Чудесный день

Чувство вины — удивительное ощущение, способное в малой дозе улучшить человеческую породу, а в большей ее разрушить. «Всё — яд, всё — лекарство; то и другое определяет доза», — говорил знаменитый алхимик Парацельс. Несколько капель белены убили отца Гамлета, а микродоза спасает астматиков.

Чувствовать себя виноватым перед брошенными девушками стало дурной, но не смертельной привычкой, малые дозы лишь стимулировали иммунитет. Никита был уверен, сейчас он сможет договориться с неприятными воспоминаниями. Начнёт с нуля, исправил ошибки, построит идеальные отношения, изменится сам, изменит чересчур скромную Чайкину.

Он ждал 23 декабря со странным обреченным спокойствием, она скажет «да», он будет счастлив, скажет «нет», он уже не вернётся к привычной суете, переедет куда угодно, в Нижний или в Питер, в другом городе легче обнулится, начать жить заново. Никиту периодически накрывало прошлое, томительно-безумное студенческое время, когда он ждал с лекции Натали с замирающим сердцем и уверенностью, жизнь станет напрасной, если она откажется быть с ним. Никита идеализировал Ларису Чайкину все сильнее. Убегающий фиолетовый глазик, искусанные губы, маленькая, хрупкая, кукольная, как хочется ее обнять, взять на руки, уткнуться в мягкие волосы, вдохнуть запах липового меда и мечтать о прогулках по узким улочкам с кулёчками печеных каштанов, думать о запотевших бокалах с белым Фенданом, о тающем во рту шоколаде, о поцелуях под упавшими на город звездами.

Сейчас же его совесть драли злые кошки. «Неблагодарный ублюдок» не выдержал, ушёл из дома, пару часов бесцельно гулял по пустынным улицам, звонил Матвею, хотел переночевать у него. Никита подумывал вообще переехать к другу, пока Полина в Москве. Но Ларионов спал, как убирай, и трубку не снял. Возвращаться домой к взбешённой «мамочке» Никита не хотел, вызвал такси и поехал в клинику. Но заснуть на диване в ординаторской не смог ни на минуту, лишь забрезжило, вновь был на ногах. Лиза, работавшая в ночную смену, сварила доктору Романову кофе, нарезала бутерброды. Но кусок в горло не лез, Никита выпил две чашки крепкого кофе с молоком, немного пришел в себя. На вопросы Лизоньки, что так рано, почему, лишь отмахнутся, пустое. Медсестра что-то себе придумала, многозначительно хмыкнула, оставила Никиту в одиночестве. Он же вновь и вновь переживал ночной разговор.

По поводу красных глаз Полина ничего толком не ответила, сказала лишь, «женское, не обращай внимания» и снова поманила его к себе на диван. Никита не послушался, сел поодаль, в кресло.

— Нам надо поговорить, — повторил он.

Полина растянула на губах улыбку. Это выглядело страшновато, заплаканное лицо скривилось и, словно, латексная маска, разъехалось по швам.

— Я познакомился с девушкой.

— Прекрасно, я слышу это раз сотый,

Резиновая улыбка стала ещё шире и уродливее.

— Сейчас все по-другому, Поля.

— А это я слышу тысячный раз, иди поближе и расскажи, что в ней такого особенного, незаурядный ум, потрясающий талант, модельное тело, у неё такая же восхитительная и мягкая грудь как у меня?

Полина скинула с плеч халат.

Черт!

Никита отошёл к окну.

По Садовому неслись машины, оказаться бы сейчас в одной из них, уехать, исчезнуть. Стереться из этой мерзкой ситуации.

— Поля, я не буду с тобой, — твердо сказал Никита.

— Не говори ерунду.

Полина подошла ближе, прижалась к его спине обнаженной грудью. Никита остановил ее жадные руки.

— Пожалуйста, не надо.

Повернулся и не узнал ее.

Любимая «фея — крестная», волшебница, женщина, который он восхищался, почти боготворил, превратилась в разъярённую, трясущуюся ведьму.

На лице ее проступили все тщательно скрываемые морщинки, глаза и губы побелели от злости, кожа натянулась, стала тончайшей папиросной бумагой, сквозь которую как бесчисленные пути-дороги просвечивали кровеносные сосуды, проглядывало неведомое прошлое. И это прошлое пахло не шоколадом, не травкой, не пряным возбуждающим мускусом, а подвальной сыростью.

«Сколько ей на самом деле?», — впервые подумал Никита, — «Пятьдесят, нет, больше, много больше. Но как?»

Он чуть не захлебнулся в излившейся из Полины ярости, спасаясь, бросился в коридор, быстро оделся и захлопнул дверь.

До сих пор в ушах звенят проклятья.

Неблагодарный ублюдок! Цыганский выкормыш!

