Труп в подвале

Да уж, денёк у меня сегодня выдался тот ещё! Подняли, изверги, с самого утра звонком на мобильник и немытого, небритого и нечёсаного отправили на место преступления. Признаюсь, картина получилась та ещё: Амурская улица, дом двадцать, седьмой подъезд, подвал, белый мужчина в возрасте двадцати восьми — тридцати трёх лет, задушенный предположительно тонким кожаным ремнём или обрезком кабеля, и я, весь такой лохматый, с синяками под глазами и в красных семейниках. Ни один оперативник не признал в них шорты! Собаки! Но фиг с ними, позже сочтёмся.

Труп нашел таджик, работающий в этом доме дворником. Из его жалкого лепета («я нэ финофат» и «это — нэ я») я понял, что без перевода от Миши Галустяна не обойтись. На все мои вопросы таджик отвечал, что у него есть регистрация и норовил дать взятку. Я, конечно, получаю не густо, особенно по московским меркам, но без его пятисот рублей точно обойтись смогу. Так что номер не прокатил.

Но вообще обидно было, конечно. Я тут как честный следователь, читайте — полный дурак, торчу с самого утра и вынужден выполнять за напарника своего, Костика, который вчера в Чебоксарах у невесты застрял, всю оперативную работу: свидетелей опрашивать, болтать о том, о сём с прохожими, выискивать подозрительных лиц. Как будто собственных обязанностей мне не хватает!

Ну ничего, я уже придумал сладкую месть: вернётся Костик, заставлю его показания таджика переписывать с диктофона слово в слово. Пусть порадуется этим «фыфетам» и заодно заценит работу следователя. Ошибёшься хоть в одной букве, не отразишь заикания опрашиваемого на бумаге, и всё, показания признают недействительными, и мозговынос от начальника, считай, обеспечен: драть Семёныч будет без вазелина дней десять. А ты стой, помалкивай и благодари Бога за это. С выговором в личном деле в тысячу раз хуже!

Между тем, некоторую ясность в дело внесла старушка. Вот за что я люблю таких бабушек-одуванчиков — они всё про всех знают. Так и Марья Петровна рассказала, что убитого мужчину звали Никита, и он был ухажёром Катьки из сто двадцать шестой квартиры. Вчера они поссорились, и Марье Петровне пришлось самолично выгонять парня с лестничной клетки, чтобы тот своими ночными криками добрым людям спать не мешал.

Я покивал сочувствующе и пошел будить Катю. На мой звонок дверь открыло этакое чудо в одной ночнушке: глаза красные, заплаканные, лицо бледное, губы дрожат. Сразу видно — человек всю ночь промучился. Да только красавица эта, больше на мёртвую невесту из мультика похожая, ясности в дело не внесла, только запутала: она, дескать, дверь никому не открывала, из квартиры никуда не выходила, спать не спала, с подругой всю ночь разговаривала, на жизнь свою горькую жаловалась. И покойника ей не жалко, потому что был он козлом и подлецом, и дальше по списку.

В общем, всё сводилось к тому, что Никита сам виноват, что оказался убит. Такие вот нынче «барышни» пошли!

Дальше, с трудом вспоминая, как это обычно делает у нас Костик, я принялся расспрашивать остальных жителей неблагополучной площадки. Нет, ну, может, слышал кто ещё что-нибудь, кроме оров?

Дверь с номером сто двадцать пять (слева от Катиной квартиры) мне открыла женщина неопределённого возраста в розовом плюшевом халате и тапочках. Она оказалась ещё меньше Кати: ростом мне чуть повыше пупка, с ручками-ножками, больше напоминающими спички. Звали её Анастасией Павловной Кучерцовой. Она подтвердила, что между Катей и ёе хахалем накануне убийства произошла ссора, что ор стоял на всю площадку, и невозможно было уснуть, так как мужчина всё время барабанил кулаком девушке в дверь.

В квартире под номером сто двадцать семь проживала та самая старушка — Марья Петровна. Она затянула меня к себе на кухню и два часа потчевала чаем, сокрушаясь, что я бедный, несчастный, некормленый и работа у меня тяжёлая, и выспаться-то мне не дали. В общем, не выдержал я (от голодухи что ли разомлел с пирогов её черничных, али чёрт какой меня за язык дёрнул) и, в конце концов, ляпнул, что была бы она годков на двадцать-сорок моложе, женился бы на ней вот прям сейчас. Что после этого началось…

Марья Петровна ойкнула, всплеснула руками, осела на стул (я даже решил, вдруг старушке сделалось плохо), а затем, прослезившись, пообещала меня со своей внучкой познакомить: та на неё в молодости похожа и как раз без жениха. Натянув дежурную улыбку на лицо, я по-быстрому слинял из квартиры. Если у Костика всегда так выходит, что у одиноких бабулек обязательно есть незамужние внучки подходящего возраста, то я его работе не завидую. Все-таки следователю в этом плане как-то поспокойнее: осматриваешь труп и место преступления, возишься с бумажками, а если что-то нужно, то вызываешь определённых личностей к себе на допрос. И никто тебя захомутать при этом не пытается!

