Белые ходят первыми

Он хотел созорничать,

Но не знал, с чего начать.

К. Чуковский

Лето началось с затяжного, на две недели, дождя, и не предвещало ничего хорошего. Миша словно угадал — полетел в Италию вместе с Артёмом. Какая-то конференция там проводится, посвящённая проблемам волонтёрских организаций по всему миру. Даша сомневалась, что Артём сумеет почерпнуть из неё что-либо для себя полезное, всё-таки Оленская область это совсем другие реалии, итальянцам и не снилось. Но, в том, что ему там скучать не придётся, Даша не сомневалась.

А ей — тем более. «Коралина» теперь почти полностью лежала на ней. С техническими вопросами неплохо справлялся Илья, с текущей работой помогала Люба. Но все внештатные задачи приходилось решать Дарье. Перенести встречи, оттянуть спорные платежи, уладить конфликты, согласовать несогласуемое. Чтобы все партнёры остались довольны, и не заметили, что директор «Коралины» уехал в непредвиденный отпуск, наплевав на все договорённости.

Зато она сама себе хозяйка и может планировать свой день, как считает нужным. Поэтому, когда погода вдруг прояснилась, она решила сделать передышку.

Итак, сегодня «антикризисный менеджер» принял ответственное решение полдня валяться в постели. Это оказалось не так-то просто, учитывая, что шумное и яркое утро бесцеремонно лезло в окно. Нет, невозможно. И что теперь? Она себе обещала не появляться на работе до обеда. Хороший повод заглянуть в «Кайман». Почему нет? Собиралась неторопливо, одевалась, красилась, тщательно оттеняя глаза. Прекратила, когда стало ясно, что довела их величину до эффекта мультяшности. Бросила сумочку на заднее сиденье, села в машину и приказала Аляске ехать.

Двуликая припарковалась далеко от подъезда — всё оказалось занято. Местные молодые мамаши с любопытством и удивлением смотрели на Дарью. И то верно, не пристало такой шикарной девушке ездить на потёртой шкоде. Аляску тоже неплохо бы приодеть, а то похожа на бедную родственницу.

Повсюду носилась ребятня, двор гудел как стиральная машинка — летние каникулы в разгаре. Девушки пересекли детскую площадку. Аляска не осталась дожидаться на улице. Странно. Уж где-где, но в «Каймане» Даше точно не грозило встретиться со своим братом. Чтобы подойти к крыльцу, им пришлось обойти чёрный уродливый ландкрузер, похожий на гроб. Это же машина Лугачёва! Вот почему двуликая так стремится попасть в офис — хочет повидать любимого Хозяина.

Внутри было людно, много своих, в тёмно-зелёной форме. С Лугачёвым тоже приехали какие-то ребята, и со всех сторон звучали шутки и подначки. Досталось и Даше.

— Квасная бочка, дай глоточка!

Ну куда девать тяжёлое бремя славы? Она была «в поле» всего один раз, а все обсуждают тот случай до сих пор. Это ещё ничего, за глаза её вообще называли ведьмой. Даша только слабо улыбнулась и прошла мимо, она причисляла себя к начальству, и вела себя подобающе.

Перед кабинетом девушки замедлили шаг и переглянулись, прислушиваясь к гулкой неразборчивой ругани. Впору передумать, но Даша всё-таки вошла. И тут полно народу. Директор раскладывал на столе фотографии, а Филин ему помогал. Да, тот самый, который одним из первых испытал на себе Дашино внушение. Впрочем, он, кажется, об этом не знает до сих пор. Лугачёв мерял кабинет порывистыми шагами, и жёлтые стикеры слетали со стены. Как не сложно догадаться, ругался именно он.

— Чёртова двужопая тварь! Я с него шкуру сниму! — рычал Рома, и в ярости растопыривал пальцы, облачённые в чёрную кожу. Отчего становился похож на коршуна.

Таким она его ещё не видела. Аура Лугачёва, полная ненависти, слепила не хуже сварочной дуги. Какой-нибудь двуликий мог бы лопнуть от такого объёма диверсов. Но личный хакиб Лугачёва держался в сторонке, за фикусом. Был тут и Денечка, мрачный здоровяк, единственный, кто обратил на Дашу внимание и хотя бы кивнул.

