Лили

Лили (девушка со скрипкой)

Играла она хорошо. Стремительно, дерзко, но пару раз действительно сфальшивила. От волнения. Председатель жюри приободрился. Не хотелось ему отдавать первое место сельской девочке, к тому же из другого района.

За полчаса до начала конкурса нас собрали в кабинете заведующего. Долго и навязчиво инструктировали как нужно судить, говорили, что школе искусств необходимы ремонт, новые инструменты, что это невозможно без участия спонсоров.

А спонсоры, вон они — в первом ряду: самодовольные ряшки хозяев жизни. Несомненно, победителями станут их дети. Встать и испортить им настроение? Наверное, стоило, но я не решился. И когда подошла моя очередь, сказал, что у девочки огромный потенциал, что её тема самая сложная, что первое место, бесспорно…

— Влюбился, что ли? — ехидно поинтересовался «собственник» какой-то важной конторы.

Все засмеялись. Девчонка действительно была прехорошенькая.

Музыкальный руководитель глянул на меня с укоризной. Это он пригласил в жюри старого отставного рокера и теперь наверняка получит выговор от начальства.

Обсуждение продолжилось, нудное, фальшивое. А она, юная и прекрасная, стояла на сцене, нервно теребила смычок скрипки, и растерянно выслушивала авторитетный разнос своего таланта.

Прошло четыре года. В соседнем городе, который уже давно стал «побратимом» моему — так переплелись семейными узами наши жители, открылась грандиозная фотовыставка. Надо было съездить оценить работы друзей, коллег, знакомых, а заодно немного развеяться от монотонных будней.

Прихватив свою старенькую цифровую Соньку, я отправился в путь. Люблю делать снимки из окна машины.

Поле, до горизонта покрытое рулонами сена… Одинокое дерево на холме, сквозь крону которого сочится солнце… Перевернувшийся в поле трактор. Как умудрился?

Впереди на обочине стоял огромный чёрный джип. Толстый бугай прижал девчонку к багажнику и грубо лапал её под юбкой.

Я сбросил скорость, схватил фотоаппарат. Парень оглянулся и что-то угрожающе крикнул вслед.

Участники выставки устроили шикарный фуршет, и я пожалел, что приехал на машине. Пришлось запивать красную икру соком. Прозвучали искренние хвалебные речи — старые мастера выдали класс и молодые удивили, доказав, что творческая фантазия неисчерпаема. После мероприятия я развёз друзей по домам, загнал машину на стоянку и решил пройтись по городу. Купил несколько дисков американских блюзменов, потоптался в салоне фототехники. В одном из проходных дворов неожиданно наткнулся на ту самую девчонку, которую лапал бугай. Она сидела на скамейке и гладила маленького напуганного котёнка. Я загляделся. Надо же… оставил фотоаппарат в машине. Девчонка заметила меня, не узнала, конечно, и доверчиво улыбнулась.

— Занесли, — сказала просто.

Я пошёл дальше. Забрёл в книжный магазин, покопался в фантастике и с удивлением обнаружил на одной из полок книгу «Блюз чёрной собаки», которая к тому же оказалась уценённой. Меняются времена. Не понимаю, радоваться или огорчаться. Книги, которые не в столь отдаленные времена сразу попали бы в руки спекулянтов и продавались по цене месячного оклада, никто не покупает. С другой стороны, они появились в свободной продаже.

На проспекте открылось несколько новых магазинов. Около одной из витрин стояла… она и смотрела на скрипку. Блестящие глазки котёнка выглядывали из-за её плеча. Почувствовав мой взгляд, девушка обернулась. Я замер очарованный странной вызывающей красотой и не мог отвести глаза. Знакомое лицо… знакомое, знакомое. Вспомнил! Это она играла на скрипке.

Потом я недолго побродил по рынку и вернулся на стоянку. Бросил покупки на заднее сиденье, полистал книгу. Можно возвращаться домой.

Неожиданно машина сильно качнулась. Бугай снял ногу с бампера, стукнул ботинком по колесу, пристально осмотрел автомобиль, опёрся на капот.

— Фотограф?

— Так, балуюсь, — сказал я.

— Сделай-ка ещё пару снимков.

Он вернулся к своему джипу, выдернул девчонку из салона. Котёнок цеплялся за майку и испуганно мяукал.

— Давай!

Не выходя из машины, я сделал несколько снимков навскидку.

— А теперь так. — Парень задрал подруге юбку. — Ну!

Я демонстративно положил фотоаппарат на колени. Девчонка попыталась вырваться, бугай замахнулся, но не ударил. Вернулся ко мне.

— Как там получилось? — сказал почти дружелюбно. — Покажи.

Что мне оставалось делать? Я протянул фотоаппарат.

— Какая тут кнопка переключает кадры?

— Эта.

— О! — воскликнул парень. — О! О-хо-хо!

Он размахнулся и хрястнул мою Соньку об асфальт.

— В следующий раз так будет с твоей головой, — сказал веско.

Они уехали. Некоторое время я сидел в ступоре, потом включил музыку и, немного придя в себя, тронул машину с места.

За несколько километров до своего города увидел одинокую девичью фигурку. Она? Быть такого не может! Я сбросил скорость.

Она. Та же одежда, та же причёска.

Я притормозил и, опустив правое стекло, поинтересовался:

— Где ваш друг?

Девушка глянула недобро и ускорила шаг. Красивая походка. Я даже залюбовался. Крикнул:

— До города десять километров. Садитесь, подвезу.

Никакой реакции. Наверное, стоило уехать, но девчонку было жалко. Мелькнула мысль, что она у этого бугая такая же случайная жертва как и я. Так мы прошли-проехали около полукилометра. В конце концов, моя попутчица шагнула к машине, дёрнула заднюю дверцу. Резко села на сиденье и отвернулась к окну.

