкала девушка так жалобно, словно потерявший мамку оленёнок.

— Ну, чего ты плачешь? Не надо, успокойся и присядь… Села? А теперь заполни формы, и копии сними. И собери все платёжки в одну папку. Дождись меня, я заберу.

— Ой, а как же… я никак не могу! Мне надо на вокзал, мне надо тётю встретить, она из Никиполя приехала… у меня автобус через десять минут…

Услышав это, Воицкий схватился за волосы, явно сдерживая свои догадки об интимных особенностях самой Кати, её тёти, всех их родственников, и, возможно, автобуса. Если б кто-нибудь из сотрудников его собственной консалтинговой компании вздумал так с ним разговаривать, он вышвырнул бы его в окно, причём без выходного пособия.

— Ах, ну тогда конечно, если очень надо… Иди, милая.

Разговор прервался гудком и динамики затихли. Даша поняла, что готовить документы придётся Мише самому, ночью или рано утром. А ещё поняла, что Катя работает в «Лесной почте» свой последний день.

Если б не Миша, то «Лесная почта» загнулась бы, не просуществовав и месяца, как официальная организация. Вначале всю работу выполняли волонтёры, они собирали пожертвования, распределяли их по интернатам и больницам, сменяли друг друга. В большинстве своём знакомые и друзья Артёма. Но с Мишиной помощью его доброе начинание выросло в настоящий фонд, требовавший финансовой отчётности и оплачиваемых специалистов — секретаршу, бухгалтера, программиста. Хустов не умел с людей спрашивать и брал на работу кого ни попадя. «У неё бабушка больная» — достаточный для него аргумент, чтобы взять человека на зарплату. Артём готов был работать за десятерых. Вот только после Дворца, он в офисе своего фонда больше не появлялся.

Соломон уже вёз их домой, когда Воицкому позвонил знакомый из налоговой и сообщил, что Артём пропустил назначенную встречу. Миша заложил свой прах и душу, под то, что эти документы будут в налоговой завтра утром. Значит, надо мчаться в «Лесную почту», чтобы собрать все бумажки и иметь их к утру наготове. И тут же Соломон встал на новый курс — а всем, кто так неудачно оказался в одной машине с Воицким, придётся за компанию полюбоваться на Удалково, чтобы решать накопившиеся проблемы «Лесной почты». Планы на тихий вечер вильнули хвостом на прощанье. Мало этого, так ещё и Катенька добавила — выяснилось, что документы вообще не готовы.

— Они там на всё забили… — с горечью сказал Воицкий вдогонку своему разговору с Катенькой. И все понимали, что он имеет в виду не «всех», а именно Артёма Хустова.

— Ну, а мы тут причём? — пробурчала Даша. Она не желала иметь никакого отношения к ихней «Голубиной почте». Но, как известно, паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Лучше б они дрались, а то вообще непонятно что творилось. Хустов бросил Воицкого, и теперь скрывался всеми силами. Совместный проект почти угас. Но Миша не собирался с этим мириться. Он тащил на себе «Лесную почту», будто хотел всем доказать, что эти отношения — не очередная прихоть. Ох, если б он только проявил терпение, то Артём, возможно сам бы вернулся. Но Войцкий превратился в настоящего маньяка, он повсюду выслеживал Артёма, преследовал его с упрямством одержимого. С неменьшим упрямством Хустов избегал его самого, их общих знакомых и маленькую ведьму в особенности. Мише намекали — оставь парня в покое, возьми тайм-аут — не помогло. Скандалами и давлением он вынудил Славу дать ему людей для слежки. Хустов сам не промах, и быстро раскусил всю затею. Мише наговорил по телефону такого, что тот два дня на собственное имя не отзывался. Но слежку не свернул. От такого упорства Хустов пошёл на принцип. Теперь даже профессионалы не могли за ним уследить.

Вдвойне обидней, что всё недопонимание случилось из-за Даши. А она как назло ничего не сделала, никаких приворотов и заклинаний. Но Артём утверждал, что именно Даша приворожила его к Воицкому, и толкнула к однополым отношениям. Ведьма-сутенёрша какая-то. А Хустов, невинный цветочек, встал в позу — и все вокруг него бегайте, доказывайте, что не верблюды. В общем, Даша считала, что у неё достаточно поводов не спасать «Лесную почту». На кой она без Хустова нужна?

