Глава 57. Ты мне доверяешь?

Самой простой проблемой был паспорт. Его Хранитель позаимствовал у престарелой пациентки всего на одну ночь и вернул наутро в целости и сохранности.

С другими документами было чуть сложнее, но тут их «выручила» молоденькая медсестра-практикантка, забывшая в больнице сумочку с документами. Няня нашла эту сумочку и передала Хранителю, который как раз в тот раз дежурил. И он действительно сохранил всё до последней мелочи, включая упаковку дешёвых презиков, чему та юная ротозейка была почему-то особенно рада.

Для Мегги скопировать что-либо не составляло труда — она повторяла структуру предмета на молекулярном уровне, используя в качестве «сырья» самые простые материалы — бумагу для принтера, фольгу от шоколадки, полимерную упаковку из-под съеденных сосисок. Другое дело было не напутать с датами, адресами прописки, сведениями о предыдущих браках, детях и так далее. Но для этого был его ум, опыт и компьютер. В результате, после ряда проб и переделок, Мегги стала уроженкой далёкого села на другом конце страны, закончившая медтехникум и имевшая диплом медсестры, со всем, что к нему прилагается.

Теперь её звали Маргарита, что не мешало Хранителю называть её при всех — Мегги, что воспринималось, как обычное чудачество. Именно в таком статусе он привёл её в свою больницу и помог устроиться на работу.

Они решили ничего не скрывать. Да, она девушка из провинции, приехавшая поступать в ВУЗ. Да, здесь она встретила его — опытного врача, они полюбили друг друга и собираются пожениться в ближайшем будущем. Да, они жених и невеста! Да, она уже живёт у него и они счастливые любовники. Завидуйте!

Даже то, что дежурившая медсестра тогда видела их вместе ночью, сыграло на руку. Просто он показывал ей свою больницу, будущее место её работы. А то, что Мегги была при этом босая и в халате, накинутом на голое тело, старушке, конечно, привиделось. (А если и не привиделось, то это касается только их двоих. Завидуйте!)

Всё было хорошо, слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хранитель даже предпочёл бы, чтобы в их жизни появился какой-нибудь маленький изъян, за который можно было бы зацепиться. Зачем? Ну, может быть, чтобы происходящее больше походило на реальность. Тогда можно было бы сказать — «Всё как у людей!»

Его не волновали шушуканья за спиной. Это как раз было «нормальным». Люди редко верят в настоящую любовь, тем более что каждый судит об окружающих, исходя из собственного опыта. А для большинства этот опыт, увы, серенький, если не сказать хуже.

Кумушки, конечно, были уверены, что эта «лимитчица» окрутила «нашего дурака», чтобы закрепиться в столице, а может быть впоследствии «оттяпать» квартиру. Первым порывом с его стороны было гневно опровергать подобные нелепости, превращающиеся в грязные сплетни. Но Хранитель был человеком трезвого ума, а потому задался вопросом — а так ли уж это нелепо?

Не раз и не два, взглянув в зеркало, он приходил в уныние. Особенно, когда беспристрастное стекло отражало их обоих. Она — статная, высокая, стройная, полногрудая, весёлая и жизнерадостная. Всегда смотрящая на мир широко открытыми, чуть удивлёнными и любопытными глазами. И он...

Хранитель не был по жизни ни слабаком, ни задохликом. Но и богатырём его назвать было нельзя. Он скорее был середнячок. В молодости друзья-спортсмены уверяли его, что если бы он захотел, то сделал бы себе отменную мускулатуру и всё, что к ней прилагается. Но он не хотел. Спорт не увлекал его, да и жизнь оставляла маловато времени для занятий собой. В результате он так и остался середнячком, отрастившим к тому же пивной животик, хоть он вовсе не увлекался пивом. Что же касается лица, то и здесь природа не расщедрилась для него на красоту. То есть, в молодые годы он считался симпатичным парнем, но не красавцем. Сейчас же приходилось утешаться тем, что лицо у него было умное и одухотворённое. На редеющую шевелюру он старался не обращать внимание.

