Эффект преломления II

«В каждом зверинце железные двери

Ты распахни для пленённых зверей,

Чтобы оттуда несчастные звери

Выйти на волю могли поскорей!»

К. Чуковский

В группе, которую собрал Роман, было человек пятнадцать, и Даша обратила внимание, что у некоторых за поясом крепились мотыги с острыми клювами, похожие на ледорубы. К амулетам они явно не имели никакого отношения, но как знать? Вполне могли пригодиться в пути. Первым делом они прошли насквозь тот самый цех, из которого волоком тащили хакибов. Внутри тускло горела единственная неразбитая люминесцентная лампа. Пол усеян опилками вперемешку со снегом. Станков не было, кажется, их отсюда с корнем выдернули, судя по состоянию плит. Звуки гулко разносились под тёмными сводами. Посреди цеха, одна на другой в беспорядке громоздились железные клетки с толстыми и частыми прутьями. Пустые. Лишь в нескольких ещё лежали хакибы, спящие вповалку от действия амулетов. Их доставали по одному и уносили во двор. Странно, почему бы не прикончить их прямо тут? Для чего-то Охотники утруждали себя тщательным осмотром каждого оборотня в свете прожекторов.

Какие же они грязные и убогие… Это похлеще, чем отделение с лежачими в психушке. Места в клетке не хватало, чтобы взрослому оборотню встать на четыре лапы. Наверное, их вообще не выпускали. Вот ещё одна причина, почему так выгодно выращивать двуликих — их неприхотливость. Главное — место найти подальше от людских глаз, где зверьки могут сидеть годами в тесноте, без еды и питья.

Но группа Лугачёва быстро пересекла цех, и Даша покинула неприютные стены промышленного гиганта вместе с остальными. Подумать только, её брат провел здесь первые четыре года своей жизни… Неудивительно, что он вырос кровожадным чудовищем.

Далеко на горизонте, над лесными склонами, ночное небо едва озарялось огнями столицы. Но территория фабрики утопала во мраке. Пролёты между корпусами были огромные, раньше строили с размахом. Лугачёв шёл впереди, размеренно и быстро, как боевая машина. Несколько раз он ответил что-то по рации. Рядом с ним с ним всегда один и тот же громила, которого все безо всяких шуток называли «Денечка». Даша следовала за ними, в двух метрах. Она старательно выбирала дорогу, неосторожный шаг мог закончиться в глубоком сугробе. Даша никогда не боялась заброшенных мест, уж сколько она их повидала на пару с Данилой. Кроме Лугачёва и этих молодых людей в форме охранников «Каймана», тут, кажется, больше и некого бояться.

— Осторожно, не споткнись, козочка… — тихо предупредил кто-то, когда они спускались под уклон.

Белобрысый по кличке Филин — он галантно посветил ей под ноги фонариком. Даша непроизвольно скривилась. Какая нахрен «козочка». Теперь она одна из них… Охотница! И ничем не хуже. Пусть у неё нет автомата и накаченных мышц, ну и что. В драке со взрослым оборотнем у Филина не больше шансов, чем у Даши. Она представила себе этого «кавалера» против своего брата и мысленно улыбнулась. Данька вмиг бы повыдёргивал ему все пёрышки. А с амулетом, конечно, любой может строить из себя мачо.

Ветерок, завивавший стайки снежинок в чёрном воздухе, проникал за ворот. Но, разогретая волнением, девушка не замечала холода. Все мысли и желания крутились вокруг первого хакиба, которого она поймает… Никаких сомнений, это случится сегодня.

Длинный кирпичный бок администрации всё никак не заканчивался. Два выпотрошенных щитка одиноко жались на углу. Лучи фонариков немногое могли выхватить из темноты. Впрочем, за поворотом стало светлее, толстая лампочка в металлическом наморднике подарила им вид на площадку перед столовой. На пути к ней простаивала облезлая квасная бочка, мирный танк советской эпохи. Тяжелая снежная шапка венчала её, словно вершину горы Алатын, а погнутый фаркоп явственно говорил о том, что бочка никуда отсюда не собирается.

