Глава 53. Пленница

Как может чувствовать себя человек, которого выкрутили, как мокрую тряпку, а потом взяли за ноги и, как ту же тряпку, встряхнули? А теперь представим, что это было проделано раз десять и ещё десять раз по десять.

Вот так Ларни себя и чувствовала. Она с трудом поняла, что лежит на спине, а не летит кубарем в бездонную пропасть, как это было вначале. Теперь она лежала, а мир крутился вокруг неё волчком, да ещё и приплясывал при этом. Почему-то, она была уверена, что если откроет глаза, то увидит, как вокруг неё кружится вселенная, и потому ей глаза открывать совершенно не хотелось.

— Герла! Гы! Гы! — раздалось где-то рядом.

Голос был, как бычий рёв.

— А ну пошёл! — крикнул другой голос, высокий, девичий, звонкий и мелодичный.

Последний выкрик сопроводился звонким шлепком, за которым последовал звук удаляющихся тяжёлых шагов, и снова первый, грубый голос повторил — "Герла! Герла!".

— Странно, — сказал второй голос, но уже негромко и задумчиво. — Кто же это? Похоже на эльфийку, но такая маленькая, хоть и не ребёнок и ушки совсем не те… Гуль? Но где же когти? И клыков нет.

При этом Ларни почувствовала, что ей залезли пальцами в рот, но сопротивляться сил не было.

— Красивая, как рогачка, — продолжал рассуждать голос, — но ни рогов, ни копыт… Неужели нимфа? Но откуда же здесь нимфе-то взяться? Скорее дриада… Но кожа такая нежная и тонкая, какой у дриад не бывает. Откуда ты, прекрасное дитя?

— Гы! Гы! — снова послышалось откуда-то со стороны.

Обладательница второго голоса набросилась на этого гыкающего с бранью, что-то загремело, что-то разбилось, а потом весь конфликтный клубок выкатился вон. Настала тишина, в которой Ларни слышала лишь стук своего сердца.

Она попробовала открыть глаза, но выяснилось, что веки слиплись, будто их склеили нарочно. Тогда она попыталась поднять руки, чтобы протереть ими глаза и… обнаружила, что руки скованы!

Впрочем, поднять их всё же было можно, но на запястьях красовались железные браслеты, от которых куда-то тянулись прочные цепи толщиной в два пальца.

Продрав глаза окончательно, Ларни смогла оглянуться и рассмотреть место, в которое попала. Больше всего это место напоминало пещеру, но пещеру обжитую, больше похожую на кухню из-за обилия разнообразной посуды и прочей утвари, расставленной на многочисленных столах и полках.

Стены этого странного помещения были выскоблены и выглажены, под высоким потолком висела на цепях коряга, уставленная свечными огарками, которые сейчас не горели. Свет проникал сюда сквозь неровное овальное отверстие, служившее дверью и несколько таких же, только поменьше дыр в стене, исполняющих роль окон.

У противоположной стены был сложен примитивный очаг, над которым виднелась закопчённая дыра, служившая, по-видимому, дымоходом. Сейчас огня в нём не было. Впрочем, всё это мало занимало Ларни. Прежде всего, надо было выяснить, где она и что с ней?

Её не слишком удивило, что на ногах обнаружились такие же браслеты с цепями, какие "украшали" сейчас её руки. Увидев, что мир прекратил своё вращение вокруг неё, а руки и ноги способны двигаться, Ларни попыталась сесть.

Сделать это удалось не сразу, но, в конце концов, она заняла сидячее положение, что тут же вызвало у неё приступ головной боли и цветные круги перед глазами. К тому же сильно заболела спина, как от долгого лежания на ней без движения. Наверное, так оно и было.

Лежала она на сдвинутых вместе лавках, покрытых множеством шкур. Прямо-таки царское ложе, если не считать цепей. Но цепи были налицо и шли они откуда-то из-под этих самых лавок. Ларни попробовала потянуть одну из них и обнаружила, что та довольно длинная, как и все остальные. Значит, если она и прикована к этому ложу, то встать с него всё-таки можно. Всё это было в высшей степени странно.

