Ночью перед Рождеством

24 декабря небо над Москвой было удивительное, двухэтажное, статично-подвижное. На самом высоком лазурном этаже застыла перистая рябь, а по нижнему этажу ветер гонял серые, рваные, похожие на пыльную вату, облака. Градусник вновь замер на нуле. Выпавший снег растаял под ногами прохожих, лежал лишь тонким полупрозрачным слоем на присыпанных цветной щепой клумбах, на затененных крышах и в дождевых желобах. Европейские зимы давно не радовали москвичей, все чаще они вспоминали детство: сугробы в человеческий рост, катки и хоккейные площадки во дворах, снеговиков, снежки баталии, свои румяные щеки, отмороженные носы и валенки у батареи.

«А помнишь, как было? А что сейчас? На Новый год снега не выпросишь»

И чем ближе праздники, тем чаще роптали, смотрели метеосводки, надеялись и верили, что именно новогодняя ночь расщедрится, и все будет, как в детстве: снежки, снеговики, сугробы, носы и валенки.

По многолетней традиции Аристарх Иванович Мышкин приходил в гости к Серафиме на католическое Рождество. Он не скребся кошачьей лапкой в раму окна, не мяукал под дверью, домовой прихорашивался, надевал костюм от фабрики «Большевичка», двубортный, в тонкий рубчик, белоснежные гамаши, галстук-бабочку, пенсне на цепочке, превращался в пожилого московского интеллигента с напомаженными усами.

Вот таким франтом он и сейчас появился в доме с мезонином, на плечах пальто с бобром, на голове шапка — пирожок, в руках коробка с тортом Наполеон. Только начало смеркаться, он уже позвонил в дверь.

— Добро пожаловать, Аристарх Иванович, — сказала Серафима, — рановато ты сегодня.

— Скучно одному на холодном чердаке сидеть. Приличные коллеги по теплым дачам разъехались, а с неучами я в контрах, — ответил домовой.

— Проходи, раздевайся, у меня все готово. Занимай любое место.

В гостиной уже витал запах свежезаваренного травяного чая, на столе пыхтел самовар с орлом, фарфоровый сервиз на шесть персон ждал гостей под круглым с бахромой абажуром. Аристарх всегда выбирал место ближе к телевизору, стариковские разговоры ему быстро надоедали, он искал по программе хоккей. Иоганн Сергеевич тут же составлял ему компанию.

Дети наркома Куприянова обычно приходили вторыми, Анна несла белые эмалированные лотки с холодцом и селедкой под шубой, брат Йошка хрустальную салатницу с оливье. Чуть позже стучались в дверь Кремляковы. Для подъема коляски Вениамина на второй этаж был сооружен механический лифт. На столе появлялись мед, баночки с айвовым и вишневым вареньем и корзиночка с ореховой мазуркой.

Но в этом году Иоганн загрипповал, сестра Анна вслед за ним. Поэтому Серафима ожидала в гости только Розу с Вениамином и Ларису Чайкину.

Аристарх устроился в кресле, нацепив пенсне, пролистал лежащий на столике женский журнал.

— Зачем ты читаешь желтую прессу, Фима? Сплетня на сплетне.

— Ни в коем случае не читаю, покупаю лишь из-за узоров в конце, бывают очень симпатичные. Как, например, этот.

Серафима достала из комода кружевную салфетку с искусно вывязанным оленем.

— С наступающими праздниками, Аристарх, специально для тебя старалась. Украсишь свой чердак.

Домовой опешил, зачем ему это чудо с рогами? Но подарок принял, аккуратно свернул и убрал в карман пиджака.

— В хозяйстве все сгодится. Благодарствую! А что с часовщиком? Больше не звала его в гости?

— А зачем хорошего человека тревожить? Мы все, что могли, узнали.

— Ужели он вернулся в своё болото или ты похлопотала за его новую диспозицию?

— И хлопотать не пришлось, договор с чертом давно истёк, часы подарили людям счастье, Ганс Христиан пребывает отныне в ином, благодатном мире.

— Благодаря нам, заметь! Не расскажи мы ему о Розе, кормил бы часовщик лягушек дальше и ничего не знал, — самодовольно ухмыльнулся Аристарх.

— Тут такое дело, — сказала Серафима и подсела ближе, — мне еще раз твоя помощь понадобится. Ты в любой дом вхож, в любом обличии, люди, твари…

— Исключительно коты! Ни одна другая тварь мне не симпатична.

— Кот подходит. Надо проникнуть в один загородный дом и найти там нечто особенное. Одну вещь я вижу отчетливо — толстая тетрадь с записями, дневник, он лежит на виду, вторая вещица скрыта от моего взора, она небольшая, хранится в тайном месте. Где тайник не ведаю.

— Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

— Куда идти я знаю, закажу такси, донесу тебя до дома, дальше пройти не смогу, а кот пролезет.

— Допустим, пролезу. Дальше.

— Надо, чтобы ты прочел дневник, ведётся он очень давно, с позапрошлого века, меня интересуют определенные даты, я скажу какие. Возможно там разгадка.

— Из сего делаю вывод, ты интересуешься долгоживущим, а возможно и нежитью. Отправляешь меня в логово к упырю?

— Это существо не упырь в привычном смысле, оно не опасно для тебя или меня. Предполагаю, она кушает не кровь, а человеческие эмоции, предпочитает низкосортные и, следовательно, провоцирует, раскачивает людей.

Аристарх присвистнул, удивила!

— Включи первые каналы, Серафимушка, вот где кровососы людей раскачивают, грязь льют, исподнее перетряхивают, измены, разводы, дети внебрачные, а глупцы уткнулись в экраны, рот разинули, слюни текут, тьфу! Поделом и тем и другим! Никого не жалко.

— Мне всех жалко. Кто льёт, кто слушает, все не правы, с крючка мало кто спрыгнет. Но за теми, кто льет в глаза и уши пошлость и грязь, стоят другие, вечно голодные, а за ними еще и еще. Только я сейчас говорю о детях, которых толкают к смерти, не оставляя им выхода. То существо, которое я выслеживаю, соткало целую сеть, оно чужими руками манипулирует, запугивает, высасывает детские силы.

— И сколько лет этому существу?

— По моим подсчётам Полине Романовой — Кушелевой более двухсот.

— По вселенским меркам салага. Не царского ли рода?

Серафима отрицательно покачала головой.

— Связи не вижу.

— В этом случае согласен помочь. Цари — существа особой ответственности, к ним или с пиететом или вообще не соваться. Когда и куда едем?

— На Клязьму, в поселок Семкино, но придется отчасти посвятить в наш план Розу Альбертовну, она договорится с Полиной о встрече, скажет, решила продать фарфорового космонавта, выманит ее из дома.

— Люди крайне любопытные создания, а соседка твоя вообще прокурор, вряд ли « отчасти» ее устроит. Вот и она, легка на помине, — Аристарх кивнул в сторону входной двери.

Через секунду раздался звонок, Серафима поспешила в прихожую, раскрыла широко дверь, пропуская инвалидную коляску. Одетый празднично, в тёмный стеганый жилет поверх белоснежной рубашки, в тщательно выглаженные со стрелками брюки и замшевые мокасины, Вениамин держал на коленях поднос с вареньем, медом и печеньем «мазурка». Его жена в красном платье из крепа, с уложенными кудряшками, озорными стрелочками на глазах и цветом «руж» на губах выглядела как всегда прелестно.

— С наступающим Рождеством! — поприветствовал присутствующих Кремляков.

— Добрый вечер, Аристарх Иванович, вы прям настоящий джентльмен. Пенсне вам к лицу, облагораживает. Фимушка, а тебе к лицу эта новая кофточка. Освежает! — добавила его жена.

Делая комплименты, Роза порой подбирает не совсем правильные слова, причем делает это без всякого злого умысла. Но она права, пуловер Серафимы из нежного лавандового ириса идеально гармонировал с серой гофрированной юбкой. Кроме того, Фима потратила целый час на праздничную укладку.

— Ты сегодня тоже красавица, Роза. Помнится, это красное платье ты купила, будучи в Париже, классика никогда не выходит из моды, — отвесила Серафима свою долю орехов.

Вениамин рассмеялся.

— Девочки, вы неисправимы! Умеете польстить и тут же вставить шпильку. Будут ли господа Куприяновы? — спросил он Серафиму.

— К сожалению, нет. Иоганн сильно простудился, заразил Анну, сегодня мы чаёвничаем без них. Без оливье и селедки под шубой.

— Ну и… ладно. Пусть выздоравливают, — ответил Вениамин.

С его языка чуть не сорвалось « ну и славно», Веня не особо жаловал детей наркома, но вовремя поправился.

— Зато я жду в гости ту самую Чайкину Ларису, что-то она опаздывает, — сказала Серафима.

— Неожиданный сюрприз, — хихикнула Роза Альбертовна.

— И очень надеюсь на твою мудрость и тактичность, Роза.

— Я что-то не знаю? — спросил жену Вениамин, та подмигнула, мол, это наше, женское, не обращай внимание.

— Все, самовар выкипает! Рассаживаемся, выпьем по чашечке, там и припозднившийся гость пожалует, — скомандовала Серафима и пригласила всех к столу.

Действительно, стоило Аристарху разлить по чашкам заварку, как в дверь позвонили.

На пороге, с букетом зефирно-розовых хризантем стояла запыхавшаяся Чайкина.

— Ради Бога простите, я заблудилась, свернула не в тот переулок.