Девушка замедлилась, чтобы настроиться на Канву. Лугачёв среагировал моментально и сделал рукой всем остановиться. Это лишнее, она вполне могла бы продолжить на ходу. Наверное, они не видели никого сильнее Абрама Петровича. Что ж, пускай думают, что ей нужна полная концентрация и коврик для йоги. Зачем их разубеждать?

Поле Канвы жило и билось, наполняя её энергией. Аура Лугачёва буквально ослепляла своим ярким синим свечением… Странно было осознавать, что ненависти в ком-то больше, чем в ней самой.

Мерцающие сгустки света вдали — это Охотники. Как много! Кроме тех, что видела Даша на складском дворе, ещё с полсотни. А двуликих поблизости не видно… Что ж, надо ослабить порог чувствительности. Если бы она попыталась провернуть это в городе, она бы просто захлебнулась в потоке информации. Тот ещё восторг. Но сейчас придётся, что поделать… Сама напросилась. По-другому их не заметишь. Аура двуликих сродни остаточной энергии, которая ко всем вещам липнет. На удачу, люди тут редко бывают, и вещи успели подзабыть своих хозяев, поэтому фон совсем небольшой. Хакибы просто обязаны на нём выделяться. В своё время она успела неплохо изучить ауру брата, но… Не так уж и много оборотней она видела в своей жизни… Главное понять, что искать… Лёгкую дымку? Облачко? Свечение? Или рой снежинок, неподвижно висящий на одном месте?

Стоп. Почему неподвижный?

— Там! Туда! — воскликнула Даша, показывая в сторону столовой.

Повторять не пришлось, все будто сорвались с места, отдаваясь полностью действию. За несколько секунд они пересекли площадку, столовая беззащитно распахивала свои двери вооруженным людям. Тёмная лестница без перил, скрежет стекла и алюминиевых ложек под ботинками. Каймановцы вмиг заполнили коридоры и залы, из кухни раздался грохот посуды.

Белунина топталась на месте, её руки совсем озябли, а льдистая поросль на ткани пальто даже не думала таять. Но не это её беспокоило, она вертела головой, пытаясь снова уловить след, но его как не бывало. Даша металась на грани Канвы и реальности, пока не запуталась окончательно, как паук в собственной паутине. Она видела их, она точно видела их…

— Что дальше? — выстуженный голос Лугачёва заставил её вздрогнуть. — Где оборотни?

— Я… они в таком… тесном помещении, — паника сковала её, не давая связно сказать. Это невыносимо — делать вид, что знаешь, зачем привела сюда целую группу вооружённых людей. — Ну, там очень тесно…

— Проверить холодильные камеры? — предложил кто-то.

— Да, их в первую очередь. И подвал. А ты стой тут. Филин — отвечаешь за неё.

Лугачёв отправился вглубь коридора, слился с такими же тёмными фигурами своих бойцов. Даша и Филин остались в небольшом вестибюле. Пока девушка пыталась сосредоточиться на поиске, он планомерно высвечивал каждый угол. Целым остался только фрагмент берёзок, нарисованных на стене… Всё остальное постигла необратимая участь распада. Потолочные секции обвалились, кресла прогнили. Странно, что, спустя столько времени, это место ещё хранило следы человеческой энергетики. И никакой другой.

— Я ошиблась, — выдохнула девушка.

Она и правду видела их в этом направлении. Но запросто могла напутать с расстоянием. Похоже, что они прошли мимо… Что же она упустила, ведь площадка совершенно пуста? Квасная бочка, да скелет скамейки, торчащий из снега. А что если…

— Что? — отозвался Филин, бесцеремонно уперев фонарный луч ей в лицо.

— Их здесь нет. — Даша зажмурилась и отвернулась.

— Не волнуйся. Всё проверим.

— Но я знаю.