Ложе из скамеек было невысоким и Ларни, спустив ноги вниз, тут же коснулась ими прохладного пола. Это вызвало у неё воспоминание о том, что когда она прыгнула в открытый Инци проход, на ней были сапоги, которые сейчас бесследно исчезли. Одежды тоже вроде было побольше.

Собственно из того, во что она была тогда одета, на ней сейчас ничего не было. Единственное её одеяние составляла теперь совершенно незнакомая, доходящая до бёдер туника, выкрашенная в цвет летней травы и листьев. А где её вещи? Там же, наверное, где и оружие — в недоступном для пленницы месте.

Ларни встала, чуть не опрокинулась обратно, но всё же удержалась на ногах. Когда она поняла, что может стоять, то сделала несколько осторожных шагов к ближайшему окну. Это оказалось не так уж и трудно, но подойти к самому окну, не вышло — цепи были не настолько длинны.

— Если хочешь прогуляться — переставляй гири.

Ларни обернулась. В овальном дверном проёме стояла девушка. Ростом она была повыше Ларни, но такая же тонкая и стройная. Волосы незнакомки были ярко-рыжими, пышными и свисали почти до земли, не убранные ни в какую причёску. Острые черты лица в сочетании с зелёными раскосыми глазами, придавали ей несколько лисий вид. Удивительными были её уши — длинные, заострённые кверху, они торчали по бокам головы, видные даже через шапку волос. Кожа её была гладкая, белая, чуть тронутая веснушками, без тени загара и без единой родинки. Одета девушка была в платье такого же цвета, как туника, которая сейчас была на Ларни, из чего та заключила, что это её нынешнее одеяние является частью гардероба незнакомки.

— Я говорю — переставляй гири, если хочешь куда-то пойти, — сказала она увидев замешательство Ларни. — Всё очень просто: ты прикована к четырём гирям, они тяжёлые, едва под силу поднять, чтобы сделать три — четыре шага. Поднять или тащить за собой все гири, дело немыслимое, даже не пытайся, а вот, переставляя одну за другой, можешь прогуляться куда угодно. Скажем в отхожее место, оно там за дверью, шагах в двадцати. Я понимаю, что это медленно и неудобно, но всё же лучше чем быть прикованной к стене, не имея возможности двинуться с места, задыхаясь от вони собственных нечистот, на голых камнях, имея корку хлеба и кружку воды на весь день. Я тебя не пугаю, просто рассказываю, как обращались здесь со мной, когда я сюда попала.

— Где я, и кто ты? — спросила Ларни, с удивлением заметив, что её голос слегка дрожит.

— Сразу два вопроса? — удивилась незнакомая девушка и, переступив высокий порог, вошла в пещеру.

Ларни заметила, что она тоже была босиком, а на щиколотках у неё зачем-то намотаны бусы из красных и чёрных ягод.

— Ладно, отвечу сначала на первый — ты во владениях троллей, что в Троллиевых горах. Стало намного яснее? А теперь на второй — я такая же пленница, как и ты, но теперь я хозяйка этой кухни и пока ты здесь, то находишься, как бы под моей защитой. Это понятно?

Ларни кивнула.

— Понятно. Только непонятно, как ты можешь быть хозяйкой, если ты пленница? И если ты пленница, как и я, то где же твои цепи?

— Просто я пленница уже давно! — отмахнулась девушка. — Ты тоже можешь избавиться от цепей и заработать для себя кое-какие привилегии, если хорошо услужишь хозяевам.

— Как это, "услужишь"?

— Телом, детка, телом! Нежной девичьей плотью! Что, ещё неясно? Неужели ты так наивна, что не знаешь чем бывают заняты женщины и мужчины в постели?

Ларни была ошарашена. Конечно, она знала о любовных утехах взрослых, ведь мама ей давно всё рассказала, но она ещё не могла толком представить себя в этой роли, тем более с незнакомым мужчиной. Тем более...

— Но ведь ты же сказала, что здешние хозяева тролли. Как же?..

— Ха — ха — ха! Да ты и вправду наивнее незабудки. То, что они тролли, совершенно не значит, что они не мужчины! Как раз наоборот, именно тролли самые охочие мужики до женского тела! При этом им всё равно, женщину какой расы они кладут к себе в постель. И ещё — любовники они просто великолепные! Таких ты больше нигде не найдёшь.

