Кепка и Анжелика

Мы каждый день и каждый час

Из наших тюрем звали вас

И ждали, верили, что вот

Освобождение придёт…

К. Чуковский

Из коридора донёсся звон тележки. Время вечерних уколов. Медсестра вкатила в палату столик на колёсах и принялась копаться в лоточках со шприцами. Даша привычно сунула руки под подушку и затаилась. Это она умела. Замереть, притвориться спящей, сделать вид, что её тут нет. Но это никогда не срабатывало. Рано или поздно до неё доходила очередь, игла вонзалась в кожу. На правой руке вен уже не найти, левая ещё ничего.

Запах спирта, недовольное бормотание пациентов, и вдруг тележка снова громыхнула через порог. Неужели медсестра о ней забыла? Даша осторожно выглянула из-под одеяла. Белый халат исчез за углом. Но ведь Даша точно помнила, что ей назначили новый курс уколов. А Елена Игнатьевна никогда не отменяла свои назначения. Подпись, приговор — и никаких поблажек. Скорей всего, просто ошибка…

Или это как-то связано со вчерашним посетителем? Они говорили всего минут десять, а потом Михаилу Стефановичу позвонили на мобильный телефон и он ушёл, не сказав больше ни слова. Дашу вернули в палату. Все пошло как обычно, и никто ничего ей не объяснил. Это короткое событие могло вообще ничего не значить. Cбой в системе. Просто маленькое зернышко попало между зубцами стальных шестерёнок, и треснуло. Но тяжёлый ход гигантской машины не прервался ни на секунду.

Даша не могла уснуть, думая о вчерашнем. Бессмысленные догадки измучили её за последние сутки. Лучше бы ей сделали этот чёртов укол! Чтобы все мысли потонули в мутном забытьи. И чтобы в голове не осталось ни одного места, где могла бы укрыться надежда.

Но сон всё не шёл. Небо за окном почернело, а в палате продолжался электрический день. Из коридора доносились голоса и громкий смех дежурных санитарок. Покой пациентов их особо не волновал, смена только началась. Девушка невольно заслушалась, сельские сплетни порой были лучше любого снотворного.

— Короче, вчера ж я вместо Людки ночную смену делала… Собралась домой, чтоб на первый автобус успеть… — говорила одна из санитарок.

Даша её имени не знала, но помнила её по голосу, как молодую сельскую бабёнку.

— Так вот, — продолжала санитарка, — Иду через стоянку… А там… Такой хахаль… Высокий, белобрысый… В пальто… На красной машине. А гордый, мамочки!

— Так то нашей Дашки новый опекун, — ответила вторая. Она была местная, из Оленска, но такая же болтливая.

— Да ну?

— Ну. Отсудил права на опеку.

Девушка задержала дыхание, обратившись в слух. С этого момента она боялась пропустить хоть слово.

— Родственник?

— Да какое там… Вообще чужой. Бизнесмен вроде бы. Заберёт её скоро.

— Куда ж он её заберёт? Она шизофреничка! Тут она хоть под присмотром, живёт на всём готовом.

— Мне откуда знать… Так суд решил. Говорят, повезёт её в Германию, там в клинике лечить будут. Всё, говорят, для её блага сделать хочет.

— Ой, не верится мне чё-то… Ты его видела? Зачем ему эта полоумная?

— А по мне — пускай забирает. У меня от неё мурашки по коже. Она как зыркнет… Жуть берёт. Что у неё там на уме? Палец в рот не клади… Следит, высматривает. А как она орала, помнишь? Убью-убью… Такая сможет. Пока на таблетках — ещё ничего… Спит, или в окно смотрит. А сейчас вообще всё ей отменили. Того и гляди — опять кого-нибудь стулом шарахнет. Поскорей бы тот бизнесмен её забрал… а что он там с ней делать будет — не моя забота. Пусть хоть в цирке показывает.

— Как отменили? Да вон же лист назначений… Что там?… Аминазин…

— Тише… Матвеевна строго-настрого приказала, чтоб к ней не подходили. А мне, знаешь, и не хочется.

Даша поняла, что они говорят про медсестру Марью Матвеевну. Ту самую, которая вчера привела её на встречу с Михаилом Стефановичем. Выходит она это сделала за спиной у заведующей?

