Глава 64. Мара

Он рассказал им все истории, которые десятки раз слышал от родителей и от соседей. Всё, что случилось до его рождения, чему он сам не был свидетелем, но что касалось его семьи, её недавней истории, а значит и его самого.

Толстый старик, его немолодая, но очень красивая жена и ещё пять женщин, таких же красивых, но гораздо моложе, от девятнадцати до двадцати двух — двадцати трёх лет, слушали его, открыв рты и распахнув глаза от удивления.

Они слушали, едва не позабыв о маленьких детях, что лежали и сидели на руках и о детях постарше, которые бегали вокруг. У старика дрожали губы. Он тайком смахивал слёзы, но они тут же набегали снова.

Старшая из женщин откровенно разрыдалась, когда Руфус рассказывал, как мама появилась полуобнажённая, вымазанная глиной и спасла от монстра Стефана, которому тогда было всего пять неполных лет. Спасла и едва не погибла сама, придавленная расстрелянным чудовищем.

Потом он рассказал про Ларни и про то, как мама и папа поженились, когда Ларни было два года. Рассказал про себя...

По всему было видно, что присутствующие здесь люди, (кроме маленьких детей), были когда-то знакомы с Марантой-воительницей и чем-то ей обязаны. Зная свою маму, Руфус не очень этому удивился.

Всё было бы хорошо, но… только он принялся излагать учение Инци, как его тут же прервали.

— Ты это, парень, брось! — заявил толстый старик. — Мы тут разных сказок наслушались. Вера вещь хорошая, но мы верим только в свои руки, ноги и голову, а во всякие там "инци" пусть верит тот, кого родители и руками, и ногами обидели. Голова вообще штука сложная, о ней лучше не судить. Ты расскажи лучше...

Руфус скрипнул зубами, но смолчал. Священник предупреждал, что донести истины, провозглашённые Инци до невежд, будет непросто, и действовать в лоб здесь нельзя, иначе они замкнутся и совсем не станут слушать или подымут его на смех. И то, и другое означало провал, а ведь сидящие перед ним люди, всерьёз заинтересовали его и даже начали нравиться. Значит, хотите подробностей? Будут вам подробности!

И Руфус подробно изложил историю исчезновения Стефана и Ларни, потом рассказал о своих голосах и видениях, и наконец, о том, что родители пошли выручать заблудившихся сестру и брата, оставив его дома одного, на попечение священника.

Услышав такие новости, всё общество взволновалось. Особенно был потрясён старик Порфирий. Он вскочил, несмотря на всю свою тучность и принялся бегать по комнате, бормоча при этом:

— Помочь! Помочь? Чем помочь? Может, дождёмся Дианы? Она что-нибудь придумает! Нет, нельзя Диане о Маранте говорить. Хоть и прошло много лет, кто знает, как она примет то, что Маранта жива? Лучше не рисковать.

— Тогда что же делать? — спросила хозяйка, заломив руки.

— Для начала надо отыскать это Междустенье, но кто туда пойдёт? Жаль, что сэра Галля тоже нет — вместе они уехали. Правда здесь есть немало хороших и храбрых ребят, но как им объяснить, зачем всё это нужно?

— Для разведки новых территорий в каньоне, — резонно заметила Альмери. — Столько лет живём бок-о-бок, а не знаем, что место, которое считается проклятым — обитаемо! Это Междустенье может стать хорошим союзником, если захочет с нами иметь дело, а то союзников у нас только и есть, что лагерь Золаса, который сейчас называют Золас-градом, а этого маловато против Торгового города, а он, сам знаешь, давно на нас зубы точит.

Руфус поймал себя на том, что голоса вокруг него звучали, как-то глухо, будто его уши были набиты сухим мхом. Потом он обнаружил, что его голова стала слишком тяжёлой и держать её на плечах трудновато. Чтобы не уронить, он положил её на руки и удивился тому, что вместо голосов теперь слышит шум леса, какой бывает поздней осенью, когда птичьи трели раздаются всё реже, и всё слышнее бывает песня ветра в кронах деревьев.

