Шиворот-навыворот

— Лелия, мне жаль, но я вынужден поставить тебя перед фактом: послезавтра твоя свадьба.

Папа избегает смотреть мне в глаза. Плохой признак.

— И за кого я выхожу замуж?

— За…

— Замолчи д…дорогой, — это мама. — А ты, Лель, имя жениха узнаешь в храме, и ни минутой раньше. Хватит с нас твоих выходок.

— Ясно, — фыркаю я, от души хлопаю дверью и иду седлать свою лошадь.

Мне срочно нужно прогуляться, или кого-то ждет очередная моя «выходка».

Ну, мама! Скажет тоже! Я же не виновата, что все претенденты на мою руку оказывались трусливыми хлюпиками. Первого, видите ли, не устроила моя манера разгуливать со змеей на шее (дрессированная, из мимоезжего цирка, половину сбережений пришлось за три часа отдать), второй удрал, увидев, как я одним махом опустошила бутылку вина (малиновый сок), третий…а, третий поскользнулся на лестнице, когда пытался одарить меня «жениховским» поцелуем.

Так что нечего на меня все сваливать.

Я пришпориваю коня. Можно, конечно, и сейчас сорвать свадьбу, но наша семья почти разорена, неужели же я допущу, чтобы дошло до долговой ямы?

Придется мне, видимо, прощаться с вольной жизнью.

Если бы только не одно «но». Князь Леонтино Леонарди. Я ведь в него влюблена. Сильно. А он меня даже не замечает. И если до свадьбы я еще могла надеяться завоевать избранника своего сердца, то потом…Нехорошо думать о другом мужчине в объятиях мужа. А забыть не выйдет — пробовала, безрезультатно.

Чувствуя грустное настроение хозяйки, мой Буран переходит с галопа на унылую рысь, и я оглядываюсь: куда это нас занесло?

Какое-то село, за ним — башня…а, уже соседские угодья.

И здесь, между прочим, ярмарка! Ну, хоть развлекусь напоследок. Спешившись, углубляюсь в торговые ряды. Платья, бусы, сладости…А это что за пестрый фургончик с мышастого вида лошадкой? Неужели бродячие артисты пожаловали? Оказалось — артистка. Гадалка, колдунья, ворожея — уж не знаю, как она себя именует. Хозяйка фургона сидит прямо в траве, прислонившись к колесу и скрестив ноги в ярких шароварах. Худая, с сединой в темных косах. Я не из пугливых, но мне становится не по себе, когда я встречаю ее взгляд. Солнечный туман и узкая прорезь кошачьего зрачка…Что, правда, колдунья?

— Что смотришь, красавица? Погадать тебе? Или за зельем отворотным-приворотным пришла?

Зелье…а что? Приворожу к себе князя! Или жениху подолью, чтобы даже смотреть на меня не мог.

Прогнав радужные видения, я решительно качаю головой и уже собираюсь идти дальше, как она продолжает:

— Тогда, может, шиворот-навыворот тебе нужен, а, красавица?

Что еще за «шиворот»? Впервые слышу.

Колдунья, видимо, понимает это по моему лицу, потому что усмехается, сверкая белыми зубами:

— Приворотные-отворотные зелья для других варятся, а шиворот-навыворот — для себя.

— Зачем это?! — хлопаю глазами. — Саму себя привораживать, что ли?

— Ой, глупая, — она укоризненно качает головой. — Это колдовство творят, когда свои чувства поменять хотят. От любви ненужной избавиться, или неприязнь одолеть…к мужу постылому, например.

Я невольно вздрагиваю. Откуда она знает?

А ведь это выход! Влюбляться в неведомого пока мужа мне незачем, но вот избавиться от любви к Леонтино…

— Хочу! — я решительно усаживаюсь на землю рядом.

Колдунья пожимает плечами, и достает откуда-то из-за спины простую деревянную чашку. Наливает воды, шепчет что-то, обняв дерево темными пальцами, ставит чашку между нами и кивает:

— Гляди на воду и любимого своего представляй. Только учти, обратной дороги не будет, как любила — так возненавидишь.

Ну, с ненавистью я справлюсь. Это не любовь.