— А что заведующая? — будто прочитала её мысли сельчанка.

— А то… Сказала, чтоб на порог этого опекуна не пускали, да Матвеевна его тайком провела…

— Точно уволят Матвеевну!

— Я так думаю, тот бизнесмен ей зелени отстегнул… она хоть завтра уволится. Ей всё равно пора на пенсию.

— Ох, каждый крутится, как умеет… Мне бы кто денег предложил…

Тут санитарки начали вздыхать про цены в новом супермаркете, а Даша попыталась обдумать услышанное. Что за чушь про опеку, и про заграничную клинику? Но «бизнесмен» имел явные планы на Дашу. Заплатил медсестре, чтобы она устроила встречу… А ещё «особой пациентке» перестали давать лекарства, назначенные Еленой Игнатьевной. Всё это происходило само по себе, и никоим образом не зависело от Даши. Или зависело? Девушка старалась придумать, как себя вести…

Какие-то важные идеи возникали, их обязательно следовало запомнить, но усталость брала своё. А ценные идеи ускользали у неё из головы и, блеснув чешуёй, погружались куда-то вглубь подушки, словно в бездонный омут…

Проснулась, как обычно, от холода. Поёрзала, закутываясь плотней в одеяло, больничные запахи прогнали весь сон. К этому нельзя привыкнуть — к запаху немытых тел и засиженных постелей. Хорошо настоявшийся за ночь, он имел силу нашатырного спирта. И c деликатностью рыболовного крючка вытаскивал в грубую реальность.

Даша открыла глаза. Первое, что она увидела, было яркое светлое пятно на высокой тёмной мужской фигуре. Продолжением смутных видений, перед ней стоял сам Михаил Стефанович. В наглухо застёгнутой куртке и жёлто-оранжевом шарфе, он словно только что шагнул с обложки журнала про гоночные автомобили. Девушка вскинулась так резко, что у неё закружилась голова. Она распахнула глаза во всю ширь, но видение никуда не исчезло — свет из окна острыми штрихами лежал на крупных локонах его волос, облепил толстые складки кожаной куртки. Уголок его рта брезгливо дёрнулся. Михаил Стефанович хмуро обвёл глазами палату, как будто только что наступил в коровью лепёшку и теперь искал, обо что вытереть свои блестящие чёрные ковбойки.

— Я так понимаю, ты ещё не завтракала? — раздался под высокими потолками его неровный, рокочущий голос.

Заскрипели кровати, пациентки поднимали головы. Такое чудо не мудрено принять за глюк.

— Нет… — просипела Даша.

— Отлично, я тоже. Собирайся. Хочу отсюда убраться, пока у меня окончательно не пропал аппетит.

На ноги Даше упал пакет с новой одеждой.

Медсестра Марья Матвеевна без лишних слов провела их мимо вахты отделения и оставила. Посетитель шёл впереди, а Даша пыталась за ним поспевать. Пару раз они забрели не в те коридоры — найти дорогу в хитрой больничной планировке не всегда под силу даже здоровым людям. Молодой мужчина чертыхался и нервно закидывал за спину пламенный хвост шарфа. Но ни разу ни у кого не спросил дорогу. Даша вдыхала аромат его горьковатого парфюма и даже не пыталась ничего понять. Она ещё не верила, что всё это происходит на самом деле. Казалось, стоит оглянуться, а за ними уже топочут охранники, чтобы вернуть её в палату. Она заметила, что нервно оттягивает рукава своей новой кофты. Ещё не хватало испортить дорогую вещь. Впрочем, трудно представить, что Михаил Стефанович потребует её обратно.

Они вышли на стоянку, Даша запыхалась, свежий воздух пьянил её. Верхней одежды у неё в этот раз не было, но проблема была не в холоде. Короткое и бестолковое путешествие её невероятно утомило. Она бы присела, но боялась отстать.

Они миновали несколько служебных машин, и перед ними возникла огненная птица, ярко оранжевый седан с агрессивным, заострённым капотом. Девушка видела такие только в рекламе. Машина под стать хозяину. Но вблизи стало видно, что бок у красавицы хорошо поцарапан, а над колесом — вмятина. Михаил Стефанович указал на дверцу:

— Садись.