Но всё равно вышел я от Марьи Петровны в крайне приподнятом состоянии духа — почти человеком выглядеть стал. Позвонил в соседнюю с ней квартиру — сто двадцать восьмую, но мне никто не открыл. Впрочем, я уже знал, что проживает в ней Пётр Самойлович Бойницов, программист по профессии, в настоящее время занимающий должность начальника отдела крупной IT-компании.

Поэтому, опросив ещё раз таджика (специально для увеличения Костикова последующего геморроя), я с чувством выполненного долга отправился в свой родной ОВД восстанавливать нормальный порядок работы. Нет, ну это только у нас в России следователя могут выдернуть из кровати и отправить на выезд выполнять работу за напарника. Эх… был бы Костик в Москве, я бы сейчас в нашем офисе сидел, бумажки нужные заполнял, чтобы дело открыть.

Впрочем, в Америке детектив вообще в одиночку работает: ни тебе напарника, ни криминалистов, ни оперативников. Всё сам! Так что грех мне на самом-то деле на судьбу свою жаловаться, тем более, когда надо работой заниматься.

* * *

Почти закончив с оформлением необходимых документов, я сладко вытянулся на стуле. На столе дымилась чашка свежесваренного кофе, рядом лежали пять пирожных «Картошка» и три булочки с маком — самое то для активации мыслительного процесса. С ними пять протоколов с показаниями свидетелей вместе с отчётом о вскрытии, присланным нашим штатным патологоанатомом, и отчётом с места преступления от ребят-криминалистов смотрелись уже не так пугающе.

Нахлобучив на голову сложенную шапкой старую газету, должную теперь обозначать английский котелок, и засунув в рот карандашик, стащенный из IKEA, наподобие курительной трубки, я принялся читать протоколы, начав с показаний таджика, обнаружившего труп.

Показания №1.

Я, эта, Анзур Макхамов. Регистрация есть! Работаю тута дворником, да. Дом мести швых-швых, да. С регистрацией! И утром, эта, встаю и иду двор мести. Чтоб чисто было, да. И мётлы у меня стоят в каморке под лестницей. Ну, эта, что в подвале, да. А ключа нет! Ключ у вах… ваш… вахтёрши, да. Страшная женщина она, полиционер! У неё между пальцев ног волосы растут, да! Лето, шлёпки. Я как увидел, думал мне хана.

А когда ночь пидёт, она всё время орёт: «Анзур! Анзур! Поди ключ сдайвай!» А я что, сам не знай, что ключ сдайвай? И я, полиционер, иду и сдайваю. А в эту ночь она пьяная была. Совсем пьяная. И не орёт своего: «Анзур! Поди ключ сдайвай!» Ну, я и забыл.

Так и соснул. А утром иду, закрыта дверь была, да. Закрыта, полиционер. Совсем закрыта. Анзур дёргаль-дёргаль, ругалсо-ругалсо, потом к вах… вахтёрше пошел. Думал: «Хана башка». Работать надо, полиционер. А начальника придет, хана башка. Совсем хана.

А её на её место нет, да. Совсем нет, полиционер. Ору, кричу: «Ключ дайвай!» А тут тихо, да. Я руку в штамы, а там он. Ну, думаю я: «Умный какой Анзур! Молодец Анзур!»

Иду дверь открывать, а там темно. Совсем темно, полиционер. Я щупал-щупал рука стена. Там кнопка, да. Свет гори! И вижу, лежит кто-то, полиционер. Внизу лежит. А у меня регистрация! Я с регистрацией! Я, эта, не виноват. Это не я.

Конец.

Да-а-а, месть моя удалась на славу! Лицо у Костика трижды перекосилось, пока он речь уважаемого Анзура Макхамого в первый раз прослушивал. А уж сколько попыток потом было, чтобы максимально натуралистично отобразить услышанное на бумаге. Это просто ммм!

Как там было в клипе? «Вот она, рыба моей мечты! Йазь. Здоровенный йазь…» Так и я, пригласил бы меня кто для рекламы диктофона, кричал бы: «Диктофон! Следователю нужен только он!».

Эх, мечты-мечты.

Показания №2.

