Синдром Вернера

«Ты сама создаёшь мир, в котором живешь. Сама зовёшь людей, плохих или хороших, все зависит, любишь ты себя или ненавидишь», — сказала ей Серафима.

И это не было новостью, сколько Лариса читала, слушала, все гуру от психологии твердили о законах отражения и притяжения. Чайкина не раз анализировала произошедшее с ней. Чудовищный срыв, балансирование на ниточке, сны, переходящие в кошмары, возвращение, ещё один шанс. Осознание совсем другой правды и противоположной реальности. Слова Вадима вместо приговора обернулись спасением, высоковольтная терапия исцелила.

Лариса окрепла, а Вадим напротив ослаб. Вчера при встрече он лишь казался прежним, ласковым и снисходительным «хозяином», великодушным «царьком», но фальшь спрятать не удалось. Уставший актер, с въевшимся под кожу гримом и заученными фразами, а смой все, останется одинокий, не выросший ребёнок, играющий с людьми в куклы. Зачем он выбрал такую некрасивую и неблагодарную роль?

И как этот несчастливый кукольник стал для неё Богом — не понятно. И как его дурные слова — «убей себя» послужили приказом к действию — тем более.

Вадим произнёс их и даже не обратил внимания, настолько привык быть правым. Забыл ли он сказанное или нет, не важно, он стоял на развилке и выбрал тропу в глухую и непролазную чащу. И как долго он там намерен плутать — неизвестно.

Лариса вспоминала вчерашнюю сцену у «Семи сестёр», свои нелепые фразы и слова Никиты… нет, в отличие от Вадима Никита не играл, он жил в обрушившейся на него непривычной ситуации, он старался держаться из последних сил. Он влюбился и не хотел делить Ларису с ее прошлым. А она «оттолкнула» его, узнав о больном сыне. Повелась на чужую ложь.

Предупреждение нянечки опоздало.

Поэтому стоило забрезжить в окошке ядовитому декабрьскому солнцу, Лариса принялась «творить» другую, правильную реальность.

Пока занималась привычными утренними делами, представляла берег солёного, а не сладкого моря, каменистый пляж, а не песок, белых чаек и чёрных ворон, никаких противоречий и противоположностей, и на скамейке ее ждёт не Вадим со своим летающим псом, а Никита с толстолапым игривым щенком.

Пока варила кофе, расцвечивала придуманную картинку, добавила запах можжевельника, сухих водорослей и сладкой акации, представила раскрошенный сыр на салфетке, вино в пластиковых стаканчиках… потрескавшиеся губы Никиты, как тогда от мороза, но сейчас от солёной морской воды. Невероятно вкусные губы.

Но когда раздался звонок с неизвестного номера, она вздрогнула и испугалась.

— Лариса, это вы? — послышался в трубке незнакомый мужской голос.

Она кивнула, чувствуя, как идеальную картинку перед ее глазами сейчас смоет огромная, из ниоткуда возникшая волна.

— Лариса, это Матвей Ларионов, друг Никиты. Вы меня слышите?

— Да, — ответила Лариса, хватаясь за ускользающие запахи и краски.

Все… Все… Все…

— Никита в больнице. Алло!

— Да. Я слышу.

Лариса не узнавала свой голос.

— Что с ним случилось?

— Пока не знаю, еду в пятидесятую, его туда отвезли. Поедете со мной? Я в районе Динамо через минут десять буду, могу вас забрать, адрес точный дайте.

Лариса назвала свой адрес, оставила недопитый кофе на столе и пошла одеваться. Она окоченела до костей, как и тогда, после разговора с Полиной.

И пока ждала у дома, куталась в меховой воротник и твердила: «Все будет хорошо, это ошибка, ошибка…».

Матвей ей понравился, рыжий, солнечный, улыбается, рядом с ним испуг немного прошёл, но озноб по-прежнему сковывал тело. Лариса вжалась в сидение, обхватив себя руками.

— Холодно? Сейчас прибавлю, — сказал Матвей и подкрутил отопление.

— Да, меня на нервах трясёт. Что с ним? — спросила она, забыв, что уже задавала это вопрос.

— Все будет хорошо! Уверен, это, какое то недоразумение, сегодня же выпишем его под мою ответственность.

Слова Матвея расплавили корку льда, сковавшую ее тело, стало легче дышать.

В пути Ларионов не переставал болтать, пытаясь скрыть волнение.

И было отчего, его в восемь утра поднял звонок из приемного отделения больницы Спасокукоцкого.