— Будем молчать? — спросил я через некоторое время.

— А что вы хотите услышать?

— Например, играешь ли ты сейчас на скрипке?

Девчонка дёрнулась. В зеркале заднего вида мелькнули её злые глаза.

— Нет, — сказала она.

— Почему?

— Нехотца.

— А что хотца? — спросил я и понял, что зря.

— Выйти.

— Не надо. Лучше помолчим.

Мы въехали в город.

— Где тебя высадить?

— Всё равно.

— Можно здесь?

— Можно.

— А подальше?

— Можно подальше.

— А точнее?

— Мне всё равно.

Мы доехали до площади.

— Здесь?

— Здесь.

— Я был в жюри на том музыкальном конкурсе, — зачем-то сказал я.

— Да? — удивилась девчонка. — Не помню.

— Кто этот твой парень?

— Гера? Хотите подружиться? Не советую.

— Бандит. Или просто отморозок?

— Он выбросил его из машины, — тихо сказала моя случайная попутчица. — Прямо на ходу.

— Кого?

— Котёнка. Ему плохо стало, укачало. Он срыгнул на сиденье. Гера его в окно. Потом остановился и выкинул чехол в канаву. Ругался. Я пошла искать, а он мёртвый. Маленький такой и мёртвый.

Я молчал и слушал.

— Гера звал меня, а я спряталась в кустах. Он выругался и уехал.

Кажется, девчонка ещё пребывала в шоке.

— Давай я тебя к дому подвезу.

— У меня нет дома. — Она выскочила из машины и быстро-быстро направилась в сторону пятиэтажек.

Я загнал автомобиль во двор, запер ворота. Гараж был далеко, на краю города. Дома согрел чаю, плеснул в него коньяка, попытался слушать Джо Ли Хукера. Нет, сегодняшний вечер не для блюзменов. Вспоминалась красивая девчонка с трассы, её походка и наш нелепый краткий разговор. Подступила дрёма.

У меня при засыпании в голове иногда рождается музыка. Звучит бас и ударник, вступают гитарные рифы, вливаются новые инструменты, различные эффекты.

В эту ночь я тоже сочинял музыку. Один за другим жуткими диссонансами нанизывались на мрачный бас визгливые скрипичные пассажи. Они толкались, налезали друг на друга, складываясь в какую-то немыслимую мелодию. Зверскую и жестокую.

Проснулся я от резкого сигнала своей машины. Его невозможно ни с чем спутать. Сам конструировал. Подскочил к окну. Ворота распахнуты. К бамперу автомобиля прицеплен трос. В ночном полумраке мелькнула тёмная фигура в спортивном костюме, вторая маячила в салоне. Угонщик наклонился, щёлкнул карабином и трос пополз за ворота. Что-то крикнул напарнику, и через пару секунд они скрылись в темноте улицы. Прозвучал негромкий шум мотора, стало тихо. Только сердце стучало в груди как бешеное, да тряслись руки.

Я вышел во двор, прикрыл ворота, захлопнул дверцу машины. Вернулся в дом и, не выключая свет, лёг на кровать. Не спалось. Несколько раз невольно вскакивал на каждый подозрительный шорох, хотя было понятно: воры не вернутся.

Утром выглянул в окно и замер от удивления. В салоне кто-то сидел. Я достал из ящика молоток и, стараясь не шуметь, выскользнул на улицу. Подобрался поближе, постучал костяшками пальцев в стекло. Никакой реакции. Труп, что ли, мне подсунули? Распахнул дверцу. На водительском сиденье сидел человек в брезентовом плаще, с накинутым на голову капюшоном и… дрожал.

— Эй! — сказал я.

Незнакомец повернул голову. Это была она — девушка с трассы, девушка с котёнком, девушка, игравшая на скрипке.

— Что ты тут делаешь? — спросил я, лихорадочно пытаясь выстроить в голове хоть какое-то предположение.

— Сплю, — прозвучал ответ.

— Ты вся трясёшься, пойдём в дом.

Она пила чай, я смотрел и ничего не понимал.

— Почему ты так одета? — спросил.

— Больше ничего не нашла.

— Сними. Быстрее согреешься. Дома тепло.

— Нет!

Я ушёл в комнату, включил музыку. Вернулся. Она дремала.

— Ложись-ка ты спать.

— Как это?

— Просто. Вот диван. — Я достал подушку и одеяло. — Ложись.

— Не могу.

— Почему?

— У меня под плащом… ничего нет.

— Тебя ограбили?

Она промолчала. Я принёс кое-что из одежды на выбор, положил на диван. Девушка удивлённо смотрела на меня, в её глазах мелькали недоверие, протест и даже какой-то непонятный страх.

— Спи. Я приду к обеду.

Она кивнула.

— Как зовут?

— Ли… — и она замолчала.

— Лида?

— Алика.

— Хорошее имя, — сказал я.

Она снова кивнула.

Когда я вернулся, Алика спала. Одеяло откинуто, короткие пряди тёмных волос разметались по подушке.

Стараясь не шуметь, выложил продукты в холодильник, поставил на газ чайник. Вернулся и стал на неё смотреть. Красивая. Мой любимый тип женщины, с какой-то едва уловимой азиатчинкой. Четкий излом бровей, некрупные черты лица. Футболка была ей велика и, когда девушка повернулась, мелькнула белая маленькая грудь. Я отвернулся. Если она откроет глаза и увидит, как я её рассматриваю…

Чайник засвистел, я кинулся к плите.

— Ты вообще кто? — спросила она, когда мы принялись то ли обедать, то ли завтракать.

— По профессии?

— По жизни.

— Всего понемногу. И ничего конкретного. А ты? — Меня приятно удивило, что она перестала выкать.