— Это он про кого? — тихо спросила Даша у Денечки.

— Про твоего брата, про кого же ещё…

— А что случилось?

— Эрика нашли, — и добавил с бизоньей флегматичностью, — ему вырвали горло. Так же, как и твоей заведующей.

Даша попыталась примериться к этой информации, но совершенно не знала, с какой стороны на неё смотреть. Сам факт гибели Эрика сочувствия не вызывал. Ещё по рассказам Данилы у неё сложилось о нём впечатление, как о мерзком и гнусном типе. Заклинатель повинен во многом, что происходило в питомнике Вадика Скрипки. Чем больше девушка узнавала об их «бизнесе», тем очевидней становилось, что Данила скрыл от неё многое из того, что происходило в питомнике. Но никогда её брат не собирался искать этих бандитов, а тем более мстить. Он боялся своих мучителей, как хищник боится огня.

Что же заставило его идти против своих инстинктов? Хуже того — перейти дорогу Лугачёву, который и сам планировал добраться до Эрика? Ждал только отмашки от Славы. По задумке Эрик должен был вывести Охотников на более крупных рыбок. Не успел.

— Вот же паскуда блохастая… — не унимался Рома. — Поймаю, яйца отрежу и в газетку заверну… Будет петь, как Пенкин...

— Надо было сразу Эрика брать… — размышлял Филин. — Вытрясли бы из него всё, что надо. Вон, Денечка умеет. А теперь упустили.

— Но мы бы не наткнулись на Румянцева, — возразил Слава, собирая фотографии в один конверт. Только сейчас Даша обратила внимание, что это фрагменты, а на них один и тот же мужчина, лежащий навзничь. Его плащ — весь бурый от крови, и тёмные лужи пропитали ковровое покрытие вокруг. Дашу слегка передёрнуло. Знакомый почерк.

— А что у нас есть на Румянцева? А ничего… — начал спорить Лугачёв.

— Ну, Рома… Сам понимаешь, рано совать палку в муравейник. Но мы достаточно близко. Если повезёт, наш человек попадёт в отряд майора Титанина. А это, ни много, ни мало, доверенное лицо Румянцева, тот ещё кадр.

— Мы тут все — «те ещё кадры». Этого недостаточно, нужны зацепки. А зацепок ноль.

Обращаясь к Славе, он немного поумерил свой пыл, но продолжал настаивать, что всех, кто имеет хоть малейшее отношение к разведению «двужопых тварей», нужно ловить и «обрабатывать». И не давать им шанса «улизнуть», как Эрику. Взглянув на конверт, Даша подумала, что вряд ли это называется «улизнул». Хотя, как знать? Возможно, Лугачёв и его Денечка обошлись бы с заклинателем гораздо хуже.

Всё это время Аляска с беспокойством смотрела на своего Хозяина. Его состояние передавалось хакибам. Наверняка в этот момент Аляска ненавидела и Эрика, и неизвестного ей Данилу, и всех своих собратьев. А мужчины продолжали пламенную дискуссию, то и дело повышая голос. Даша подумала, что для полноты картины тут очень не хватало Миши, он бы добавил ярких красок. А в целом получилась симпатичная шумная семейка. Ну, или преступный картель, зависит от того, как посмотреть.

— Ладно, — процедил Рома и уже с абсолютно спокойным лицом повернулся к Даше. — Ну что, лупоглазка? Ты ж у нас эксперт по своему брату, верно? Можешь сказать, зачем он это сделал?

До сих пор он смотрел на Дашу, как на незначительное препятствие, которое можно пнуть с дороги, а можно переступить. И тут вдруг, захотел узнать её мнение. Но девушка оробела и только пожала плечами.

— Вот что. Напиши ему: от меня — горячий привет и пожелания скорой встречи. Я ему устрою Содом и Гоморру. Инвазивно. Так и передай.

Она снова промолчала. А где-то в глубине души мелькнуло маленькое и подленькое торжество. Первый испуг прошёл, и теперь вид взбешённого Лугачёва доставлял чистейшее удовольствие. За это Даниле можно и спасибо сказать.

Все ушли, только Белунину директор попросил задержаться. Они остались со Славой вдвоём, если не считать Аляску.

— Хочешь посмотреть на своего брата? — спросил Калинин, потирая серебристую щетинку — наверное, не успел побриться с утра.