Я опускаю глаза. В прозрачной воде отражаются плывущие высоко в небе облака. Леонтино…похож на золотую кошку со своего герба. Золотые волосы, золотые глаза, улыбка…

Да. Точно такая. Лучезарная, как будто он влюблен в целый мир. В целый мир, кроме меня.

Ай!

Засмотревшись, пропускаю момент, когда колдунья вдруг хватает мою руку и чиркает по ладони маленьким острым ножиком. Отшатываюсь назад, несколько капель крови летят в чашку, растекаются по щеке князя, словно слезы.

— Что вы сделали?! — возмущаюсь, прижимая к ранке платок.

— То, что просила, — колдунья резким движением выплескивает воду на землю между нами.

Так быстро? Я настороженно прислушиваюсь к себе…

— Но я по-прежнему люблю Л…того, кого любила!

— Разлюбишь, когда в следующий раз увидишь, — ухмыляется ведьма. — Только смотри — я тебя предупреждала, назад любовь не вернешь.

— Да и не надо, — встаю, голова почему-то кружится. — Сколько с меня?

— Золотой.

Эх! Прощай, новый шарфик. Вздыхая, лезу в висящий у пояса кошелек, а когда поднимаю голову, колдуньи рядом нет. Фургон и лошадка остались, а хозяйка исчезла. Чудеса, да и только. Все-таки я кладу монету у колеса. Мало ли, вдруг из-за моей жадности заклятие не подействует?

Мне внезапно хочется скорее уехать отсюда. Домой. И увидеть князя Леонарди еще раз, прежде чем…

Она провожала девушку взглядом. Честная, и это хорошо. Но глупая, ой, глупая…

— Прошу прощения, — обратился к ней молодой дворянин, подъехавший с другой стороны. — Говорят, вы владеете магией?

— А тебе что за нужда, красавец? О будущем тревожишься, или приворожить кого хочешь?

— Да нет, — дворянин смущенно улыбнулся. — Видите ли, я не люблю свою невесту…

Узнать имя жениха до свадьбы мне не удается. Равно как и увидеть князя Леонарди — он будто сквозь землю провалился. Ну да на церемонии все равно встретимся.

Венчальный обряд решено провести в главном храме — пусть все видят, что дела у семьи Гуэрро идут блестяще!

И вот я, вся в белом, как свежий сугроб, рука об руку с отцом — чтоб не сбежала! — ступаю под древние своды. Восторженные и завистливые охи с двух сторон. Да, знаю, меня даже таким уродским нарядом сложно испортить.

Торжественно надрывается где-то наверху орган.

Белым лебедем с волчьим прищуром я плыву по проходу к жениху, ждущему у алтаря…Ну-ка, милый, повернись, дай на себя посмотреть!

Золотые локоны. Золотые глаза. Улыбка…

Я любила его еще целых десять шагов.

— Князь Леонтино Леонарди, согласен ли ты взять в жены эту женщину, чтобы любить и беречь ее, пока не призовет вас Владыка Небесный?

— И на этой земле, и на небесах — согласен!

Ой, откуда столько пафоса? Неужели нельзя просто сказать «да», обязательно выпендриться?

— Леди Лелия Гуэрро, согласна ли ты взять в мужья этого мужчину, чтобы любить…

Бла-бла-бла.

— Да! — выпаливаю, не дожидаясь окончания фразы. Только отвяжитесь уже!

— Объявляю вас мужем и женой! — под оглушительный рев проклятого органа провозглашает мерзкий жрец. — Князь, можете поцеловать невесту!

Морщась, пытаюсь отступить подальше. Куда там! В этом платье я и шага самостоятельно сделать не могу, уж мамочка позаботилась.

Горячие ладони ненавистного мужа ложатся на мои плечи, накатывает тяжелый аромат духов.

Сжавшись, приказываю себе терпеть. Ничего. Когда нас оставят одних, черта с два этот франтик протянет ко мне свои ручонки!

Так я ему и говорю, когда он пытается подхватить меня, чтобы перетащить через порог своего дома.

Шепчу прямо в холеное ушко, едва сдерживаясь, чтобы не впиться зубами: «Не трогай меня, ты, скотина, понял?!»

Он аж спотыкается. Ну, еще бы. Леди и слов-то таких знать не положено.

За праздничным столом сижу, словно гордая пленница, не притрагиваясь ни к одному из блюд. Отец пытается поймать мой взгляд, я отворачиваюсь. Хватит, папочка, спасибо, все, что мог, ты уже сделал!

