Глава 7. Подружитесь, если не убьёте друг друга

— Может быть, всё-таки возьмёшь мои сапоги?

— И что я буду с ними делать? Залезу обеими ногами в один и так стану прыгать, а второй понесу в зубах?

— Почему в зубах?

— Потому что так смешнее!

Барбарус действительно рассмеялся. Это было удивительно — он оказывается, совершенно не знал Фоллиану! Впрочем, не он один. Похоже, её вообще никто не знал, потому что никто её по-настоящему не видел. То есть, люди, конечно, видели её, но не давали себе труда рассмотреть, так-как сразу решали, что тут смотреть не на что.

И действительно, девушка-библиотекарь, во-первых, полностью переняла умение своего отца отводить глаза и быть незаметной, а, во-вторых, специально прикидывалась «синим чулком», и одевалась соответственно, чтобы оградить себя от излишнего внимания.

Зачем это было нужно? Кто знает! Барбарус тешил себя надеждой, что его возлюбленная сознательно избегала временных связей и даже лёгкого флирта, в ожидании настоящей любви. А это значило, что она ждала его!..

Да, именно он сумел разглядеть за крепостными стенами созданного ею образа, подлинную красавицу, имеющую весёлый нрав и живой темперамент юной девушки! (На самом деле он не знал, сколько ей лет. Фоллиана была человеком во всех отношениях, но вот её происхождение было странным, почти необъяснимым с человеческой точки зрения. Нет, он не спрашивал напрямую о том, сколько ей лет от роду, не желая тревожить обычный женский комплекс, но по нескольким случайно оброненным фразам понял, что сроки жизни этой девушки иные. Похоже, здесь следовало считать возраст не годами, а эпохами! В конце концов, он решил воспринимать возлюбленную такой, какой он её видел — девицей от двадцати, до двадцати пяти лет от роду. Фоллиана выглядела и вела себя, как раз соответственно этому возрасту, вот только периодически обнаруживала начитанность, которой позавидовали бы десяток столетних мудрецов!)

— Но, может, если напихать внутрь тряпок, то они станут тебе по размеру? — не сдавался Барбарус, имея в виду свои сапоги.

— И буду я тогда ходить, как слон в галошах! — ответила Фоллиана, и тут же изобразила предполагаемую походку «слона в галошах», крепко припечатывая дорожную пыль босыми ногами.

Это вышло до того смешно, что капитан Барбарус снова едва не покатился от хохота! И всё же он чувствовал себя виноватым в том, что они оказались настолько неподготовленными к походу. Как он мог быть таким беспечным? Что стоило позаботиться о минимуме для выживания, который легко уместился бы в небольшой сумке? Будучи на службе у Великого Инквизитора, он шагу не сделал бы за пределы города без такого запаса. Даже выполняя поручения дона Дульери, связанные с дальними поездками, он брал с собой небольшой чемоданчик или саквояж, легко умещавшийся в багажнике любого автомобиля, в котором лежали бритвенные принадлежности, смена белья, небольшой запас продуктов, который можно было растянуть на два дня, аптечка, набор для разжигания костра, охотничий нож и запасной пистолет с двумя дополнительными магазинами.

Всё это осталось там, в его квартире, устроенной матерью в каком-то из небольших миров, куда никто не мог добраться, кроме него. Когда он услышал призыв Фоллианы в последний раз, то не предполагал, что окажется втянутым в мир «Злопьесы», а потому не догадался взять на свидание «тревожный чемоданчик».

Это было поправимо, когда бурные события в замке Злорда и поместье Злоскервиля завершились двумя свадьбами. Но именно из-за этого Барбарус расслабился.

Что стоило ему попросить у симпатяги и доброго сеньора Злоскервиля, один из пистолетов, которым увешаны стены в рыцарском зале его помещичьего дома? Отказа не последовало бы — сэр Злоскервиль, щедр до расточительности! Но в том мире всё, что было мало-мальски опасно для человеческой жизни, удирало от капитана Барбаруса, как от огня, и это заставило его потерять бдительность.

В первые же дни после свадьбы, они с Фоллианой завели привычку гулять по здешним лесам, в которых не было комаров, а белок и оленей можно было кормить с руки. Какие там пистолеты? Барбарус и шпагу не брал бы с собой, если бы она не составляла часть его духовной сущности. (Без этого оружия он чувствовал себя хуже, чем раздетый догола на глазах улюлюкающей толпы.)