— Бандитка.

Я замер с открытым ртом.

— Да-да, не удивляйся.

Мы допили чай молча. Расспрашивать не хотелось, вернее, хотелось, но пусть лучше сама расскажет. Если захочет.

— Это я вскрыла замок на твоей машине. Но тут же поняла, чья она. По игрушке, которая висит на зеркале. Не видела таких раньше.

— Друг привёз из Франции.

— Вот и догадалась.

— И что? Это как-то меня выделяет?

— Не это. Я вспомнила тот конкурс. Ты единственный меня защищал. Другие топили.

— Понятно.

— И я специально нажала на сигнал.

— Гера — угонщик? Во дворе был не он.

— Всего их трое. И я.

— Невелика банда.

— Ты их не знаешь. Они на всё способны.

— А ты?

— Я? Я — никто. Меня просто однажды подобрали. И когда мы ночью вернулись в гараж, Гера меня чуть не убил. Орал, что теперь я должна ему десять тысяч баксов.

— За что?

— За твою машину. Он её внёс в свои убытки. — Алика горько усмехнулась.

— И что теперь?

— Не знаю. Гера сказал, что сейчас устроит групповушку. Раньше никому пальцем не позволял дотронуться, а тут озверел. Приказал раздеться. А сам стоял и наслаждался моим ужасом и тем, как его дружки пускают слюни. Пока они пили, я ушла из гаража.

— Незаметно?

— Ханс с Мавром видели. Хотели задержать, но Гера крикнул: пусть погуляет, может, кто трахнуть захочет. Сказал, будем теперь её в аренду сдавать, пока долг не отработает.

— А дальше?

— За гаражами нашла брезентовый плащ и пошла к тебе.

— Почему ко мне?

— А куда? Родственников у меня здесь нет. На такси деньги нужны. Но ты не волнуйся. Я не стану тебя напрягать. Только отвези меня к родителям.

— Где они живут?

— В деревне. Сто шестьдесят километров отсюда. Отвезёшь?

— Хорошо. Но сначала надо купить одежу.

Алика глянула на меня удивлённо, кажется, хотела возразить, но потупилась и промолчала.

— Подбери себе что-нибудь. Не в таком же виде по улицам разгуливать. — Я показал на шкаф и вышел из комнаты.

Когда вернулся, Алика вертелась перед зеркалом. Присматривалась, сокрушённо качала головой. Её тонкие руки торчали из подвёрнутых рукавов пиджака, джинсы смешно топорщились. Я невольно залюбовался.

— Ты просто прелесть. Даже в таком кошмарном наряде.

— Так плохо?

— Мне очень нравится. А на остальных нам плевать. Да?

Она замерла. Посмотрела на меня внимательно, как-то по-новому, уже не так затаённо.

Алика ходила по рядам и ничего не могла выбрать.

— Чего ты, — удивлялся я, — вот неплохие джинсы, и вот эти. Как раз твой размер.

В конце концов, она сняла с вешалки какую-то страшненькую кофту и джинсы из синтетики.

— С ума сошла, — сказал я. — Это же полное барахло.

— Зато дешёвые.

— Ах, вот в чём дело, — засмеялся я. — Боишься меня разорить? — Взял её за талию и насильно подтолкнул к стеллажу с фирменными одёжками.

— Нравится? — спросил. Она напряглась, но не отстранилась, только кивнула. Потом опомнилась и запротестовала:

— Как я с тобой рассчитаюсь?

— Никак, — сказал я. — И не смей на эту тему заикаться.

Мы вышли из магазина. Алика немного повеселела. Она как будто отошла от своих дремучих проблем и увидела, что на небе есть солнце, на деревьях — листва, что воздух чистый и им можно дышать свободно.

Возле нашей машины на стальном ограждении парковки сидели трое парней. Курили. Неподалёку стоял тот самый чёрный джип.

— Так-так! — восхитился Гера. — Сладкая парочка. Значит, вы знаете друг друга?..

— Сегодня познакомились, — сказал я.

— Иди сюда, киска. Ты всё ещё моя собственность. Или товарищ готов тебя выкупить?

Я отомкнул дверцу машины, подтолкнул Алику на сиденье.

— Знаешь, сколько я за неё хочу?

— Сколько?

— Недорого. Долг — десять тысяч и сама тёлка столько же. Потянешь?

— Долг — это за мою машину? Она столько не стоит.

— Хорошо. Девять девятьсот девяносто девять.

— Ты жулик, Гера, — сказал я. — И работорговец. Тебя посадят, и мне ничего не придётся платить.

— Посадят? Кто?

— Я сегодня же напишу заявление о попытке угона и о том, что ты…

— Смотри, как бы тебя самого не посадили. Это намного проще, чем меня. Настолько проще, что могу на спор провернуть такое дело. Спорим?

— Спорить можно с честным человеком. Ты всё равно не заплатишь.

— Умный, фраер. Конечно, не заплачу. Тебя дешевле убить. Знаешь, сколько ты стоишь?

Я не стал спрашивать. Попытался открыть дверцу, но Гера схватил меня за руку.

— Тысячу баксов. Максимум две, если тот, кто тебя шлёпнет, наследит сильно. А лично мне ты обойдёшься в литр конька. Выпить с коллегами за упокой души. Так что думай. Оцени себя сам и приноси деньги. За девчонку не надо. Я её не отдам. Пошутил я, сам трахать буду. А ты не вздумай, иначе не расплатишься.

— Ты ж её хотел своим дружкам отдать.

— Завидно? Готов стать компаньоном? Только мне рабочие не нужны. Просто интересно было посмотреть, осмелятся ли. Ладно, в другой раз проверю.

Я сел в машину, вставил ключ в замок зажигания.