Улучив момент, утаскиваю лежащий возле моего прибора нож и незаметно подпарываю боковые швы на юбке. После чего встаю и выплываю из зала.

Так…где тут мои комнаты? Запру дверь, и чтоб даже духу…

— Дорогая! — раздается позади меня противный голос супруга.

Я только плечами передергиваю, продолжая размашисто шагать по коридору и распахивать попадающиеся на пути двери.

— Э…леди Гуэрро!

Издевается, сволочь.

— Да что случилось? — догоняет, попытается схватить за руку, я уворачиваюсь.

— Я вас чем-то обидел?

Тьфу. А глазки-то совершенно щенячьи. Смутно припоминаю, что раньше таяла от этого взгляда. Как я могла?!

— Лелия!

Прибавляю шагу… Ну, разумеется, наступаю на подол. Ненавистный кидается меня поддержать, юбка рвется окончательно, и я остаюсь в сверкающем лифе и тонких шелковых панталонах.

Муж барахтается рядом, запутавшись в кружевах.

Я ехидно смеюсь, за что получаю бешеный взгляд. Ой…уже не бешеный.

Вскакиваю. Вбегаю в ближайшую дверь, щелкаю замком. Оглядываюсь, в поисках того, чем можно забаррикадироваться.

— Леди, это не смешно! — дверь ощутимо сотрясается.

Я налегаю на нее всем телом.

— Да не трону я вас! Откройте, давайте просто поговорим!

— Убирайтесь! — рявкаю. — Видеть вас не могу! Вон!

— Истеричка, — бурчат с той стороны. — Откройте сейчас же!

— Ни за что!

— Ну и сидите там, пока не околеете!

— Что?!

Ответом мне служит приглушенное проклятие и быстрые удаляющиеся шаги. Ушел? Слава Владыке…

Сползаю по створке на пол, утыкаюсь в колени, тихо всхлипываю. Почему?! Ну почему мне так не везет?! Получить в мужья этого…эту крашеную куклу! За что?!

Не знаю, сколько я так просидела. Час, два, может, больше. Кажется, задремала. Просыпаюсь — за окнами темно, а в доме очень тихо. Гости разошлись. Интересно, что он им наплел?

Потягиваюсь до хруста, и понимаю, что зверски проголодалась. Может, удастся незаметно пробраться на кухню?

Осторожно приоткрываю дверь. Коридор, освещенный изящными лампами, пуст. Что ж, рискнем…

Кухню нахожу без труда. Я, когда голодная, любую плюшку на расстоянии чую.

В огромном помещении никого нет, зато на длинном столе я обнаруживаю недоеденный торт, почти целую курицу, буханку пряного хлеба и вино. Живем, Лел!

Приступаю к поглощению пышного кремового куска, и вдруг мне чудится какое-то шуршание. Замираю с подпрыгнувшим сердцем.

— Кто здесь?

Тишина. Только масло в лампах потрескивает. Показалось?

Шорох. Тихое, кровожадное шипение.

Вскакиваю на ноги, судорожно выставив перед собой нож, которым резала торт.

— Кто здесь?! Покажитесь!

Шипение повторяется. Теперь в нем звучит явная насмешка. Отступаю назад, затравленно озираясь. Почему-то мысль позвать на помощь даже не приходит в голову.

Потом лампы, и без того светившие тускло, подмигивают напоследок и гаснут. В темноте мне мерещится смутный силуэт, покачивающийся над тем местом, где я только что сидела. Человеческое тело и голова змеи на длинной шее…Дальше уже не смотрю. Швыряю в сторону твари свое жалкое оружие, разворачиваюсь и бросаюсь к выходу.

Черт! Стул! Спотыкаюсь и лечу кувырком, успев заметить впереди что-то белесое. Вскакиваю с визгом и бросаюсь обратно.

Мы мечемся по кухне под шипение, свист и предвкушающее чмоканье. Я ничего не вижу из-за растрепавшихся волос, сбиваю на каменном полу ноги — туфли давно сбросила, натыкаюсь в темноте на острые углы. Я еще жива, но, конечно, лишь потому, что неведомому чудовищу хочется поиграть со своей жертвой.