Она никогда ранее не произносила подобных слов, самое страшное, что он слышал — «глупыш» и «хулиган». Никита сжал виски, пытаясь вырваться из кошмара, скинуть прилипающее чувство вины. Неблагодарность, что может быть обиднее для принятого в семью детдомовца, но в чем его вина? Доброе отношение к Полине не изменилось, он был признателен за все, отказал лишь в близости. В чем причина ее бешеного гнева?

Он пытался успокоиться и осознать произошедшее, скорее всего, Полю кто-то сильно расстроил, она была пьяна и не контролировала себя, сейчас уже жалеет о случившемся. Возможно и так. Возможно, страшное лицо ему почудилось, и Полине нужна психологическая помощь, она страдает.

Но домой он не вернулся.

Утром в ординаторскую заглянула Серафима.

— Никита Калоевич, можно вас на пару слов?

Нянечка в своем безупречно белом, накрахмаленном халате выглядела уставшей, словно потускневшей.

«Не только у меня была бессонная ночь», — решил Никита.

— Я по поводу мальчика, что дорогу перебегал. Он слабенький, а есть отказывается. Родителей просила домашнее принести, что сын любит. Но все равно ни кусочка не съел. Можете друга своего попросить, который Олю лечит? Пусть поговорит с Павликом, — сказала Серафима.

— Обязательно, не переживайте, наберу ему чуть позже, — ответил Никита.

Ему было немного не по себе от пристального взгляда нянечки.

— Случилось что-то? — спросила она и взяла его за руку.

Никита смутился, но руку не отнял, приятное тепло растеклось по телу, странно, но колючие воспоминания растеряли шипы, злые кошки спрятали когти, пережитое ночью показалось дурным сном, а выплеснутый Полиной яд более не причинял боль. Плечи Никиты расправились, сердце забилось в спокойном ритме. Ему вдруг захотелось рассказать Серафиме все-все о своей бестолковой жизни, об обидных словах, о Ларисе, о своих робких надеждах. Он не мог оторваться от ясных переливчатых глаз нянечки, и чувствовал, слова не нужны, Серафима знает все и так.

— Запутался, сынок? Но ничего, я сейчас твою ниточку распутаю, станет гладкая, ровная, приведёт тебя на широкую дорогу. Веришь мне?

Никита кивнул. Что происходит? Как она это делает? Он и раньше считал Серафиму особенным, очень светлым человеком, но впервые почувствовал ее силу.

Не силу, силищу!

— Полегчало маленько?

— Да. Но как...

— Ну и славно. Просьбу мою не забудьте.

Серафима улыбнулась, приложила палец к губам — мол, не спрашивай ничего, все равно не расскажу. И отправилась по своим делам.

«Оживший» Никита проводил ее взглядом. Кто она такая? Божий человек? Добрая ведьма?

В этот момент в его кармане завибрировал телефон. Матвей позвонил ему сам, напомнил, что после обеда заберёт Олю Петрову на терапию. Никита не стал тянуть.

— Брат, у меня просьба. Можно я несколько дней у тебя поживу?

И предваряя вопрос, добавил:

— С Полиной поругался.

— Приехала что ли? Да не вопрос! Причину мог бы и не назвать, — ответил Ларионов.

Никита вздохнул с облегчением.

— Кстати, я тебе вчера звонил, ты был недоступен, к нам ещё один самоубийца поступил, только не прыгун, а спринтер, шоссе перебегал в неположенном месте. С родителями вроде общается, но отказывайся есть, посмотришь его сегодня?

— Да не вопрос, — повторил Ларионов.

После разговора с Матвеем Никита заглянул в вотсап, проверить сообщения, как он и думал, Полина уже прислала несколько извинений с грустными смайлами, «переутомилась, нервный срыв, прости, малыш, места себе не нахожу, вернись домой».

Да, он вернётся за вещами, а потом переедет к Ларионову. С Арбата чуть дольше до работы, но это не беда.

Было ещё одно сообщение с незнакомого номера, такие он обычно не читал, сразу удалял, но сейчас рука дрогнула, Никита кликнул по номеру, и письмо открылось.

«Привет, Никита. Я бы хотела завтра вечером встретиться, если ты не занят. Может, в кино сходим?»

Он перечитал слова ещё раз, боясь ошибиться. Сверил номер с недавно набранным, точно, это была Чайкина. Она сама, первая написала, и не надо ждать ещё два дня, не надо обнуляется и переезжать в Питер! А если бы он случайно смахнул ее письмо? И тогда бы впечатлительная сказочница обиделась и в свою очередь отказала ему. Доля секунды, и все тщательно выстраиваемые надежды бы рухнули.

Не раздумывая, ответил, — «конечно, свободен, что хочешь, комедию или детектив?»

Лариса тут же прочла, написала, «поищи про любовь» и добавила рожицу смущённой обезьянки.

Никита рассмеялся.

Сегодня чудесный день, не смотря ни на что, а завтра будет ещё лучше!