Ему и правда не терпелось уехать. Что ж, кто мог его понять лучше Даши? Девушка осторожно забралась на переднее сиденье. Не покидало впечатление, что она в утробе хищной и голодной птицы.

Они тронулись, мужчина лихо выкрутил руль, колесо подскочило на бордюре, и Даша стукнулась головой, не успев среагировать.

— Хм. Лучше пристегнуться, — «вовремя» посоветовал Михаил Стефанович.

Они пронеслись мимо будки охранника, Даша нервно сглотнула. Михаил Стефанович был ужасным водителем, и любой на месте Даши испугался бы за свою жизнь. Но девушка боялась только одного — что это сон. Или какая-то ошибка. Михаил Стефанович вот-вот опомнится, и сдаст её обратно.

Она повернулась — всё дальше белый больничный забор. Неужели, она видит его в последний раз?

Они летели по пустынной дороге. Дома утопали в утренней дымке, кое-где ещё горели фонари. Чужие, незнакомые районы сменялись один за другим. Девушка понятия не имела, куда её везёт Михаил Стефанович. Может он вообще маньяк. Завезёт её на пустырь, задушит и бросит. Если они вообще доедут до того пустыря живыми, учитывая, как он водит машину.

Но пока они в пути, тянуло забыть обо всём и отдаться моменту. Теплу салона, аромату мужских духов и кожи с лёгким привкусом табака. Она втянула носом этот воздух, в нём вся суть настоящей жизни — свободы, денег, связей, борьбы и развлечений. Так приятно касаться сиденья, положить руку на подлокотник, погладить… Чувствовать лёгкое натяжение ремня безопасности. Её совсем разморило. Даша покосилась на мужчину — не слишком ли очевидно? Но он не обращал на неё внимания, был погружён в свои мысли, едва следил за дорогой. Знать бы, как с ним себя вести. Незнакомый мужчина увозит её из психушки, заплатив крупную взятку медсестре. Как бы поступила на её месте нормальная девушка? Спросила бы что-нибудь, обеспокоилась бы своей судьбой...

— А, правда, что вы оформили опеку?

— Да. Оформил. По решению суда, через две недели я вступлю в свои законные права. На тебя, — сказал он почти торжественно. И почему-то сразу насупился как мальчишка, который поцарапался, но ни в какую не желает заплакать.

— Но зачем вам это?

— Скажем так… я делаю это для своих друзей.

— То есть, эти ваши друзья хотят…

— Ну, нет, пока не хотят. Но скоро захотят.

Даша притихла, собираясь с храбростью для следующего вопроса. Но тут Михаил Стефанович затормозил, девушку качнуло вперёд. Всё-таки хорошо, что она ещё не завтракала. Она выбралась из машины и засеменила следом за ним. Они пересекли необычно широкую улочку, какие бывают в старой части города. Различные иномарки занимали весь тротуар перед двухэтажным домом. Здание было старинное, но богато отделанное, с круглыми эркерами и высокими затемнёнными окнами. Молодой человек в чёрном фартуке подметал опавшие с платана листья. Завидев Михаила Стефановича, он отвлёкся и помахал им обоим. Тот кивнул в ответ и открыл перед Дашей резную деревянную дверь. Сам вошёл следом и снял куртку, повесив её вместе с шарфом в коридоре. Они прошли по скрипящим половицам в большой зал. И только теперь Даша поняла, что это ресторан. За столиками сидели люди, звенели приборами и неспешно переговаривались. В основном мужчины в деловых костюмах, отчего-то предпочитавшие ранний завтрак. Девушке стало неуютно. Для чего он привёл её сюда? Какая-то проверка?

Её спутник уверенным размашистым шагом направился к пустующему столику. К ним тут же подоспел официант, помог устроиться. Он улыбнулся девушке и спросил её:

— Вы у нас первый раз? Тогда позвольте угостить вас горячим шоколадом.

Даша вопросительно глянула на Михаила Стефановича.

— Хорошая идея, Макс. И принеси нам по омлету с гренками. А мне как обычно.

Даша заметила, что он умеет красиво улыбаться. Кажется, он любил это место, чувствовал себя комфортно. И правда, никто здесь его появлению не удивился. Как только официант исчез, парень повернулся к Даше.

