Глава 117. Имена чемпионов

— А теперь, ребята, давайте-ка придумаем вам имена.

— А наши, чем плохи? — искренне удивилась Мара.

— Ничем, только вот не годятся они для гладиаторов.

— Это почему ещё?

— Сами посудите — Мара и Верентий. Это хорошие имена для мирной жизни, а если скажем, ты назовёшься полным именем, то это будет воспринято, как подражание Маранте-воительнице, а в нашем деле прослыть подражателем это значит заведомо обречь себя на вторую роль. Гладиатор всегда должен стремиться быть первым, иначе ему нечего делать на арене.

— У меня есть ещё одно имя — Ниа. Собственно оно первое...

— Ниа? Ещё лучше! Отличное имя для девочки, но… Хотя подожди… Ниа… Маранта… Ниамаранта… Нет, не то, а может Марантаниа? Или лучше с "я" на конце и с ударением на третью "а" — Марантания!

— Бред какой-то.

— Бред конечно, но для арены в самый раз. Зрители падки на экзотику! Теперь давай тобой займёмся, — сказал Лозас, оглядывая Верентия с головы до ног, словно снимая мерку для его нового имени.

— Мне прибавлять к имени вроде как нечего, — смущённо пожал плечами Верентий. — А вообще-то пока мы в тюрьме были, мне сэр Галль очень понравился. Может, я Веренгалль буду?

— Да, парнишка он замечательный, хоть и связался с этой Дианой, которую я в своё время поклялся убить… Впрочем, это дело прошлое и не для ваших, уж простите, ушей. Так вот, он ведь личность известная, а я уже говорил насчёт подражания. Хотя бы одну букву, но надо изменить… Веренгай! С ударением на "а", так будет, пожалуй, лучше. Представьте — на афишах будет написано: "Сегодня на арене Марантания и Веренгай!" Вот вы и зазвучали, осталось только прославиться.

Старый Лозас сразу завоевал их доверие. Они ему тоже понравились. Ребята были не робкого десятка, сильны и полны молодой энергии. Правда у них было несколько тёмное прошлое, о котором они упорно молчали, но ему ли обращать внимание на темноту в прошлом своих протеже? Своей темноты с лихвой хватало.

Надо же, девочку звали Марантой! Он думал, что больше никогда не встретит человека с таким именем.

Золас, (вспомнилось-таки старое имя!), вздохнул и покачал головой. Что-то часто он в последнее время стал вспоминать Маранту. То в толпе зрителей пришедших в цирк ему вдруг померещилось её лицо, то он поймал себя на мысли, что на неё чем-то похож этот мальчик — Руфус, которого Мара называла своим братом. (Золас вообще-то понял, что это враньё, но какое ему, в конце концов, дело?)

Оставив парочку новоиспечённых гладиаторов привыкать к своим новым именам, старик Лозас, (или бывший атаман лихой разбойничьей шайки Золас), отправился к себе, где в тесной, но вполне достаточной для его холостяцкой жизни комнате стоял тяжёлый кованый сундук замки, для которого он изготовил сам, а потому более или менее мог быть спокоен за сохранность его содержимого.

Там, почти на самом дне, завёрнутый в кусок старой, но некогда роскошной ткани, лежал небольшой портрет красивой молодой женщины в доспехах, с золотой то ли брошью, то ли фибулой на груди. Золас достал его и долго вглядывался в такие знакомые черты, которые в последнее время будоражили его воображение.

Сколько женщин было у него до неё, сколько ещё после, но такой, как Маранта, больше не было никогда! Эх, Маранта, Маранта! Эх, молодость, молодость! Эх, любовь...