Вежливая девушка извинилась, уточняя данные, «потому что именно вы указаны в телефоне Романова Никиты Калоевича на случай чрезвычайных ситуаций». Как часто ей приходилось подобное говорить, а еще добавлять « произошёл несчастный случай, больной пока в реанимации, но переводят в интенсивную », что голос полностью обесцветился, девушка, словно, зачитывала инструкцию.

— Что случилось? Когда? — спросил не до конца просунувшийся Матвей.

— Вся информация у лечащего врача. Романов Никита Калоевич переведён в палату 302 терапевтического отделения. Часы приема с десяти до четырёх, — равнодушно ответила девушка.

— Как его состояние?

— Состояние тяжёлое, но стабильное, — прозвучал автоматический ответ.

Поблагодарив, Матвей повестил трубку.

Действительно, что он хотел от секретаря, который обзванивает по списку и если станет реагировать на каждый ответный вопль, заработает невроз. Состояние стабильное, но тяжёлое! Отчего, черт подери? Ещё позавчера его друг был здоров, собирался встретиться с любимой девушкой. Ночевать не пришёл, значит, помирились, Никита остался у Ларисы.

Утренний звонок стал для Матвея полной неожиданностью.

Он взглянул на дрожащую от холода Чайкину, пытаясь понять, что произошло.

— Вы позавчера или вчера виделись с Никитой?

Лариса прошептала:

— Последний раз два дня назад. Он ушел.

И сжалась ещё сильнее.

— Поругались?

Кивнула, еле сдерживая слезы.

— Нехорошо получилось, я встретилась со своим бывшим парнем по делу, и вдруг Никита, он ничего не понял, расстроился. Я звоню второй день, он не берет трубку.

— То есть позапрошлой ночью вы были не вместе, — утвердительно произнёс Ларионов, — значит, что-то произошло после вашей встречи.

Лариса всхлипнула.

— Все с ним будет нормально, здоровый мужик. Если бы подрался или в аварию попал, лежал бы сейчас в травме, а не в терапии. Эй, ты чего так расстраиваешься? — Матвей взял Ларису за руку и невольно сократил расстояние.

Маленькая, дрожащая девушка с фиолетовыми глазами полными слез вызвала у него сочувствие. Простая, совсем не похожая на бывших Никитиных моделек, которые многое бы отдали за ее редкий цвет радужки.

Никита прав, левый глаз Чайкиной от волнения немного косит, что ее совсем не портит.

— А ну нос кверху! Не сметь хоронить моего лучшего друга!

Лариса послушно вытерла глаза и выдохнула.

— Попробую.

На территории больницы они дошли до терапевтического корпуса, поднялись на третий этаж.

— Вместе пойдём? Или иди к Никите ты, а я пока в ординаторскую? — предложил Матвей, но Лариса отчаянно вцепилась в локоть.

— Не оставляй, мне страшно.

Ее не покидало чувство бесконечного падения и бессилия зацепиться хоть за что-то, привычный мир раскололся и разлетался по кусочкам. Она пыталась удержать основной рисунок — их соединенные руки, второй вальс Шестаковича, фиалки.

Цепочка недавних событий, приведшая к катастрофе: разговор с Полиной, встреча с Климовым, ссора с Никитой, бессонная ночь, больница — все неправда, дурной сон, надо лишь проснуться. Вспомнились слова Серафимы о грозящей опасности, нянечка как в воду глядела.

В палату пошли вместе, сначала заглянул Ларионов, следом Лариса.

Одна койка у двери стояла заправленная, другую у окна занимал пацан с выбеленными прядями и татуировками на руках, третий больной, лежавший у стены с капельницей в венах, лишь слегка напоминал их друга.

Никита приподнял голову с подушки, улыбнулся, попытался приподняться, но не смог.

Увидев его, Лариса прошептала лишь: «Господи, спаси» и ухватила Матвея за локоть, чтобы не упасть.

Матвей смотрел на Никиту Романова в полнейшем недоумении. Было отчего.

Никита постарел на пару десятков лет и превратится в изнурённого неизвестным недугом. Глаза потускнели и ввалились, скулы обострились, кожа приобрела серовато— желтый циррозный оттенок.

Что способно так изменить человека за короткое время?

Яд? Его отравили? Кто? Зачем? Случайно?

Матвею тут же припомнились кадры с умирающим лысым Литвиненко, только пресловутый полоний убивает не так быстро, а «новичок» напротив мгновенно. Что за яд принял Никита?

Однако Никита словно не замечал произошедшего с ним, он обрадовался гостям, протянул к Ларисе руку, но тут же бессильно опустил.