Проснулся он в чистой постели, в незнакомой, аккуратно прибранной, комнате. Его разбудило солнце. По-летнему яркое и тёплое, оно освещало комнату своими развесёлыми лучами даже сквозь зашторенные окна. Первое, что увидел Руфус, разлепив мутные от долгого сна глаза, была девушка, сидящая возле его кровати на табурете. Он сразу узнал её — это была одна из пяти молодых женщин, пришедших послушать его рассказ. Единственная, у которой на коленях не было ребёнка.

— Проснулся? — спросила она, улыбнувшись ему такой улыбкой, что в комнате стало, как будто ещё светлее. — Ты проспал двое суток, мы даже испугались и решили дежурить у тебя по очереди. Правда отец говорит, что это всё от усталости и что с тобой всё в порядке. Он ведь лекарь у нас, а ещё он здесь самый главный, хоть в последнее время многое уже без него решается. Ты, наверное, есть хочешь?

— Д-да, — проговорил Руфус и густо покраснел. — Только мне бы сначала...

После двух суток сна его мочевой пузырь готов был взорваться, и парень понимал, что если выход не будет найден прямо сейчас, то произойдёт катастрофа.

— Понятно! — сказала девушка, ничуть не смутившись. — Пройдёшь по коридору налево до конца. Там выход на задний двор, а уборная прямо напротив. Выйдешь, сам всё поймёшь. Как закончишь, приходи на кухню, она с другой стороны. Я пока соображу, что-нибудь из еды.

С этими словами она встала и вышла из комнаты. Руфус лихорадочно огляделся и сразу нашёл свою одежду, вычищенную, выстиранную и починенную во всех местах, где это требовалось. Он, как мог, натянул штаны, ругаясь сквозь зубы, и не попадая ногами в нужную штанину, и понял, что остальное надеть уже не успеет.

Коридор в пять шагов показался ему необыкновенно длинным, а дверь, выходящая на, залитый солнцем, задний двор, тугой и тяжёлой. Но вот она, наконец, заветная кабинка, одинаковая во всех мирах и во всех местах, где живут люди, до которых не дотянулся ещё изнеживающий прогресс. Он успел! От страшного напряжения мальчика бросило в пот, и даже голова закружилась, но облегчение было настолько сильным, что ему показалось — ещё немного и он взлетит в воздух, как мыльный пузырь!

Из кабинки Руфус выбрался почти счастливым. Его не смущало даже то, что он в незнакомом месте полуголый и босой может попасться на глаза кому-нибудь из хозяев. (У себя дома он почему-то ужасно стеснялся таких вещей и частенько вызывал этим смех у Ларни.)

Здесь же нашлась бочка с кристально чистой дождевой водой, стоявшая под углом крыши, и Руфус, не ожидая особого приглашения, с наслаждением умылся в ней. Вот теперь можно было принять приглашение той девушки и навестить кухню, о которой она ему говорила.

Он зашёл в спальню, где лежали его вещи, только лишь, чтобы взять рубашку, которую не только постирали и зашили, но даже выгладили. Хотел было для солидности обуть сапоги, но в доме было так тепло и чисто, что Руфус решил — в сапогах, предназначенных для хождения по лесу, он будет нелепо выглядеть.

Кухня нашлась именно там, где сказала девушка, и когда мальчик туда вошёл, выяснилось, что у его новой подруги уже всё готово, расставлено на столе и прикрыто от мух рушниками. Впрочем, последняя предосторожность была излишней, так-как во всей кухне не видно было ни одной мухи. Возможно, их отпугивали многочисленные пучки трав, развешанные под потолком, но задумываться над этим Руфус не стал, а сосредоточился на том, что было на столе.

— А, вот и ты, молодец, что так быстро! — приветствовала его девушка. — Садись вот сюда и ешь, пока всё горячее!

Когда рушники были сняты, то выяснилось, что "сообразила" она еды на десятерых взрослых мужиков, а десятилетнему парню такого количества провизии хватило бы на неделю. Здесь была и каша, и дымящиеся паром, щи, и вареники на большом деревянном блюде, и пироги нескольких сортов, и хлеб, и ватрушки, и баранки с кренделями, и парное молоко в полуведёрной крынке!