Короче, рядом они смотрелись не как пара, а как папа с дочкой, дядюшка с племянницей или… старый врач и молоденькая медсестра. Ей бы кого-нибудь поинтереснее!

Ревность дрянная советчица. Хранитель понимал, что такой девушке, как Мегги, совершенно естественно обращать внимание на молодых людей, а тем в свою очередь на неё. Злые языки за его спиной давно уже «развели» их и придумали ей новые перспективные связи. Естественно, после того, как она оберёт «старика», как липку.

Наиболее циничные из этих злых языков утверждали, что, такие как Мегги на одном «старпере» не останавливаются. Облапошит этого — примется за другого. Что же касается молодых ребят, то у неё наверняка есть с кем-нибудь шуры-муры на стороне.

Хранитель не хотел думать о Мегги плохо, но умом понимал, что в этой клевете есть доля правды. Не в смысле её предполагаемого приспособленчества, а в смысле того, что женский инстинкт рано или поздно заставит её обратить внимание на более перспективного мужчину. И этому вскорости нашлось подтверждение.

Они не могли быть всё время вместе, особенно на работе. Мегги была на испытательном сроке, а потому её пока не допускали ни к чему сложному, зато грязной работой старались завалить по самые уши! Они заранее договорились, что он не будет ей покровительствовать и не станет ни во что вмешиваться за исключением тех случаев, когда речь зайдёт о возможном разоблачении её личности. Поэтому они приходили на работу вместе и уходили вдвоём, фактически проводя день, отдельно друг от друга.

Но Мегги трудно было чем-то сбить с толку, смутить или испугать. Она не брезговала ничем, что обычно ужасает юных особ, имеющих поверхностное представление о работе в больнице. Она не боялась крови и не падала в обморок при виде открытых ран, извлечённых внутренностей и отделённых частей тела. И при этом Мегги быстро училась, буквально схватывая всё налету. Но самое главное — Мегги всё делала весело!

Она улыбалась всем, даже шипящим и брюзжащим старухам, так что те невольно смягчались и растягивали в улыбке свои сухие губы, давно забывшие, что такое выражение радости. Она умела ободрить больных, даже самых капризных, даже безнадёжных. Очень скоро пациенты стали радоваться одному только её появлению, надолго заражаясь хорошим настроением, не покидавшим их даже после её ухода. И она шутила и смеялась вместе с молодыми врачами и медбратьями, позитивно воспринимая их попытки с ней флиртовать.

Когда Хранитель первый раз увидел, как его возлюбленная хохочет над остротой кого-то из желторотых юнцов, вчера получивших диплом врача и задирающих нос, ещё ничего не сделав в жизни, он, конечно, не подал вида, но сердце его словно сжала холодная жёсткая рука. Он говорил себе, что это всё глупости, что он просто старый осёл, если обращает внимание на такие мелочи. Но гаденький внутренний голос тихонько возражал, что как раз из таких мелочей складывается нечто крупное, называющееся симпатией, и что эти мелочи имеют свойства симптомов, внешне безобидных, но указывающих на стремительно развивающуюся болезнь. И, как назло, жизненный опыт изо всех сил поддакивал мерзкому внутреннему голосу.

Хранитель закончил тот день с плохим настроением, но когда надо было идти домой, искренняя радость Мегги, едва не прыгавшей от восторга, что они снова вместе, заставила его почувствовать себя ослом ещё раз. И всё же он не поверил судьбе! Его возлюбленная, как всегда, была с ним нежна и ласкова, но он нашёл в себе силы только на то, чтобы сдержать своё раздражение и постарался вести себя ровно, изображая спокойствие. Но с того самого дня он стал за ней следить.

Это было невозможно проделать в полном объёме. Ходить за возлюбленной и контролировать каждый её шаг, у него возможности не было. Но при каждом удобном случае ревнивец посматривал в сторону той, без кого теперь не представлял своей жизни.