— Мои друзья, которых я упоминал, занимаются расследованием убийств… — сказал он будничным тоном. — Но интересуют их не все случаи.

— Они из милиции?

— Нет. Они профессионалы, — раздраженно ответил он. — Слушай и не перебивай. Так вот, я помогаю им, чем могу. На то и нужны друзья. Ничего удивительного тут нет, верно?

— Верно.

— Среди множества нераскрытых убийств мы обратили внимание на одно, которое произошло больше года назад. Семейная пара, муж и жена… ночью в своей постели… Старший сын пропал без вести… Продолжать?

Даша неуверенно кивнула.

— Мальчик был усыновлён в возрасте шести лет, в школе хорошо учился, по словам преподавателей — добрый и отзывчивый… Всеобщий любимчик. В отличие от своей сестры, которая часто ругалась матом, дерзила учителям и одноклассникам. Прогуливала уроки. Было?

Она снова кивнула.

— Все подтверждают, что девочка сильно изменилась за последнее время. Порой вела себя странно, в школе заподозрили, что она употребляет наркотики. Идём дальше… Тебе ещё интересно? Так вот, в отчёте одного оперативника упоминается, что девушке привиделись оборотни. Ничего удивительного тут нет, верно? Родители мертвы, брат исчез — это ведь такой шок! Конечно, она оказалась в психушке. Но меня не волнует судьба больной несчастной девочки, понимаешь? Единственное, что меня здесь волнует — а сможет ли эта девочка помочь нам выловить оборотня?

Даша сцепила руки на коленях и переплела пальцы. Ногти впились в кожу, и это было то, что нужно — сосредоточиться на этой боли… Молчать про оборотней. Это проверка, если она заикнётся про своего брата, она лишь докажет, что больна…

— Даша… Даша! Посмотри на меня…

Девушка подняла голову и напоролась на его острый холодный взгляд. Таким можно запросто вскрывать нарывы.

— Ты же хочешь, чтобы мы нашли убийцу?

— Хочу… — выдохнула Даша, будучи больше не в силах себя сдерживать. — Я всё расскажу… Я не сумасшедшая… Он убил их, сам, без оружия… Он оборотень, а они ничего ему не сделали, они его любили… Понимаете?… Что угодно, только найдите его!

— Тихо. Успокойся. А теперь ешь.

Она вздрогнула и отстранилась, позволяя официанту расставить блюда и тарелки с закусками. Хотела вытереть набежавшие слёзы рукавом, но спохватилась и взяла салфетку. Она не могла поверить, что сказала всё это… Доверилась ему, буквально выложила то, что так долго скрывала, прятала в себе. То, от чего её безуспешно лечили.

Даша взяла приборы и уставилась на огромную порцию омлета. Надо попытаться хоть что-нибудь съесть. Нож противно скрипнул по тарелке, маленький кусочек на конце дрожащей вилки медленно отправился в рот. Но вкуса она не почувствовала. Взяла кружку с шоколадом, сделала большой глоток горячей жидкости, чтобы прийти в себя. Поперхнулась, на миг ей даже показалось, что наступила ночь, так у неё потемнело в глазах.

Но ничего не изменилось, люди завтракали, вставали, ходили, изредка негромко смеялись. Тяжёлые шторы отливали приглушённым светом крупных светильников. Как и в психушке, время суток здесь не менялось. Её единственный шанс никогда туда не возвращаться — это надменный парень, сидевший напротив.

Она словно впервые его увидела. Гордая осанка, гладкое лицо… Да ему не больше двадцати пяти… Он только что залез ей в душу, прошёлся ковбойками по самому больному, а теперь увлечённо жевал. Какие расследования? Какой ещё детектив-любитель? Ему плевать на Дашу, и на её родителей. Разве можно ему верить? Вдруг это какая-то игра для богатых извращенцев — обзавестись личным психом, и показывать своим друзьям? Таскать за собой, словно карманную собачку?

Михаил Стефанович закончил свою порцию и перед ним поставили бокал, в котором колыхался тёмный янтарь. Он поднёс его к губам и посмотрел на девушку поверх стеклянного ободка. Оказывается, её опекун любит выпить с утра коньяк… Или это виски? Да хоть свежая кровь! Ей-то какое дело? Главное, чтоб обратно в психушку не вернул, а там… Даша спросила:

— Что я должна делать?