Гера отошёл в сторонку, посмотрел на меня и что-то сказал. Поняв, что я не расслышал, показал пальцем, мол, опусти стекло.

— Мавр!

Парень — темноволосый крепыш, встал, и проходя мимо машины, молниеносным ударом кулака рассёк мне бровь. Алика вскрикнула.

— Ханс!

Второй парень тут же шагнул вперёд, но я уже успел поднять стекло. Они засмеялись.

Мы уехали.

Алика хотела отправиться в деревню немедленно, но я решил, что поедем завтра. И попросил её показать место, где эта бригада собирается под одной крышей, то есть их базу. Мы подъехали к гаражному кооперативу. Там в глубине проезда стоял большой железобетонный ангар.

Вечером я достал с чердака подводное ружьё. Проверил натяжную резину, смазал спусковой механизм. Машину оставил во дворе. Из гаража точно угонят. Такие отморозки не отступают.

Поужинали. Стали готовиться спать. Алика засуетилась возле дивана, видимо боялась, что я предложу ей лечь со мной.

— Можно я посижу рядом? — послышался её голос минут через десять.

— Можно.

— Только ты не приставай.

— Не буду.

Она присела на краешек кровати и поведала мне свою историю.

После школы приехала поступать в институт. Экзамены провалила, или её провалили. Домой возвращаться не хотелось. Да, испугалась. Работа в деревне грязная, тяжёлая, унизительная, к людям относятся хуже, чем к скотине. Познакомилась с ребятами. Весёлые, щедрые, с Герой вроде свадьба намечалась. Потом научили вскрывать замки в машинах. Было интересно. Нервно, страшно, но азартно. Денег Гера не давал, сам покупал всё, что хотела. Однажды их поймали прямо в гараже. Кто-то, видимо, навёл специально. Наручники, решётка, нары. Гера тогда их бросил.

Я слушал исповедь этой девчонки, и мне стало страшно от мысли, как легко и глупо иногда рушится жизнь человека.

Алика продолжала рассказывать. Наверное, хотела выговориться:

— Он в джипе сидел и, заметив, что дело накрылось, тут же уехал. На другой день явился сам. Хохмил, смеялся — оказывается, Гера там свой человек. Нас даже не допросили.

— Он из органов?

— Ну да. Только из другого отдела. Они долго ходили друг за другом по кабинетам, что-то утрясали, спорили. С тех пор Гера постоянно твердит, что лучше бы мы в том гараже сдохли. Мол, дешевле получилось бы. Говорит, что купит нам пояса шахидов и, когда облажаемся в следующий раз, подорвёт дистанционно.

— Шутил, конечно.

— Да, шуточки у него ещё те… Мороз по коже. Жестокий он и псих. Как ты теперь с ними разберёшься?

— Придумаю что-нибудь.

— Зря я к тебе пришла.

— Не будем ни о чём жалеть. Так получилось.

Она дотронулась до моей руки, всмотрелась в глаза. До чего же славная девушка. Меня словно током пронзило.

— Почему ты живёшь один? — спросила.

— Дочь замужем, жена бросила.

— Бросила? Не верю.

— Стала отдаляться. Я не знаю причины. Ничего не объясняла, на вопросы не отвечала. У неё своя квартира. От родителей досталась.

— Встречаетесь?

— Видимся иногда. На словах всё хорошо, но переночевать не приглашает.

— У неё кто-то есть?

— Не замечал. Скорее всего — нет.

Алика ушла на диван. Хотел ли я её? Очень. Но боялся, что не так поймёт, подумает, что считаю должницей.

— Спишь? — спросила минут через пять.

— Нет.

— Я боюсь. И за тебя, и за себя. Но за тебя больше.

— У них оружие есть?

— Не видела. Если только у Геры — табельное. Ханс с Мавром обычные уголовники.

— Тогда бояться нечего. Подёргаются и забудут. Табельное он не осмелится использовать.

Утром я не смог завести машину. Совпадение или дружки Геры постарались?

После полудня со станции техобслуживания приехал эвакуатор.

— Сиди дома, — сказал я Алике. — Закройся изнутри на задвижку и не выходи во двор. Вряд ли они сюда сунутся днём, но лучше не рисковать.

— Хорошо, — кротко ответила моя бандитка.

— Выше нос.

— Стараюсь.

Машину починили только к вечеру.

— Что там было? — спросил я механика.

— Трамблёр заменили, бобину почистили. Коротила.

— Чужого вмешательства не заметил? Само сломалось?

— Кто его знает. Может, облили чем.

Выехали около десяти часов вечера. Я попетлял по улицам, как заправский резидент, отслеживающий слежку. «Хвоста» не наблюдалось. Накрапывал дождь, настроение было пакостным. Алика тоже грустила.

Почти всю дорогу промолчали. Что хотели сказать, было сказано, что рассказать — рассказано. Новые темы не возникали, с каждой минутой мы становились всё более чужими.

Через пару часов въехали в центральную усадьбу. Стемнело.

— Здесь я училась в школе, — сказала Алика, посматривая в окно с любопытством и даже немного оживившись.

Посёлок оказался огромным, но сразу за околицей закончился асфальт, и пошла грунтовка, разбитая, ухабистая, вся в лужах и многочисленных объездах коварных мест прямо по лесу.

— Совсем немного осталось, — то и дело повторяла Алика, — может, я пешком дойду?

— Мне здесь не развернуться, — врал я и гнал машину, боясь застрять в какой-нибудь глубокой луже.

Остановились на краю деревни. Дальнейший проезд загораживал трактор с прицепом, брошенный посередине дороги.

— Посвечу тебе фарами, — сказал я, выворачивая задним ходом на небольшой пригорок.

— Хорошо, — вздохнула Алика, — можно я тебя поцелую? На прощание.

