Глава 55. Эта разная любовь...

Анджелика проснулась от странного звона и не сразу поняла, где она. Под ней было их с Драсей привычное одеяло, край плаща любимого укрывал её, но его самого рядом не было. А ещё, вместо привычного уже утреннего неба, над головой у неё был сводчатый каменный потолок, а из открытого стрельчатого окна лился яркий свет...

Ах, да — она в замке! В замке Рогелло Бодакулы. И спальня та же, но вместо разбудившего её две-три жизни назад воздушного — «Фр-р-р!», уши режет какой-то неравномерный звон, как будто кто-то колотит железной палкой по чугунной ограде, которая бывает в парках.

Девушка встала и подошла к окну. Как и тогда, она сперва ничего не увидела. Глаза должны были привыкнуть к яркому свету, и Анджелика даже на несколько секунд прикрыла их рукой, приставив её ко лбу козырьком.

Звук шёл снизу, со стороны площадки перед воротами. Там метались и прыгали две высокие человеческие фигуры. Оба размахивали чем-то длинным и блестящим, сверкающим на солнце так ярко и мелькающим так быстро, что казалось — у них в руках две молнии...

В следующий миг Анджелика вскрикнула, и сердце её замерло, перестав биться. Это были Драся и капитан Барбарус! И оба размахивали огромными двуручными мечами, взятыми из арсенала замка!..

Вж-жик! Тяжёлый эспадон, словно крыло ласточки стрижёт воздух в опасной близости от носа Барбаруса.

Х-ха! Не успевший отбить удар капитан превращает промах в преимущество и наносит удар снизу вверх, в горло противника! Драся успевает отшатнуться в последний момент и тут же бьёт противника эфесом в грудь. Любому другому такой удар стоил бы сломанных рёбер, но мускульная броня Барбаруса выдерживает и он, как более лёгкий телом, отлетает на несколько шагов, громко при этом крякнув. Оба противника смеются...

Им смешно! Нет, вы только посмотрите — им смешно!!!

Анджелика не раздумывала. Она вскочила на подоконник и, сильно оттолкнувшись, вылетела наружу! Если бы ей не удалось во время падения поймать поток энергии, то этот прыжок стоил бы ей жизни. Но она его поймала, а точнее он поймал её, подхватив, словно огромной ладонью и опустил между дерущимися.

В ту же секунду к ней присоединилась, выскочившая из дверей Фоллиана, и встала плечом к плечу, прижимая к груди рыдающую от ужаса Берёзку. Так они стояли, молча, не меньше минуты, причём, рука Анджелики легла на заколку, а между пальцев Фолли засветилась огненная ниточка.

— Сеньориты! — первым обрёл голос капитан Барбарус. — Ваше появление столь же приятно, сколь и неожиданно. Но мы уже заканчивали!

— Совершенно верно, — смущённо подтвердил Драся, уперев меч концом в землю и положив руки на крестовину, — мы заканчивали. Но, к сожалению, наш спор не завершён, так-как мы не можем победить друг друга.

— А если б кто-то смог? — крикнула Анджелика, закипая от гнева.

Фоллиана согласно зашипела рядом.

— Дамы, дамы, успокойтесь! — заговорил вдруг Фиг, появляясь неизвестно откуда. — Не надо так нападать на беззащитных мужчин! У них было условием только выбить оружие, я свидетельствую!

Фиг не врал, Анджелика это чувствовала. Но обида на обоих поединщиков не прошла. Что это ещё за фокусы! Она едва не умерла от страха, а ведь они могли просто всех предупредить, и тогда все три девушки, как средневековые дамы, с интересом посмотрели бы этот турнир и вручили бы венок победителю. Или скормили бы этот венок Быку в знак ничьи.

Правда, она подозревала, также, что они с Фолли и Берёзкой, может быть вообще не дали бы мужчинам сажаться. Пусть это и игра, но слишком опасная. Страшно представить, что случится, если один другого заденет даже случайно! Железо не знает жалости и рассекает плоть с холодным равнодушием. А каково видеть любимого рассечённым?

В любом случае, она сердита и зла, а значит, будет дуться, пока её женское «я» не скажет — «Хватит!» А когда это случится, неизвестно ей самой.

Анджелика фыркнула, демонстративно повернулась к мужчинам спиной, и, широко шагая, вернулась в замок. От злости ей хотелось бить и пинать всё на своём пути. Она даже хотела наподдать дверь, которая подалась не сразу, но вовремя сдержалась, решив, что сломанные пальцы врядли помогут улучшить испорченное настроение.