— Итак, платёжки есть, отчёта нет. Если Хустов их сегодня не привезёт, то у нашей «почты» возникнут проблемы… — Миша обрисовал ситуацию, повернувшись к Даше. — Короче, я это к чему… догадываешься, кто со мной в налоговую завтра поедет? И сделает так, чтобы никто не заметил «недоноса»?

— Ага, щаз… — лениво отозвалась его подопечная. — Мне послезавтра лететь! Чемодан не собран. Я даже маникюр перед дорогой не успею сделать.

— А что за напряг? Один приёмчик, фокус-покус, фигли-мигли… с тебя не убудет! — заверял её Миша, подворачивая манжеты.

Сегодня он щеголял в дизайнерской, в мелкий цветочек рубашке, и в старомодной жилетке. Когда он нервничал, то начинал закатывать, а потом раскатывать рукава. Скоро они превратятся в мочалки.

— Знаете что, ребята? Давайте сами, без моих… приёмчиков! Ваш Хустов только и ждёт, как бы меня по башке серебряным распятием долбануть! А я должна за него ишачить? Или думаешь, Хустов мне спасибо скажет? Да ему вообще уже плевать на нас! И на Охотников, и на тебя, и на «Лесную почту»!

Миша изобразил улыбку, и в этой вымученной гримасе сквозило рвущееся наружу отчаяние. Он отвернулся. Даша мысленно ругнулась на свою тупость. Опекун услышал то, что больней всего слышать. И, увы, именно от неё.

Из-за ссоры с Артёмом Воицкий совсем с катушек слетел, работал без остановки, загонял себя до пенного пота. Он похудел так, что Даше казалось, скоро от него не останется ничего, кроме матерной ругани и светлых, нежных завитушек. Это наблюдение сказалось неприятным уколом совести где-то в груди. Прямо на её глазах, брошенный любовником опекун практически довёл себя до нервного истощения. А ведь она знает как помочь. Стоит Мише хоть намекнуть, и она заставит этого «журнаглиста» приползти на коленях и умолять, чтобы Миша взял его обратно на любых условиях, хоть младшей женой.

Ну, ладно это слишком. Достаточно просто шепнуть Артёму пару заветных словечек, чтобы он забыл всё лишнее, что случилось во Дворце. Развеять сомнения. И он станет прежним, скромным, влюблённым Артёмом. Решение простое и элегантное. С лёгким привкусом лжи, но когда их это пугало? Воицкий сразу отказался. Хочет играть по честному, флаг ему в руки.

Скоро их любовная драма станет далекой и неважной. Впереди Лондон. Всё прочее отменяется. Сборы, документы, покупки, приготовления девушку совсем измотали. Какая «почта»? Она даже с Леркой увидеться не успевает перед отъездом. Та ничего не знала о Дашиной жизни, считала подругу «скучной, прилизанной секретаршей». Как жаль, что нельзя с ней ни о чём поделиться. В силу несметного числа объективных причин. Ограничилась враньём по телефону, что-то про длинную командировку. Без неловких пауз и пустых обещаний не обошлось.

А к брату её попросту не пустили. Всё из-за Лугачёва. Он и людям своим строго настрого приказал держаться от неё подальше. Точно ждёт от неё диверсию. Но Даша не собиралась испытывать судьбу, она понимала, что любая выходка с её стороны может плохо сказаться на брате и условиях его содержания. Фантазия рисовала ей, как его станут мучать, словно какую-нибудь лабораторную крысу.

Чтобы лишнего не придумывать, она поговорила со Славой. Он любезно ответил на все вопросы про Данилу. Да, с него сняли наручники. Одевают только при необходимости. Да, у него есть постель и одежда. Нет, никто над ним не издевается и не причиняет боли без необходимости. Конечно, переход сделать ещё долго не сможет. Регенерация соответственно тоже нарушена, а что она хотела? Это не оздоровительный курорт. Калинин рассказывал всё, как есть, ни одним словом не приукрасил. Уж в этом она могла быть уверена. Не то, чтоб она совсем успокоилась, но большего просить не могла.

До «чемпионки» оставалось ещё километров пять, когда Миша вдруг воскликнул:

— Вон! Вот он, Хустов! Вот он, уклонист несчастный!

И правда, впереди серым пятнышком с красными глазками маячила грязная лада со знакомыми номерами. Непонятно как эта развалюха ещё держалась на колёсах. Катилась вопреки всякой инженерной логике, на одном упрямстве.