В свете приборов лицо её казалось особенно милым, губы желанными. Мы поцеловались и немного потёрлись щеками. Хотелось сказать: «Не уходи», но я малодушно смолчал. Лишь задержал её ладошку, но как только Алика распахнула дверцу, отпустил.

Она отошла метров на сто, повернулась и помахала рукой. В ответ я мигнул фарами.

Алика свернула во двор второго дома.

«Посижу немного, — решил я, — просто посижу и послушаю музыку». Включил проигрыватель, откинулся на спинку сидения и стал смотреть сквозь мутную морось дождя на светящуюся тусклыми окнами деревню, на невидимую дорогу и такой же невидимый лес.

Минут через десять, включив ближний свет, стал осторожно разворачивать машину. Неожиданно луч фар выхватил чью-то фигуру, замершую у брошенного трактора. Это была она — Алика. Я выскочил из машины и бросился к ней.

— Я увидела, что ты не уехал, — сквозь радостные слёзы говорила моя бандитка. — Ты не уехал! А они там все пьяные, стали ругаться, почему я без гостинцев, без вина. Я не могу, не могу тут жить. Не могу с ними!

Я прижал её к себе и что-то бормотал утешительное.

— Ты хотел, чтобы я вернулась? Хотел? Или нет? Если нет, отвези меня туда, где можно просто жить. Без Геры, без Ханса с Мавром, которые меня всё равно убьют.

— Хорошо, хорошо, — шептал я, потом взял её на руки, такую лёгкую, мокрую от дождя и слёз и отнёс в машину.

Где-то через километр спустило колесо. Я с трудом выровнял дикий занос, резко затормозил. Запаска в багажнике была, но негожая, с большим порезом от разбитой на дороге бутылки.

Пришлось подкачивать колесо, пока не нашёл прокол. Вкрутил в дырку шуруп (приятель когда-то научил такому нехитрому фокусу), поработал насосом, и мы понеслись дальше. Колесо продолжало спускать каждые пять минут. Так и добрались до центральной усадьбы. Я был измотанный, мокрый и грязный.

— Надо вулканизировать камеру — иначе до города не доедем. Знаешь какого-нибудь местного шофёра?

— Знаю. Поезжай прямо, я скажу, где остановиться.

Мы затормозили у большого деревянного дома.

— Здесь Коля Сорокин живёт. Вместе в школе учились. — Алика вышла из машины и пошла к калитке.

— Лили! — радостно закричал кто-то невидимый из темноты двора.

Нас провели в дом, не давая слова сказать, но что-то спрашивая, восклицая и восхищаясь нашим здесь появлением.

— Колесо прокололи, — мне удалось вклиниться в поток многословия.

— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь!

— Нам вулканизатор нужен.

— Это твой муж? — спросил парень осторожно.

— Просто знакомый.

— А-а-а! — радостно засуетился хозяин дома и протянул руку. — Николай. Нужен вулканизатор? Есть, но в гараже. Гараж заперт до утра. Переночуете?

— А утюг есть? — спросил я.

— Утюг есть. Вот, пожалуйста.

Я отправился к машине, достал из багажника домкрат, снял колесо. Вытащил из покрышки камеру. Возвращаясь в дом, увидел в огороде освещённую летнюю кухню. Дымился мангал, под навесом за огромным деревянным столом сидела шумная компания: несколько весёлых парней и девчонок. Алике совали в руки стакан с вином, она смеялась.

На вулканизацию камеры ушло минут сорок, и ещё через полчаса можно было отправляться в путь.

Я умылся под краном и пошёл, чтобы окликнуть Алику. Но не дойдя до кухни, остановился на тропинке, прислушался к разговору. Она сидела ко мне спиной, со стаканом в руке и внимала деревенским новостям. Время от времени спрашивала: «А как Ленка, а Дашка, а Алексей Михайлович?»

Ей отвечали. Николай смотрел влюблёнными глазами.

— Лили, ты приехала. Оставайся.

— А работа?

— Найдём. Хочешь табельщицей, хочешь в библиотеку.

— А жить где?

— Оставайся, Лили, правда, чего ты. Будешь жить. У меня будешь.

— И как мы с твоей женой поладим? — засмеялась Алика.

— Никак. Я уже год назад развёлся.

— А чего раньше не предлагал?

— Ты ж в город уехала.

— А ещё раньше?

— Дурак был.

Кто-то из парней заметил меня и показал жестом, мол, уходи, ты здесь никому не нужен.

Я сел в машину. Пощёлкал кнопками проигрывателя. Наткнулся на альбом Кузьмина «Рокер».

«Не нужен? Похоже. — Я упрямо нажал на сигнал и посмотрел на часы. — Жду одну минуту». Прошло три. Во дворе послышались голоса, кого-то шумно уговаривали. Я опустил стекло и снова посигналил.

— Едем? — спросил подбежавшую к машине Алику.

— Ты, правда, этого хочешь? Или так просто? Мне предлагают остаться.

— А ты сама что решила? Я не имею права настаивать.

— Я хочу быть с тобой. Неужели непонятно? Но я не могу навязываться.

— Едем! — сказал я.

Она радостно вскочила в машину.

— Почему этот Коля называл тебя Лили? — спросил я после того как мы тронулись в путь.

— Смешная история. Я конфеты любила с таким названием. Мармеладные. А его мама завмагом работала. Он у неё выпрашивал, а отдавал мне. Вот и прозвал меня Лили.

Мы остановились сразу за селом.

— Дурачок, — шептала моя бандитка, перелезая ко мне на колени, — я тебя уже давно люблю. Я тебя уже целых два дня люблю. А ты такой неприступный.

— Глупая, я в тебя, как только увидел, влюбился. Ещё тогда — на конкурсе. Ты была самая лучшая. И играла лучше всех.