Сейчас ей даже есть не хотелось, поэтому, она, не останавливаясь, прошла мимо главного зала, где чем-то гремел и шуршал Быкович, и проследовала обратно в свою спальню. Что она там будет делать? Упадёт на кровать ничком, уткнётся носом в подушку и станет злиться! Ух, как она позлится в своё удовольствие!

Разумная часть её сознания немедленно возмутилась. Что за чепуха! Она ведь уже не подросток, чтобы так потакать своим эмоциям. Сейчас, когда конфликт фактически улажен, такая её реакция не принесёт пользы ни ей, ни Драсе, никому! Тогда какой же смысл ей себя мучить? Никакого. А если, вопреки здравому смыслу, она продолжает это делать, то кто же она в таком случае? Дура.

Дура? Дура?! Так она ещё и дура?!

Разумная часть сознания, виновато пожав плечами, отошла в сторону, и девушку затопили эмоции! Она прошла через миры и время, она изменяла свою сущность, она жертвовала… Чем? А, неважно чем, но чем-то точно жертвовала ради любви! А он… Как он мог с ней так поступить? А теперь выясняется, что она ещё и дура! Может быть она, ко всему прочему, во всём виновата?

При последней мысли кровь ударила в голову Анджелики с такой силой, что щёки её запылали.

«Теперь на мне можно жарить яичницу!» — мелькнула нелепая мысль.

Лучше бы эта мысль не приходила её в голову. Столкновение столь противоречивых чувств, как столкновение холодного и раскалённого воздушных фронтов, чревато бурями.

Девушка влетела в спальню, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Она бросилась на кровать, плача и смеясь, понимая, что с ней происходит самая настоящая истерика, и что, если не остановиться, то может произойти что-нибудь ужасное!

Ни в чём не повинная подушка была жестоко скомкана и смята, а ещё укушена, но это не помогло. И тогда её швырнули о стену! Как ни странно, последнее действо возымело некий эффект. Анджелика вдруг села, чувствуя внутри себя пустоту и даже какой-то сквозняк. Она была как кувшин, из которого выплеснули воду, но влага обильно покрывала стенки изнутри. И это были горячие капли! Вот теперь в ней гуляет холодный воздух, леденит нутро, в то время как оболочка ещё не остыла...

Шаги, раздавшиеся сзади, заставили её сесть на кровати и гордо выпрямиться.

— Я всё ещё сержусь на тебя, уйди! — приказала Анджелика, не поворачивая головы, и стараясь голосом выразить всю полноту своего внутреннего холода.

— Не смею противиться вашей воле, сеньорита Анджелика, тем более что я целиком и полностью заслуживаю ваш гнев! — прозвучал с порога красивый бархатный голос. — Но прежде чем удалиться, позвольте мне принести вам свои глубочайшие извинения!

Девушка обернулась. В дверях стоял смущённо улыбающийся Барбарус, который, тем не менее, принял изысканно вежливую позу, говорящую о подлинно высоком вкусе.

Ах, да! Она оставила дверь открытой настежь, иначе, вежливый капитан никогда бы не вошёл без стука.

Странно, но Анджелика, почему-то, испытала облегчение от того, что это не Драся. Своему бывшему гонителю, она была сейчас даже рада. (Почему?) Может быть, потому что в данный момент была не готова к примирению с возлюбленным, а продолжать ссору ей самой уже не хотелось. Что же касается уединения, которое она только что испытала, то девушка вдруг почувствовала, что совершенно не хочет оставаться одна. Ей нужна была компания, и капитан Барбарус подходит для этого ничуть не меньше любого из друзей. Даже больше, потому что всё, что ей могут сказать сейчас самые лучшие друзья, она знала наперёд.

— Входите, сеньор Бодакула, — сказала Анджелика, вставая и указывая ему на скамью, стоявшую у стены. — Присаживайтесь, хотите вина?

Что капитан Барбарус ответил насчёт вина, она не расслышала, но сочла правильным наполнить два кубка «козьей кровью» и протянуть один из них гостю. Тот, всё так же вежливо, поблагодарил её, прикрыл за собой дверь, но сел на скамью не раньше, чем это сделала принимавшая его дама.

