Первые нарушения

И добрые лунные люди

Вам лунные песни поют,

И лунные дети на блюде

Вам лунного меду несут.

К. Чуковский

Уже которую ночь Даша не может уснуть, крутится как заведённая. Если бы можно было измерить эти передвижения по скрипучей кровати, то вышло бы с полкилометра, не меньше. Еженощный скрипучий кросс зачастую вызывает громкие недовольства у соседки Фатимы. Она перестаёт рычать и заходится злобным, грязным матом, какой трудно ожидать от молодой девушки со столь красивым мусульманским именем.

Остальные обитатели палаты только поглубже зарываются в свои ватные одеяльца. Даша понимала, что утром обязательно кто-нибудь из них нажалуется медсестре. Не на Фатиму, конечно, а на неё. На Фатиму жаловаться бессмысленно. А медсестра запишет жалобу в журнальчик, и к следующему приёму у врача на Дашу будет целое досье.

Но Даше было всё равно. Её мало заботили больничные склоки. Ей не давали покоя собственные мысли. Она ворочалась, пытаясь от них отвернуться, словно от экрана телевизора, чтобы не видеть момент, когда маньяк опускает на жертву свой скальпель.

На левый бок.

Какая же она дура! Зачем было рассказывать следователю про оборотней? Он лишь убедился в том, что Даша не зря занимает больничную койку.

На правый бок.

Мама… Она ведь такая умная. Была… Сколько книжек по психологии перечитала. Если кому и стоило тайны доверять, то — ей. Но почему Даша не рассказала ей обо всём? Почему возомнила из себя невесть что? Если кто имел право знать правду про их Данечку, так это мама… Но уже поздно об этом думать…

Лицом в подушку.

Бабушка была права. Как она не хотела этого внучонка, как она тяготилась заботой о нём. Хорошо, что она не дожила, не увидела смерти своей дочери. А теперь только Дарья осталась. И Даня… Лучше б этот урод и её тоже убил. Лучше б они все вместе умерли. В один день.

На спину.

Ну, зачем, зачем Даня это сделал? Что там у него в голове переклинило? А ведь были знаки… Маленькие штрихи, детали, перемены в поведении. Но никто ничего не замечал, кроме Даши. Как раз потому, что так ведут себя все, о-б-ы-ч-н-ы-е подростки. Подолгу где-то пропадают, приходят домой поздно, ковыряются в своих компьютерах, на расспросы отвечают односложно, младших сестёр игнорируют. Даня был как все. Типичный тинэйджер. Усреднённый. Как будто кто-то взял, сложил, поделил и вывел некий общий знаменатель — Данилу. А в это время его аура потихоньку рассыпалась… Пустела. Вот он её и пополнил. Чёртов ублюдок.

Снова левый бок.

Нет, это невозможно — тут находиться! Где-то по весеннему, беззащитному городу гуляет её брат, настоящий монстр. А Дарья тут. Ест пшёнку на завтрак, пьёт таблетки. Её тут все жалеют. Туалеты мыть не заставляют, как остальных. Бывшая соседка по лестничный клетке на днях принесла вещи из дому — приняли. Правда, встретиться доброй женщине с пациенткой не позволили. Конечно, это ж не бог весть, какая важная персона. Не лейтенант милиции, например.

Спасибо на том, что разрешили посмотреть, порыться в пакете. Сменное бельё и тапочки позволили взять, а всё остальное забрали вместе с телефоном и потрёпанной книжкой «Неукротимая Анжелика». Этой экзотики Даша отродясь в своём доме не видела. Наверное, соседка, тётя Вера, от себя добавила, от сердца оторвала. Но нет, упрятали. Сказали, что на хранение. И в целях безопасности. Ну и правильно. Тут «неукротимым» не место. Тут все укротимые. Одни раньше, другие позже.

Как бы не так.

Кроме белья удалось выпросить папину бейсболку. Почему-то тётя Вера засунула её в пакет, за компанию с прочими нужными вещами. Теперь бейсболка хранилась под подушкой. Девушка нащупала её пальцами и погладила. Прости, папа, но Данила должен умереть. Когда-нибудь Даша до него обязательно доберётся.