Наконец, оно загоняет меня в угол между шкафами. Судорожно глотаю воздух, а ко мне приближается змеиная голова. Маленькие глазки горят ярко-рубиновым огнем, раздвоенное жало насмешливо подрагивает между изогнутых клыков.

Ближе. Еще ближе.

Закрываю глаза…

Визг. Шипение. Яростный свист рассеченного воздуха. Резкий рывок едва не выдергивает мне руку из плеча.

Кричу, когда что-то отрывает меня от земли, стиснув, словно в тисках. Отчаянно вырываюсь…

— Да тише вы, леди! — раздается над ухом голос ненавистного.

Что?.. Осторожно приоткрываю один глаз, ничего не вижу из-за прилипших к лицу волос, открываю второй. Тварь куда-то подевалась, но легче мне не становится. Постылый муж тащит меня на руках, притиснув так, что я едва могу вздохнуть. Между прочим, рубашки на нем нет, и своей щекой я чувствую бешеный стук его сердца.

Немедленно возобновляю попытки вырываться, пытаюсь лягнуть мерзавца, но добиваюсь только еще одного проклятия в свой адрес.

Ненавистный тащит меня, словно куклу, а я даже головы повернуть и укусить его не могу!

Пелена ярости застилает глаза. Издаю шипение не хуже, чем давешняя тварь, и в это мгновение что-то стремительно мелькает мимо моего лица. Ненавистный спотыкается, сбиваясь с шага, охает, на меня брызжет чем-то теплым…кровь?!

Рука, прижимавшая меня, ослабляет хватку. Но вырваться я все равно не успеваю.

Треск, как от разрываемой ткани. Свист ветра. Темнота.

Прихожу в себя от осторожного прикосновения ко лбу. Папа?

— Я не ваш папа, леди. Правда, не могу сказать, что меня это огорчает.

Проклятье! Ненавистный!

Сбрасываю его ладонь и сажусь. Голова немного кружится, но в остальном…я жива. И даже, кажется, вполне здорова.

— Вижу, вы пришли в себя, — констатирует Леонарди.

— Вашими молитвами, — огрызаюсь. — Где мы?

Я сижу в куче листьев, кругом, окутанные туманом, высятся деревья. Лес. Отлично. Он затащил меня в лес. Хорошенькое начало замужней жизни! Сперва чудовище, потом…Я вздрагиваю, и перевожу взгляд на мужа. Ненавистный сидит рядом, по-прежнему в одних брюках, левое плечо туго перетянуто чем-то белым и кружевным.

— Да, — кивает в ответ на мой ошалелый взгляд. — Пришлось позаимствовать ваши рукава, леди. А насчет того, где мы…На Дороге, полагаю.

— Что еще за дорога?! — я с отвращением разглядываю остатки своего свадебного наряда. Висящие на талии обрывки юбки, а теперь еще и вместо рукавов лохмотья чуть выше локтя. Прелесть, что и говорить. И при этом я сижу в каком-то лесу, где дом — непонятно, а этот еще и издевается. Отбрасываю за спину волосы и свирепо смотрю на ненавистного. Тот отводит глаза и кособоко пожимает одним плечом.

— Простите, леди, едва ли я смогу объяснить внятно. Когда вчера на вас напал оманг, мне пришлось активировать защитный амулет дома Леонарди. Он вынес нас в это место.

— Кто такой оманг?

— Вам холодно? — видать, заметил, как я дернулась, стоило припомнить вчерашнюю тварь.

— Нет! Отвечайте!

— Как пожелаете. Оманг — это…ну, то, что вы видели. Чудовище.

— Откуда оно взялось на вашей кухне?!

Ненавистный виновато косится на меня. Так…

— Видите ли, леди Гуэрро…ох, прошу прощения, все никак не привыкну…это моя вина. Когда-то давно я путешествовал в… скажем так, не самых обычных местах. И имел несчастье повздорить с вождем омангов. Тогда мне удалось выбраться, но, видимо, они меня все-таки нашли.

— Что вы с ними не поделили?

— Себя самого, — неожиданно усмехается ненавистный. — Вождь вздумал женить меня на своей дочери.

— И почему вы отказались?! Из вас получилась бы прекрасная пара!

И я была бы спасена.

Ненавистный молчит, отвернувшись. Сквозь повязку на его плече медленно проступает красное пятно.

— Оно укусило вас?