— Я не соглашусь.

— А кто спрашивает твоего согласия? Забыла? Ты пленница! С тобой, что захотят, то и сделают. Захотят — поимеют всей толпой, а захотят — сожрут без соли! Это они могут.

— Да я лучше в пропасть!

— А вот это уже нельзя. Вот этого я тебе сделать не позволю. Думаешь, зачем ты к гирям привязана? Как раз для того, чтобы не натворила чего-нибудь подобного. В пропасть захотела? Так до неё ещё дойти надо, а пока ты с гирями доковыляешь, я тебя раз сто перехвачу! Это ведь я такую штуку с гирями придумала. Учти, что ни порвать, ни разбить тебе эти цепи не удастся — гномья работа! Взломать замки тоже не получится, они тоже о-очень хорошо сделаны. А ключик-то вот он!

С этими словами, рыжая запустила руку в лиф платья и извлекла на свет небольшой чёрный ключ, подвешенный на шнурке.

— Так-то вот! — продолжила она свою речь. — Да ты не бойся! Сначала всем страшно и немного больно, но потом… Обещаю, тебе понравится, ведь ты не из дерева!..

"Бо-амм!" — пропела медная сковорода на длинной ручке, встретившись с головой рыжеволосой девицы в зелёном платье. Не успела она, падая, коснуться каменного пола, как руки Ларни сорвали у неё ключ с шеи! Оставив её лежать, девушка принялась тыкать ключом в замочные скважины на своих браслетах, но он упорно не желал влезать ни в одну из них. Она вдруг поняла, что её обманули, но продолжала возиться с ключом, когда на её плечо легла мягкая рука. Ларни обернулась. Её тюремщица стояла рядом, одной рукой держась за голову, другой скорее опираясь о плечо Ларни, чем стараясь её от чего-то удержать.

— Извини! — проговорила рыжая совсем другим голосом. — Я кажется, слишком грубо тебе это сказала. Нет, нет! Оставь в покое сковородку, на ней и так мой профиль отпечатался. Один раз ты меня поймала, молодец! Но теперь я настороже и больше так стукнуть себя не дам. Прекрати свои старания и верни мне ключ или можешь его выкинуть, если хочешь — он не от этих замков — я тебя обманула.

Ларни устало опустила голову и выронила ключ, который жалобно звякнув, отскочил к ногам рыжей девушки.

— Ну вот, так-то лучше! — ласково сказала та. — А теперь давай поговорим. Расскажи мне кто ты и откуда взялась в этих горах? Но прежде скажи, как мне следует называть тебя? Как твоё имя?

— Меня зовут Ларни, — ответила Ларни, которой незачем было скрывать своё имя. — Я прибыла сюда, чтобы найти своего брата, который имел несчастье попасть в этот мир не по своей воле. Как я сама сюда попала? Долго объяснять, да я и сама не всё понимаю. Можно сказать, что я упала с неба. Ах, да, ты же всё гадала, что я за существо? Так вот, я — человек.

— Человек?! Ты хочешь сказать, что ты прадочерь Евы? Та-ак! Вот что, не вздумай сказать об этом кому-нибудь из троллей, или я за твою жизнь не ручаюсь!

— Почему? Ведь ты же сама говорила, что я смогу многого добиться, если...

— Вот именно поэтому. Понимаешь, жить с одним — двумя троллями несложно. Можно даже жить с семью, как это делаю я, но сотню ты не выдержишь! А если пройдёт слух, что ты человек, то их сюда слетится тысячи полторы — две, а это верная смерть! Каждый захочет тебя попробовать, и в результате сотрут в порошок, измылят, как кусок мыла. Поэтому, давай договоримся: ты — эльфийка из равнинного племени, невысоких короткоухих эльфов.

— Повторяю, я никогда на это не пойду! Лучше пусть убьют...

— Это я повторяю — у тебя нет выбора. Дело в том, что ты ещё ничего не знаешь. Вот что! Давай-ка я расскажу тебе всё с самого начала и, как смогу, постараюсь объяснить, что к чему.

