У КОГО БОЛЬШЕ?..

Теоретически, после веселого опыта работы с красоткой — юристкой, — то бишь, будущим политиком, — Олесе, отчасти, было понятно категорическое нежелание начальство брать к себе на работу ее сына. Но при этом ей все равно было немного обидно. Потому что все люди разные, с различным уровнем и воспитанием, и не стоит, наверное, их всех стричь под одну гребенку.

И, если ее директора угораздило связаться с одной пустоголовой дурочкой, чья мама не имела на нее ни малейшего влияния и была озабочена лишь тем, чтобы снова и снова пристраивать свое непутное дитятко на тепленькое местечко, не делая никаких выводов из того, что предшествовало ее очередному увольнению, то не надо думать, что и все остальные такие же.

Олеся никогда не идеализировала своего сына. Идеальных людей не бывает. У всех имеются свои особенности и недостатки. Но, если бы ее сын вел себя безответственно и не желал нормально работать, Олеся первая отправила бы его с вещами на выход. Она готова была нести полную ответственность за своего сына, за его работу, за его поступки, — в отличие от матери той же красотки — юристки. И поэтому ей было просто досадно, что директор, — такой добрый к глупеньким, типа, девочкам, — не дает ему шанса хотя бы попробовать.

Помимо того, что он был ее сыном, у него был еще один существенный недостаток, — он был мужчиной. И Олеся это тоже прекрасно понимала. Она давно уже заметила, что с представителями своего пола Ваня не может работать просто категорически. Водители и грузчики в их организации менялись с завидной регулярностью, — глядя правде в глаза, они уходили, едва начав работать. Причем, с виду это были достаточно неплохие ребята, — ими были довольны и клиенты, и другие сотрудники. Но, очевидно, не доволен был Ваня.

У него было свое небольшое производство корпусной мебели и диванов, и временами там, по слухам, просто вообще работать было некому. Со стороны это казалось удивительным, но, очевидно, были какие-то достаточно серьезные причины того, что сотрудники уходили стабильно уже через несколько недель. Все, — даже трудовые мигранты из Средней Азии, которые обычно сильно не привередничают, приспосабливаясь к любым, даже самым жутким условиям. Но от Вани бежали даже они. Судя по всему, — как потом уже поняла Олеся, — сам Ваня просто органически не мог иметь дело с мужчинами.

Олеся тогда искренне не понимала, что это такое?.. Проявление комплекса неполноценности?.. От полнейшей неуверенности в себе?.. С его-то деньгами и возможностями?..

Это было просто поразительно.

Притчей во всех языцех стал один из бывших сотрудников компании, парень лет двадцати пяти, — плюс-минус, — который несколько месяцев проработал в одном из салонов. Как-то в одном из разговоров Оля, жена директора, намекнула Олесе на то, что у них уже был такой печальный опыт с трудоустройством “мальчика”, и это, якобы, именно из-за него Ваня не готов теперь даже рассматривать кандидатуры парней. Потому что даже непутная бывшая Олесина сменщица была, в сравнении с ним, просто умницей, труженицей и вообще передовиком производства.

Типа, этот мальчик был совсем тупым; он вообще не способен был понять даже саму суть работы, постоянно косячил, и объяснить ему что-либо было абсолютно невозможно. В общем, они с Ваней, якобы, до сих пор с ужасом вспоминают о нем!.. Они еле-еле сумели избавиться от него, — слава Богу, что салон, в котором работал этот молодой человек, как раз закрывали, из-за полной реконструкции торгового центра, — и вот только так им и удалось его, в конце концов, уволить. Но им даже вспоминать о нем до сих пор страшно…

Из печальных Олиных рассказов Олеся, к сожалению, не смогла понять только одно, — но, на ее взгляд, самое важное в данной ситуации. Если человек вас полностью не устраивает; если он не способен обучиться работать в самой что ни на есть простой и примитивной программе; если он постоянно “косячит”, — Олеся ненавидела это слово, — то почему нельзя просто спокойно и честно сказать ему об этом и по-хорошему распрощаться?.. Тем более, что в данной организации сотрудники работали без оформления, и вполне можно было расстаться легко и просто, — а не морочить молодому человеку голову и не вешать ему лапшу на уши, обещая непременно, в самом ближайшем будущем, снова взять его на работу в какой-нибудь другой открывшийся салон.