И вот теперь, расплатой за его беспечность было то, что они с Фоллианой оказались на дороге ведущей неизвестно куда, имея только одежду, которая была на них, совершенно без припасов, и, не имея ни малейшего представления о том, что им делать, если ночь застанет их в дороге. Ко всему прочему, туфли Фоллианы остались в библиотеке замка Злорда, а все попытки Барбаруса надеть на неё свои сапоги, встречали лишь шутливый отказ.

— Не волнуйся, милый! — говорила его жена, обвив шею капитана руками. — Я к этому привычная — когда не надо выходить к читателям, я по книжному хранилищу только босиком и бегаю! Отец, правда, ругается, но я делаю, как хочу, потому что мне так легче и удобнее — каблуки не стучат и на стеллажи забираться легче!

Это было сущей правдой. Они с Фоллианой так и познакомились, но это случилось не в хранилище, а в зале каталогов, куда Барбарус заглянул за какой-то справкой. Столик дежурного библиографа пустовал, но капитан, умевший пользоваться библиотечным каталогом, не расстроился. Главное, чтобы его не прогнали, ведь в библиотечном хозяйстве, которое кажется простым только людям непосвящённым, существует масса условностей, которые даже сами библиотекари не в состоянии объяснить. В частности, в таких крупных библиотеках, как Архив Конгресса, почему-то читателям недоступна значительная часть каталога, имеющегося фонда. Если в эту запретную часть случайно попадёт кто-то из посторонних, поднимается буря!

Прикинув, что ящик с нужной ему карточкой находится где-то в середине, похожего на макет города, каталога, Барбарус свернул с главного «проспекта», разделяющего два ряда каталожных шкафов, и чуть не налетел на стремянку, стоящую в проходе. Он сумел вовремя затормозить, но встал, как вкопанный, потому что прямо перед собой увидел две обнажённые девичьи ножки с аккуратно подстриженными и ухоженными розовыми ноготками.

В чём, в чём, а в этом, капитан знал толк! Правда, в последнее время с женщинами у него было неважно. Да, в его распоряжении всегда были две смуглокожие, черноволосые, зеленоглазые ведьмочки — подручные его матери. Грех жаловаться — они были немногословны, страстны, очаровательно развратны, опытны, а к тому же обладали яркой фантазией и изобретательностью. Близость с мужчинами приносила им бесценную энергию и подлинное наслаждение, а потому не было речи, о том, что кто-то «заставляет бедных девушек заниматься непотребством против их воли»! Как правило, Барбарус звал к себе их обеих, и они втроём устраивали феерические празднества любви!

Однако любой ценитель понимает, что человеку этого совершенно недостаточно. Вроде того, как слишком долго питаться одним и тем же любимым блюдом, пусть даже оно исключительного качества. Рано или поздно приестся до отвращения. И дело было вовсе не в разнообразии женщин. При желании Барбарус мог найти в городе немало приключений на свою рогатую голову!

Суть была не в том, чтобы менять брюнеток на блондинок или гибких стройных куколок на аппетитных пышек. Когда у капитана стражи завязывались отношения с очередной любовницей, то это не ограничивалось одной только постелью. Ему было интересно заглянуть в душу женщине, которая разделила с ним часть жизни. Далеко не всегда такой опыт был удачен, но в таком случае, близкое знакомство с женщинами невысоких душевных и умственных качеств, продолжалось недолго и завершалось безболезненно. В других же случаях связь с девами высоких достоинств, пополняла сокровищницу его собственной души, и он бережно хранил память о драгоценном времени, проведённом вместе с ними.

Это ещё не было любовью в высоком смысле этого слова, но это было то, что необходимо живому человеку, как существу от природы коллективному и наделённому тонкими деликатными чувствами...

Оцепенение бывалого вояки при виде женских ножек совершенной формы, длилось лишь долю секунды. Сверху раздался испуганный крик, стремянка дрогнула и… он едва успел подставить руки!

Фоллиану нельзя было назвать крупной, но худышкой она тоже не была. Впоследствии Барбарус определял её, как девушку «в теле», как раз таких пропорций, которые считаются идеалом женской красоты. Правда, тогда он был рад, что его мышцы не потеряли силу, а сухожилия эластичность, так-как этот идеал свалился на него с высоты двух метров.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом девушка, вдруг засмущалась, покраснела, как свёкла и стала беспомощно озираться по сторонам, как кошка, которая, сидя на руках, желает спрыгнуть, но слишком хорошо воспитана, чтобы вырываться, применяя силу. Тогда Барбарус бережно усадил её в мягкое кресло, стоявшее здесь же, и с улыбкой осведомился, не ушиблась ли она, хоть сам чувствовал, что заработал лёгкое растяжение. Девушка покраснела ещё больше, но поблагодарила его за спасение, что было истинной правдой, хоть виновником испуга из-за которого она оступилась, был тоже он.