Она увлекла Ларни обратно на ложе из шкур, сама села рядом и приобняла её за плечи, как подружку. Странно, но Ларни не оказала никакого сопротивления. Возможно, она ещё не пришла в себя, а может, всё дело было в этих раскосых зелёных глазах...

— Меня зовут Кейни, я дочь Керса, соправителя города, который называется "Двународье". Там действительно проживают два народа, не очень дружных, несмотря на близкое родство.

Мой народ называют лепреконами, а наших соседей — эльфами. Нигде больше нет такого сочетания, как у нас. Во всех других местах лепреконы и эльфы строят свои поселения подальше друг от друга и всё равно, время от времени, сталкиваются и ухитряются передраться. У нас же царит мир и согласие, и хоть все знают, что это баланс на лезвии бритвы, всё равно настоящих конфликтов не случалось уже несколько столетий.

Мой отец и его соправитель, старейшина эльфов Виллоэль, строго следили за тем, чтобы их народы имели, как можно меньше точек соприкосновения. Всё наше добрососедство сводилось к тому, чтобы церемонно поздороваться, друг с другом на улице, купить друг у друга, что-нибудь на рынке и вместе веселиться на празднике, где по одну сторону площади поют и пляшут лепреконы, а по другую — эльфы.

На собраниях в Ратуше наши представители тоже сидели по разные стороны прохода, а потом расходились по разным кабакам, где лепреконы и эльфы проводили время, не мешая друг другу. Понятное дело, что наши дети не играли друг с другом, а юноши и девушки тоже не встречались с представителями другого пола из соседнего народа.

Но ведь никогда не бывает правил без исключения. Мы с Аллеолем, сыном Виллоэля выросли вместе. Почему-то наши отцы, строго следящие за своими народами, закрывали глаза на наши совместные игры и прогулки. Наверное, потому, что и он, и я рано лишились своих матерей и проводили больше времени не дома, а подле отцов, которые постоянно заседали в Городском Совете дома. Пока они там совещались, мы находили себе занятия в помещениях или во дворе той же самой Ратуши.

Прошли годы, незаметно для своих родителей мы выросли и полюбили друг друга. Сначала это выглядело, как игра во взрослую жизнь, но настал момент, когда мы оба поняли, что это не игра, и дальше так продолжаться не может. Мы уже не могли друг без друга жить. Ночь или день, проведённый в разлуке, были настолько в тягость, что это очень трудно стало скрывать.

Но и объявить открыто о наших отношениях мы не могли. Что нам было делать? Некоторое время нам удавалось встречаться в рощах за городом, где только птицы и звери были свидетелями нашей любви. Там мы стали любовниками и там были счастливы. Но если свидетелей способных рассказать об этой запретной связи не было, то наше отсутствие, конечно, не могло быть не замечено.

Это вызвало недоумение и лишние вопросы. Ещё бы немного и нас разоблачили бы, а это означало неминуемую разлуку. И тогда мы решились бежать. У меня есть подруга, с которой мы… но это другая история и к делу отношения не имеет. Может быть, потом я тебе расскажу. В общем, я надеялась на её помощь, но беда была в том, что живёт она далеко отсюда, а послать ей весточку не было никакой возможности. Оставалось только одно — дойти до её личных владений, где нас не могли бы достать не только наши отцы, но даже сами короли эльфов и лепреконов.

В один прекрасный день мы вышли из города в разное время и из разных ворот. Никто не остановил нас, удача нам пока сопутствовала. Сделав два изрядных крюка, мы встретились в условленном месте и направились к Троллиевых горам. Нет, мы вовсе не обезумели. Мы были влюблены, но не до такой степени, чтобы вовсе потерять голову. Нам нужно было только оставить ложные знаки, чтобы сбить со следа возможную погоню.

Иными словами, мы собирались лишь сделать вид, что идём в горы, а сами думали пройти лесами, на юг, где много пустошей, в которых легко затеряться. План был хорош, но кто же знал, что как раз тогда семеро братьев — троллей выйдут за пределы своих владений на незаконную охоту?