Зовут меня Пинаева Мария Петровна. Мне шестьдесят восемь лет. На пенсии. Проживаю по адресу: Амурская улица, дом двадцать, квартира сто двадцать семь. Живу одна. Дети все разъехались, никто ко мне не приезжает. Заходит только соседка Настюшка из квартиры напротив. Да какой с неё прок? Со старой девы этой очкастой. Она, вы знаете, ходит на митинги. Такого при Советской власти никогда не было, чтобы честные работящие люди по митингам ходили. А она ходит. Это я вам правду сейчас говорю!

А другая моя соседка Катя, из сто двадцать шестой квартиры, та вообще гулящая. Вечно к ней мужчины заходят. И все разные. Ни стыда нет у девки, ни совести! Мать её, бедняжечка, на трёх работах работает: учительницей в школе, социальным работником и уборщицей. Всё по ночам в чужих домах полы трёт, чтобы в семье деньги водились. Всю спину себе сгубила! А дочь? Дочь что?

Вы уж простите мне, старухе, такие слова, но та — свинья неблагодарная просто! И носит такие юбки короткие. Я в её годы юбку по колено только на воскресные танцы одевала в деревенский клуб. В остальное время всё до пят было. Не разбалуешь! И мать меня за косы драла, ежели с кем из парней замечала. Как вспомню, сколько горестных вздохов было, слёз немеряно, зато муж мой покойный, светлая ему память, был у меня первым.

Вот вчера эта Катька со своим хахалем что нам устроила? Весь подъезд не спал. А ведь ночь, время позднее, люди пришли с работы уставшие. А он ей в дверь колотит и орёт: «Выходи, дрянь! Морду тебе бить буду! Чтоб больше неповадно было на других мужиков вешаться…» Ой! А она из-за двери ревёт. Уйти его просит. А что уйти? Куда он на ночь глядя-то уйдёт?

А я ж, мой дорогой, сердешница. У меня как давление подскочит. Смотрю на левую руку, а она вся красными пятнами пошла. Ушла я на кухню, померила давление, а у меня 160 на 95 — повышенное. Прилегла, сил нет, думаю, помру сейчас. А он всё колотит и колотит, колотит и колотит.

Не выдержала я, значит, дверь-то и открыла. Смотрю на него и говорю: «Чего ты орёшь? Людям спать мешаешь. А я — ветеран войны. Фашисты так в дом ко мне не ломились, как ты к Катьке своей ломишься. У меня сердце слабое, давление подскочило. Убьёшь меня сейчас, как жить дальше будешь?»

Ну, или что-то похожее. Не помню уже. Он вроде бы устыдился. Глаза в пол опустил, мяться начал. Я дверь и закрыла. А через минуту слышу — хлопок. Кто-то на площадке дверь открыл. Ну, думаю, Катька мириться к нему вышла. А я устала, ещё сердце что-то закололо. Снова легла. А сна всё нет и нет. Это вы, молодые, спите крепко, а у стариков одна бессонница — лежу, ворочаюсь.

И где-то через полчаса, может, меньше, в туалет встала. Иду по коридору и слышу, как кто-то опять хлопает дверью. Ну, думаю, Катя вернулась. И всё.

Во сколько я услышала первый хлопок? — да сразу после двенадцати. А следующий, ну не через полчаса, а скорее через минут двадцать. Но не через пятнадцать точно.

Конец.

Тут было над чем подумать! Предположительно последней убитого видела Марья Петровна около двенадцати часов ночи. Спустя минуту кто-то на лестничной клетке хлопнул дверью. По отчёту патологоанатома мужчину убили в промежутке между одиннадцатью пятидесяти пятью вечера субботы и двенадцатью ноль пятью ночи воскресенья. То есть почти сразу после хлопка дверью.

А выйти на площадку могли только двое — Катя и Анастасия Павловна.

Показания №3.

Я Собойникова Екатерина Юрьевна. Учусь на первом курсе МГУПИ на факультете приборостроения и радиоэлектроники. С Никитой познакомилась по Интернету. Он Вождь, а я Радиант в игре Реквием Онлайн. Проще — милидамагер и хилер. Слышали о такой игрухе? Нет? Ну, в общем, там мы в одной гильдии. У нас свой канал в Ventrilo есть, так и общаемся. Мы когда на первого рейд-босса гильдией ходили, по-настоящему и познакомились. Я его тогда пару раз удачно реснула.

Потом были встречи гильдии в Москве. Мы дважды большой компанией человек в двадцать-тридцать сидели в «Кружке». В последний раз он увязался меня провожать. Ну и остался до утра. Поздно было. Так мы встречаться и начали. Да и кач совместный вышел удобным. Пока он мобов мочит, я его отхиливаю. У Вождя есть куча полезных для меня, ну… для моего персонажа, бафов: «Медвежья выносливость» и «Кровавая бойня», — например. И агр, не такой, конечно, как у танков, но тоже в каче помогает. В общем, по лицу вашему вижу, не поняли вы нифи… ничего.