Анджелика подумала, что выглядит нелепо для приёма кого бы то ни было. Едва одетая, босая, растрёпанная после сна, и даже не успевшая умыться… Нда, но сейчас было поздно просить посетителя подождать, пока она приведёт себя в порядок, а потому ей ничего не оставалось, как продолжать играть роль гостеприимной хозяйки, одетой с соблюдением всех приличий. Но всё же она сочла правильным извиниться.

— Простите, сеньор капитан, что я в таком виде… — начала Анджелика, но Барбарус только поднял перед собой руки в вышитых перчатках в знак протеста.

— Что вы, что вы, благородная сеньорита! — заговорил он мягким и в то же время настойчивым голосом. — Давайте оставим эти условности. Мы все оказались здесь в плену особых обстоятельств, и теперь стесняться друг друга несколько поздно.

Это не было намёком на то, что уже случилось между ними, (а может быть, было, так что с того?), но недавние события вдруг всплыли в памяти обоих и собеседники сконфуженно замолчали. Анджелика спрятала смущение за кубком, сделав большой глоток. Её гость поступил так же, но глоток был маленьким.

— Вы что-то хотели сказать мне, Барбарус? — спросила девушка, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— О, да, любезная сеньорита! — воскликнул её гость. — Позвольте мне принести свои глубочайшие извинения за спровоцированный мною инцидент. Здесь целиком и полностью моя вина, потому что...

— Только, пожалуйста, не надо оправдывать Драгиса, сеньор капитан, — устало произнесла Анджелика. — Конечно, часть вины за этот нелепый случай лежит на вас, но сердита я, прежде всего, на него, потому что именно от него, а не от вас я получила сегодня неожиданный и незаслуженный удар, именуемый недоверием...

Возможно, свою роль сыграло также вино, выпитое на голодный желудок, но ей вдруг стало, очень жаль себя, так что слёзы сами закапали в кубок. Чтобы скрыть их, Анджелика снова спрятала лицо за серебряной чашей, и сделала ещё один большой глоток.

— Что вы, сеньорита, что вы! — мягко возразил ей кабальеро. — Сеньор Драгис и в мыслях не имел вас обидеть. Это за ваше имя он дрался сегодня, приняв вызов, который я бросил так неосторожно...

— Вот именно! — почти крикнула Анджелика. — Вы говорите — он принял вызов? Но зачем он его принял? Неужели он думает, что его любовь ко мне нуждается в доказательстве?

— Но это нормальное поведение для рыцаря, когда речь заходит о первенстве среди дам… — сделал ещё одну попытку капитан Барбарус.

— Вот как? — сквозь слёзы проговорила Анджелика. — А кто-нибудь спросил, нужно ли это дамам?! Когда любишь, рискуешь собой, чтобы быть вместе с любимым или с избранницей. Она, конечно же, простит возлюбленного за риск, которому он подвергает себя, но, по-настоящему влюблённая девушка предпочтёт знать, что её возлюбленный жив и здоров, а не покрыт «благородными шрамами» в её честь, даже если платой за это будет вечная разлука с возлюбленным! Поэтому подставлять свою голову под меч из-за какого-то первенства...

Она захлебнулась слезами.

— В конце концов, Драся не рыцарь, он — дракон! — истерично выкрикнула Анджелика, и тут уж слёзы пресекли её доводы и хлынули с безудержностью водопада.

Девушка отшвырнула от себя кубок с недопитым вином и разрыдалась в голос! Барбарус понял, что сейчас разумные доводы бесполезны, но бросить даму в таком состоянии ему не позволяло высокое звание кабальеро! Поэтому, капитан поставил свой кубок с вином, к которому едва прикоснулся, на крышку сундука, стоявшего у стены, и приобнял девушку за плечи, приговаривая обычное в таких случаях, ничего не значащее утешение — «Ну, ну! Не надо так! Не надо!»

От этого Анджелика заревела пуще прежнего, но не отстранилась, а наоборот, прижалась к жёсткой щетинистой груди, вчерашнего врага, которая была ей уже знакома, как грудь надёжного друга. Теперь Барбарус обнял её, по-настоящему, продолжая гладить по спине, приговаривая при этом утешительную бессмыслицу и легонько целуя в макушку.

Через некоторое время, рыдающая девушка стихла, но она всё ещё всхлипывала, прижимаясь к своему утешителю. Потом вдруг подняла головку и подставила губы его губам...

Барбарус поцеловал её так же легко, как до этого, но Анджелика обвила его шею руками и отказалась разрывать поцелуй! Капитан почувствовал, что его подхватывают и уносят волны подступающей страсти, но он был истинным кабальеро, и не мог воспользоваться беспомощным состоянием дамы, и потому сделал попытку отстраниться...