Мы едва успели расположиться лагерем в предгорье на живописной поляне и как раз обсуждали, какие бы нам наделать обманки, чтобы они указывали на то, что мы полезли в горы, как вдруг камни, стоящие вокруг поляны стали оживать и мы оказались окружены троллями. Всё произошло так быстро, что мы не только не успели оказать сопротивление, но не смогли даже опомниться!

Аллеоля… моего Аллеоля схватили и обезглавили раньше, чем я смогла понять, что происходит… Они проделали это со смехом и, продолжая смеяться, принялись перекидывать его голову один другому. Не помня себя, я бросилась отнимать у них эту голову, но меня тут же сбили с ног и связали по рукам и ногам. Однако глаза и рот мне оставили свободными. Кажется, им нравились мои крики...

А потому я видела, как они разорвали и сожрали его тело… Мне тоже кажется, совали кусок его плоти в рот, но сейчас я не могу с уверенностью сказать, не было ли это плодом моего воображения.

А потом я оказалась здесь, точнее не совсем здесь, а в темнице, внутри горы. Я была именно в таком положении, как недавно рассказывала тебе — прикована к стене короткой цепью, которая не давала ни лечь, ни встать, а позволяла только сидеть, прислонившись спиной к холодному камню. Кормили меня тоже так, как я тебе уже говорила, только я не упомянула, что хлеб мне кидали издалека и частенько он отскакивал от стены раньше, чем я успевала его поймать, а, отскочив, он отлетал, бывало на такое расстояние, что я уже не могла до него дотянуться.

С водой дело обстояло не лучше. Мне давали её в грязной посудине, которую подталкивали ногой. При этом половина воды расплёскивалась, а случалось, что кружка опрокидывалась и я оставалась совсем без питья, ведь длина цепи не позволяла мне слизать воду с пола.

Зачем всё это делалось? Я тогда не знала, но думала, что из презрения к моему народу. Оказывается, я ошибалась. Тролли просто хотели таким образом сломить мой дух, чтобы я стала помягче, как то мясо, которому дают слегка протухнуть, чтобы не сломать об него зубы.

Тупые создания! Мой дух был сломлен, а жизнь закончена, когда я увидела своего любимого мёртвым. Но самое ужасное ждало меня впереди, хотя то, что произошло, потом принесло мне облегчение.

Так вот, однажды, не знаю только, день это был или ночь, но я тогда забылась в тяжёлой полудрёме, которая заменяла мне нормальный сон. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. С трудом я подняла голову и увидела, что передо мной стоит Аллеоль!

Он стоял и улыбался, а я не могла сказать ни слова, и только смотрела на него, думая, что это сон. Когда я всё же нашла в себе силы заговорить, он сделал мне знак молчать, а сам прикоснулся к моей цепи, и она тут же разлетелась на части, словно стеклянная.

Я попыталась встать, но ноги не слушались, и тогда Аллеоль подхватил меня на руки и понёс куда-то. Наверное, я на какое-то время потеряла сознание, потому что совершенно не помню, как очутилась в роскошных покоях на ложе, покрытом дорогими тканями. Аллеоль был рядом, он снова сделал мне знак ничего не говорить, но я бы и так не смогла этого сделать — счастье, переполнявшее меня, отняло силы и погасило разум.

И тогда мой любимый начал ласкать меня. Он делал это так, как никогда до тех пор не было. Несмотря на истощение, я вдруг почувствовала такое наслаждение, что забыла и про боль, и про слабость. Наше соитие было подобно извержению вулкана, подобно урагану, сметающему всё на своём пути. Мне казалось, что я сейчас умру, но умру счастливой!

Мы провели в любви остаток ночи, (если конечно это была ночь), и я не заметила, как уснула. А когда я проснулась, то не было вокруг ни роскошных покоев, ни шикарного ложа, ни дорогих тканей. Не было и Аллеоля. Конечно, я подумала, что всё произошедшее накануне было сном, но тут же исследовав своё тело, поняла, что на самом деле занималась любовью всю ночь. Это открытие привело меня в полнейшее недоумение, ведь я знала, что Аллеоль мёртв, но я была слишком слаба, чтобы по-настоящему размышлять над всем происшедшим.