Сколько они тут пробудут? До утра? Пока не заглянут в каждую кастрюлю? Если уже сейчас Даша чувствует себя полной идиоткой, то каково ей будет потом?

— Расслабься, козочка.

Он снова вернулся к изучению берёзок. Белунина крепко сжала челюсти. Она бы послушалась, если б не эта «козочка», которая буквально выбила из неё остатки самообладания.

— Послушай, Филин, — вкрадчиво промолвила девушка, — нам нужно вернуться назад…

— Был приказ ждать.

— Был приказ вернуться, — ещё тише произнесла она. И нечто мерзкое шевельнулось в душе, поднимая со дна чёрную мутную взвесь. Ну вот, опять… Что же она творит? Какое имеет право?

Парень смотрел на неё неподвижно с добрую минуту. Даша успела подумать, что на самом деле понятия не имеет о том, как работает её внушение. Может, люди память теряют? Может, у них вообще крыша едет? Парень снял с плеча короткий автомат, перехватив его правой рукой. Даша непроизвольно сглотнула. Но Филин повернулся и, не дожидаясь её, шагнул к выходу.

Снег валил ещё гуще, пытаясь погрести под собой их обоих. Даша быстро выбилась вперёд и почти бегом направилась к облезлой жёлтой цистерне. Та глубоко увязла в снегу и девушка тут же принялась расчищать крыло, чтобы забраться на него. Филин отстранил её, влез сам, и Даша услышала скрежет металла, но крышка не поддавалась. Тогда парень вытащил ледоруб, закреплённый на поясе, и просто-напросто выбил крепления. Тяжёлая круглая крышка с грохотом отвалилась, взметая тучи снежных искр. Мучительно долго Филин высвечивал цистерну фонариком.

— Что там? — крикнула Даша, но она уже знала, уже почти осязала их.

— Все трое. Спят.

— Спят?! — воскликнула Даша, влезая на квасную бочку с другой стороны. Конечно, спят, ведь у неё амулет, который отключает любого хакиба, стоит ему оказаться ближе двух метров. А ещё Калинин говорил, что они впадают в спячку от истощения. Потому-то и найти их трудно. Даша заглянула внутрь — пахло прелой листвой. Хакибы прижимались друг другу, словно маленькие джинны, которых запихнули в одну бутылку.

— Я полезу, — решила Даша, и Филин без возражений подал ей руку, помогая забраться наверх. Даша села на край, свесила ноги, и спрыгнула, сразу наступив на чью-то лапу. Тесновато, чего и следовало ожидать. Она нащупала рукой тёплое, покрытое мягкой шерстью тело, ухватила покрепче за шкирку и подняла, передавая Филину. Прежде чем опуститься за следующим, она выглянула наружу. Скромную бочку со всех сторон обступали Охотники. Филин бросил зверёныша на снег, прямо под ноги Лугачёва. Тот, впрочем, смотрел лишь на Белунину, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

И то, что на обратном пути он не сказал ей ни слова, Дашу немного смущало. Но ничто не могло затмить её радости от удачной охоты. И пусть Лугачёв кривит свою морду сколько хочет, главное, он знает, кому они все обязаны. Ну, пришлось немного нарушить «субординацию», и что? Никто от этого не умер. Вон, и Филин в полном порядке. Он нёс на плече одну из трёх найденных серых тушек и выглядел вполне довольным. Остальные, судя по разговорам, считали работу выполненной.

На складском дворе её поджидал Калинин, и она улыбнулась ему счастливой улыбкой.

— И как ощущения? — спросил он.

— Отлично!

— Стало быть, Охота тебе по душе?

— А вам — нет?

— Это вынужденная мера.

Даша пожала плечами.

— Нам с тобой пора уходить. — Директор протянул ей руку, — верни амулет Лугачёву.

— Нет, я останусь! — с чувством воскликнула Даша, отпрянув. И тут же добавила уже спокойней, — ведь ещё не закончили…

Калинин молча кивнул и зашагал прочь.