Ничего нового он при этом не увидел. Мегги вела себя, как обычно — была со всеми приветлива и дружелюбна. Но ему казалось, что кое с кем из молодых коллег она здоровается более радостно, чем с прочими. Потом он снова увидел, как она премило беседует с одним и смеётся с другим...

Парадокс, но если бы он увидел, как она с кем-то из них целуется, ему стало бы легче. Факт случившейся катастрофы перенести не так тяжело, как её ежесекундное ожидание. Воображение рисовало картины тайных свиданий у него за спиной, разговоры вполголоса, перешёптывания на лестнице, поцелуи украдкой в пустом коридоре, жаркие объятия, а потом и нечто большее за закрытыми дверьми...

Дело кончилось тем, что он страшно поругался с одним из потенциальных любовников Мегги. Повод был ничтожным, правда, желторотик действительно был кое в чём виноват, но его просчёт не имел тяжёлых последствий. Мог иметь, но не имел. В другое время Хранитель просто указал бы молодому коллеге на ошибку, причём, постарался бы сделать это как можно более корректно, чтобы не подорвать уверенность в себе у того, кто только начал свой путь в таком зыбком и деликатном деле, как медицина.

Но сейчас он сорвался. Может быть, если бы юнец признал свою ошибку и с пониманием отнёсся к его замечанию, то всё было бы в порядке, но тот полез в бутылку — «Попрошу меня не учить!», «Вы мне не начальник!» и так далее. Вот тогда-то Хранитель и не выдержал.

На их крики сбежалось полбольницы. До драки дело не дошло, но Хранитель был близок к этому. Очень хотелось в качестве решающего аргумента схватить молокососа за шкирку и буквально сунуть носом в факты, а для убедительности приложить об стол лбом. Конфликт перешёл в разбирательство в кабинете главврача, где выяснилось, что Хранитель прав и его оппоненту пришлось признать это. Их заставили извиниться друг перед другом и пожать руки, после чего каждый справедливо решил, что нажил себе врага.

Тогда же Хранитель получил предложение уйти в отпуск, так-как было ясно, что с ним творится что-то неладное. Но в отпуск ему пришлось бы отправиться без Мегги, так-как сроки их отпусков не совпадали. Он отказался, но понял при этом, что не сможет дальше жить и работать в таком состоянии. Необходимо было объясниться.

Самое глупое спрашивать у любимого человека — «Ты меня на самом деле любишь?» Такой вопрос может расстроить и даже обидеть того, кто действительно любит, потому что он подразумевает сомнение и недоверие, непонимание, часто неожиданное и незаслуженное. С другой стороны тот же вопрос открывает широкий простор для лицемера, а если он ещё и опытный лгун и актёр, то задавший этот вопрос сам загоняет себя в ловушку.

Хранитель всё это знал и понимал, а потому спросил у Мегги о другом.

— Я наверняка был неправ сегодня, — сказал он, когда они закончили ужинать и пора было отправляться на боковую.

— Ты о вашем споре с Никой? — отозвалась Мегги, переключая каналы телевизора, у которого был выключен звук. (Она почему-то любила смотреть телевизор без звука.)

— Да, с ним… — подтвердил Хранитель, припомнив, что молодого врача звали Никитой. (Ах, значит он для неё — Ника!)

— Почему же неправ? — пожала плечами Мегги. — Он ошибся и не хотел этого признавать. Ты правильно рассердился!

— Я немножко не об этом, — вздохнул Хранитель. — Можно было всё объяснить спокойно без скандала. Всё-таки он молодой ещё, неопытный...

— Ну и что? Ты его всего лишь вдвое старше.

— Вот именно! Ему ещё долго жить и работать. Мне следовало поддержать его, а я...

— Поддержать? — Мегги непонимающе захлопала ресницами. — Но ведь он не падал! Он действительно был неправ — я немного подслушала, как он потом сам говорил об этом с другими. Так зачем его поддерживать, если он неправ и не падает?

— Я не об этом, — повторил Хранитель с нервной улыбкой, чувствуя, что ему будет непросто перейти к делу, которое требовало прояснения. — Такие как он молоды и амбициозны. И это правильно! Делать ошибки свойственно всем, а молодым в особенности. Я делал ошибки в молодости, и меня тоже поправляли. Надо уважать новое поколение специалистов! За ними сила, энергия, здоровье, красота...