Из-за чего мы поссорились? Да из-за пустяка: этому козлу не понравилось, что я стала без него на рейд-боссов ходить. Ну, как бы… хилеры, они всегда нужны, а вот милидамагеров дофига и больше. Они не во все рейды ходят, а через раз, а то и через два. Ну и его с собой не взяли, а он всё равно из канала Ventrilo не вышел — сидел и слушал. А там меня начал приглашённый танк хвалить, что, дескать, он под Бискрой только с моим хилом стоять может, а у других хилеров руки из одного места растут, но вот я и умница, и красавица, и он бы познакомиться поближе был не прочь, с качем помочь, все дела.

Ну, Никита и взбесился. Ты, говорит, дрянь, левому Протектору отдаешься, когда у тебя Вождь есть? Обещал посмотреть на то, как я с танком качаться вместе буду и поржать, ибо мы мобов и за полчаса не убьём. Ну и всё в том же духе.

Чем мы занимались вчера вечером? Да сидели и играли. Я у себя в комнате — он на кухне. А чё, вайфай в квартире есть, подключились, наушники одели. Хотя… я вот наушники не люблю, у меня звук идёт через колонки, поэтому Никита и слинял на кухню. Он говорил, что голоса своего не слышит за моей болтовнёй.

Когда он ушел? Ну… в половине двенадцатого, наверное. Потом почему-то вернулся и стал колотить в дверь. Расстроил меня до слёз. И вообще у меня алиби есть: мы с подругой всё это время разговаривали по скайпу. Микрофон работал, и она из моей комнаты слышала и, как он в дверь ломится, и, как я с ним разговариваю. Тихо, правда, но…

Открывала ли я дверь? Нет, не открывала. Да и зачем мне? Он меня грозился избить. Я наоборот дверь на все замки позакрывала. Полночи тряслась, боялась, что он ко мне через балкон влезет: этаж же второй всего, от земли невысоко. Одно хорошо, Алинка со мной сидела и успокаивала. Да и потом, я — девушка, вы, правда, думаете, что я бы справилась с мужчиной Никитиной комплекции?

Мотив? Не было у меня никакого мотива. Из-за игры человека убивать — это несерьёзно.

Конец.

Вот оно — современное поколение! Один приходит в милицию и просит вернуть ему эльфу. Эти, вместо того, чтобы любовью заниматься, по разным комнатам сидят, в игру режутся. Неудивительно, что дети скоро начнут рождаться в инкубаторах. Одно «спасение» — геи. Именно они скоро придумают, как, не выходя из дома, размножаться почкованием. Нормальные мужики, как я, в наше время большая редкость.

Так, ладно, Катя-Катенька, рыбонька ты моя, анорексичная. Как-то слишком активно ты на алиби своём настаиваешь, а между тем дверь ночью разочек хлопнула. Уж не твоя ли? Убить, может, физухи и не хватает, но любой нормальный мужик, увидев, как парень на такую хрупкую девушку с кулаками лезет, вступился бы за тебя безоговорочно. Ну, или вообще, ты могла Протектору своему позвонить. Эх, забыл спросить, какие у него реальные Ф.И.О. Следователь, блин, на оперативной работе!

Показания №4.

Ну, как зовут меня, вы уже знаете — Анастасия Павловна Кучерцова. Я работаю активистом в Гринписе. Занимаюсь проектом по защите российских лесов. Вообще, по институтской специальности я — юрист, но у меня пятнадцать лет не было практики. Поэтому…

Чем я занималась вчера вечером? Готовила презентацию в поддержку государственного проекта «Детям — зелёный лес!», в рамках которого планируется масштабное озеленение северного и центрального округов Москвы. Где-то около полуночи мне позвонил Ваня — сын моей хорошей подруги, ещё с институтских времён. На него прошлым вечером напали, сломали руку и два ребра. Бедный мальчик! В полубессознательном состоянии попал в больницу, нашлись ведь добрые люди, вызвавшие скорую. А матери его нет. На городской и мобильный телефоны ей два часа звонил — не прозвонился. И решил меня попросить, чтобы я поднялась к ним на пятый этаж и проверила, дома ли Марина.

Когда я точно вышла из квартиры? Знаете… у нас на площадке шумел молодой человек Кати, очень долго шумел. Но когда я выходила, почти ровно в полночь, его уже не было. Видимо, ушел раньше.

Во что я была одета? В домашний халат и тапочки. Вы же меня с утра видели.