Барбарус не забыл ещё, как должен вести себя с дамой настоящий кабальеро, и, хоть его новая знакомая больше напоминала очаровательную крестьяночку, чем утончённую сеньориту, поспешил рассыпаться в любезностях, и вскоре был вознаграждён — девушка перестала смущаться, заулыбалась и отвечала уже не односложно.

В результате они проболтали до полуночи, когда Архив давно пора было закрыть. На следующий день он нашёл Фоллиану в её обычном маскарадном виде — а-ля «синий чулок», и украдкой вздохнул о том, что её волосы, собранные в пучок, не распущены, а ножки закованы в грубые башмаки, достойные портового грузчика. Но это не помешало им завести непринуждённую беседу, благо читателей в Архиве было совсем немного.

И опять они заболтались за полночь! Это повторилось на следующий день, а потом ещё и ещё, а через неделю «неприступная библиотечная вобла», растрёпанная и счастливая, целовалась со своим возлюбленным, всё там же, между шкафов карточного каталога, где состоялось их первое знакомство.

Всем кто не верит в любовь с первого взгляда, говорю смело — она есть! Даже более того — именно такой она и бывает, просто люди не сразу признаются себе, что влюблены. Фоллиана тогда жалела только об одном, что из-за вполне объяснимой робости, она пропустила целую неделю сладчайших моментов жизни! А ещё через пару недель она пожалела кое о чём, ещё более существенном.

По какой-то причине Фоллиана не могла выходить в город. То есть, эта причина была очевидна — она обеспечивала работу Архива конгресса и отвечала за его сохранность. Барбарусу было неясно одно — почему девушка занимается этим в одиночку? На его вопросы по этому поводу, она отвечала, что присматривает здесь за всем, потому что её отец в отъезде. Ясности такой ответ не прибавил, но Барбарус решил не наседать с вопросами.

Однако девушку совершенно не тяготило её положение — узницы и коменданта крепости одновременно. Библиотечный мир был её вселенной, а Архив Конгресса сходил за целое государство, где она обладала безграничной властью.

Ко всему прочему, из-за странной политики государства, решившего наступить на горло собственной науке и образованию, читальные залы Архива стояли пустыми, а обслуживание редких посетителей занимало совсем мало времени. Это давало влюблённым больше возможности общаться друг с другом днём, а вскоре оба сообразили, что нет никаких препятствий для того чтобы встречаться ночью.

Ночные пикники в хранилище самых редких и ценных книг собрания Архива Конгресса, придумала устраивать именно Фоллиана. Она же обеспечила им большой матрас, скатерть, пледы и подушки. Меню угощений и напитков Барбарус целиком взял на себя, и не ошибся — Фоллиана призналась, что совершенно не умеет готовить, а всю жизнь питается тем, что может предложить посетителям библиотечный буфет.

Это было восхитительно! Благодаря устройству, которое попало в руки Барбаруса во время взрыва пещеры Чародея, он имел доступ к погребам и кухням Великого Инквизитора. (Путешествовать в другие места с помощью незнакомого прибора он пока не решался.) При этом для чудо-сундучка с призрачным дном не существовало ни пространственных, ни временных препятствий. Барбарус прекрасно знал, что Великий Инквизитор всегда любил поесть, а в дни его, Барбаруса, юности его стол отличался большим разнообразием, чем в последнее время. А потому он целенаправленно наведывался на кухню в преддверии одного грандиозного пира, который помнил с детства. Угрызений совести по этому поводу он не испытывал — казначейство кое-что было должно ему по жалованию, пусть это и случилось в последующие годы.

Невиданные фрукты из сада его матушки дополнили их стол, и Фоллиана пришла от них в совершенный восторг! Предполагалось, что после трапезы они почитают стихи, которые нравились обоим, но случилось иначе.

Несмотря на обилие вкусностей, съели они немного, потому что вскоре выяснилось, что им ничего не нужно! Ни фрукты, ни изысканные яства, ни даже стихи… Им нужны были только они сами и больше никто и ничто во всех обозримых Вселенных!