— Это, конечно, так, — согласилась Мегги. — Ника хороший и такой смешной! Но он должен был сразу тебя послушать...

— Он тебе нравится? — выпалил Хранитель с бьющимся сердцем.

— Ага! — без тени смущения ответила Мегги. — Он умный, хоть немного дурашливый. Всё время старается меня рассмешить. С ним весело! Веселее, чем с другими.

— С другими? — спросил Хранитель, заставив голос не дрожать.

— Я имею в виду Мишаню и Юрца, — ответила Мегги, не замечая его реакцию. — Те больно уж серьёзные. Мишаня всё нахваливает меня за что-то, а Юрец приглашает поесть, то после работы, то в выходной.

Сердце Хранителя ёкнуло и замерло, а затем пошло, но с каким-то натужным гулом, словно мотор, в который попало изрядное количество пыли.

— Так почему же ты не приняла приглашение этого… Юрца? — спросил он, испытывая желание толи высунуться в окно, чтобы глотнуть свежего ледяного воздуха, толи вовсе выпрыгнуть наружу.

— Зачем? — удивилась Мегги. — Мне интереснее поесть с тобой. И вкуснее!

В последнее время Мегги чаще всего предоставляла сырые продукты, потому что ей нравилось то, что готовил из них он. Хранитель не подозревал, что этот почти забытый его талант будет когда-нибудь востребован.

— Да, но… — протянул он. — Дело не только во вкусе. Ты ведь любишь общаться с людьми, а в таких случаях люди не только едят, но и разговаривают. Общаются...

— Как мы с тобой?

— Почти, — ответил он, чувствуя, что объяснить смысл романтического ужина, с окучиванием потенциальной партнёрши, ему просто не хватает слов.

— Ты думаешь, Юрец мне расскажет что-нибудь более интересное, чем ты? — задумчиво спросила Мегги.

— Возможно! — почти крикнул Хранитель, силясь изобразить беспечность. — По крайней мере, он выберет тему для разговора, которая мне никогда не придёт в голову.

— Интересно! — сказала Мегги, в глазах которой загорелось любопытство. — Но как же ты? Или ты тоже будешь с нами ужинать?

— Нет, с горьким смехом покачал головой Хранитель. — Я уж точно в таком случае буду лишним.

— Тогда я не хочу! — заявила зелёная драконесса. — Времени жалко, ведь вечера и выходные так быстро пролетают, а я хочу быть с тобой!

Он почувствовал, что его сердце стало птичкой и расчирикалось в грудной клетке. Но праздновать полную и безоговорочную победу было рано! Следовало проверить всё ещё разок. (А ещё, наивен тот, кто верит первым словам или обещаниям женщины!)

— Это, конечно, хорошо, — сказал он, отвернувшись к книжной полке и перебирая журналы, чтобы скрыть волнение, вызванное радостью от сказанных Мегги слов, — но тебе так или иначе придётся общаться с молодыми людьми.

— Зачем?

— Я ведь не вечен! Большая часть жизни для меня прожита, а ты молода и ещё долго будешь молода. Рано или поздно ты встретишь новую любовь, может быть даже раньше, чем думаешь...

Пульт, выпавший из руки Мегги, стукнул о ковёр. В следующий миг её нежные, ставшие вдруг жёсткими пальцы, легли ему на плечи и развернули Хранителя на сто восемьдесят градусов. Огромные зелёные глаза оказались прямо напротив его лица и глядели сейчас серьёзно, строго, изучающе, но не зло. Правда, огня, который полыхал в них сейчас, мог бы испугаться человек, от природы куда как храбрее Хранителя.

— Хочешь, расскажу, как у нас это происходит? — спросила Мегги, пристально вглядываясь, словно пыталась разглядеть сквозь глаза его мозг.

— Что именно? — спросил он, уже не в силах сдерживать дрожь в голосе. — Что ты имеешь в виду?