Потянув рычаг, я сдвинул сиденье назад, откинул спинку и замер, всё ещё не веря в происходящее. Эта девочка, желанная, прекрасная, с телом созданным лучшими ювелирами вселенной, целовала меня, хотела меня, верила мне. Верила, что я смогу её защитить и что самое худшее уже позади.

Утром я проснулся рано, чуть приоткрыл штору, впустил в комнату свет. Алика спала. Безмятежно и сладко, как ребёнок. Возникло острое желание дотронуться, убедиться в реальности её присутствия. Я глядел и думал, что эта ночь, и это утро, и следующие дни стоят того, чтобы отдать за них жизнь. И если нашу любовь придётся отстаивать, я готов драться.

Несколько дней для нас пролетели как во сне. Мы часами не вылезали из кровати, ходили друг за другом словно привязанные, не могли пережить даже минуту разлуки. Когда я брился, она сидела у меня на коленях и страшно мешала, но если пыталась слезть, не отпускал. Когда она мыла посуду, обнимал её сзади, целовал шею, уши, ямочки на щеках, настойчиво подбираясь к губам. Нам никак не удавалось наскучить друг другу и мы расставались лишь на короткое время, пока я ездил за продуктами. Алика из дома не выходила.

Через две недели я столкнулся в магазине с Хансом и Мавром. Они ничего не покупали, стояли у двери и ждали. Кого? Конечно, меня.

— Привет от Геры, — улыбнулся Мавр, перегородив выход коренастой фигурой.

— И ему того же, — сказал я.

Ханс уже стоял сзади.

— Ты какую смерть предпочитаешь, быструю или мучительную, но с надеждой?

— С надеждой лучше.

— Устроим.

Какой-то ветхий старичок, смело отжав Ханса в сторонку, гневно пропищал:

— Пройти-то дайте!

— Пардон, штурмбанфюрер, — поклонился ему Мавр и освободил проход.

— Ах, вы негодяи! Да я в сорок пятом!..

— Неужели ошибся. Штандартенфюрер?

— Мерзавцы! — Старичок выскочил на улицу, я за ним.

Через неделю мы выбрались за город. Я привёз Алику в заброшенную деревеньку с одним единственным домом. Окружённый огромными старыми яблонями он стоял на невысоком холме. Внизу темнел лес, отражаясь в воде спокойного чистого озера.

— Вот дом, о котором я тебе рассказывал. Давно хотел его купить, но сомневался, нужен ли он мне. — Я достал ключ, повертел им в воздухе.

Внутри было пусто, вся обстановка: печь, да огромный деревянный стол. Пахло тишиной и одиночеством, уют ещё предстояло навести. Завтра постараюсь привезти сюда кое-что из мебели.

— Где переночуем? — спросил я, — Здесь или в палатке?

— Давай в палатке.

Мы спустились к озеру. Подул несильный ветер, с севера надвигалась туча.

Не заводя двигатель, на тормозах я спустил машину к берегу. Установил палатку, развёл костёр. Алика вскипятила в котелке воду, заварила чай. Она хлопотала у костра, а я не сводил с неё глаз: любовался движениями, постоянно меняющимся выражением лица, удивительно отзывчивой, но такой ещё не частой, улыбкой.

Мы немного перекусили, я пытался шутить. Алика тревожно поглядывала на небо. Иногда передёргивала плечами, словно от озноба, и о чём-то задумывалась.

— Они не оставят нас в покое, — сказала тихо.

— Поживём некоторое время здесь, а там видно будет.

И тут хлынул ливень. Я вытащил из багажника машины спальные мешки, подхватил пакет с провизией и побежал к палатке.

И там в полумраке замер, увидев отчаянные глаза, осторожно коснулся губами её несмелой улыбки и провалился в ласковое тепло нежных объятий.

Дождь уже давно перестал стучать по брезенту, а мы лежали усталые, счастливые, но так и не сумевшие пресытиться друг другом.

— Давай уедем, — сказала она.

— Куда?

— Всё равно, хоть на край света.

Молния на палатке взвизгнула. Чьи-то грубые руки схватили Алику за ноги и выдернули наружу. Палатка тут же рухнула на меня, её покатили по земле, сворачивая в тугой рулон. Кто-то, пыхтя, опутывал ноги оттяжками.

— Этого в воду! — услышал я голос Геры. — А её в дом.

Меня ударили ногой и потащили вниз.

— Когда захлебнётся, достаньте. Иначе сложно будет объяснить, как он утопил себя таким хитрым способом. Вернётесь на его машине.

Меня приподняли, раскачали и бросили в озеро. Вода начала заполнять палатку. Дышать ещё можно, но… долго ли? Я слышал крик Алики, она, наверное, кусалась и царапалась, кто-то матерился и шипел:

— Сука, шалава, тварь. Вот, паскуда!

Голоса отдалялись. Воздушный пузырь медленно, но неумолимо наполнялся водой. Я попытался принять вертикальное положение. Если тут неглубоко, упрусь ногами в дно и попробую освободиться. Но у меня ничего не получилось.

Пакет! В нём стакан и бутылка с минералкой. С трудом сдерживая панику, я стал лихорадочно ощупывать складки брезента. Вот он! Порвав полиэтилен, вытащил стакан, бутылку, ударил друг о друга и, схватив самый крупный осколок, начал пилить им ткань палатки. Вода хлынула внутрь, моя ловушка погрузилась на дно, а дыра была ещё совсем маленькой. Я вцепился в неё и, уже почти захлёбываясь, нечеловеческим усилием разорвал полотно. Но выбраться из плена оказалось невозможным. Верёвки, опутавшие ноги, держали крепко. Сквозь зыбкую толщу воды смутно виднелся такой близкий, но недоступный берег. Мне удалось перевернуться и, вонзаясь пальцами в песок, поползти. Голова наливалась красно-чёрным огнём удушья, лёгкие изо всех сил пытались вдохнуть, сознание меркло. Последними полубессознательными рывками я добрался до берега.