Как долго меня не было? Мне кажется, буквально две-три минуты. Я поднялась на три этажа, позвонила в дверь, позвала Марину, а когда никто не ответил, спустилась к себе. Потом я сразу же позвонила Ване в больницу. Вы можете это проверить.

С какого телефона? С домашнего, конечно. Мобильного у меня нет, потому что радиоизлучение губительно влияет на здоровье человека.

Конец.

Итак, Анастасия Павловна выходила на лестничную клетку, и слова Марьи Петровны косвенно это подтверждают. И в то же время их показания расходятся! Первая утверждает, что пробыла в подъезде две-три минуты, вторая, что между двумя хлопками дверью прошло не менее пятнадцати минут.

Я запихнул первое пирожное в рот и задумался: у убийцы должен был быть ключ от подвала — это раз, нельзя так же исключать вариант запасного ключа; физическая комплекция, достаточная, чтобы справиться с тридцатилетним мужчиной — это два; мотив для убийства — это три. Анастасия Павловна не обладала ничем из вышеперечисленного, но в её доме повсюду валялись плюшевые панды.

Панды, хм. Тяга к коллекционированию — первый признак серийного убийцы. К тому же, кто-то из них двоих явно врал: либо Анастасия Павловна, либо Марья Петровна. Ещё был вариант, что Катя, прихватив с собой узкий ремень, вышла на площадку в то же время, тогда звук хлопков дверью слился бы в один.

Вот, блин! Как я сразу не подумал, что мужчины не носят узких ремней, а у женщин подходящей толщины могли быть ручки от сумочки. И тогда, если предположить, что женщины вышли одновременно, одна могла отвлечь, а другая задушить. Ну и вдвоем до подвала они бы его дотащили.

Правда, ни у одной из женщин не было ключа, как не было и женских следов в самом подвале. Это неизбежно возвращало меня к таджику. Может, он только на публику таким простаком прикидывается? А сам на Катю давно глаз положил. Девушка она состоятельная: с квартирой, с пропиской. Ну и потом полез Никита на неё с кулаками, та закричала. Катю услышал таджик, поднялся этажом выше и задушил мужчину. Живут-то они рядом.

Пока эта версия была у меня самой вероятной.

Показания №5.

Я Пётр Самойлович Бойницов. Мне тридцать два года. Я занимаю пост начальника отдела по информационной безопасности в компании 1С ПРО. День накануне совершённого убийства провел на работе. Ближе к вечеру мне позвонил друг и попросил проверить его компьютер. После беглого опроса я решил, что проблема в неисправности кабеля питания. На работе у меня был такой запасной, поэтому, не заезжая домой, я поехал прямо к другу.

Из-за пробок на дорогах, я добрался до места только в двенадцатом часу. Затем мы вместе выпили чай и принялись за диагностику компьютера. Кстати, я оказался прав: проблемы были связаны со шнуром питания. Но, раз уж приехал, заодно установил ему хороший антивирусник и парочку полезных программ. Ночевал я также у друга, и с утра поехал от него прямо на работу.

Конец.

Мда… последние показания взял Костик, заехавший к Петру Бойницову на работу. И они не вносили в дело ничего нового. С одной стороны, у Бойницова при себе было возможное орудие преступления — кабельный шнур, и подходящая для этого физическая комплекция. С другой стороны, в тот день в доме он не появлялся. Да и, опять же, отсутствовали мотив и ключ от подвала.

Поэтому — не вариант, и это значило, что следствие вместе со мной пребывает теперь в тупике. С одной стороны был таджик, к которому можно было «за уши» притянуть Катю. А с другой — вероятность того, что это преступление совершил вообще кто-то посторонний. В конце концов, отмычку не в двадцать первом веке изобрели. То, что дверь была закрыта, по существу, ещё ничего не значило. Преступление мог совершить, кто угодно.

Оставалось надеяться, что отчеты патологоанатома и криминалистов как-то прояснят дело.

Выдержки из отчёта №945 (о вскрытии).

Умерший — тридцатилетний белый мужчина — был задушен предположительно тонким кожаным шнуром или технологическим кабелем. Следов борьбы на теле не обнаружено. Ногти на руках умершего чистые. Предположительное время наступления смерти между 11:55 и 00:05 ночи.

На теле обнаружены несколько травм, полученные после смерти, предположительно из-за падения с лестницы.

Личность установлена следователем Белоусовым: Никита Павлович Стрелков.

Конец.

Ага, из этого можно было сделать вывод, что умершего задушили в подъезде кожаным шнуром, вынесли на улицу, открыли ключом дверь и сбросили с лестницы в подвале, после чего дверь снова оказалась закрыта.