Он, кстати, действительно ждал еще какое-то время. И места в организации были, — скорее, работать было, как всегда, некому. Добрые хозяева почему-то не могли отказать ему напрямую. Просто кормили обещаниями — и не брали. Попутно рассказывая всем, кто желал их слушать, каким он был дебилом…

Олеся, кстати, видела потом этого “мальчика”. И он произвел на нее впечатление совершенно нормального парня, отнюдь не похожего на того умственно отсталого идиота, каким его изображали его бывшие хозяева. И выглядел он при этом, как разумный взрослый серьезный молодой человек. А еще у Олеси в какой-то момент был доступ к программе того, закрывшегося, салона. И Олеся, с удивлением для самой себя, обнаружила, что у этого парня было немало заказов, — он держался примерно на одном уровне со своей сменщицей и ни в чем не уступал ей. А сам работал при этом практически без выходных, потому что постоянно выходил на подмену в другие салоны организации. И сотрудники этих самых других салонов, — да и просто окружающие люди, — отзывались о нем вполне нормально. Так что Олеся так и не сумела понять, что же конкретно с этим парнем было не так, — по версии ее начальства.

Этот молодой человек, кстати, потом устроился на работу в крупную федеральную компанию, которая, разумеется, была не чета его предыдущей организации. И по уровню требований к сотрудникам, и по зарплате. Работал он там достаточно долго, — а может, и по сей день работает, кто знает, — и был при этом на хорошем счету. Такой вот местный дурачок, не способный ни на что путное…

Олесе стоило бы, кстати, еще тогда по всем этим признакам понять, что, даже если ее сыну и удастся рано или поздно к ним устроиться, то ничем хорошим это не закончится. Проблема, в принципе, была на поверхности. Просто Олеся даже и не догадывалась, насколько она на самом деле серьезна.

Как я уже упоминала, на тот момент Олесе нравились ее хозяева. Она даже считала их весьма и весьма приятными людьми. И сам директор, Ваня, — он был весь такой серьезный, солидный, основательный, успешный, благополучный. А еще спокойный, даже флегматичный, и, вроде бы, вполне адекватный.

Кому бы только из знающих его таким вот людей могло прийти в голову, что, оказываясь напротив другого мужчины, он начисто словно теряет рассудок и тут же начинает ожесточенно сотрясать своим достоинством, чтобы сходу показать, что у него длиннее, намного длиннее, гораздо длиннее… Даже если в этом в данный момент совершенно нет никакой необходимости, и никто даже и не претендует на его абсолютную власть… Даже если его мнимый противник пока находится в совершенно другой весовой категории и, в сущности, не может представлять для него ровным счетом никакой опасности.

Про его супругу, Олю, вообще разговор особый. Она с виду была вся такая милая-заботливая, приторно доброжелательная, — аж зубы сводило от слащавости… Особенно сильно ее показная доброта проявлялась в том случае, если она могла при этом попользоваться тобой по полной программе… А вот если она встречала хоть какой-то отпор, — всю ее сахарную пудру словно ветром сдувало. Показная милота тут же исчезала. А то, что оставалось, было не слишком привлекательным и приятным. Потому что это было лицемерие и лживость.

И ведь самое главное, — Олеська изначально догадывалась обо всем об этом. Точнее, даже не просто догадывалась, а знала наверняка, что это так. И все равно зачем-то полезла в эту крысиную нору…

Еще спасибо, что голову полностью не откусили. А так, лишь слегка пожевали…