— Нет… Прошу!.. — прошептала Анджелика, пересаживаясь к нему на колени. — Не прогоняй меня! Я… Я хочу этого...

Она сбросила бретельки ночной рубашки, обнажая плечи и грудь, и застонала от наслаждения, когда горячие губы неистового любовника впились сначала в шею, потом в ключицы, потом в напрягшиеся от желания соски!..

Он целовал её, не в силах остановиться! Целовал всю, не пропуская ничего, словно желая поцелуями вылепить из её тела что-то необыкновенное! И это ему удалось!

Девушку буквально затрясло от желания! Она сорвала с себя остатки одежды и потянула любовника на себя, оказавшись на жесткой скамье, которая была сейчас для неё мягче любой перины! Тогда она решительно обхватила ногами поясницу партнёра и жадно приняла его напряжённый, как камень орган в себя!..

Это было многократно сильнее, чем во время безумств той ночной оргии! Оба любовника уже не стонали, а кричали от страсти! Не в силах сдержать себя, Анджелика впилась зубами в плечо мужчины так, что он вскрикнул! И в тот же момент она почувствовала внутри себя мощное биение его семени...

Конечно же, это было не всё! Они долго целовались, сидя на скамье, совершенно обнажёнными, потом вдруг с криком соединились вновь!

На сей раз, девушка была сверху, но это никак не повлияло на бешеный темп скачки. Приключения и многочисленные физические нагрузки, сделали мышцы Анджелики упругими, а потому ей нипочём было то, что нередко утомляет даже самых страстных женщин, лишая их вполне заслуженного удовольствия.

И снова они довели друг друга до неистовства! В какой-то момент Барбарус положил руки на полные чаши грудей своей любовницы, а она накрыла его ладони своими и сжала изо всей силы!

Это было как раз то, чего не хватало! Девушка закричала от сладкой боли, и тут волна наслаждения почти лишила её сил… Неистовая вакханка упала на тело любовника и забилась в судорогах, чувствуя при этом новые толчки семени внутри себя. Ничуть не менее слабые, чем в прошлый раз...

Теперь их отдых был несколько более долгим. Барбарус взял с крышки сундука свой кубок и протянул Анджелике, потом отхлебнул сам.

Кровь застучала у девушки в висках, в голове зашумело, а руки и ноги вдруг налились новой силой!

— Ещё! — потребовала она и прильнула к телу любовника.

Понятное дело, что речь шла не о вине. Барбарус усадил принцессу себе на колени, но развернул к себе спиной, так что, обнимая, он теперь имел возможность ласкать руками её грудь, живот и лоно. Анджелика повернула к нему голову и стала целовать в губы. Но в таком положении это получалось с трудом, а потому поцелуи были опять лёгкими, словно лишёнными страсти, но на самом деле они дразнили обоих любовников, словно удерживая их на некоей непреодолимой грани.

Очень скоро от таких ласк Анджелика слабо застонала и заёрзала на коленях у партнёра. Но он не торопился входить в неё, и ещё некоторое время мучил ненасытную принцессу, доводя её почти до потери сознания.

Анджелика думала, что сейчас она умрёт или сойдёт с ума, когда её мучитель сжалился! Он поставил девушку на ноги, заставил её опереться о спинку скамьи, а сам решительно вошёл в неё сзади...

Это было что-то совсем другое!.. Непохожее на то, что они делали раньше. Чувства были глубже, медленнее, сильнее, а, охвативший в конце восторг, не отпускал долго, заставляя всё тело самопроизвольно дрожать от накатывающих волн счастья...

.....................................................................................

Минут через десять Анджелика попросила его уйти. Но когда капитан Барбарус оделся и сделал шаг к двери, девушка вдруг встала и ещё раз обняла его, не обращая внимания на то, что сама она так и осталась обнажённой.

Нет, это не было просьбой ещё раз повторить то, что произошло между ними. Барбарус был силён и, конечно мог ещё и ещё, и она знала, что её тело опять отзовётся на его ласки, но...

Всему надо знать меру. Ещё одно соитие могло вызвать вымученное наслаждение, а это испортило бы всё впечатление от того, что случилось сегодня между ними. Просто она хотела поблагодарить того, кто подарил ей в это утро столько запретной радости...

Анджелика прошептала на ухо капитану — «Спасибо!» Потом нежно поцеловала его и отпустила.