— То, в чём ты меня подозреваешь, — спокойно отвечала зелёная драконесса, но при этом Хранителю почему-то показалось, что её голос похож на звук большого колокола. — Я имею в виду ситуацию, когда любовная связь у драконов происходит не в семье, не с тем, с кем они составляют постоянную пару. Так вот! Это случается только с разнополыми драконами, поскольку однополой любви у нас нет, так что мне даже любопытно, как такое бывает у людей. Но… не сейчас, и разговор теперь не об этом. У нас всё начинается с поединка. Иногда это ответ на вызов, но чаще такой поединок случается стихийно. Он происходит при оспаривании добычи, реже в спорах за территорию обитания и места охотничьих угодий. Драконы вообще редко дерутся, но если уж сцепились, то это битва насмерть!

Однако иногда бывает так, что поединщики не могут победить один другого. Самки при этом чаще всего грызутся, пока не погибнут обе. Самцы могут разойтись, крепко друг друга обругав. А вот если подрались дракон и драконесса, то при ничьей между ними возникает такая жгучая страсть, что удержаться от неё нет никакой возможности! Это называется «Огненной страстью». Такое событие не считается у драконов супружеской изменой. Собственно, такого понятия у нас нет вообще, ведь это особенность культуры людей и приматов — их отдалённых потомков. Соития самки матери с разными драконами-отцами это сложный процесс и о нём мы поговорим потом отдельно, потому что это скорее часть древних обычаев, чем живая история. По крайней мере, на моей памяти нет ни одного современного семейства, где царица-мать имела бы хотя бы двух мужей. А потому всё это скорее драконий фольклор, чем семейная организация.

Другое дело «Огненная страсть». Охваченные этим необоримым чувством драконы, могут спариться один или несколько раз. Иногда они не расстаются относительно долго, но рано или поздно «Огненная страсть» проходит.

Редко, когда такая связь остаётся без последствий. Драконесса после священного соития откладывает только одно яйцо, хоть в наших легендах есть упоминание о близнецах. Детёныши порождаемые «Огненной страстью» не только не считаются незаконными, но наоборот, они, как правило, любимы больше всех других детей в семье. Может быть, это потому что от них ждут чего-то необычного, а может из-за того, что с ними связано воспоминание о великом приключении, битве, подвиге и притяжении, которые не забываются!

Но это ещё не всё! В случае возникновения такой ситуации, обязательным является ответный визит дракона отца, брата или мужа, в семью, с представителем которой случился конфликт и «Огненная страсть» между поединщиками. Это называется среди драконов «Отдачей долга». Самец, являющийся супругом, братом или отцом драконессы, принесшей в семью священное яйцо, полученное от «Огненной страсти», приходит в гнездовье виновника появления в его семье «Огненного детёныша» и заявляет о желании «отдать долг». Отказать ему — грубое нарушение драконьей этики, которое может навлечь беду на всё гнездовье. Но при этом «принять долг» от гостя может не обязательно мать семейства. Обычным делом является, если это возьмёт на себя одна из дочерей, внучек или правнучек главенствующей четы, лишь бы эта девушка вошла в возраст любви, который у нас имеет особую градацию. Такую связь называют "Искрой Огненной страсти", и она окружена не меньшим почётом и уважением, чем сама «Огненная страсть».

— А в твоей семье такое бывало? — обрёл голос Хранитель.

— Да! — ответила Мегги с гордостью. — У меня есть два старших брата и сестра, высиженных мамой в результате «Огненной страсти». И ещё столько же в других семьях, куда папа «отдавал долг». Как видишь, такие ситуации не исключены, но происходят нечасто. Есть, конечно, семьи, в которых это происходило по пять — по семь раз, но такое совсем уж редкость. Возникновение «Огненной страсти», зависит не от темперамента поединщиков, а от стечения обстоятельств и воли Высших сил. Это дар Звёздного дракона, который получает не всякая драконесса. А вообще, драконы — однолюбы, и проживают со своим избранником до глубокой старости, а если теряют его в жизненном полёте, то предпочитают одиночество новой связи. Бывают, конечно, исключения, но они так редки, что большинство из них стали легендами.