И тогда свершилось то, что на самом деле является священнодейством, вопреки ошибочному мнению тех, кто пытается угодить Создателю с помощью каких-то символов, обрядов и молитвенных завываний. И сошлось, предназначенное сойтись, и вскрикнула Невинность, заплатив выкуп болью за право животворящей силы, и упали на белоснежное покрывало капли священной крови...

Хоть Барбарус не подал вида, он был крайне изумлён девственностью своей подруги, в которой справедливо подозревал скрытые таланты неистовой вакханки. Познав за свою жизнь множество женщин, он не привык к девственницам, встречал их крайне редко, и чаще всего, узнав такую интимную подробность заранее, прекращал ухаживание, чтобы не осложнять жизнь той, с кем не собирался оставаться навсегда.

Предрассудков общества, служака, привыкший к компании маркитанток и трактирных девиц, не разделял, справедливо считая, что достоинство женщины заключается в чём-то большем, чем сопротивление собственной природе до произнесения каких-то слов и производства каких-то записей.

Теперь в его объятиях лежала та, к которой он испытывал чувства ранее неведомые. Фоллиана притягивала его к себе, заслоняла собой весь мир. Она доверила ему драгоценность первой любви, доверила сознательно, ведь она была кем угодно, только не наивной девочкой, не ведающей, что творит.

Когда их страсть утихла, он признался ей в своём удивлении и спросил, не жалеет ли она о том, что они сделали? И получил неожиданный ответ:

— Я жалею лишь о том, — прошептала ему на ухо возлюбленная, прижавшись к своему любовнику всем телом, что медлила столько времени! Ведь я хотела тебя уже тогда, когда ты поймал меня при падении со стремянки.

Конечно, в этом была своего рода бравада. Их роман и так развивался быстро и бурно, даже быстрее, чем это случалось с ним обычно. Но в том-то и дело, что это был совсем не обычный случай.

Теперь они почти не расставались. Даже появление в Архиве Конгресса, вернувшегося откуда-то отца Фоллианы, не помешало их встречам. Помешало другое.

Как-то раз, отлучившись ненадолго в свою межпространственную квартиру, Барбарус узнал, что в Архиве Конгресса снова появились читатели. Сначала он не придал этому большого значения — читатели бывали здесь и раньше, причём в иные дни их доходило до десятка, что впрочем, не было обременительно для Фоллианы и не мешало влюблённым. Но если раньше это были полудикие вузовские профессора, решившие от бескормицы заменить пищу телесную пищей духовной, а также некоторое количество «извращенцев», не желающих быть «как все» и поддерживать прогрессивную линию правительства по уничтожению вредных излишних знаний и образования, то теперь сюда явились совершенно неожиданные люди.

Барбарус едва успел отступить за колонну, чтобы не столкнуться с теми, кто был вправе при встрече с ним схватиться за оружие. Банда Фигольчика/Драговски, неожиданно потянувшаяся к сокровищам, спрятанным за тиснёными обложками, проследовала в читальный зал в двух шагах от прикрывшегося теневой сетью капитана. Это укрытие позволяло ему становиться почти невидимым для глаз обычного человека. Но те, кто пришёл сегодня в Архив не были обычными людьми.

Барбарус увидел, как Драговски помедлил на долю секунды и уже начал поворачивать голову в его направлении, но тут к нему обратился третий из их компании, кого Барбарус поначалу принял за Быковича. Но это был не Быкович. Человек этот был такого же плотного сложения, но намного ниже ростом и старше годами, что чувствовалось в его походке. Когда же капитан взглянул в его лицо, то рот открыл от изумления. Перед ним предстал ни кто иной, как падре Микаэль, явно пришедший в себя и уже совершенно не похожий на бомжа Мика!

Это было проблемой. Дело даже не в том, что всем присутствующим и даже отсутствующему Быковичу было, за что ненавидеть капитана Барбаруса, а в том, что для них для всех, в том числе и для падре Микаэля, его теневая сеть была, всё равно, что прозрачное стекло! А потому, взгляни любой из них прямо туда, где стоял их вчерашний враг, драки, было бы не избежать.

Продолжать вражду с этими господами у Барбаруса не было ни причины, ни желания. Но идти на мировую он тоже не хотел. Ему бы просто не поверили! Драговски имел полное право жаждать крови того, кто дважды стрелял в его девушку. Его даже сам Барбарус не мог за это упрекнуть, ведь он тоже не помиловал бы того, кто причинил вред Фоллиане.