— Это была она, — морщится князь.

— О Владыка…

— Не бойтесь. Я смогу вас защитить.

Ага, вижу.

— Вы так и не объяснили, где мы.

— Объяснил — на Дороге. Для того, чтобы вернуться, нам придется по ней пройти. И еще, леди…Кого бы вы здесь не встретили — отца, мать, даже меня самого, если нам придется расстаться — не верьте никому. Просто идите вперед и никуда не сворачивайте. Это не займет много времени, через пару часов выберетесь.

Два часа босиком и почти без одежды в этом лесу?! Да он спятил.

Внезапно страшная мысль приходит мне в голову. Хорошо, пусть мы сейчас в этом не-пойми-где, но чудовище-то осталось там! И когда мы вернемся…а если мои родители надумают заглянуть в гости?!

— Тише! — ненавистный ловит меня за руку. — Куда вы сорвались?

— Но там, там же…папа…

— Успокойтесь, — Леонарди поднимается следом. — Ничего ни с кем не случится. Оманги убивают только свою жертву. Вас, к примеру, она бы не тронула.

Тон его не отнюдь не кажется мне уверенным. Сволочь.

— Наверное, теперь она пытается снова отыскать меня. Но сюда ей не пробраться!

Вырываю руку и молча шагаю на дорогу, начинающуюся рядом с приютившей нас кучей листьев.

Идти неудобно, сухая кочковатая земля больно царапает ступни.

— Постойте! — окликает ненавистный через пару шагов.

— Ну?

— Вот, наденьте, — князь протягивает мне пару собственных туфель. — Для ваших ножек велики, конечно, но все же не босиком.

Какая забота! Я выдергиваю обувь из его рук. Мерзость, а что делать? Босая я и вправду далеко не уйду.

Туфли велики мне раза в два, если не больше. К счастью, они завязываются на банты, и я, «зашнуровав» ленты вокруг щиколоток, ковыляю дальше.

Ненавистный молча шагает рядом.

Деревья в клочьях тумана высятся с двух сторон, словно гигантские колонны. Птиц не слышно. Ветер не шелестит листвой.

Гробовую тишину нарушает только мое шарканье. Ненавистный вышагивает бесшумно, и это здорово бесит.

— Леди Лелия, можно задать вам вопрос? — говорит он, когда я уже готова наброситься на него с кулаками.

— Нет, нельзя!

— Почему вы меня ненавидите? Я прошу прощения, но раньше мне казалось, что вы…

— Что я?

— Проявляете ко мне определенную склонность.

— Я?! К вам?! Много чести!

— Тогда почему вы согласились выйти за меня?

— Да я понятия не имела, что выхожу за вас!

— Как это?

— А вот так! Мне имя жениха не сказали, боялись, что я опять свадьбу расстрою.

— Но тогда почему?..

— Владыка, что непонятного?! — я с досады черпаю хлюпающим носком туфли серую пыль. — Мы почти разорены, вы богаты! Отец с матерью просто нашли мне выгодную партию.

— Вот оно как… — тянет ненавистный. Я украдкой кошусь в его сторону, но понять что-либо по спокойному лицу невозможно.

— Значит, если бы вы знали, что «партия» — это я…

— В жизни бы не согласилась! — заверяю. — Сбежала бы хоть к этим вашим омангам, но к алтарю меня бы не затащили.

— Да что я вам такого сделал?!

— Ничего, — пожимаю я плечами. — Просто я вас ненавижу.

Дальше идем молча. Конца проклятой дороге не видно. Разве что…она стала уже, или мне кажется?

— Не кажется, — тихо вздыхает рядом ненавистный. — Этого я и боялся.

Я останавливаюсь.

— Чего именно вы боялись?

— Дорога, — князь оглядывается, щуря желтые глаза. — Дорога не любит отпускать тех, кто ступил на нее. Она старается задержать нас в своих владениях.

Ах ты ж…

— Вы это знали?!

— Если бы я не вытащил нас сюда, мы бы погибли!

— Вы бы погибли, а я…Владыка, да я была бы счастлива!

— Так, — глаза Леонарди темнеют. — Леди, я убедительно прошу вас сдерживать ваши эмоции до тех пор, пока мы не вернемся назад. Или…

— Или что? — улыбаюсь ему в лицо. — Ударите? Бросите здесь одну?