— А что, он…?

— У нас есть видео из отеля, где всё произошло.

На экране компьютера появились какие-то смутные световые пятна. Цифры внизу отсчитывали время. Картинка чёрно-белая, прерывистая. Ага, это коридор, к стене метнулся худой мужчина в плаще. Потом что-то произошло — он, будто, споткнулся, а в следующий миг его шея странно изогнулась, кожа и мышцы на ней разошлись, вывернулись наизнанку, чёрные потоки тут же хлынули из раны. Что это за чертовщина? У Даши в голове ни одной чёткой мысли не складывалось, ничего, только обрывки идиоматических выражений. Тело Эрика уже перестало дёргаться, когда она, наконец, смогла выговорить:

— А где же мой брат?

— Оборотня нельзя заснять в его зверином теле. Так что подожди. А вот и он…

Сначала возникло белёсое пятно, будто призрак на поддельной плёнке. Потом это пятно сгустилось, и обрело очертания молодого мужчины. Девушка приникла к экрану. Данька стоял обнажённый, тени чётко обрисовали его фигуру. Сотни раз она видела его таким! И уже почти не ждала, что снова увидит.

— Это Данила? — где-то в стороне прозвучал голос Калинина. Он скорее уточнял, чем спрашивал.

Даша кивнула. Совершенно невозможно было рассмотреть его лицо, но она узнала брата. Данила несколько минут стоял над телом своего врага, а затем повернулся и спокойно скрылся из кадра. Так вот, что он имел в виду, когда говорил, что они узнают о его следующей жертве. Куда уж наглядней.

— Но как Данила его нашёл? — спросила девушка, медленно опускаясь на стул.

— Мы следили за Эриком, — директор вздохнул, — а Данила следил за нами. Это первый оборотень, который вытворяет такие фокусы.

Пусть не говорят, что она их не предупреждала. Её брат умён. Даша вышла из Каймана и с каким-то неожиданным умилением окинула взором детскую площадку, полную галдящей ребятни. На работу поехала в приподнятом настроении.

Как только добралась до аськи, сразу написала сообщение: «Твоих рук дело?». Хотя, какие тут варианты? Тишина. А когда Белунина вернулась после совещания, прочла:

Brooklyn: — Не думал, что тебе покажут.

Дашины пальцы быстро и нервно побежали по клавиатуре.

Darya: — Тебе тут просили передать… много чего, я уже всего не помню. Про Содом и Гоморру точно было. И про яйца в газетке.

Brooklyn: — Я сделал то, что должен был. Раз уж Вадика мне не оставили.

Darya: — Кто следующий?

Brooklyn: — Тебе нечего бояться. С тобой ничего не случится.

Darya: — Ну, да. «Любовь братская крепче каменных стен».

Brooklyn: — Это сарказм?

Darya: — А ты как думаешь?

Brooklyn: — Я не умею находить подтекст. И не понимаю пословицы.

Darya: — Раньше понимал.

Brooklyn: — Раньше ты мне в этом помогала. Но я попробую. «Крепкую дружбу топором не разрубишь».

Darya: — Это сарказм?

Brooklyn: — Нет. Я был и останусь твоим другом.

Darya: — «С медведем дружись, а за топор держись».

Brooklyn: — Ты меня уделала. Но «добрая шутка дружбы не рушит».

Darya: — Ага. Я два года подряд смеялась. Это сарказм.

Brooklyn: — Наверное, про дружбу я поторопился. Тогда так: «день без ссор — крепкий сон».

Darya: — Уже лучше. Ладно, мне пора. Помни про яйца.

Любимое Мишино кресло мягко приняло её, когда она рывком откинулась назад. В пальцах подёргивалась прихваченная со стола ручка. Что-то девушку испугало, что-то в самой себе. Она закрыла глаза и прислушалась к тем чувствам, что накатывали одно за другим, как волны. Привычные сожаления, тоска и горечь утраты — всегда появлялись вместе с мыслями о брате. Но ещё там была какая-то неправильная, запретная радость, тепло и трепет.

А где же самое главное? Она давно боялась себе признаться, но что-то странное произошло с её ненавистью. Притупилась, наверное, поблёкла, как стеклышко в морской воде, а сколы сгладились.