Посовещавшись с возлюбленной, он тогда решил не появляться в Архиве днём, тем более что её отец, прознавший про их связь, поднял грозный рык и изъявлял желание сделать с влюблёнными что-то нехорошее. Барбарус вовсе не боялся ни загадочного Библиотекаря, ни банду Фигольчика/Драговски, но он не хотел, чтобы от их конфликта пострадала Фоллиана. Правда, Драгис и Фигольчик не часто появлялись в читальном зале Архива, где падре Микаэль принялся за серьёзные поиски, но даже ему попадаться на глаза капитан не хотел.

И тогда они с Фоллианой придумали способ, с помощью которого его, Барбаруса, можно было вызвать, откуда угодно. Это была техника призыва, смахивающая на ведьмовской ритуал. В этом действе было своё особое очарование. Теперь Фоллиана встречала его каждый раз обнажённая, с распущенными волосами, стоя в центре пентаграммы среди магических свечей. Ни дать, ни взять — колдунья, призывающая дьявола! Они оба откровенно смеялись над этим сравнением, тем более что внешне Барбарус походил на чёрта более чем кто-либо другой. По этому поводу они оба не раз шутили, но сначала Фоллиана удивила его тем, что не испугалась ни рогов, ни копыт, а нашла их очаровательными!

— Просто я знаю, как выглядят настоящие черти, — сказала она. — И могу с уверенностью сказать, что у них нет ничего подобного.

— Как же они выглядят? — поинтересовался Барбарус, который никогда чертей не видел.

— Точно так же как ангелы Света, — ответила Фоллиана. — Только они тёмные. Не внешне. Сверкать и сиять они могут не хуже, но темнота у них внутри. Это не видится глазом, а скорее чувствуется.

Капитан не стал уточнять, откуда у его возлюбленной такие познания. Скорее всего, из книг, но может не только из одних книг. Захочет — сама расскажет, а пока он просто поверил её словам, не требуя никаких доказательств. Ведь это высшее наслаждение, верить тому, кого любишь! Если человек принимает на веру такие слова, как — «Я люблю тебя!», то разве может он сомневаться в других утверждениях того, кому поверил в столь важном деле?

Итак, их свидания продолжались теперь по ночам, и начинались они, конечно же, с любви, так-как сам ритуал призыва заводил обоих. Иногда это продолжалось всю ночь, и не было конца их ласкам, так-как оба были молоды и чрезвычайно сильны. Времени больше ни на что не хватало, но они не жалели об этом, справедливо считая, что любовь это главное счастье, которое им дано, и грех отменять или откладывать её ради чего-то другого. Всё шло своим чередом, и они с Фоллианой уже мечтали о том, как заведут собственную библиотеку, (иного места обитания девушка не представляла), когда случилось происшествие, перевернувшее всё с ног на голову.

Однажды Барбарус услышал слова призыва, прозвучавшие в его ушах сладчайшей музыкой. Наскоро одевшись и прицепив к перевязи добрый клинок, он радостно отправился в путь, размышляя лишь об одном — что его ненаглядная, воистину, неутомима, как любовница. Она сама признавалась, что от недосыпания может быть рассеянной весь день, но всё равно с нетерпением ждёт встречи и мечтает о новом свидании.

Межмировой туман, что на самом деле твёрже базальта, понемногу рассеивался, и Барбарус уже видел фигуру Фоллианы, протягивающей к нему руки, как вдруг девушка сделала какое-то резкое движение, в глазах капитана что-то полыхнуло, как от взрыва бочонка с порохом, потом был удар...

Он очнулся на незнакомой лесной поляне, и с первого взгляда понял, что очутился в незнакомом ему мире, в котором Фоллианы не было...

.......................................................................................

Сейчас он шёл немножко сзади. Просто так было удобней любоваться ладной фигуркой своей молодой жены и её стройными ножками, которые он так любил. Её действительно ничуть не смущала перспектива пройти весь путь босиком. Он и до этого знал, что Фоллиана необыкновенно вынослива при всей своей женственности. А последние события показали, что она ещё и бесстрашна, хоть и не проявляет задатки воительницы, которыми наделена вопреки своей хрупкости, принцесса Анджелика.

Как всё изменилось! Они прошли через разлуку, войну и приключения, а, в конце концов, падре Микаэль, который считался его недругом, обвенчал их. Теперь судьба привела молодых супругов в совершенно фантастическое место, где им надлежало выполнить некое поручение, после которого действительно можно было бы построить библиотеку не меньше Архива Конгресса и жить в ней, припеваючи! Поручение это дал им хозяин Колдовского замка, и было оно таким же необычным и загадочным, как и он сам.