Мегги помолчала, погрустнев, потом вдруг словно очнулась и отпустила его, испугавшись, что сделала ему больно. (Хранитель знал, что ей ничего не стоит сломать ему любые кости, но невозможно было представить Мегги, настолько разгневанную и вышедшую из себя.)

— Прости, прости! — говорила она, усаживая его в кресло и с ужасом рассматривая у него на ключицах следы от своих пальцев.

— Это ты прости меня! — горестно восклицал Хранитель, без тени театральности. — Я обидел тебя недоверием. Я вёл себя, как человекообразный примат...

— Нет, подожди!..

Мегги задумалась, глядя на него снова своим «рентгеновским» взглядом.

— Теперь ты мне доверяешь? — спросила она, и ему стало не по себе от необычно плотоядных ноток, прозвучавших в её голосе.

— Да, и ещё раз прошу меня простить… — начал он, но был остановлен нетерпеливым жестом.

— Видишь ли, — проговорила она медленно, как бы тщательно подбирая слова. — Ты думаешь, что оскорбил меня и обидел своим недоверием, но на самом деле… Только пойми меня правильно! Я ведь не человек по сути, но стараюсь быть человеком, поскольку я… человек во всех отношениях сейчас. А потому твоё отношение ко мне, каковым бы оно тебе не казалось, это признание меня человеком, это… Это честь для меня, поскольку я хочу вжиться в человеческую жизнь и стать частью её. Но я никогда не перестану быть драконессой и не забуду, кто я такая, как не забуду свои взгляды на жизнь и принципы, от которых никуда не деться. Поэтому я предлагаю — давай условимся обо всём заранее. Мы оба люди, подверженные слабостям и силам души и тела. Ты врач и знаешь об этом больше меня. Так вот — я хочу, чтобы между нами не было этого примитивного чувства под названием «ревность». Очень жаль, но я к нему тоже склонна, однако понимаю его не так, как понимаешь ты. А потому давай совсем выгоним эту глупую ревность из нашей жизни. Ты можешь увлечься какой-нибудь из девушек-медсестёр или кем-то ещё, почему бы нет? Ты ведь молодой и сильный мужчина, так почему я должна осуждать человека за человеческое? Наоборот, мне интересно! Я никогда не посмею препятствовать тебе в таких связях, ведь они естественны. Даже больше — я настаиваю, чтобы они у тебя были, как опыт. Нет, не обязательно! Всё зависит от твоего желания, но я тебя прошу — не сдерживай себя. Главное то, что мы любим друг друга, а всё остальное — человеческая природа, которой мы сейчас живём.

Что же касается меня, то я точно знаю — «Огненная страсть» часть моей сущности и от неё никуда не деться. До сих пор это чувство… свойство, не возникало во мне, поскольку не было соответствующей ситуации, но это не значит, что таковая не возникнет. Она может не возникать тысячелетиями, а может случиться завтра, а потому надо быть готовыми к такому обороту, если вдруг он произойдёт. Но, кроме того...

Я ведь сейчас человек, и человек новый, ещё не знающий собственную природу и сущность. Я не хочу давать тебе какие-то клятвы и гарантии верности, не зная собственных способностей. А потому знай — я подвержена обстоятельствам, как и ты, как и весь род людской, насколько он мне известен. Давай сойдёмся на том, что наша любовь, это любовь, а всё остальное — физика, химия, судьба и то, что мы не можем предвидеть, это случайности её не касающиеся. Если ты этого не приемлешь, то прямо сейчас можешь указать мне на дверь. Я почернею от горя, но не обижусь, потому что это твоё право!..

— Мегги, я… — пролепетал почти раздавленный Хранитель. — Прости меня… Мою глупость… Я тебя никогда… Что бы не случилось… Любимая!..

— Не надо говорить о своём доверии — покажи его! — проговорила драконесса, странно облизнувшись и зажигая на руках два шара — красный и белый.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Хранитель с невольным страхом, потому что перед ним была сейчас какая-то другая Мегги.