Закрыв за гостем дверь на щеколду, девушка присела на край скамьи и оглядела комнату. Наверное, стоило здесь прибраться, но не было сил. Ни физических, ни душевных.

Всё же она встала и аккуратно заправила их с Драсей постель. Они с Барбарусом всё делали на скамье, не тронув ложа, где она ночевала с возлюбленным...

Зачем она это сделала?!

Анджелика точно знала, что не из-за обиды на Драсю. И не из-за своих расстроенных чувств! Ну, и, конечно же, не из-за выпитого вина...

Впрочем, два последних обстоятельства сыграли свою роль, но ничего бы не случилось, если бы она… не хотела Барбаруса. А она хотела!

.......................................................................................

Страх студёной волной прокатил через всё её существо. Это было совсем не то, что тогда ночью, когда все изыски плотской любви происходили на глазах возлюбленного, с его разрешения, одобрения и при непосредственном его участии.

Вот теперь она изменила по-настоящему, потому что хотела этого! Нет, она хотела не измены, как таковой. Она желала ещё раз того бесподобного любовника, того чужого ей мужчину, которого познала недавно! И этим мужчиной был Барбарус Бодакула — её враг, мучитель и гонитель, сделавший много плохого и ей, и тому, кого она любит больше жизни. Сын, знакомого ей некогда одиозного Рогелло Бодакулы. И он был великолепен!

От одной этой мысли у Анджелики всё потеплело внутри! Сладко заныла грудь, запоздало отозвалось лоно. Ого! Анджелика вдруг почувствовала, как семя её любовника вытекает наружу и струится по внутренней поверхности бёдер до самых пяток.

Она никогда не думала, что это может быть приятным! Но это было приятно… Запретно, неприлично, непристойно, непотребно — как хотите, назовите. Но восхитительно, потрясающе, почти невозможно приятно! Пусть она вытекает, пусть щекочет, пусть напоминает о том, что случилось… Пусть будет всё что будет! Анджелика никогда не забудет и не отречётся от того, что с ней самой произошло сегодня. Разве можно отрекаться от самой себя?

Но всё же надо привести себя в порядок и одеться. И девушка занялась этими двумя вещами, продолжая свои размышления.

Нет, она не любила капитана Барбаруса. То чувство, которое Анджелика испытывала к Драсе, было иным, хоть способности её возлюбленного, как любовника были не меньше, а может и больше, и это имело значение, и глупо было это отрицать...

Драся ни в чём не уступал капитану Барбарусу, и даже превосходил его во многом. Но их любовь была иной, потому что… потому что это была просто — любовь.

Есть такая старая манера — сравнивать плотские удовольствия с едой. Если так, то можно ли решить, какой хлеб лучше — белый или чёрный? Каждый знает ответ на этот вопрос сам для себя. А вот ей нравится и то, и другое, если выпечка хорошая и сам хлеб свежий!

Анджелика рассмеялась, но тут же вздохнула с тревогой!

Очень легко оправдать себя таким способом. Разве она присягала на верность белому хлебу, не имея права отведать чёрного? Вот глупость-то!

А теперь серьёзно — как дальше быть? Сейчас она выйдет за порог этой комнаты, найдёт Драсю, но как она посмотрит ему в глаза? Как объяснит то, что сделала? Ведь она не станет от него ничего скрывать, потому что в любви самая малая ложь, это яд! Возлюбленные либо принимают друг друга такими, каковы они есть, со всеми достоинствами и недостатками, либо расстаются, потому что в последнем случае они ни какие не возлюбленные...

С одной стороны объяснение между ними уже состоялось в то утро, когда она проснулась сидящей у Драси на коленях. Из всего тогда сказанного можно было понять, что её любимый стоит над избитыми и истасканными представлениями о любви и верности. Её он тоже призывал отказаться от избитых представлений, которые противоречат человеческой природе, а потому нарушаются на каждом шагу, несмотря на всевозможные запреты. Но значит ли это, что всё это оправдывает то, что с ней случилось сейчас? Действительно ли она может «гулять направо и налево»?

Стоп! Анджелика даже ногой топнула с досады. Она не гуляла направо и налево! То, что было у них с Барбарусом — прекрасно, как дар Земли, в то время как их любовь с Драсей, прекрасна, как дар Небес! А потому, все прочие определения к ним не подходят...

Стук в дверь прозвучал, как гром среди ясного неба! Очень сильный гром...