— Мне крайне неудобно утруждать вас в деле, которое касается исправления моих собственных ошибок, — говорил он тогда в удивительной круглой комнате, являвшейся на самом деле центром мега-библиотеки, — но поверьте — награда того стоит. Кроме того, это примирит вас с теми, кто в противном случае будет представлять для вас опасность всю оставшуюся жизнь.

— Вы имеете в виду банду Фигольчика/Драговски? — решил уточнить капитан Барбарус.

— Совершенно верно, — подтвердил загадочный «монах». — Только сейчас к их компании присоединилась принцесса Анджелика, а потому они для вас намного опаснее, чем раньше, так-как при любом раскладе сил будут защищать друг друга и стоять до конца. Это очень важно иметь в виду, так-как при встрече они, конечно, постараются вас убить.

— В таком случае я пойду туда один! — сказал капитан Барбарус, невольно поправляя перевязь со шпагой.

— Увы, но это невозможно! — улыбнулся из-под капюшона «монах». — Теперь вы с леди Фоллианой составляете единое целое, и разделять вас нельзя.

— Но...

— Я понимаю ваши сомнения, — перебил его хозяин. — Да, вы не можете ходить с женой на войну, и не можете брать её на службу, если вам ещё доведётся где-то служить. Также во время дуэли, буде такая состоится, присутствие жены противопоказано и даже смертельно опасно. Но вам придётся рискнуть, иначе вы её больше никогда не увидите.

— То есть как?!

— Я объясню. Как бы мне ни было приятно видеть вас у себя в гостях, но это наша первая и последняя встреча. Почему? Слишком долго объяснять, но наши пути лежат отдельно. Увы, у меня даже нет возможности и времени, чтобы показать вам свой замок, а здесь есть на что посмотреть. Так что, выйдя отсюда, вы обратно уже не вернётесь. Конечно, я мог бы оставить вас у себя насовсем, но это вас врядли устроит, ведь вы собирались заняться строительством собственной жизни. Есть вариант — оставить здесь мисс Фоллиану, ведь ей всегда найдётся место в моих библиотечных вселенных. Но, в таком случае, вы будете навсегда разлучены, так-как обратной дороги вам нет, а я не смогу отправить её к вам, ведь ваш след успеет потеряться среди миров.

— Но я предпочту знать, что она жива, чем подвергнуть смертельной опасности, — нахмурился Барбарус.

— Нет! — чуть не выкрикнула Фоллиана. — Я никогда на такое не соглашусь! Мы выживем или умрём вместе.

— Иного я и не ожидал! — снова улыбнулся «монах». — Надеюсь, что у вас всё получится, ведь речь идёт ни о том, чтобы победить или проиграть в схватке с врагом, а о том, чтобы договориться миром и подружиться со вчерашними недругами. При этом лучше вообще не обнажать оружие, а возможно даже придётся стерпеть то, от чего любой идальго сразу схватится за меч.

— Я стражник! — заявил капитан Барбарус. — Терпение необходимое свойство для моей службы.

— Я библиотекарь! — также серьёзно проговорила Фоллиана. — Терпение составляет часть моего ремесла.

— Вот и прекрасно! — подытожил «монах». — Теперь я гораздо меньше беспокоюсь за вас и больше уверен в благополучном исходе дела.

— Но в чём, собственно, оно заключается? — поинтересовался капитан.

— Не дать компании ваших знакомых зайти в Запретный лес. А если это не удастся, то последовать за ними и уговорить вернуться. Правда, последний вариант сам по себе опасен.

— Всего-то? — удивилась Фоллиана. — Я думала, задание будет сложнее.

— Поверьте, оно достаточно сложное, — внушительно проговорил хозяин замка. — Самое главное — начать диалог до того, как в вас начнут стрелять.

— Вот как?

— Но это ещё не самое неприятное. Есть кое-что пострашнее пуль, хоть Драгис Драговски, как и Фигольчик, отличные стрелки.

— Что же это такое?

— Гнев принцессы. В последний раз он унёс жизни нескольких тысяч человек, хоть сама Анджелика в этом не была виновата.

Барбарус крепко ругнулся вполголоса.

— Я бы эту принцессу!.. — прошипела Фоллиана, сузив глаза.

— Я уверен, что бы подружитесь, если не успеете испепелить друг друга!