Вместо ответа князь вдруг хватает меня здоровой рукой. Я ахаю, снова впечатываясь лицом в его грудь, но теперь уж мне никто не мешает пустить в ход зубы!

— Дьявол! Сумасшедшая кошка!

— Сам такой! — не остаюсь я в долгу, отплевываясь. На коже князя проступают два красных полукруга, кое-где набухающих кровью: кусаюсь я без шуток.

— Я спас вам жизнь!

— Да что вы говорите?!

Он молча разворачивает меня лицом от себя. Давлюсь гневной тирадой: там, где я только что стояла, валяется громадный, заостренный с одного конца сук.

Меня начинает трясти. Если бы эта штуковина попала мне по голове…

— Идемте! — князь тянет меня за руку. — Не на что любоваться.

— Кто это сделал?

Леонарди теперь идет на полшага впереди. Я, как ни стыдно признаваться, прячусь за его широкую спину.

— Дорога.

— Зачем ей меня убивать? Что, тоже из ревности к вашей персоне?

— Все может быть. Или просто вы пока для нее чужая.

— Я же ваша жена!

— Спасибо, что вспомнили.

— Да катитесь вы…Я серьезно!

— Я тоже. Официально-то мы женаты, но этому месту плевать на вашу подпись под брачным контрактом и болтовню жреца в храме. Оно чувствует, что в душе мы не одно целое. Вы — чужая.

— Значит, я могу здесь умереть?!

К этому моменту дорога суживается настолько, что мы идем гуськом. Леонарди оборачивается, смотрит холодно:

— Это от вас зависит, леди Лелия.

Я не нахожусь, что ответить. С одной стороны, я этого человека терпеть не могу…с другой, жить-то хочется!

Еще четверть часа в тумане, между сближающихся древесных стен. Гадаю, что будет, когда дорога окончательно превратится в ниточку.

Ненавистный резко останавливается, я утыкаюсь носом в его плечо. Ох-хо. Больное, между прочим.

— Извините.

— Ничего.

— Почему мы стоим?

— Дальше не пройти.

Он слегка отступает, открывая мне вид на перегораживающий тропинку завал выше моего роста.

— Обойдем его? — предлагаю не слишком уверенно. Соваться в лес не хочется, хоть плачь.

— Нет, — качает головой князь. Я вдруг замечаю, что от его обнаженной кожи идет пар. Неужели так холодно?

Зубы сами собой принимаются стучать. Владыка, почему я раньше ничего не чувствовала?!

— Нам нельзя останавливаться, — ломким, напряженным голосом выдает Леонарди. — Иначе замерзнем насмерть.

— И чтттто дддделать? — клацаю я, пытаясь сжаться в комочек, чтобы сохранить хоть капельку тепла.

— Пойдем напролом, — все так же отвечает ненавистный. — Для начала я попробую забросить вас на ту сторону.

— Ззззаббб…

Поздно. Он уже подхватил меня на руки. Я самым позорным образом визжу.

Легко, словно пушинку, подняв меня над головой, князь делает несколько шагов, и…ииииииии!!!

Внизу мелькают, сливаясь в одно, острые зубы сучьев… Приземляюсь в стог мягчайшего душистого сена.

Несколько секунд лежу, заново привыкая к мысли, что осталась жива, потом пробую пошевелиться.

Страшный лес куда-то подевался, вместо него стелется шелковый зеленый луг. Жаркое солнце светит с безоблачного неба. Где-то журчит вода, гудят пчелы, женский голос вдалеке поет песню — слов не разобрать, один тягучий, размеренный мотив, навевающий сон…

— Лел! Где ты, малышка?

Папа?! Еще не веря, вскакиваю на ноги. Отец идет ко мне по лугу, улыбаясь и прикрывая глаза от солнца.

— Папа! Я здесь!

Птицей лечу навстречу.

— Куда ты опять спряталась? — обнимает меня отец. — От жениха бегаешь? А вот и зря!

— Э…почему? — я бездумно нежусь в родных объятиях.

— Потому что тебе не надо выходить замуж, если не хочешь. Я получил известие — мы снова богаты!

— Ура! — подпрыгиваю и вновь повисаю у папы на шее. — Ой, погоди…я ведь вроде уже вышла!