— Надо же! — воскликнула она. — Все эти наши общие знакомые имеют отношение к делу не больше чем воробьи за окном, которые скоро проснутся! Ни к Нике, ни к Мишане, ни к Юрцу у меня нет, и не может быть «Огненной страсти», поскольку мы даже не ссорились. Что же до прочих чувств человеческого характера, то им просто неоткуда было взяться, ведь мы с этими ребятами совсем не знаем друг друга. И всё же я благодарна им за то, что они помогли нам выяснить то, что могло стать благом, а могло сделаться проклятием, отравляющим жизнь. Я сейчас кое-что возьму у тебя, а кое-что дам взамен!

— Но, зачем? — пролепетал Хранитель не из страха, а скорее из чувства учёного, диктующего ему знать всё до конца.

— Чтобы ты поддержал честь нашей с тобой семьи, когда будешь «отдавать долг», если меня вдруг охватит «Огненная страсть», даже если это случится через сотню тысяч лет! — загадочно пропела зелёная драконесса. — А пока этого не случилось, попользуюсь сама! Ты, конечно, можешь отказаться и всё оставить как есть, но тогда мне наверно скоро придётся уйти. Так ты мне доверяешь?

— Да, — ответил он твёрдым голосом. — Поступай, как считаешь нужным. Что я должен делать?

— Просто расслабься и не двигайся, — сказала Мегги ласковым голосом. — Можешь закрыть глаза, так будет лучше. Извини, если я сделаю немного больно! Я должна признаться — мне так хочется снести от тебя яйцо, что этому нет сил противиться. Я люблю тебя!

Хорошо, что его воля отключилась сразу после того, как он закрыл глаза. «Немного больно» заключалось в том, что прямо через лобовую кость в его мозг полилась раскалённая лава, в то время как лава ледяная проникала в тело в районе паха. Мучение длилось какие-то доли секунды, но это время было длинною ровно в одну вечность...

.........................................................................................

Прошло две недели. То, что с ведущим хирургом, которого, впрочем, привыкли не воспринимать всерьёз, творится что-то особенное, было замечено всеми, в том числе и удивлённо озадаченным руководством.

Эти перемены заставили почтенных нянечек примолкнуть и навострить уши, а медсестёр от самых юных, до тех, кто цвёл бальзаковскими розами, повернуть головы в сторону того, кого они до сих пор не замечали.

Так что же произошло? Собственно, ничего особенного, но эти незаметные изменения заставляли коллег не узнавать своего сослуживца, даже когда он стоял рядом.

Прежде всего, изменилась его походка. Не то чтобы раньше он ходил медленно, но теперь его пружинистому шагу могли позавидовать юноши. Движения тоже стали уверенными и стремительными, но главное, это было лицо!

После появления Мегги, в глазах Хранителя впервые появились искры. Но при этом, лицо его сохраняло выражение грусти и неуверенности. Теперь же он постоянно улыбался! Причём, улыбка его была одновременно покровительственной и загадочной, как у профессионального актёра — исполнителя ролей героев-любовников. В глазах же полыхал странный огонь, который гипнотизировал слабый пол, заставляя забыть всё на свете!

— Вы не представляете! — клялась как-то гардеробщица двум нянечкам-уборщицам в один вечер, когда стеклянные двери хирургического отделения закрылись за спиной Хранителя и Мегги, и те направились к большим воротам, глядя друг на друга, словно вперёд смотреть было для них излишне. — Вчерась подходит он, значит, к зеркалу, пока его фифа тапочки на сапожки меняет, снимает дохтурский колпак, а на лысине у него вот такой ёжик! Во!

При этом она показала размер отросших волос с помощью указательного и большого пальцев. Нянечки ахнули — если верить их подруге, то длина волос у того, кто был уже не первый год плешив, как колено, была не меньше трёх сантиметров! Не иначе, как этот хмырь особое средство где-то надыбал! Или на него так повлияла явойная краля?