— Меня слушаться, — немедленно отреагировал Михаил Стефанович, — и быстренько э-э… приходить в норму. У нас впереди много работы.

После ресторана Михаил Стефанович заметно повеселел. Выехал на трассу, и даже никого не сбил по пути. Что ж, алкоголь повлиял на него благотворно. Но на всякий случай Даша пристегнулась. Может она и сумасшедшая, но не дура.

— «Найтсбридж»! Хорошее местечко, правда? Позавтракать можно в любое время, — беззаботно поделился Дашин опекун. — В следующий раз закажем яблочный крамбл… Тебе понравится…

Так просто и по-житейски. Будто они сто лет знакомы.

— Моя тайская ведьма готовить не умеет вообще… За что ни возьмётся — получаются водоросли… Я ей кто — камбала? Нет! Могла бы хоть раз шарлотку испечь?! Вот именно… И выгнать не могу… Привык. Надеюсь, ты готовить умеешь? — обратился он к своей пассажирке.

— Макароны с соусом, — подумав, ответила Даша.

— Чудненько, я в тебе не ошибся!

— Я что… буду жить у вас? — спросила девушка после некоторой паузы.

— О, я смотрю, ты включила здравый смысл… Ну, поскольку я за тебя отвечаю, то и жить ты будешь у меня… Первое время, конечно. Пока мы будем сотрудничать. Только не размахивай стульями, и мы поладим.

— А где вы живёте?

— Так на той же улице… где мы только что были. Через два дома от «Найтсбридж».

От страшной догадки у девушки похолодел затылок.

— А куда мы… Вы… везёте меня обратно в больницу?

— Ну, конечно… А ты что думала?

— Но я думала, вы сказали…

— Что я стал твоим официальным опекуном? Да, можешь не напоминать мне об этом волнительном событии. Я и так весь на нервах.

— Я не хочу обратно… Я просто не могу…

— Но решение суда вступает в силу только через две недели, забыла? Мы же не хотим преступать закон? Ты и без того мне дорого обошлась…

Дашу трясло, ей захотелось содрать с себя ремень безопасности и выпрыгнуть на полном ходу. Она всхлипнула и заныла на одной ноте, как брошенный щенок. Она даже не отдавала себе отчёт в том, что делает.

— Что с тобой? Тебя что, тошнит? Только не блевани тут, ладно?

В его голосе отвращение, как будто к нему в салон залетело мерзкое насекомое и шлёпнулось на чистое сиденье. Она ему противна… Вся, со всей её трагической историей, с её въевшейся в кожу вонью, с короткими немытыми волосами. Он бы лучше никогда её не видел, лучше бы забыл её… Но его держала необходимость. Такая, которая важней личных желаний. Он и вправду в ней нуждается. Даша уцепилась за эту спасительную мысль, со всей злостью и отчаянием. А уж этого у неё хватало! Собраться, взять себя в руки… Ему не нужна «больная несчастная девочка».

— Нет… Со мной всё в порядке…

— Вот этого больше не надо, ладно?

Нет, Даша всё поняла. Она всё вытерпит. Она подождёт, сколько нужно — две недели, два месяца… Лишь бы он сдержал своё обещание и вытащил её оттуда. Пусть её тело дрожит при одной мысли о больничной палате, пусть ей трудно сдержать слёзы, но она справится. Главное не позволить ему ни на секунду усомниться, что она та, кто ему нужен. «Не дать повод» — говорила Лерка. Неужели так ничему и не научилась? Противно. Она противна сама себе.

— Я больше не буду. Я обещаю, — сказала она со всей твёрдостью, на какую была способна.

Михаил Стефанович только хмыкнул и вздёрнул подбородок. Он с такой силой сжимал руль, что костяшки его аристократических пальцев готовились прорвать кожу.

Их ждали. К ним навстречу спешила целая делегация. Охранник, санитарка и Марья Матвеевна. А возглавляла группу, конечно, Елена Игнатьевна. Куда только делся её ровный благодушный вид?