Я на секунду прикрыл глаза, представляя, как хрупкая девушка Катя или Анастасия Павловна тащат на своём горбу девяностокилограммового мужика, и невольно прыснул со смеха. В данном случае я имел дело не с некрасовскими бабами, что коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, а с тургеневскими барышнями, существами хрупкими и эфемерными.

Так что знаменитый лозунг «Ищите женщину!» мне категорически не подходил. Тут требовался мужчина, и желательно с ключами от подвала и куском кабеля. Такой, как наш таджик. Хм...

Раздумывая над этим, я умял два пирожных и булочку и допил оставшийся кофе. Если ключи были в единственном экземпляре, то подозреваемым №1 неизбежно становился таджик. Он подходящей комплекции, в хорошей физической форме, у него был свободный доступ к проводке и кабелям, грудой сваленным в подвале. Если ещё окажется, что карманы убитого обчистили, то, пожалуй, можно идти к прокурору за ордером на обыск.

С такими мыслями я потянулся за последним отчётом.

Выдержки из отчёта №3121 (с места преступления).

В ходе осмотра места происшествия были обнаружены два вида следов: первые от мужских кроссовок фирмы Nike 42-го размера и вторые от мужских туфель предположительно фирмы Dino Bigioni 42-го размера. Следы от итальянских туфель встречались только на верхней площадке, следы от кроссовок были замечены на ступенях лестницы и рядом с трупом.

В ходе следственного эксперимента были изъяты кроссовки Анзура Макхамова, и после экспертизы было установлено соответствие между ними и первой группой следов.

На двери от подвала следов взлома обнаружено не было. Предположительно дверь открыли ключом или дубликатом ключа.

На ключе от подвала была обнаружена только одна группа отпечатков, принадлежащих Анзуру Макхамову.

Отпечатков пальцев на ручке двери и перилах, принадлежащих кому-нибудь, кроме Анзура Макхамова и его сменщика, обнаружено не было.

Конец.

Почесав затылок, я тяжело вздохнул. Улики однозначно указывали на Анзура Макхамова, делая его главным подозреваемым: у него был ключ, кусок кабеля и подходящая комплекция. Если еще учесть разночтения в показаниях Анастасии Кучерцовой и Марьи Ивановны, то нужно было продавливать Катю. Та явно что-то важное не договаривала, слишком сильно упирая в разговоре со мной на то, что дверь она не открывала, да ещё и полночи разговаривала с подругой.

Набрав номер Костика, я попросил его пробить Анзура Макхамова, Анастасию Кучерцову, Екатерину Собойникову и, собственно, погибшего Никиту Стрелкова по полицейским базам (вдруг они привлекались за что-нибудь), а сам отправился на место преступления, решив, что раз уж мы начали с ним работать не по правилам, то пусть в этот раз так и будет. Должно же быть в жизни работника ОВД какое-то разнообразие!

* * *

Зайдя в подъезд, я оказался малость сконфужен. Необъятных размеров туша в аляповатом желто-салатовом сарафане с торчащими из подмышек волосами воззрилась на меня своими огромными пучеглазыми глазами. Она ещё ничего не произнесла, а я уже готов был блевануть где-нибудь за углом. Консьержка оказалась не просто «страшная женщина», а какой-то реальный писец: но уж никак не белый и не пушистый!

— Вы к кому? — произнесла она грубоватым голосом.

— Следователь, Дмитрий Белоусов, — представился я первым делом.

— Вы к кому? — словно не слыша меня, повторила она.

— Я сюда по делу об убийстве Ники...

— Последний раз спрашиваю. Вы к кому? — раздраженно взвизгнула консьержка.

— К Анзуру Макхамову, — выдохнул я, сдаваясь.

Женщина смерила меня с ног до головы презрительным взглядом, хмыкнула и отвернулась, будто я в одно мгновение превратился для неё в пустое место.

— Скажите, а Анзур вам каждый день ключ от подвала сдаёт? — стараясь лишний раз не дышать, спросил я. От консьержки несло спиртом и потным немытым телом так, будто она трое суток просидела в обезьяннике наедине с ящиком водки.

— Да.

— А дубликат ключа у вас есть? — на всякий случай уточнил я.

— Нет.

— А у кого-нибудь другого? — спросил я.

— Да.

— И у кого? — тут же оживился я.

— А я знаю? Что вы меня спрашиваете! — консьержка профессионально рявкнула на меня и отвернулась, яростно демонстрируя нежелание со мной разговаривать.

— Возможно, у работников ЖКХ?

— Хмм...

О, это «хм» из её рта прозвучало так многообещающе! Я уже решил, что меня сейчас пошлют. Но на всякий случай спросил:

— Нет?

— Были тут ребята, интернет в дом проводили. В первый раз у меня ключ взяли, а потом уже сами, — выдала из себя она, будто вместе с жвачкой на землю сплюнула.