Я забыла сказать, что обстановка, в которой я проснулась, изменилась. Я уже не сидела прикованной цепью к стене в сыром и вонючем подземелье, а лежала на охапке соломы покрытой шкурами, в тесной, но тёплой и сухой комнате, освещаемой масляной лампой, стоящей на столе, заваленном снедью.

Почувствовав волчий голод, я, как могла, подползла к этому столу, который на моё счастье оказался невысоким, но достаточно широким, чтобы уместить еду, которой хватило бы на десятерых. Там я нашла копчёную оленину, свежий хлеб, неочищенный лук, яблоки, корзину каких-то кислых ягод и ещё много чего в таком духе. Рядом стоял объёмистый кувшин с ключевой водой, и хоть я предпочла бы вино, эта вода показалась мне тогда божественным напитком.

Насытившись, я едва смогла доползти до своего ложа из сена и шкур, где уснула, как убитая. А когда проснулась, то снова оказалась в объятиях Аллеоля. Этот второй раз я очень плохо помню и не могу поручиться за то, не было ли это сном на самом деле. Наверное, всё было наяву, но я была ненамного, лучше спящей.

После этого я проспала неделю, не меньше и никто меня не беспокоил. Просыпалась только, чтобы наскоро поесть и справить естественные потребности. Теперь я думаю, что в еду было подмешано какое-то средство, заставляющее меня пребывать в таком состоянии, но возможно всему виной было моё истощение, физическое и душевное.

Однако прошло время, и я начала приходить в себя, а вместе с хорошим самочувствием ко мне вернулась и способность рассуждать. Как это может быть, что меня навещает погибший возлюбленный? Почему он молчит? Каким образом келья, в которой я нахожусь, превращается в роскошные палаты, которые мне толком не удалось ещё рассмотреть? Может, я имею дело с призраком? Но тогда этот призрак умеет воплощаться, ведь я ощущаю его физически, живого и тёплого, к тому же настолько страстного, что он заставляет меня позабыть обо всём на свете.

Я решила, что в следующий раз буду внимательнее, и если бы ты знала, как я до сих пор жалею об этом решении! Иногда лучше оставаться в мире собственных иллюзий, чем знать горькую правду, когда ты не в силах, что-либо изменить.

Так вот, когда я окончательно пришла в себя, Аллеоль снова навестил меня, и мы снова любили друг друга. Но на сей раз, я нашла в себе силы, чтобы задавать вопросы, однако он лишь улыбался мне в ответ и я ничего не добилась.

К следующему разу я решила подготовиться, и когда настало время, провела ночь любви так, что мой возлюбленный совершенно вымотался. Он уснул первым, а я всё рассматривала его, но так и не нашла никаких отличий от того Аллеоля, которого я знала раньше.

Всё выяснилось на следующее утро. Сквозь сон я чувствовала своего возлюбленного, и когда он встал, почувствовала тоже, но не подала вида. Я наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки, а он, думая, что я сплю, забыл об осторожности.

И вот, когда он подошёл к двери и обернулся, чтобы ещё раз взглянуть в мою сторону, я увидела, как прекрасные черты Аллеоля изменяются, превращаясь в страшную тролличью рожу!

Стало понятно сразу всё — тролли, существа низкого порядка, но они обладают потрясающими способностями к маскировке, причём не просто отводят глаза и создают иллюзию, но изменяют собственное тело, буквально превращаясь, в то чем хотят прикинуться. Недаром мы тогда на поляне не смогли отличить их от больших валунов. Они ухитряются пребывать в преображённом состоянии даже во сне и принимают свой прежний вид только, когда сами захотят этого.

Превратиться в Аллеоля любому из них было тем проще, что они все вкусили его плоти! Я сама удивляюсь, как я теперь могу так спокойно об этом говорить. Тогда я металась от мыслей о самоубийстве, до планов страшной мести всем живущим в этих пещерах троллям. Однако они хоть и примитивные создания, но достаточно хитры, чтобы не допустить ни того, ни другого.

Меня держали взаперти, в моей келье не было ни одного предмета отдалённо похожего на оружие. На моём столе не было даже самого маленького столового ножа, всё из еды, что требовалось нарезать, подавалось уже нарезанным.