Руфус никогда не был обжорой, но сейчас испытывал волчий голод, а потому набросился на еду с похвальным рвением. Пока он уплетал за обе щеки все эти угощения, девушка сидела напротив и смотрела на него с улыбкой, подперев щёку кулачком.

Она не задавала вопросов, но и не отводила взгляд, что несколько смущало бедного Руфуса. На это было две причины — во-первых, редко кому нравится, когда на него пристально смотрят во время еды, а во-вторых, эта девушка казалась ему ослепительно красивой!

Парню далеко было ещё до возраста любви, и в женской красоте он понимал пока маловато, но сейчас ему казалось, что напротив него сидит и улыбается некая принцесса из детской сказки.

Наконец, когда Руфус наелся до отвала и уже собирался поблагодарить добрую хозяйскую дочку и встать из-за стола, она сказала негромко, словно самой себе:

— Вот бы мне такого братика!

А потом спросила вслух:

— Добавки хочешь?

От добавки Руфус отказался. Тогда она протянула ему руку и сказала:

— Давай знакомиться. Я — Мара, а ты Руфус, я знаю. Представляешь, меня назвали в честь твоей мамы! Правда раньше меня по-другому звали, но старое имя забылось вместе с прошлой жизнью.

— Как это? Как у тебя может быть, какая-то ещё прошлая жизнь?

— Очень просто — я приёмная дочь Альмери и Порфирия. В эту семью попала четырёх лет от роду. Они вырастили меня, как родную, и я за это им очень благодарна, но всё же я хотела бы увидеть свою настоящую мать, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Так она жива? Почему же тогда ты не с ней?

— Потому, что она хотела меня убить.

Руфусу показалось, что пол дрогнул у него под ногами. Священник говорил, что этот мир порой, не просто жесток, а необъяснимо безумно жесток.

— Только не спрашивай "от чего?", да "почему?", я сама ничего не знаю и почти ничего не помню. Помню из детства ощущение чего-то родного и тёплого, а потом это куда-то пропало, а на его месте появилась страшная седая старуха с ножом в руке. В общем, меня отбирали у неё несколько раз, а потом привезли сюда, где я и выросла.

— И теперь ты хочешь её увидеть?

— Да, хочу. Видишь ли, я знаю, где она живёт, это на полпути к Торговому городу, в месте известном под названием Золас-град. Я давно бы туда пошла, но одной в такой путь отправляться страшновато, а Диана меня с собой не берёт. Ты, как я понимаю, путешествуешь, может, возьмёшь меня с собой, когда захочешь идти дальше?

Руфус задумался. Сказать, что ему не льстило такое предложение, значило бы солгать, а лгать он не хотел, в особенности самому себе. Совершить путешествие в компании такой красавицы, пусть она почти вдвое старше его самого! Почувствовать себя мужчиной, способным защитить женщину, уберечь от опасности, а ещё обустроить ей жилище, пусть это в дороге будет просто шалаш или навес, и накормить тем, что сам добудешь на охоте...

— Эй, ты чего? О чём задумался?

Голос Мары вернул его к реальности. Руфус понял, что размечтался во время разговора и снова ужасно смутился.

— Если ты не можешь или не хочешь меня взять, то так и скажи. Ничего страшного, я как-нибудь сама...

— Нет, нет! Я буду только рад, если мы пойдём вместе, но я ещё не знаю, когда это будет и как. Для начала, я хотел бы здесь немного осмотреться, ведь я ещё ничего не видел, кроме железной комнаты, где просидел столько времени и этого дома, в котором большую часть времени спал. А потом, я должен рассказать людям об учении Инци, но меня пока не слушают...

— Расскажи об этом учении мне, я буду слушать!

Вот это было действительно здорово! У него теперь будет свой ученик! То есть ученица...

— Только вот за один вечер этого не расскажешь, — честно признался Руфус. — Не расскажешь и за неделю.

— Вот и отлично! — воскликнула Мара, которая совершенно не испугалась перспективы стать ученицей двенадцатилетнего пацана, — начнём хоть сегодня, а остальное расскажешь, когда будем в дороге. Место, где живёт моя… мама, далеко, туда за одну неделю не дойдёшь, а других поселений поблизости всё равно нет. А пока у нас ещё время есть, пойдём, я покажу тебе наш форт!