— Тоже, наверное, в офис едет! — Миша заметно повеселел. — Нежданно-негаданно, спохватился накануне дедлайна.

То, что Хустов оказался на этой дороге могло быть хорошим знаком. Если он решил наведаться в офис, то, наверное, судьба «Лесной почты» его ещё интересует. А там, глядишь, и с Воицким помирится, хотя бы ради общего проекта.

— Я надеюсь, мы не станем за ним гоняться? — спросила Даша.

— Нет, а зачем? Вот, пусть встанет на парковке, там и встретимся. Чтоб не дёрнул от нас раньше времени. Моня, держи дистанцию, будь добр.

Стараясь не светиться перед Артёмом, они ехали в черепашьем темпе, но после светофора лада оказалась далеко. А вслед за ней неожиданно выскочила синяя Тойота и закрыла собой обзор.

— А вот и Назар поехал, — недовольно пояснил Миша. — Прёт, как на буфет! Я же просил Славу — незаметное наблюдение!

Он набрал номер и по всей машине раздались гудки дозвона.

— Какой Назар? Тот, что следит за Хустовым? — изумилась Даша.

— Ну, да. Славин человек. Из охраны РУДК… — Миша прервал объяснения, когда из динамиков зазвучал голос Калинина.

— Да, Миша, слушаю тебя.

— Слава, твой Назар спалился… Если мы его приметили, то Хустов — тем более.

— Он на тойоте.

— Да, на тойоте… Он Артёма скоро в зад поцелует. Я просил помочь, а не усложнять…

— Сейчас его наберу.

Послышалась тихая умиротворяющая музыка повешенного на ожидание звонка.

Вместе с ладой Назаровская тойота повернула на «чемпионку». И вскоре стала недвусмысленно ладочку теснить. Та пыталась удрать, но тойота её, как воробушка прижала к обочине, пока та не затормозила, прямо под единственным на сотни метров работающим фонарём. Ох, и зол будет Хустов. Мало того, что «бывший любовник» приставил к нему шпиона, так тот ещё и на дороге его подрезает.

— Э-э, Мишаня? — раздался голос Калинина в динамиках. — Вы ещё там? Назар не отвечает по рации, мы сейчас пытаемся с ним по мобильному связаться, пока тоже молчит… Вы не отключайтесь.

— Какого хера? — Миша весь издёргался. — Моня, а ну-ка стой…

Соломон послушно затормозил и тут же погасил фары. Да уж, появление Назара ещё можно объяснить случайностью. Но, если Хустов увидит целый кортеж с ведьмой в довесок, то примирение не состоится. Воицкий не решался влезать, пока Слава не даст хоть какое-то объяснение — зачем его человек тормозит Артёма на пустынной дороге? Миша пытался усидеть, наблюдая из темноты. Слишком далеко, чтобы разобраться в происходящем. Отсюда они могли видеть, как оба водителя вышли из машин, Назар был высок, одет в какой-то полевой плащ с капюшоном. Мужчины немедленно ввязались в бурные препирательства. Артём дышал своему оппоненту в пупок, но это не придавало скромности его жестам.

— Так, всё! — воскликнул Миша, он не выдержал, выскочил из мерса. — Ждите тут!

Миша удалялся стремительными нервными шагами. Даша подумала, что, увидев их всех в сборе, Артём уж точно будет не рад. Но додумать не успела, потому что появились новые участники событий. Они повыныривали из тёмной тойоты, и стало понятно, что Назар в ней был не один. Двое парней в таких же полевых плащах. Выделяло их то, что у каждого на плече висел автомат. Аляска дёрнулась вон, чуть ли не выбив дверь. Даша едва обратила на неё внимание, от страха она вцепилась в спинку кресла, готовая подло спрятаться за широкую спину Соломона. С самого момента, как они оказались одни на пустынной трассе, всё шло не так, и только сейчас она это осознала. И уже не удивилась, когда вслед за боевиками из тойоты вышел крупный и грузный мужчина.

— Генерал… Румянцев, — сдавленно произнесла Даша.

— Пригнись, — сказал Соломон, доставая своё оружие из кобуры. Но было поздно. Генералу не потребовалось долго целиться. С Артёмом их разделяло всего несколько шагов. Грохнул выстрел, и журналист упал на капот. Даша вздрогнула.

— Миша… — раздался в динамика голос Вячеслава. — Назар мёртв. Его выбросили на обочине. Кто бы ни был в тойоте, это не он. Отвечайте! Где вы находитесь?