— Спасибо!

Обойдя женщину по дуге, я почти бросился к двери таджика. На первом этаже жилыми квартирами были только две — его и консьержки. Утром она мне по понятным теперь причинам не открыла. Другие два помещения стояли заколоченными. Марья Петровна сказала, что там вроде как планируется сделать магазин. Недавно прорубили дверь с другой стороны.

Я предупредил Анзура Макхамова, что до окончания следствия он не имеет права выезжать за пределы Москвы. Такие вот дела, да! Едва удержался, чтобы не сказать ему «большой брат следит за тобой!». Но подумал, что «большой брат» — это нечто абстрактное, тогда как «страшная женщина» — существо реальное и весьма приближённое.

— Консьержка будет докладывать мне о каждом твоём шаге. Уедешь — хана башка тебе! — так я ему сказал и с чувством выполненного долга уехал домой. Спать хотелось просто зверски! Это уже даже немного раздражало.

* * *

Однако спокойно добраться до дома, посидеть на тёплом унитазе, делая своё чёрное дело, и понежиться в мягкой кровати мне не дали. Не то, чтобы никого не волновало, что встал я в пять часов утра, а уже девять и как бы спать хочется, хоть спички в глаза вставляй. Просто, мне позвонил Костик и сообщил, что на женщин и таджика он ничего примечательного не накопал, а вот Никита Стрелков восемь лет назад проходил по делу о ДТП в качестве подозреваемого. Вроде бы сбил насмерть женщину с коляской и скрылся с места происшествия, но не какую-то там абстрактную, а Марию Бойницову — жену Петра Бойницова. Однако дело спустили на тормозах, так и не доведя до суда, хотя косвенные улики, указывающие на Никиту Стрелкова, имелись.

Мысленно чертыхнувшись, я вытребовал с Костика адрес знакомого, у которого ночевал Пётр Бойницов, и отправился прямиком туда. Дверь мне открыл молодой парень, по внешнему виду классический ботаник: в отглаженной рубашке, брюках со стрелками и очках.

— Вы знакомы с Петром Бойницовом? — без предисловий спросил я.

— Я… да, — неуверенно промямлил он.

— Вчера он ночевал у вас? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс я.

— Да, но...

— Вы можете назвать точное время, когда он пришел? — я достал ручку и блокнот. Нет, в этом не было необходимости: наша беседа записывалась на диктофон, — но с ними я выглядел как-то солиднее.

— Ну… я спал, когда он позвонил в дверь, — смущённо пробормотал парень, поправляя очки.

— То есть как? Вы не знаете, когда он пришел? — мои брови поползли вверх. Это сразу лишало Петра Бойницова столь ценного алиби.

— Почему же. Когда я открывал дверь, Петя сказал, что ещё только начало двенадцатого, — поправился он.

— А позднее вы смотрели на часы? — исключительно для вида я вывел на листочке блокнота замысловатую каракулю.

— Нет, — парень задумчиво качнул головой.

— То есть вы не можете подтвердить, что Пётр Бойницов находился у вас около полуночи? — словно ставя в разговоре точку, я захлопнул блокнот.

— Но как же… я...

— До свидания! — в этот момент мне показалось, что я ухватил след убийцы.

— Постойте! Петя починил мне компьютер! Там должно быть время загрузки, — прокричал парень мне вслед.

Пришлось возвращаться. И, как оказалось, не зря: время в рабочем журнале компьютера подтверждало слова Бойницова. Единственный человек, у которого был явный мотив для убийства, имел алиби. Вздохнув, я распрощался с хозяином квартиры и поехал домой.

* * *

На следующее утро я появился на работе в полседьмого. Голова распухла от мыслей, глаза алчно блестели, из-за недостатка сна все движения были заторможенными. Выстави я руки вперёд и произнеси: «Мозги», — сошел бы за новоиспечённого зомбака. А что поделать? Работа у меня такая. Всю ночь думал, как «Шалтая-болтая, Болтая-шалтая, Шалтая-болтая собрать».

Подозреваемый номер раз — таджик, подходящий по всем параметрам, но без явного мотива.

Подозреваемая номер два — активистка Гринписа, либо видевшая убийцу, либо сама в сговоре с неизвестным мужчиной совершившая убийство. Причины для этого были пока не ясны.

Подозреваемая номер три — девушка убитого, которая имела мотив и могла спровоцировать таджика на непреднамеренное убийство.

Где-то в начале восьмого мои мысли прервал телефонный звонок.

— Алло!

— Алло, — хмуро произнёс я в ответ.

— Зайчик мой, это Марья Ивановна звонит, — тепло проворковала старушка, вызывая на моём лице улыбку. «Зайчиком» я был лет до семи и только для своей мамы.

