Полезная перестановка

— Слушай, это была настоящая боевая операция, оперативники в масках, шлемах и с «валами». Моему другу, он айпишник, все-таки удалось вычислить одного, и пока я в роли подростка вел с ним диалог, Сэмен вместе с группой захвата поехал по адресу. Словно террориста брали, а не задрота компьютерного. Дверь открыла ничего не подозревающая маман, ее сынок за стенкой тоже ни сном ни духом. Отпираться было бесполезно. Сема мне потом видео прислал, знаешь на кого этот мудила похож? На тролля с выпученными глазами. Сто пудов девственник, ни одна девушка на такого не взглянет, мегера мать каждый шаг контролирует, но в комнату сыночка «Родички» не заходит, он сидит в норке и, сука, самоутверждается.

Матвей выглядел излишне возбуждённым, глаза нехорошо горели, щеки пылали, рыжие волосы растрепались на влажном воздухе. Друзья шагали по Солянке в сторону центра. Ларионов увлечённо жестикулировал, изображая прижатого к стенке, пучеглазого «Родичку». Шедшие навстречу девушки испуганно расступились, пропуская их, одна даже покрутила у виска.

Но Ларионов не обратил на неё внимания, он был весь в теме.

— Маленькая, но победа. Группы Вконтакте сейчас контролируют, Дуров сдался все-таки. «Киты» перебрались в Телеграмм, а «телега» стоит намертво. Но Сёма нашёл алгоритм поиска, возможно, мы изловим ещё нескольких кураторов, потом показательный процесс и реальный срок. Статья в УК есть. Для кого это фан, поостерегутся. Начало положено! Ну а ты что?

Матвей толкнул Никиту с бок.

— Остаёшься у меня или перебираешься к своей библиотекарше?

Никита не ответил, шёл, пряча лицо от ветра.

— Ну ладно, думай! Я тебя не гоню, наоборот, по кайфу, кто-то сопит в соседней комнате, — сказал Матвей и тут же метнулся к прежней теме. — А сколько таких униженных и забитых «Родионов» проживает? Раньше топоры брали, теперь в сеть лезут и убивают.

— У Фёдора Михайловича мотивация другая! «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Хотя, предпосылки одинаковые. Только знаешь, о чем я думаю, — сказал Никита, — вы сейчас убираете последствия, пытаетесь спасти детей. Но причину ты не исправишь, ты не вложишь мозги родителям, не заставишь их быть внимательнее. Каждый ребенок, перед тем как попасть в игру, кричал о помощи, но его не слышали. Вот мама Оли Петровой была занята разводом. Родители спринтера, пока их сын бегал по шоссе, судились с соседями из-за пары соток, а сейчас оба молятся у кровати сына. Кто-то из офиса не вылезает, кто-то деньгами откупился, кинул дитё в воду, учись плавать.

— Поэтому нужен постоянный, а не разовый резонанс в прессе. Было несколько статей, в Новой расследование журналистское. И что? Большинство не верит, что проблема вообще существует! Мои коллеги и те считают стремление к суициду нормальным для взрослеющего индивида, отмирание детской пуповины, вылупление из кокона. Люди не вылезают из зоны комфорта, им пофиг, пока самих не коснется. А пока всем пофиг, дети будут прыгать, перебегать или пропадать без вести. Ведь этих подонков даже 110 статья не пугает. Поймали с поличным, но попробуй, докажи, что именно его слова подвели кого-то к краю. Я копировал диалог с тем Родичкой, но детей перед последним шагом заставляют все уничтожить, и они уничтожают улики. Одно плохо, мы мелкую рыбу сейчас переловим, а крупная на дно заляжет, помнишь Сову, которая меня курировала, так к ней Сэм подобраться не смог, у неё программа анонимного сёрфинга стоит, причём наикрутейшая, взломать невозможно. Кстати, кураторы поручают немалые деньги за свой контент.

— Кто же их спонсирует?

— Спроси что полегче, версии самые разные, от исламских террористов до сатанистов. Для одних это своеобразный джихад. Для других образ жизни. Видео самоубийств на даркнете стоят немало. Ты про Тор слышал?

— Конечно. Туда в основном чернуха сливается.