Но Миша не мог его услышать. Кажется, он мало что понимал в происходящем. Ему следовало бежать, но он не двигался с места. Воицкий стоял посреди дороги в своей дурацкой жилетке, он стоял ничем не защищённый, на виду у вооружённых бандитов, пока те вскидывали автоматы. До того, как Даша зажмурилась, ей показалось, будто чёрная тень настигла Воицкого и подмяла под собой.

— Я сказал, пригнись! — рявкнул Соломон.

Белунина забилась под сиденье. В следующий момент очередь прошила их мерс, словно отбойный молоток. Девушка вдавилась в пол, непроизвольно укрывая голову руками. На спину хлестнуло стеклянной крошкой, пули вбивались в металл, рвали обивку салона. Выстрелы перемежались криками. Она чуть не подскочила, когда звучный хлопок раздался совсем рядом — Соломон стрелял в ответ, редко, но прицельно. Их спасало то, что противник не знал, сколько их, и где они прячутся. Бандиты палили по ним наугад в темноту. Но в тот момент она ничего не соображала, охваченная безумным страхом. Даже больше, глубже, чем страх, это ужас перед концом, и отчаянное, до вспухших вен желание жить. Хотелось бежать, отдаться панике, броситься из машины прочь, в темноту, лишь бы всё прекратилось. «Пожалуйста, хватит, пожалуйста, не надо больше…» — шептала девушка. Казалось, она лежит на дне консервной банки, которую пытаются вскрыть беспорядочно протыкая.

Даша не поняла в какой миг перестрелка закончилась, в ушах стоял гул. Потом салон озарился фарами проехавшей машины, взвизгнули покрышки. Не в силах больше терпеть неизвестность, Даша выглянула. Далеко впереди остановился незнакомый тёмный микроавтобус, бандиты перенесли в него одного из своих и уехали. Девушка прислушалась, они ведь могли вернуться. Потом надавила на дверь — она поддалась лишь немного, похоже, кто-то к ней привалился с другой стороны. Даша пролезла в щель, переступила по стёклам и отбитым острым пластиковым деталям. Соломон сидел, упираясь в железный бок своего мерса. Дотронулась до него — живой. Он дышал натужно, лицо бледным пятном светилось в темноте. Вся левая рука у Соломона оказалась залита кровью, будто её взяли и окунули в вишнёвый джем.

Надо найти остальных — она выпрямилась и посмотрела по сторонам. Неподвижная туша Аляски лежала невдалеке, чёрные пятна расползлись вокруг по асфальту. Не сразу Белунина догадалась, что под зверем находится её опекун. Мужчина откинул тяжёлую лапу и выбрался. Чёрная пыль покрывала его растрёпанные волосы и жилетку. Грязен, помят, но невредим. Аляска успела перемахнуть в свою более крупную и прочную версию, и закрыла его собой. Звериное тело уже оплывало и осыпалось, проседая, как земля на свежей могилке. Шкура двуликой была вся изрешечена, вся в лунках от пулевых ранений, в голове зияла трещина, из которой чёрным ручейком бежал песок. Для таких ран нужен полный переход. Это значило бы оставить человека без прикрытия, на секунду или две — Аляска такого права не имела.

Только что время неслось как товарняк, а теперь замедлилось, увязло в янтарном свете одинокого фонаря. Воицкий как поднялся, так и стоял. Потом он побрёл, потом, спотыкаясь, побежал. Туда, где застыла грязная лада, где у колеса своей старушки безвольно раскинулся Артём. Воицкий опустился перед ним, притянул к себе, как берут на руки уснувшего ребёнка. На миг всё показалось таким будничным — тёмная пустая дорога, двое мужчин на асфальте. И мягкая поздняя тишина. Рука Артёма расслабленно свесилась. А Мишина длинная фигура наоборот, вся напряжённо скрючилась, ушла в какое-то минусовое пространство. Девушка хотела его окликнуть, но тут Воицкий дрогнул, медленно запрокинул голову, и тишина оборвалась безумным воплем директора консалтинговой компании «Коралина».