Надо надышаться, отдохнуть, но где-то там сейчас мучают мою девчонку. Рыча, я распутывал узлы и сдирал с себя остатки палатки, не замечая ранящих осколков стекла, не ощущая боли. Бросился к машине, открыл багажник, выхватил подводное ружьё. Гарпун один, врагов трое. Но я разорву их зубами, переломаю, я сейчас — самый страшный зверь в мире.

Дом нёсся мне навстречу. Дверь распахнута.

— Эй, Мавр, ты что! — услышал я голос. — Подожди лить, пока я её трахну. Больше года мечтал.

— Давай скорее, сматываться пора.

Я ворвался внутрь. Сознание, несмотря на дикое возбуждение, фиксировало всё чётко. В комнате двое. Один с канистрой; второй, спиной ко мне, что-то вколачивал в столешницу камнем. На столе… Алика. Что они сделали с ней?! Я боялся додумать эту жуткую мысль, потому что мог рехнуться, обезуметь. Шагнул в комнату. По полу растекалась небольшая бензиновая лужа.

Мавр прищурился, заметил ружьё. И сразу, не мешкая, выставив канистру перед собой как щит, ринулся на меня, но пробитый гарпуном в живот рухнул на колени. Издав короткий стон, завалился на бок.

— Покойничек явился? — удивился Ханс. Дерзко и, явно куражась, перекинул камень из руки в руку.

Не сводя с него глаз, я натянул резину. Стрелять нечем, но бандит этого не знал, да и видел ли он когда-нибудь в жизни подводное ружье? И Ханс не стал рисковать, швырнул в меня камень, легко отскочил к стене, ударом ноги выбил раму и вывалился из окна на улицу.

Алика дышала, с губ сорвался чуть слышный стон. Я с трудом сдержал дикое желание кинуться к ней. «Подожди, милая, подожди. Нельзя терять ни секунды. Смертельная опасность ещё не миновала».

Вытащить из Мавра гарпун мне не удалось, и я выскочил во двор практически безоружный. На меня нёсся Ханс с вилами наперевес.

— Где Гера? — прохрипел я, прицеливаясь.

Бандит остановился. Ружьё пугало его.

— Уехал. Не захотел смотреть, как его шмара поджаривается. А тебе придётся. — Ханс выхватил из кармана зажигалку, щёлкнул и бросил в окно.

В доме полыхнуло, повалил дым.

— А какой сейчас будет шашлычок! Беги, спасай...

— Там же твой дружок. Ещё дышит.

— Плевать. И тебя, падлу, сейчас нанижу на шампуры. Испортил мне кайф. — Бандит бросился на меня.

Я нажал на спуск, тугая резина хлестнула Ханса в лицо, но не остановила. Уклоняясь, ударил ружьём наотмашь, выбив вилы из рук бандита. Словно в замедленном кино было видно, как они перевернулись в воздухе, а Ханс, падая, вытянул руки вперёд, пытаясь защититься от острых зубьев, но они легко прошли сквозь его пальцы и вонзились в горло.

«Скорее в дом!».

Там уже полыхало, но огонь ещё не добрался до стола. Стараясь не дышать, кинулся к Алике, хотел подхватить на руки и вдруг увидел её ладони… пробитые кривыми ржавыми гвоздями.

— А-а-а! — заорал я и, сдирая кожу с пальцев, попытался вырвать страшное железо. Не получилось. «Что делать? Что делать?!». Дым выедал глаза, мучительно хотелось кашлять. В панике я выдвинул ящик стола, нащупал вилку. Всунув её зубья под шляпку, выдернул гвоздь из столешницы. Потом второй.

Я уложил Алику на заднее сиденье машины. Ярость прошла, ужас притупился, разум умело загонял его в подсознание. Уже в каком-то полубреду достал аптечку и, роняя запоздалые слёзы, осторожно перебинтовал израненные ладони.

Дом горел вовсю, но это не волновало, ясно, что мы никогда сюда не вернёмся. И всё-таки, вырулив на холм, я не выдержал, выскочил из машины и подбежал к Хансу. Он таращился на меня пустыми полумёртвыми глазами и, вдруг как бы вспомнив, что произошло, схватился руками за вилы и попытался вытащить. Я ударил ногой и загнал зубья на всю глубину.

— Мучайся, — сказал, — и надейся.

Жар стоял невыносимый, джинсы бандита дымились, жить ему осталось недолго.

Дома Алика пришла в себя. Посмотрела на окровавленные бинты и заплакала.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — неуклюже успокаивал я свою любимую девочку.

— Ты весь в крови, — прошептала она.

Я с удивлением осмотрел себя. Действительно.

Сменив одежду, вернулся к Алике.

— Надо найти Геру, — сказал твёрдо, — иначе нам не выжить.

Она плакала, умоляла не уходить, не верила, что справлюсь с бандитом и вернусь. Мне и самому не верилось, но другого выхода не существовало.

— Прости, милая.

Я достал с чердака запасной гарпун, зарядил ружьё, сел в машину.

Начиналась гроза. Ветер яростно гнул деревья, по улице неслись вихри пыли, крупные капли дождя гулко стучали по крыше. Они напомнили мне забытую барабанную дробь из лучшей песни нашей давно распавшейся группы.

В ангаре горел свет. Чёрный джип поблёскивал мрачными стёклами. Гера где-то здесь. Тут же у входа громоздились наполовину разобранные иномарки, в глубине по центру стояли стеллажи с запчастями, за ними несколько стальных шкафов.

