До и после

Был белый дом,

Чудесный дом,

И что-то застучало в нём.

И он разбился, и оттуда

Живое выбежало чудо…

К. Чуковский

Даша открыла глаза. Луна выглядывала из-за шторки, освещая пустой кофейный столик. Кто-то забрал грязную тарелку и выключил магнитофон. Скорей всего мама успела наведаться. Но это было вчера вечером, а сейчас — глубокая ночь.

И чего ради она проснулась? Может, на улице кричали поздние гуляки… Она задержала дыхание и прислушалась. Показалось, или, правда, будто упало что-то за стенкой, в родительской комнате? Глупости. Родители наверняка давно спят. Вот бы и Даше уснуть. Ну что поделать, сна ни в одном глазу. К тому же очень хотелось пить.

Вроде бы — чего там, дойти до кухни? Но тело не слушалось, мышцы всё не могли договориться, как им поднять Дашу с кровати. С третьей попытки удалось. Потянув за собой полы халата, девушка засеменила к двери. Тихий щелчок — Даня услышит, нечего и надеяться. Мягко отпустила ручку, потянула на себя дверь и вышла в коридор. Ну, вот опять. Теперь ей точно не показалось. Даша остановилась напротив родительской спальни. Она уловила странный шорох и движение тени за плохо прикрытой дверью.

— Маам? — позвала шёпотом Даша.

Легонько, двумя пальцами, толкнула дверь и застыла на пороге. В комнате было светло, луна щедро освещала каждую деталь обстановки. И потом, много позже, Даша могла бы вспомнить любую мелочь. У окна, возле папиного рабочего кульмана стоял огромный белый, словно из снега вылепленный, зверь. Его голова была опущена, из пасти тянулась длинная тёмная слюна.

— Даня? — тихо окликнула его девушка. — Ты что тут делаешь?

Но, не дождавшись ответа, Даша повернула голову на странный звук. Слева, на ковре сидел отец, прислонившись спиной к дивану и пяткой что-то мелко выстукивал, какой-то редкий странный мотив. Даша удивилась, почему он весь перепачкан? Да нет же, это кровь. Его живот был разворочен, и внутренности лежали у него на коленях, словно водоросли, только что вытащенные из морской воды. Ноги облеплены намокшей пижамой. Даже ступня, которая подёргивалась в конвульсиях, была вся чёрной от крови.

Мама лежала в постели, раскинув руки. На ней была её любимая майка с оленёнком. Она выглядела гораздо опрятней, чем папа. Даша заметила, что кровь ещё выходит из её шеи слабыми толчками.

Папа и мама были мертвы. Даша смотрела на них через Канву. На то, что от них осталось. Обрывки их последних эмоций медленно перетекали в ауру Данилы. Они тянулись друг к другу, как сонные змейки, сливаясь в один поток. Двуликий впитывал их, и они не причиняли его ауре ни малейшего вреда, наоборот, она сияла ярче обычного.

— Даня… Брат… Остановись, пожалуйста, не надо… — умоляла Даша, как будто это могло хоть что-то изменить.

Белый зверь, которого девушка называла своим братом, поднял на неё большие блестящие глаза. Но поток энергии не прекратился, пока не иссяк. Потом двуликий развернулся, бесшумно переступая по мягкому ворсу ковра. На секунду замер, приникнув к паркету, и прыгнул в окно. Даша видела, как длинные лапы распрямились, посылая тело вперёд, рама треснула, и осколки стекла засверкали в лунном свете.

Девушка постояла немного и побрела обратно, опустилась на диван. Она лежала с открытыми глазами всё время, пока в квартиру звонили и стучали соседи. Всё время, пока за окном моргал свет проблесковых маяков. Потом — шаги по осколкам за стеной, ругань и крики. С ней говорили, но Даша не понимала. Её завернули в одеяло и быстро понесли. Привычный двор в утренней дымке. Синие куртки, раздвижная дверь с красным крестом. Её осматривали и переворачивали, ловко, по казённому задирали халат. Даша ничего не чувствовала — ни уколов, ни запахов, ни дорожной тряски. Она так устала, что смогла только закрыть глаза.