Сердце Анджелики ухнуло вниз и спряталось где-то в районе пяток. Девушка уставилась на дверь, словно перед ней было чудовище с открытой пастью!

Но дверь не была чудовищем, а если то, что ждало её за ней окажется чудовищным, то значит так тому и быть, раз она того заслуживает!..

Анджелика шагнула к двери на ватных ногах и дрожащей рукой отодвинула щеколду. Дверь распахнулась. Драся стоял за ней...

Согрешившая возлюбленная смотрела на своего мужчину снизу вверх, и в глазах её вопрос мешался с вызовом. Если бы в руках у Драси был меч или топор, она бы ничуть не удивилась бы такому исходу. Просто встала бы на колени и откинула волосы в сторону, чтобы любимому было удобнее отсечь ей голову.

Если бы лицо возлюбленного выражало гнев и презрение, она не стала бы оправдываться, а приняла бы это, как горькое наказание, более страшное, чем смерть!..

Но ничего подобного не было. Любимый смотрел на неё сверху вниз, и глаза его выражали ласку, заботу, и почему-то тревогу. (Такое выражение бывает у матери, которая впервые отпускает неразумное дитя дальше десяти шагов от себя.)

«Он не знает! — подумала Анджелика. — Если бы знал, то как-нибудь показал бы это».

— Знаю! — сказал вдруг Драся, лукаво улыбнувшись.

— Что?..

Ноги девушки вдруг подкосились, но сильные руки любимого подхватили её, как ребёнка, и подняли в воздух. Анджелика сама не поняла, как оказалась сидящей на кровати, между тем, как Драся устроился у её ног.

— Знаю, — повторил он. — Ты уже несколько дней «кричишь» о том, что ещё хоть раз хочешь повторить то, что у вас было с ним. Не удивляйся — я опять читаю твои мысли.

— И… давно?.. — выдавила из себя Анджелика, ещё не зная, как отнестись к его словам.

— С тех пор, как мы вернулись в Менский замок, после поисков Барба. Я услышал, как ты «кричала» из самой глубины души, что тебе одиноко и страшно. Это было задолго, до того, как мы переступили порог замка. На твой «голос» я и шёл, можешь спросить у Фига, он подтвердит.

— А мне ничего не сказал...

— Мне нужно было убедиться, что это чувство не исчезнет. Оно не исчезает!

— И много ты ещё услышал моих интересных мыслей?

— Да, разных мыслей было много. Например, тогда во время танца дриад мы с Барбом привиделись тебе клёном и ясенем. А ещё… Я никогда бы не допустил твоего участия в том празднике любви, если бы не увидел, что этого жаждет твоя исконная корневая природа!

— Значит, моя природа настолько низкая? — почти проплакала Анджелика. — Значит, я всё-таки — шлюха?

— Ты, это ты, — ответил её мудрый возлюбленный. — Если тебе удобно считать себя шлюхой — считай. Но в таком случае, это больше не является определением чего-то плохого.

— Но кто же я тогда?

— Для меня, ты, прежде всего — принцесса, — начал Драся объяснения таким серьёзным тоном, что не оставалось сомнения — он говорит о самом главном в своей жизни. — Для дракона это, тоже, что богиня для верующего! Ты — принцесса, наградившая дракона любовью и доверием! Нет ничего выше такого подарка! Этого не каждый удостаивается… Надо ли говорить, что теперь для меня ничего в мире не существует, кроме моей принцессы? Ты — главное, всё остальное, второстепенно. Что же до Барба… Тут особый разговор. Просто ты сама не всё знаешь о своей природе. Я потом тебе расскажу подробнее, когда всё уляжется и успокоится. Дело в том, что это вопрос серьёзный, и ты должна многое узнать о себе и принять… Но, всё потом! Это ведь я попросил его принести тебе извинения! Не потому что я струсил, просто меня ты слушать не стала бы. А с ним ты сбросила страшный груз с души… Видишь ли, здесь все всё понимают и никто не осуждает тебя… вас с ним… нас… В общем, я тебе всё объясню, а сейчас, пожалуйста, пойми — я люблю тебя! Люблю всем сердцем, без оговорок, обид и обязательств! Это все знают и Барб тоже. Поэтому он… То есть, я… Мы… А, не важно! Просто пойми — наша любовь, это любовь, а всё остальное… В жизни много всякого есть и много ещё будет...

— Хватит! — остановила его Анджелика. — Пойдём завтракать, а о своей любви ты мне расскажешь вечером, договорились?