— Сейчас да, но начинал как военный проект, потом как альтернативный браузер, защищающий анонимность частной жизни. Разработчики получали колоссальные бабки. Как любое изобретение — нейтрален, зависит, кто его использует. Сноуден сливал по нему инфу, топ корпорации хранят там данные о своих сотрудниках. Прикинь, борцы за права человека активно поддерживали проект, ведь он дает свободу личности. Но свобода — это ответственность, на Торе не только шпионы и спецслужбы, но и двуногие твари, педофилы, некрофилы, сатанисты. Два года как прикрыли сервак, но войти в него по-прежнему можно, заходи и серфи, ищи чернуху. Именно там и хранится детский контент, порнография, самоубийства.

— Я в курсе, одногруппник там сидел, пока крыша не съехала. Террористы или сатанисты говоришь. Хрен редьки не слаще. Мы пиццу покушать или пива попить? — сменил страшную тему Никита.

Друзья влились в толпу на Никольской.

Кто-то удачно придумал украсить эту улицу падающими звёздами. Раньше Никольская собирала зевак только зимой, потом иллюминацию решили оставить и на лето, прошедший футбольный чемпионат сделал улочку знаменитой не весь мир. Так и сейчас половина прохожих шла, задрав голову, снимали на телефоны рукотворный звездопад и натыкались друг на друга.

— Холодновато для пива. Давай по макаронам и бокальчику кьянти. Да и закончим пока эту тему, аппетит отбивает, — предложил Матвей.

Никита кивнул, тема манипуляций с детьми вызывала в нем озноб, чем дольше пытаешься в ней разобраться, тем сильнее увязаешь и пропитываешься ядом. Все равно, что вглядываться в бездну. Одно хорошо, Матвей перестал топить про «бессмертных пауков» и спустился на землю, ловит обыкновенных психопатов. А еще Никита чувствовал себя неловко, признался другу, что был близок с Ларисой, без подробностей, но Матвей поскакал вперёд лошади. Теперь Никита бы и рад рассказать о ней, но опасался насмешек. Да и вообще, пока ничего не ясно, пока он передвигается вслепую, учится «искусству маленьких шагов», «пытается отличить второстепенное от первостепенного» и размышляет, тот ли человек Лариса Чайкина, что «пришла любя сказать ему правду». Интересные параллели провел Экзюпери.

Никита бы хотел рассказать другу о расцветающих крокусах на горе Утли, куда они с Натали поехали ранней весной, как шли, обнявшись, и через одни наушники слушали «Первый снег» Шопена, хотя это был их последний снег, а потом, купив багет, кормили лебедей и хохлатых крохалей в озере. Губы Натали пахли шоколадными конфетами. Они часто заходили в шоколатерию на Зильштрассе и брали на пробу домашний, только что приготовленный шоколад. Каких только начинок там не было! Натали больше всего любила «францисканер» с растопленной карамелью и стружкам жареного миндаля. Трогательный ноктюрн падающей с крыш капели врезался в память. А потом было лето, после выпускного из «уни» они собрали рюкзаки и поехали в горы, занимались любовью везде, где не было зорких стариковских глаз, именно швейцарские пенсионеры оплот местной протестантской морали. Той же осенью Полина не оставила ему выбора.

Да, (как он мог забыть?) именно тогда она впервые скинула маску доброй феи, положила перед ним ключи от квартиры в Москве и авиабилет на одного и в один конец.

— Пора уезжать.

Он не узнал ее голос, заданные вопросы повисли в воздухе. Билет был на следующий день, она точно подгадала время на сборы и точно знала, что Натали с ним не полетит. Так и получилось. Никита не раз ловил себя на мысли, что его скоропалительный отъезд был подстроен заранее, и что Натали неспроста отключила телефон и не отвечала на письма.

Последний снег на горе Утли и первый снег в Москве, ноктюрн капели и вальс летящих снежинок, робкие соцветия крокусов, пробившиеся на солнечном склоне и примятые за пазухой фиалки, шоколадные на вкус губы тогда и сейчас, его любимая девушка снова рядом, они снова едят шоколад, целуются, строят планы, которые сбудутся ли?

Чертов замкнутый круг!

Погруженный в мысли Никита даже не заметил, как Матвей свернул в пиццерию.

— Ей, кто в танке, вылезай! — окликнул его Ларионов, — здесь паркуемся.

И все-таки друг его разговорил, тихим сапом подкрался к теме Ларисы, что да как, узнал ли ты причину ее срыва, а если повторится, а предложить профилактику, а поговорить по душам с грамотным психологом, и вообще будь осторожен, пограничные люди могут неадекватно отреагировать на любую многозначительность.

— Я одного боюсь, — перебил друга Никита, — что она по-прежнему любит своего «гениального» писателя.

— В чем его гениальность?