***

Ещё до милиции сюда прибыли силы «Каймана» чуть ли не в полном составе. Просто в один момент людей стало много, они заняли дорогу, осколки засверкали в свете мощных фар, захрустели под тяжестью ботинок. И вся эта слаженная суета, наконец, отгородила Дашу от страшной пустынной дороги, от темноты, в которой скрылись убийцы. Даша переминалась с ноги на ногу, ей на плечи накинули куртку с подкладкой из овчины. Она даже не успела посмотреть кто, она стала медлительной как во сне. Она хотела помочь, но не знала за что браться, мысли путались. Вот кто-то рядом говорит по мобильнику, вот понесли Соломона, вот кто-то собирает шмотьё, оставшееся от Аляски — она их сбросила в момент перехода. От самой двуликой осталась только чёрная пыль, развеянная по асфальту. Детали врезались в память, но Даша ничего не успевала осмыслить, она просто стояла, чувствуя как от холода дубеют коленки, скоро не сможет и с места сдвинуться. Вот кто-то понёс её сумочку, кажется они решили забрать все их личные вещи из обстрелянного мерса. Ещё совсем недавно эта дырявая консервная банка имела внушительный и надёжный вид. Всё могло там и закончиться.

— Даша, ты как? Что-то болит?

Почувствовав ладонь на своём лице, девушка подняла глаза. Перед ней стоял Калинин, он щурился, пытаясь скрыть своё волнение, пытаясь удерживать маску спокойствия. И у него не получалось.

— Соломон? — выдохнула девушка. Про Хустова она не хотела спрашивать, боялась даже смотреть в ту сторону, откуда раздавались Мишины стоны и завывания.

— Соломона повезли в больницу, с ним всё будет хорошо. Идём… нам лучше поскорей уехать. Скоро здесь будет милиция и толпа репортёров. Не нужно, чтобы они о тебе знали.

Он мягко увлёк её за собой, усадил в тёплое нутро чьей-то машины. И всё-таки она обернулась, посмотрела туда, где между старой ладой и брошеной тойотой лежал Артём. Как раз в тот момент мужчины пытались отцепить от него Михаила. Наконец, им это удалось, и его, яростно, но молча сопротивлявшегося, запихнули в другую машину.

Когда они все выгрузились на Дамировской, Миша больше не пытался вырваться. Его провели в гостиную и усадили, вокруг топтались бойцы, не зная, что ещё можно сделать. Воицкий содрогался в беззвучных рыданиях, лицо превратилось в тёмную искривлённую маску боли. Никто не решался с ним говорить, да он бы и не услышал. Его шатало, он то откидывался на спинку дивана, то сгибался, как будто получил удар в живот.

Разбуженная шумом тайская домработница показалась в дверях, и с испугом уставилась на своего хозяина, так и не завязав пояс халата. Мужчины, раза в два выше её ростом, выглядели так же растерянно. Они ничего не могли больше сделать, кроме как беспомощно наблюдать за его мучениями. Хорошо, что они не знали, как это выглядит в Канве — Мишина аура быстро закручивалась синей воронкой, набирала обороты. Этот синий смерч полыхал яростью и пожирал сам себя.

Когда приехал Валентин Бай, Даша почему-то испытала облегчение. Может быть потому, что икер не просил объяснений, а сразу, с порога принялся раздавать указания. Часть людей он отправил на кухню, быстро переговорил с Пен Чан по-английски, вверив их её заботам. Оставил Дашу, Славу и Алекса, своего водителя. Вместе они взялись за Михаила. Первым делом сняли с него грязную, окровавленную одежду, и застелили диван, пока он весь не испачкался. Миша отталкивал от себя чужие руки, плохо понимая, что от него хотят. Но, следуя примеру Валентина, мужчины проявили настойчивость. Заставили Мишу выпить две стопки коньяку, и, как только он откашлялся, уложили. Валентин сел рядом с другом, и положил руку на его предплечье, не то успокаивая, не то удерживая.

Даша застыла, присев на краешек кресла, она обратилась в интерес и внимание. Ведь самое основное икер успевал проделать в Канве. Действуя умело и деликатно, он вытягивал из Мишиной ауры какие-то страшные жгучие нити. Она бы так не смогла. Когда икер поднялся, ободрив своих помощников улыбкой, Воицкий уже спал.

На просторной кухне в этот поздний вечер оказалось непривычно тесно. Горячие чашки передавали друг другу без лишнего шума. Слава негромко переговаривался со своими подчинёнными, обсуждая необходимые меры. Даша пыталась слушать, но незаметно для себя то и дело соскальзывала в Канву. Лица отдалялись, а голос Калинина превращался в образы. Злость и решимость проступали в нём очень чётко. И ещё сильней — чувство вины.