Новое утро, а Даша снова всю ночь проворочалась без отдыха. Какое ж оно новое, каждый день одно и то же. Безвкусная еда, потом — длинная очередь из сонных девочек в одинаковых халатах. За какими-то неизвестными микстурами в маленьких колпачках. За безымянными таблетками. Стёртый линолеум, липкий холод.

Впереди Леркина худая спина. Лерка заворачивает руку за спину и показывает Даше немудрёный «фак». Вот же дурында. Но её понять можно, она из-за Даши не выспалась. А хороший сон тут ценится. Не вызванная лекарствами полубредовая отключка. А самый обычный отдых. Если бы сон имел материальное выражение, то наверняка бы стал в больнице самой ходовой валютой, дороже конфет и курева.

— Белунина… — бормочет медсестра, перебирая стаканчики с вкладышами. Браслеты на её руках позвякивают, ногти сверкают свежим вишнёвым лаком. В Дашину ладонь легла белая пуговка. Девушка небрежно отправила её в рот и запила водой. Собиралась уже уступить место следующей «счастливице», но не тут-то было. Женщина схватила её за руку и притянула к себе так, что Даша упёрлась в её туго обтянутый халатом живот.

— Открой, ну-ка, — проворковала медсестра.

И не дождавшись, полезла пальцами в рот, золотой перстень звонко стукнул по Дашиным зубам. Девушка и дёрнуться не успела, как медсестра уже вытащила обслюнявленный палец и поднесла к Дашиным глазам. На самой подушечке поблёскивала влагой белая таблетка.

— Ты что, Белунина? За дуру меня держишь?

Даша изо всех сил напряглась и зажмурилась. Казалось ещё чуть-чуть, и она сможет завязать ауру этой тётки в узел так, что она не только про Дашу забудет, но и про всё на свете. Но ничего не происходило. Сил изменять чужие эмоции у Даши просто не стало. Сколько Даша ни старалась, всё — напрасно. К счастью, медсестра не подозревала о том, какую чертовщину с ней пытается проделать эта новая пациентка. Женщина просто потеряла терпение и, ловким движением поймав девчушку за подбородок, впихнула таблетку в плотно сжатые губы.

— Проглотила? Ну-ка? Вот и ладненько… А теперь иди…

На негнущихся ногах Даша пробиралась через толпу девчонок, которые все сгрудились у столика. Они, конечно, не могли упустить такое зрелище.

От перенесённого унижения ей хотелось упасть в обморок, любым образом исчезнуть из реальности. Но она не могла себе этого позволить. Нет, не сейчас. Даша направилась прямиком в туалет, облицованный потрескавшейся коричневой плиткой. Двери отсутствовали в принципе, и Даша с облегчением обнаружила, что в помещении никого нет.

Широко расставив ноги и склонившись над унитазом, она немедленно вызвала у себя рвоту. Противные комки вываливались изо рта и плюхались на жёлтую эмаль. Потоки завтрака долго не прекращались. Так-то лучше. Можно быть уверенной, что вместе с пшёнкой вылезла и таблетка. Она вытерла рот рукавом больничного халата.

Повернувшись, Дарья встретилась взглядом сначала с медсестрой, а потом и с санитаркой Галиной. Последняя была женщиной с простым, крестьянским лицом, из-под её белой шапочки выбивались завитушки рыжеватых волос. Известная в отделении своей могучей силой, она одна справлялась с такими пациентами, с которыми другие и втроём не справлялись.

— Давай на вязки её*, — уверенно приказала медсестра и двинулась вперёд. Санитарка наступала с правого фланга, старая плитка хрустела под её туфлями, как под звеньями танковых гусениц.

Даша отступила совершенно неосознанно, ведь ясно, что деваться ей некуда. Опять на вязки? Её? Но почему? Это не укладывалось в голове. Она же не буйная, не сумасшедшая какая-нибудь!

— Да, ладно… — только и успела сказать Даша, — Вы что, серьёзно?