Вот если бы я владела искусством древних гейш, способных раздавить и вырвать во время соития мужское естество, пользуясь только мышцами своего естества женского! Но таким искусством я не обладаю, да и врядли такое удалось бы сделать с троллями — больно уж они крепкие.

Но я приготовилась выцарапать глаза этому лже-Аллеолю, даже если бы с меня тут же сняли голову. Но вечер настал и "Аллеоль" пришёл, и каморка вновь превратилась в расписные покои с неясными очертаниями, а моё грубое ложе стало роскошной постелью покрытой драгоценным шёлком, атласом и бархатом. Теперь я знала, что передо мной тролль, но в то же время это был мой возлюбленный, и я не смогла поднять на него руку, а он был со мной так ласков и нежен, что заставил меня позабыть обо всём...

С тех пор так и пошло — мучительные дни, и сладостные ночи, боль и наслаждение. Я ненавидела себя, но я любила… по прежнему любила погибшего Аллеоля и не в силах была противостоять тому, что происходило между мной и этим его… двойником. Точнее двойниками.

Я уже говорила тебе, что в пещерах этой горы живут семеро троллей — братьев. Так вот, у меня они перебывали, как потом выяснилось, все семеро по очереди, и не по одному разу.

Сначала я не умела их различать под личиной Аллеоля, но потом научилась и этому. Мне даже стали нравиться особенности и пристрастия каждого из них, как бывает нравится приправлять интереса ради одно и то же блюдо разными пряностями. Однако это было ещё не всё.

Как-то вечером ко мне пришли сразу два Аллеоля! Я сначала ужасно смутилась, хоть и знала понаслышке о подобных изысках в любви. Вот только себя я никогда не представляла в такой роли. Но потом я подумала — а что я теряю? Почему не попробовать с двумя то, что доставляет мне такое удовольствие с одним? И я решилась. В ту ночь наслаждение было настолько сильным, что я почти потеряла сознание, а сердце готово было выпрыгнуть из груди!

С тех пор они часто стали приходить ко мне по двое, по трое, а иногда и по четыре сразу. Я только просила их не являться всемером, так-как это уже слишком — удовольствие безумное, но потом всё так болит, что отходить приходится дня два или три, так что мы практиковали такое сумасшествие всего лишь пару раз за всё время.

Кстати, тогда наконец-то с наших встреч была сорвана печать молчания. Оказывается, мои любовники молчали из-за того, что не услышали тогда голос Аллеоля, а потому не смогли его повторить.

А ещё, меня выпустили из кельи и разрешили выбрать любую пещеру горы. Я выбрала эту, а когда стала встречаться с троллями днём, то постепенно привыкла к их настоящим лицам и теперь они не кажутся мне столь безобразными. Недавно я даже попросила их не надевать больше личину Аллеоля, когда они захотят навестить меня ночью, но они такие забавники — часто надевают личины разных эльфов, лепреконов и даже животных. Сначала было чудно, а теперь мне это даже нравится!

Ларни сидела, как во сне, убаюканная рассказом Кейни. Но вот этот рассказ закончился, и девушка обнаружила, что они сидят в обнимку, что её голова лежит на плече рыжеволосой бестии, а рука той нежно гладит грудь Ларни сквозь тонкую ткань туники.

Какая-то часть пленницы пыталась воспротивиться этим странным ласкам, но девушка вдруг почувствовала, что на это у неё нет ни сил, ни желания. Настойчивая рука женщины-лепрекона, между тем, мягко раздвинула ножки Ларни и осторожно проникла в святая святых девичьего тела.

Ларни вскрикнула от неведомого раньше сладостного чувства, пронзившего всё её существо, но тут губы Кейни нашли её губы и слились с ними в долгом умопомрачительном поцелуе...

— Великие силы! — прошептала Кейни, нежно прижавшись к Ларни всем телом. — Ты же ещё девочка! Нежная, как лепесток лилии, хрупкая, как хрустальная паутинка и невинная, как само Дитя Света! Не бойся, я тебя ещё долго-долго троллям не отдам!