Снегопад незаметно утих, небо, тронутое синевой, прояснилось, и утренний морозец забирался под пальто. Даша крутилась рядом с мужчинами, пока они чистили и осматривали добытых зверей. Как выяснилось, они искали пятна на серых шкурках. Такие хакибы представляли для Охотников ценность. И Даша старалась, помогала их перетаскивать, ломая каблуки. Её рукава совершенно намокли от снега, щёки горели, но, охваченная азартом действия, она и не думала об отдыхе.

— Ладно, всё! — раздался над площадкой возглас Романа. — Заканчиваем балет. Денечка, Филин… Ваш выход.

Громила Денечка, человек-автобус, он единственный, кто ходил без формы и камуфляжа. На нём была простая кожаная куртка, которая, кажется, не застёгивалась вовсе. Под курткой — чёрная майка и на шее посверкивала толстая цепь. Лишь амулет на поясе отличал его от обычного бандитского вышибалы. Денечка приблизился к ближайшему хакибу с ледорубом наперевес. У Даши перехватило дыхание, когда он замахнулся, и острый конец вонзился в круглую гладкую голову серого зверя. Послышался хруст и чавканье, ледоруб увяз. Наступив на горло хакиба, Денечка вытащил свой инструмент и снова бил, пока не раскрошил этот маленький, но крепкий череп.

Филин собирался последовать его примеру, когда Даша выхватила ледоруб у него из рук и подскочила к тому хакибу, которого нашла первым. Ударила его, но попала куда-то в шею, выдернула, перехватив покрепче рукоять, и снова ударила. В этот раз точно между глаз, широкая звериная переносица дала трещину. Кровь проступала на шерсти медленно, словно неохотно — не так уж и просто убить хакиба.

Эти уродцы сильно смахивали на старые замызганные плюшевые игрушки, которых мама тайком от Даши выбрасывала. Но ни один из них даже близко не был похож на того монстра, которого она видела в день смерти своих родителей. Ещё один удар, рукоять никак не согреется в руках. Прямо на её глазах раскуроченная морда принялась меняться, разваливаться, словно высохший песочный замок. Затем и всё тело, заляпанное кровавыми ошмётками, постепенно рассыпалось в прах. Так вот оно что… Прятать тела, очевидно, не придётся. Даша выпрямилась и оглянулась на Филина. На лице у того хранилось довольно сложное выражение. Вряд ли он снова когда-нибудь назовёт её козочкой.

Операция завершилась слишком быстро, погас уже ненужный прожектор, только серая пыль покрывала истоптанный снег, словно экономная хозяйка чистила здесь свои ковры. В предутреннем сумраке всё казалось серым, небо, снег, стены фабричного склада, мутные, ещё уцелевшие стёкла в оконных проёмах. Даже лица людей, и те были серыми. Многие уже давно разъехались, никто не прощался, все исчезали тихо, один за другим, унося своё снаряжение. Внезапно Даша почувствовала зверскую, нещадную усталость. Она выронила из рук ледоруб, и, кажется, тело её больше не слушалось. Кто-то забрал у неё пояс с амулетом, но она никак не отреагировала.

— Поедешь со мной, — голос Романа заставил её очнуться, и она с удивлением обнаружила, что они уже на стоянке.

Даша не знала, как её сюда привели, не помнила, как перебралась через разрушенную бетонную ограду. События буквально выпадали из её памяти, отваливались, как куски серой плоти. В теле было пусто, совершенно, как в пустом холодном цеху. И только её оболочку — сапоги, джинсы и пальто покрывала серая пыль. Ей вдруг стало противно от осознания, что она вся в этой пыли, в этих останках. Она стояла, пошатываясь, рядом с заведённым внедорожником Лугачёва, и, по всей видимости, он собирался отвезти её домой. Ни мерса Калинина, ни фольксвагена, поблизости нет. Значит, и выбора у неё тоже нет.