— Ну что? Нагулялась, дрянь? Нашлялась? Ты у меня, милая, теперь по стеночке бегать будешь! На носочках! Всё! В палату!… Галоперидол — 3 кубика. Чтоб знала, дрянь такая… Всё, уберите её с моих глаз! Чтоб я её не видела!

Дарья Белунина сделал шаг навстречу. Ноги подкашивались, но держали. К чему тянуть? Охранник собирался уже взять её под руку. Но неожиданно девушку дёрнули назад, резко, грубо. И сразу перед ней выросла спина Михаила Стефановича. Он заслонил её, став почти вплотную, она чувствовала исходящее от него тепло, его вызывающий аромат.

Охранник в недоумении покосился на заведующую. Наглый блондин выглядел уверенно, и был ко всему крепко сложен и высок. Оценив свои силы верно, охранник топтался на месте. У него на поясе висела рация, но он не спешил ей воспользоваться.

Елену Игнатьевну явственно потряхивало от гнева, красивая светло-русая прядка смешно задёргалась.

— А вы, вообще кто такой? И что тут делаете?

— Михаил Воицкий, — услышала Даша.

— А-а… Так вы тот самый Воицкий, который судится за опеку… Да у вас нет шансов против интерната.

— Суд уже принял решение.

— Так ведь официально оно ещё не вступило в силу. И до тех пор, пока вступит — интернат сто раз его обжалует… Поверьте, это затянется надолго. Зачем оно вам? — Елена Игнатьевна вдруг сменила тон. Из лютой фурии она превратилась в обычную уставшую женщину, — Зачем вам всё это? Вы не знаете, что такое болезнь… Что такое уход за психически больной, вы молоды… Не дёргайте Дашу туда-сюда… Для её же блага. Ей сейчас нужен покой… Вам пока лучше уехать.

Возникла пауза. Михаил Стефанович развернулся, будто и вправду собирался немедленно последовать совету заведующей.

— Вот что, Белунина… — обратился он к бледной, испуганной девушке, — Я кажется, передумал. Сегодня ты поедешь со мной.

— Что? Вызывайте охрану!… Закрывайте ворота! Что ты встал? — закричала докторша на охранника, — Вызывайте милицию! А вас, Воицкий, посадят! За похищение!

Мужичок в служебной форме робко глядел на осатаневшую начальницу. Марья Матвеевна тоже почему-то не бежала никуда звонить.

— Посадят? Я вас прошу… — с каким-то умилением произнёс Воицкий, — Да, посадят! И выпустят через двадцать минут. Или через десять, если вмешается мой юрист.

— Вы что, не понимаете, что сделали? Вы украли пациентку из режимного отделения! — нападала Елена Игнатьевна, — После этого вас никакой суд не станет даже слушать! Вы преступник, и не видать вам права на опеку… У меня есть свидетели!

С торжествующей улыбкой она кивнула на свою делегацию. Даша стояла, ни жива, ни мертва, на её глазах рушилась последняя надежда.

— Ох, я не подумал… Как глупо с моей стороны, — принялся оправдываться Михаил Стефанович. Казалось, он был в полной растерянности, но продолжал, — Мой юрист будет очень-очень мной недоволен. Кажется, я прибавил ему работы. А он так занят! Помогает следствию, знаете ли… Готовит материалы для уголовного дела в отношении директора интерната… Как его? Господин Фомин?

— Какое уголовное дело? — встрепенулась врачиха.

Воицкий наигранно удивился:

— Вот так по памяти, да? Ну, ладно… Злоупотребление должностными полномочиями, халатность, причинение вреда здоровью воспитанников, хищения… Ничего не забыл? Вам это должно быть известно, ведь вы с господином Фоминым старые друзья? Всегда друг друга выручаете? Он вас — когда нужны деньги… Вы его — когда нужно упрятать очередного неудобного подростка… Особое внимание у вас к сиротам с большими квартирами в центре города...

— Замолчите! Замолчите, прошу вас…

— Отчего же? Вам не интересно? — разочарованно воскликнул Воицкий.

— Хватит! Забирайте её и… уезжайте! — яростно выплюнула заведующая.

— Сначала принесите вещи, — велел Михаил Стефанович, — Даша, что ты хочешь забрать?

Девушка подняла голову и посмотрела в потемневшие от ненависти глаза Елены Игнатьевны.

— Папину кепку… И «Анжелику».