Девушка не могла произнести ни слова, ее трясло.

— Брат, что с тобой произошло?

Матвей старался говорить спокойно.

Никита ему не ответил, он смотрел на Ларису и улыбался. Чудовищная счастливая, влюбленная улыбка на высохшем лице.

— Ты как? — спросил он Ларису. — Прошлая ночь была чудесной. Спасибо, милая.

Слова давались ему с огромным трудом.

Лариса осмелилась взять Никиту за руку, словно пыталась удостовериться, что это он.

Матвей читал недоумение и испуг в ее глазах. Чайкина находилась на гране истерики.

— Никита, что с тобой произошло? — повторил свой вопрос Ларионов.

— Да все отлично у меня, простыл, вирус какой-то подхватил. Лариса скорую вызвала, — ответил Романов и откинулся на подушку.

— Я никого не вызывала, — пролепетала девушка, посмотрела на Матвея. — Я дома была одна.

Тот кивнул, верю. Чертовщина какая-то. Никита бредит.

— Давно на тяжёлых? — подал голос паренёк с койки по соседству.

Матвей и Лариса повернулись к нему.

— Простите? — не понял Матвей.

Белобрысый паренёк скривился, ну, что тут не понятного.

— Говорю, давно на «гречке» ваш друг сидит?

— Он о чем? — шепнула Лариса.

— Наш юный друг ошибается, — Ларионов положил руку на плечо девушки, сжал, — не обращай внимания.

— Ну, нет, так нет, — хмыкнул парень и отвернулся к окну, закрыл голову подушкой.

Матвей задержал взгляд на искусно выбитом на руке драконе, оскаленная голова на плече, тело опоясывало предплечье, рогатый хвост заканчивался на кисти парня.

Придвинул стул к кровати, обратился к Чайкиной.

— Сядь пока, я должен пойти поговорить с врачом.

Лариса без сил опустилась на стул, осторожно дотронулась до щеки дремлющего Никиты, словно проверила — жив ли.

Тот на мгновение открыл глаза, улыбнулся и снова провалился в забытье.

На счастье лечащий врач был в ординаторской.

— Если бы я не знал доктора Романова лично, решил — уникальный случай прогерии, синдром Вернера, — сказал он Матвею. — На областной конференции в прошлом году мы перекинулись с Никитой Калоевичем парой слов. Тогда я видел совсем другого человека. Чем он болел последнее время? Злоупотреблял алкоголем или того хуже? Возможно, был за границей в неблагополучных странах?

— До позавчерашнего дня был совершенно здоров, мы квартиру вместе снимаем. Не курил, не употреблял дурь, за границу не ездил. Я не понимаю, что могло его так изменить за два дня, — ответил Матвей.

Доктор нахмурился.

— То есть ещё позавчера он ни на что не жаловался?

— Если только на разбитое сердце, но от несчастной любви за пару ночей не теряют десятки килограммов и не стареют на десятки лет. Я не верю в проклятия и порчи, всему должно быть рациональное объяснение.

— Странная ситуация. Я тоже реалист и жду результаты кт, токсикологию, но предварительно могу диагностировать полиорганную недостаточность в результате оксидативного стресса. Кровь плохая, такая бывает у стариков — хроников, а не у молодых людей. Радиоактивного заражения нет. Пока чистимся капельницами. Медикаменты назначу по показаниям. Главное, чтобы состояние не ухудшилась.

— Полиорганная недостаточность..., — в недоумении повторил Ларионов, — откуда?

Врач развёл руками.

— Ждём результаты.

Матвей не знал чем обнадёжить Ларису, разговор с лечащим врачом лишь добавил волнений. Он постарался, как мог сгладить его слова. На немой вопрос Ларисы ответил уверенным голосом.

— Сказал, похоже на отравление, ждут результаты, назначат терапию. Уверен, все изменится к лучшему буквально скоро.

— Я буду здесь, с ним, — сказала Лариса, — больше не оставлю. До дома мне близко, пешком дойду.

— Только не паникуй. Уверен, Никита справится.

Матвей почувствовал, первый шок у Чайкиной миновал, она собралась. И ему самому стало от этого легче.

— Я в свою больничку заскочу, мне всего на пару часов, потом я тебя подменю! Нос кверху и хвост пистолетом, Лариса Чайкина! Прорвёмся! — подбодрил Матвей сидящую у спящего друга девушку и поднял сжатый кулак — рот-фронт!

Лариса улыбнулась через силу и ответила солидарным жестом.