— Я так и не понял. Его роман про собаку так вдохновил Ларису, что она потеряла голову. Самопожертвования в творческой среде обычное дело. И когда гений указал ей на дверь, она ….

— Логично. Литературные классики — они такие. Бунин, Тургенев, Есенин строили катастрофические отношения со своими дамами. Хотя, не уверен, что тот «гениальный» писатель станет нашим классиком. Или его роман действительно хорош?

— Не читал и не хочу. Может и хорош. Матвей, я боюсь, что играю роль лекарства. Отвлек ее немного, погрел, но не надолго. Тот свиснет, она убежит.

— И такое может быть, к сожалению. Травма в отношениях двояка — хочется сбежать и снова испытать боль. Женщины страдают, но не уходят от своих мучителей, им комфортно быть жертвами. Зависимые связи держат крепче морских узлов. Девушка твоя попыталась сбежать, раз и все, убью себя, а ты мучайся совестью. Это детская попытка, уверен, будет и вторая, осознанная, уже взрослая. Ее бывший может появиться и заявить права, Чайкина вернется или порвёт с ним навсегда. Пятьдесят на пятьдесят. Это будет ее решение, от тебя мало что зависит, — ответил Ларионов.

— «Мало чего зависит», это уже хорошо. Значит, есть шанс, — безрадостно усмехнулся Никита.

В пиццерии было полно народу, приходилось говорить шепотом, жаль они выбрали Никольскую. Тем более что девушки за соседним столиком, заканчивали ужин бутылочкой охлаждённого белого и были не прочь его продолжить. Обе недвусмысленно смотрели на Никиту, простоватый Матвей их не интересовал.

— Зря мы сюда пришли. Поговорить не дадут, — сказал Романов.

— Погодь, — Матвей скорчил смешную физиономию и обратился к соседкам.

— Доброе утро, девочки.

Странное приветствие притормозило процесс знакомства.

— Мы с другом в Москве впервые, лечились, он от энуреза, я от педикулеза, сейчас все хорошо, не чешемся и не писаемся, вы нам город покажете?

— Идиоты, — хором ответили подруги и отвернулись.

Спустя несколько минут соседний стол был пуст.

— Я лучший отшивальщик, если что, — хохотнул Ларионов,

— Ты, правда, идиот! Диагнозы получше мог придумать?

— Делириум тременс и деменция прекокс? Не, те самые прикольные — коротко и ясно. С чего ты взял, что она до сих пор любит другого? — Матвей вернулся к прерванному разговору.

— Потому что он появился. Вчера вечером мы были у неё дома, ей позвонили с незнакомого номера, она скинула, опять звонок, она долго не брала трубку, но звонивший был настойчив. Потом сняла и все.

— Что все?

— Она вышла на кухню, разговаривала минут пять не больше, я засёк, вернулась другим человеком. Погасла. Именно так, словно кто-то задул огонёк внутри, отводила глаза, сдержанно улыбалась, как при нашей первой встрече. Но самое неприятное, она мне соврала. Ответила, что звонили в работы. Но это был он, я уверен.

— Ревность деструктивна, мой друг. Ревнивец смешон. Он заранее в проигрыше.

— Я ушёл, и она даже не попыталась меня задержать. И за целый день не ответила ни разу.

— Человек разбирается со своим прошлым, не мешай. Отпусти, если твоё — вернётся, — сказал Матвей.

— Да знаю. Только я впервые оказался в роли ждуна. Ждать и догонять, сам понимаешь.

— В целях профилактики твоего зашкаливающего эго — это очень полезная перестановка. Из всего услышанного делаю вывод, пока что мы спим вместе.

— Да иди ты к черту!

Никита впервые за вечер улыбнулся.

А вместе с улыбкой в его душу заглянула надежда, что не все еще потеряно, что он должен бороться. Натали не оставила ему выбора, заблокировала все контакты, а когда он прилетел назад, то в квартире, которую она снимала, жил другой человек, и подруги понятия не имели, где она, возможно вернулась к родителям в Гамбург. Адреса Никита не знал. Искать подругу по соцсетям было бессмысленно, все аккаунты закрыты. Обида не могла быть причиной ее исчезновения, не настолько сильна вина Никиты, чтобы обрывать все концы и прятаться. Именно так, прятаться.

И он сдался.

Сейчас все по-другому, он знает, где работает и живет Чайкина, ее дом всего-то в нескольких минутах ходьбы от больницы, он не отпустит ее в прошлое. Если она сама не развяжет морской узел, он ей поможет.