Перед тем, как сесть в машину, Лугачёв закинул всю свою экипировку в багажник. Девушке он приказал снять пальто, но её окоченевшие пальцы не собирались никому подчиняться. Тогда он сам стащил его и засунул в черный пластиковый мешок, к прочим грязным вещам. Потом он усадил её на переднее пассажирское сиденье. Салон успел разогреться, и Даша, наконец, смогла пошевелить пальцами, но по-прежнему не чувствовала своих ног. Перед глазами вставали какие-то дурацкие картинки, и тут же рассыпались, сменялись другими.

Когда Рома сел рядом, она попыталась пристегнуть ремень безопасности, но он удержал её за плечо. Даша с тревогой на него посмотрела, но лицо у него было спокойное, без признаков гнева или раздражения. И вообще без признаков каких-либо живых, человеческих чувств. Ладонь в толстой перчатке переместилась выше, с плеча на затылок… Да он их вообще снимает? И вдруг на шее сомкнулись тиски, в следующую секунду её согнули так, что лицом она ударилась в собственные колени, задев макушкой переборку. Такая боль прошила всю спину, будто позвоночник выдернули.

— А теперь запомни, мелкая сучка. Это был первый и последний раз, когда ты вышла с нами в поле…

Девушка пискнула, как мышь под трамваем, рука на затылке не давала ей даже вздохнуть.

— Ещё один фокус — и я тебя в такую букву скручу, что из тебя повидло полезет. Это доступно?

— Да…

Он отпустил её, и она с трудом выпрямилась. Воздух грубым толчком вернулся в лёгкие. На джинсах, обтягивающих колени, осталось влажное красное пятно. Даша вытерла рукавом кофты кровь, стекающую из носа, и пристегнулась.

***

В шесть с половиной утра Белунина вошла в гостиную, прижимая к себе свёрнутое в комок пальто. Грязные серые разводы покрывали её сапоги, а рукава кофты пестрели пятнами.

Михаил никак не выказал своего удивления. Он встречал её, не вставая из кресла, на нём была тёмная морковно-рыжая рубашка, коричневая бархатная жилетка и такие же брюки. Возможно, он не переоделся со вчерашнего дня. Бледное, осунувшееся лицо свидетельствовало так или иначе о том, что он провёл бессонную ночь. Воздух пропитался парами коньяка, портьеры пропускали совсем немного света, и тонкий срез сигаретного дыма повис в нём почти без движения.

— Я же просил, умолял… Не стоило тебе туда тащиться, видеть всю эту грязь. Это их работа, понимаешь?

— Я сама хотела.

— Оу, бенефис удался? Вот только вид у тебя не радостный.

— Лугачёв угрожал мне!

— Не может быть. Лугачёв никогда не угрожает. Он или наказывает… или воспитывает. А поскольку ты ещё жива и при всех конечностях, то значит, он всего лишь тебя воспитывал.

Даша не выдержала и бросилась к лестнице, швырнув на пол истрёпанное пальто, что вчера ещё воображало себя модной вещью. Всю дорогу от фабрики слёзы душили её, как тиски на горле, и теперь они хлынули, горячим потоком по щекам. Она бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Она вся тряслась от плача, и не могла успокоиться. И не было в мире силы, способной остановить эти непроизвольные содрогания.

Как она ненавидит Лугачёва! Как она хотела, чтоб он разбился на своём внедорожном корыте. Рассудка едва хватило, чтобы не устроить ему аварию, иначе они могли погибнуть оба. Удержалась буквально на грани. О господи, неужели она хотела убить человека? Разве для этого она так стремилась стать Охотником?

Кажется, она растоптала свой последний шанс. Сегодня ночью она нарушила буквально все полученные приказы, провалила экзамен. Но ведь нашла этих маленьких тварей! Разве это не самое главное? Что им ещё надо? Зачем они все унижают её, зачем? Даже опекун. Зря она сказала ему про Лугачёва. На что она надеялась? Поплакаться в его бархатную жилетку? Нет, никто не станет ей сопли подтирать, даже Воицкий.

Но рано или поздно она перестанет в этом нуждаться.