Доппельгенгер

Была уже глубокая ночь, когда встревоженное шипение и рычание Аристарха разбудило Серафиму. Та зажгла ночник, осмотрела спальню, никого нет. Но в квартире точно был гость, неожиданный и важный, осознав, кто он, старушка в мгновение ока собралась с мыслями, прогнав остатки сна. Накинула халат и вошла в гостиную.

В кресле, спиной к окну, купаясь в холодном полнолунном свете, сидел Михаил Гаврилович Архангельский, в форме, при погонах и регалиях. Ощетинившийся Аристарх гнул спину в углу под фикусом.

— Да полноте вам, Аристарх Иванович, верните себе человеческий облик и присоединяйтесь к нашему разговору, — с дружелюбием в голосе произнес гость.

У Серафимы отлегло от сердца. Начало пришли с миром.

Кота долго упрашивать не пришлось, он прошмыгнул в ванную комнату и вернулся в тренировочном костюме с приглаженными гелем пробором и усами. Занял место за столом, оставив Серафиме второе кресло. Та хотела включить в комнате верхний свет, но Михаил Гаврилович ее остановил, указал на торшер.

Некоторое время Архангельский с любопытством разглядывал кружевные панно, украшавшие гостиную.

— Это все ваши подопечные?

Серафима кивнула.

— Красивые судьбы вы им связали, надеюсь в полном согласии с их выбором. Ну да ладно, мы пришли по другой причине. Жаль, что прерываем ваш сон, но мы разгадали загадку, — сказал Архангельский.

— Ничего страшного. Вы всегда желанный гость в моем доме, а сон мы позже досмотрим, — ответила старушка, села напротив Архангельского в кресло.

— Красиво и вежливо лукавите, наше появление обычно вызывает у подчиненных трепет и словесный диссонанс. Но к вам мы пришли как доверенному лицу. Так вот, Серафима Петровна, Чайханщик обвёл нас вокруг пальца как двоечника. Все это время мы размышляли, как он узнал о поимке Поллинарии Романовой, но ходили по кругу. Наши люди соблюдали абсолютную стерильность, любой ментальный канал блокировался, Романова не могла предупредить своего патрона. И, тем не менее, Всеслав сбежал. Мы как зашоренный мул шагали вперёд, а надо было перескочить на параллельную линию, — в голосе Начала снова зазвучали восторженные нотки.

Серафима внимательно слушала, пытаясь разгадать восторги Архангельского. Он был сейчас похож на профессора математики, долгие годы долбившего теорему Ферма или гипотезу Пуанкаре, и нашедшего решение у себя под ногами.

— Двойник, Сателлит, Доппельгенгер, запасной сосуд, когда все очевидные сосуды непригодны! Темное зеркало, вот что натолкнуло нас на эту догадку. Мы вспомнили ваш рассказ о часовщике Цубриггене, о его страхе перед неосвещенными зеркалами. Словно за ними прячется отражение, проживающее ту же жизнь, но только в тени! Всеслав не превращал своего двойника в дойную тлю, как остальных, он берег его как зеницу ока и держал поодаль. Так вот, этот человек следил за передвижением Полины Романовой, именно он и подал сигнал.

— Прочему именно за Полиной, а не за остальными собирателями?

— Чайханщик намеревался в скором времени сбить нас со следа, сменить парадигму — он выбрал привлекательное и молодое тело. Все время стражи шли по следу ущербных, старых, больных, незаметных, но не брали в расчет ярких и достойных внимания. Он нацелился на воспитанника Поллинарии, и все внимание двойника было уделено Романовым и их окружению.

— Ничего себе, — выдохнули старики хором.

— И кто же этот двойник? — спросила Серафима.

— Мы оглянулись назад и восстановили суть каждого события. Начиная с разносчика чая в Нанкине, безликий вселялся в близнеца, если не находил таковых, то в старших братьев, сестёр, имея в запасе младших. Когда те, оставаясь обычными людьми, умирали, подыскивал похожих, обещал горы чудес и держал про запас. А двойник следил за ближним кругом, за самыми значимыми поставщиками эссенции.

— То есть Всеслав хотел подселиться в Никиту и сделал это. Ваша сигила пригодилась?

— Да, печать изгнала его. Романов стал первым желанным сосудом, молод, хорош собой, перспективен. Этой ночью чайханщика изгнала сигила, и он догадался, что все его связи отслеживаются, надо использовать «запасной сосуд». Он допил то, что не осмелилась мамочка, и покинул тело врача.