— Я вот что хочу сказать, — между тем продолжала Марья Ивановна, — Настька заходила ко мне вчера и хвасталась новыми серёжками и кольцом. Золотыми! А откуда у неё такие деньги могут быть? Не работает ведь нигде.

— Личные сбережения? — предположил я.

— Ой! Да какие там могут быть сбережения! — возмутилась старушка. — Ещё два дня назад она у меня занимала тысячу рублей до зарплаты, а уже вчера и деньги вернула, и украшениями похвасталась. Тем более, что к ней мужчина вот-вот должен прийти. Она говорила, рано утром. Имени не назвала. Вдруг сообщник?

— Хорошо, Марья Ивановна. Выезжаю!

Положив трубку, я тут же набрал номер Костика. К нам присоединились двое оперативников из отдела — и группа захвата была готова. Вот вам и активистка Гринписа! Леса, воды, панды, а как человека прихлопнуть, так запросто. Прав я был, утверждая, что коллекционирование — это один из признаков серийного убийцы!

* * *

Дождавшись сигнала от ребят, я позвонил в дверь. Некоторое время ничего не происходило. Я уже потянулся, чтобы позвонить снова, как из квартиры раздался звук выстрела. Обменявшись секундным взглядом с Костиком, я выхватил пистолет, а затем мы вместе выбили дверь.

В коридоре никого не оказалось. Из большой комнаты раздавались женские рыдания.

— Ни с места! — справа от меня прокричал Костя.

— Я ни в чём не виновата! — сквозь рыдания промычала Анастасия Павловна. — Это всё он! Он один убийца!

Рукой женщина указала на распахнутое настежь окно. Ветер трепал занавески. С улицы доносились матюги и болезненные крики. Я подошел к окну и увидел одного из наших оперативников, защелкивающего наручники на мужчине.

— Кто это? — обернувшись к хозяйке квартиры, спросил я.

— Бойницов! Кто ж ещё? — фыркнула Анастасия Павловна.

— И вы утверждаете, что он убийца?

— Я видела его вчера ночью в подъезде, как он хахаля Катькиного шнуром питания от компьютера придушил.

— Почему же не сообщили об этом следствию?

— Он пообещал мне деньги за молчание. А потом… пришел и начал угрожать, что и меня убьёт, если я кому-то проговорюсь...

— Эх, Анастасия Павловна. Что же вы из-за денег грех такой на душу то взяли.

— Легко вам говорить, а мне жить не на что, и мужа нет, и детей, и здоровье у мамы ухудшилось.

— Хм… ну, допустим, размер ноги у Бойницова окажется подходящим. Но ключ от подвала как у него мог оказаться?

— Это как раз-таки просто! — криво улыбнулась Анастасия Павловна. — Он копию с ключа снял, когда интернет в дом проводил. Его компания этим занималась.

— Ну что, Димон, поздравляю тебя со скоростным раскрытием дела! — Костя хлопнул меня по плечу. — Даму в наручники?

— Да, заканчивай это дело, а я ещё кое-куда зайду.

Выйдя на лестничную клетку, я позвонил в квартиру к Марье Ивановне. Вместо неё мне открыла невысокая девушка лет восемнадцати-двадцати. Ничего подобного не ожидавший, я только и смог, что пролепетать:

— А вы кто?

— Галя, — хмуро ответила мне девушка, — внучкой Марьи Ивановне буду.

— Галчёнок, кто там пришел? — донёсся с кухни голос старушки.

— Да мужик с пистолетом какой-то. Стоит и смотрит на меня, будто статую ожившую увидел.

— Ааа, это должно быть Димочка пришел. Впусти его.

Галя чуть посторонилась, пропуская меня в квартиру. В большой комнате был накрыт стол. Негромко звучала музыка 70-х.

— У вас какой-то праздник? — шёпотом спросил я.

— Ну как же, мой зайчик, — выплыла из кухни Марья Ивановна, неся одуряюще вкусно пахнущего печеного гуся, — услуга за услугу. Я для тебя преступника нашла, а ты мне правнуков обеспечь. Вон девка какая выросла, а всё одна ходит. А между тем и шьёт, и готовит, и к уборке приучена, и мужа ласковым словом не обделит.

Бросив затравленный взгляд на окно, я вспомнил, что здесь всего второй этаж. Галя на это отрицательно покачала головой, как будто предостерегая. Марья Ивановна ласково улыбнулась. Гусь заговорщически подмигнул: «Не ты первый, братан, не ты последний», — а я таки хлопнулся в обморок.

Милые дамы для меня всегда были страшнее пистолетов. Пусть и приставленных к виску.