Я обогнул стеллажи по правому проходу, стараясь держаться на свободном пространстве. Если выскочит, успею выстрелить. Никого. Может, за шкафами? По стеночке, по стеночке.

Последнее, что я увидел — чей-то прыжок, доску, летящую мне в лицо, потом удар.

Очнулся в каком-то тусклом полумраке. Дёрнулся. Лязгнули наручники. Моя правая рука оказалась прикованной к толстой металлической трубе.

— Эй, утопленник! — услышал я голос Геры.

Сквозь мутную пелену проявились блеклые расплывчатые контуры предметов, приблизилась, бесформенно покачиваясь, призрачная фигура человека. Я потряс головой. Зрение понемногу восстанавливалось.

— Очухался? Ну и зря. Страшней помирать будет. А хочешь ещё раз вырублю? Попроси, я добрый. — Гера наклонился, поднял с пола широкую тяжёлую доску.

Я напрягся, подтянулся сколько мог, отодвинулся назад. Гера усмехнулся:

— Не ссы, это быстро.

Резко выбросив ноги вперёд, я ударил своего врага по коленям. Тяжёлая туша завалилась на пол, но неудачно — вбок и назад, иначе оставался бы шанс добить его ударами в висок или по горлу. Я сглотнул липкую слюну, с горечью дивясь таким страшным мыслям.

Гера перевернулся, торопливо отполз подальше. Встал. Глянул удивлённо.

— Ну и сиди, смотри как смерть приближается, а закричишь, пристрелю. — Он кинул взгляд на ружьё, валяющееся в сторонке, и выразительно посмотрел на меня.

Тут же спешно засуетился. Притащил из подсобки огромный металлический контейнер для мусора, быстро размотал шланг. Понятно, готовит мне участь утопленника. Расчётливая сволочь. Захлебнувшегося легче списать по протоколам, как самоубийцу, в отличие от застреленного или удушенного.

Гера открутил вентиль. Шланг тут же выскочил и заплясал по полу, разбрызгивая воду по сторонам.

— Напор поменьше сделай, — подсказал я.

— Хочется пожить подольше?

— Конечно.

Бандит не последовал совету, подобрал шланг, направил бьющую струю внутрь.

— Люди знают, куда я отправился.

— Плевать. Отправился сюда, утонешь в том самом озере. Изнасиловал девочку, труп сжёг, а сам от страха утопился. Ханс с Мавром подтвердят.

— Уже не подтвердят.

— Ого! И их оприходовал? Однако! Они ведь хотели девочку спасти, а ты… Три трупа. Веский повод для самоубийства.

— Вот как ты всё рассчитал…

— А то. На ходу соображаю.

— Богатый опыт…

Гера не ответил. Глянул в ёмкость, недовольно покачал головой, присел на край.

Боковым зрением я отметил, что в ангар кто-то вошёл. Из-за шума струи шагов было не слышно.

«Не смотреть! — приказал я себе, — не смотреть!». Нельзя, чтобы Гера заметил. Если это враг, мне всё равно, а если…

Гера снова отвернулся. Уставился на прибывающую воду.

Я скосил взгляд. Алика! Она увидела меня. Крикнуть: «Убегай!» — нельзя — догонит в два счёта. Но как же она сейчас рисковала, моя любимая девчонка, моя бандитка. И что она могла сделать? Хрупкая, маленькая, с израненными руками, с искалеченной душой. Я показал глазами на Геру. Алика кивнула, присела. Быстро и неслышно пробралась вдоль стеллажей, подобрала ружьё. Ей было очень больно, но она встала, сделала шаг вперёд. Гера поднял голову, кажется, растерялся. И тут же взял себя в руки. Профессионал.

— Может, помиримся. А? Мы же неплохо ладили, Лика.

— Мы никогда не ладили, я просто тебя боялась.

— Так это же пра-а-авильно…

Алика прицелилась.

— Брось эту штуку, ты, маленькая дрянь!

Выстрел. Гарпун просвистел над головой, ударился в бетонное перекрытие и со звоном отскочил к верстакам. От неожиданности Гера выпустил шланг, тот взметнулся, описал дугу, хлестнул струёй по его лицу. Бандит качнулся, взмахнул руками… Он уже почти выровнялся, но Алика в три прыжка достигла контейнера, ударом ружья опрокинула тушу в воду. Замахнулась, но добивать не пришлось. Гера ударился затылком о металлическую кромку и сразу захлебнулся.

Алика нашла ключ от наручников, освободила меня из плена, обняла. И тут её прорвало:

— Живой, живой, — повторяла она. — Я так боялась опоздать. Я знала, что-то не так, что-то случилось.

— Всё хорошо, хорошо. — Я с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать от нахлынувших чувств, гладил дрожащую спасительницу по волосам, вытирал слёзы, целовал личико. Она пыталась улыбнуться, но не могла, только всхлипывала и прижималась сильнее.

— Живой.

— Надо уходить, — сказал я.

— Да-да, конечно, — кивала Алика, а сама не отпускала меня.

— Уходим.

— Хорошо. — Она бодро шмыгнула носом и… улыбнулась.

Я подобрал ружьё, бросил прощальный взгляд на Геру.

— Кому суждено утонуть, того не застрелят, — пробормотал, отворачиваясь.

Мы выбрались из ангара. Кошмар остался там — позади, где-то в другом измерении. На небе появились проблески синевы, усталые чёрные тучи уползали из города. Сверкнуло позднее солнце, тёплый дождь смывал с нас всё, что было пережито за эти дни.

— Поиграешь мне как-нибудь на скрипке? — спросил я.

Алика счастливо засмеялась, преданно заглянула в глаза и, взмахнув кровавыми бинтами, крикнула:

— Конечно!