— Допил? Никита умирает? — взволновано перебила Серафима, — я обещала ему помощь, а что же получается, обманула?

— Да, эссенции в его теле осталось немного, на три дня от силы. Но мы не понимаем ваших тревог, Серафима Петровна, доктору Романову уготован светлый путь. Несмотря на причинённые девушкам страдания, мы приняли в расчёт неправильное воспитание отрока, он не ведал, что творил. Оттого позволим очистить книгу жалоб, душа его вернётся через три года в новое тело, на этот раз не одарённое привлекательностью, и получит соответствующий опыт.

— Но… я обещала, — снова возразила Серафима.

— Обещать можем только мы. Решение наше соизмерено логикой и исполнено милосердием, принято и завизировано. Пусть девушка прощается и не ропщет. У неё в перспективе не менее полезный опыт — причём она сама его избрала перед воплощением — опыт жертвы.

— Но человек имеет право отказаться от выбранного опыта. Свобода выбора — разве не наш краеугольный закон?

Казалось, Архангельский не обратил внимания на ее слова.

— В приоритете сейчас другая задача. Тем днём в Москве ушли через повешенье примерно три сотни человек, стражи отслеживают родственников и знакомых каждого, время играет на стороне врага, чайханщик может замести следы. Он наелся и заляжет на дно. А вы, Серафима Петровна, если не можете помочь, так не мешайте, иначе, мы поднимем все скопившиеся анонимки, — прозвучал недвусмысленный приказ Начала.

Старушка хотела было возразить, но ее слова никто кроме безмолвного Аристарха не услышал. Кресло напротив опустело, Архангельский вернулся в свой кабинет на Кузнецкий.

В гостиной разлилась тревожная тишина.

— Что будем делать, Фима? — шёпотом спросил домовой.

Сгорбившаяся в кресле старушка вздрогнула. Расправила плечи.

— Что делать? Спасать! Начало мыслят глобально, им нет дела до судьбы и чувств отдельных людей. У них своя война без начала и конца. Они и так снизошли, позволяя Никите начать жизнь с чистого листа. А мы с тобой, друг Аристарх, очеловечились и принимаем чаяния людей ближе к сердцу. Кто, если не мы?

— Кто, если не мы что?

Выбор у Серафимы был незавидный — позволить Никите умереть, а сердцу Ларисы разбиться, самой усидеть на стуле главного хранителя больницы или оспорить высший приказ и лишиться не только карьеры, но и существования. На это раз рука Начала не дрогнет, они достанут из-под сукна все доносы и подпишут резолюцию — в Обсерватор или вовсе в утиль строптивую няньку.

— Кто если не мы что? — чуть громче спросил Аристарх

— По счастью сейчас полнолуние. Утром мы выразим наше почтение Розе Альбертовне, посвятим ее в судьбу безнадёжно больного юноши, в той мере, в коей дозволено посвящать. И попросим ее одолжить Часы, пока их не отобрали, если не ошибаюсь, они ещё четыре раза повернут время вспять. Роза — добрая душа, она, конечно, даст нам часы. И тогда мы выразим почтение Ларисе Чайкиной, посвятим ее в ритуал с кровью и детскими стихами, и спасём бедного доктора. Но только если ...

— Только если она пожертвует своим временем, — закончил Аристарх. — А если не захочет терять десятки лет ради другого? Не захочет за один день превращаться в старуху? И не факт, что выздоровевший доктор будет любить постаревшую подругу. Мужики тяготятся благодарностью, по себе знаю.

— На нет и суда нет, Аристарх. Тогда Никита через три дня умрет, а спустя три года появился на свет неизвестно где и неизвестно кем. Лариса проживёт несчастливую жизнь с другим, и произошедшее будет являться ей в страшных снах. Она станет корить себя за смерть Никиты и получит «опыт жертвы». Но предложить ей другую жизнь мы должны.

— Должны, — согласился Аристарх.

Спустя несколько часов, только забрезжил рассвет последнего дня 2019 года, Серафима и Аристарх стояли перед дверью семьи Кремляковых, а чуть позже вооруженные словами Розы «Пусть бедная девочка ничего не боится и верит в чудо!» и часами мэтра Цубриггена спустились в метро Смоленская.

Они спешили к Ларисе Чайкиной, пока не изменилась фаза Луны.