— Да ну тебя с твоими шуточками, — раскатисто смеется он. — Свадьбу только завтра планировали, еще и платье не готово. Ну что, пойдем домой?

Владыка, какое облегчение.

— Конечно, идем!

Отец ласково отстраняет меня и протягивает руку. Как в детстве. Наш с ним тайный знак: ты мне веришь?

Улыбаясь, протягиваю ладонь навстречу…и получаю хлесткий удар.

— Она никуда с тобой не пойдет!

Что?! Князь Леонтино Леонарди, мой ненавистный муж, посмел встать между мной и отцом?!

Стоп. Какой муж? Ведь папа сказал, что свадьбы не было!

— Убирайтесь! — кричу на него. — Папа, скажи ему!

— Лел — моя дочь, и она пойдет со мной, — спокойно произносит отец. Я шагаю к нему…

— Да что вы себе позволяете?! Уберите руки! Папа!

— Эта женщина — моя жена перед Владыкой Небесным и людьми, — в голосе Леонарди появляется лед.

— Да свадьбы же не было! — пытаюсь воззвать к его здравому смыслу. — И не будет!

Леонтино поворачивает ко мне ухмыляющееся лицо.

— А что тогда у вас на пальце?

Чего?.. Ой. На моем безымянном пальце ярко блестит золотой ободок с топазом. Топазы — фамильные камни дома Леонарди.

— Папа?..

— Не верь ему, девочка моя! — глаза отца умоляют. — Подойди ко мне!

— Леди, ну вспомните же — оманга, Дорога! — улыбка с губ ненавистного пропадает. — Я предупредил вас, чтобы вы никому не доверяли, и вы обещали мне…

— Я ничего вам не обещала!

Владыка Небесный. Что происходит?!

— Малышка, идем со мной!

— Она никуда с тобой не пойдет, — повторяет Леонтино. — Лелия, скажите ему, что он не ваш отец. Сейчас же!

Не знаю, почему, но я слушаюсь.

— Ты — не мой отец, — бормочу, чувствуя, как больно сжимается в груди. — И я никуда с тобой не пойду.

Папины глаза яростно вспыхивают. Алым. Тихонько скуля, отступаю от чудовища, протягивающего ко мне когтистые лапы…И вновь оказываюсь на дороге. Луг исчез, кругом по-прежнему высятся мрачные деревья. Правда, бурелома, через который ненавистный меня перебросил, больше нет. И туман рассеялся

— Как вы себя чувствуете? — Леонарди стоит рядом. — Я так понял, вы видели своего отца?

— Вы тоже его видели!

— Нет, я видел порождение Дороги.

Порождение Дороги… Сдерживая вопль, отшатываюсь от его протянутой руки.

— Ты не мой муж! Я никуда с тобой не пойду!

— Все сказали? — князь наблюдает за мной с мягкой улыбкой. — Тогда вперед.

Два часа давно прошли. И три тоже. Я едва переставляю ноги, а дорога все тянется и тянется. Кстати говоря, сужаться она перестала. Просто разматывается, как бесконечная серая лента.

Я раздраженно вздыхаю. Мне не дает покоя один вопрос, но я не могу придумать, как его задать. И как называть эту белобрысую скотину — ваша светлость? Милый? Тьфу.

— Князь!

— Да, княгиня? — ухмыляется.

Стискиваю зубы, но любопытство побеждает.

— Как вы меня нашли? И почему эта клятая дорога стала прежней?

— Я поговорил с ее духом, — невозмутимо отзывается ненавистный. — Объяснил, что, даже если вы не считаете меня своим мужем, я считаю вас своей женой, а в этом вопросе мое мнение важнее.

— Это еще почему?! — искренне возмущаюсь.

Но Леонарди игнорирует вопрос.

В напряженном молчании проходит еще около получаса.

— Хватит. Остановимся здесь, — это звучит так неожиданно, что я делаю еще пару вялых шагов, прежде чем до меня доходит смысл сказанного.

— То есть?

— Надо передохнуть, — ненавистный, подняв голову, вглядывается в узкую полоску неба, не скрытую переплетением ветвей.

Я смотрю тоже, но никаких изменений не замечаю.

— Вы обещали два часа! — обвиняюще тычу в него пальцем. — И нам нельзя останавливаться! Мы же замерзнем!

— Нет, не думаю, — князь шагает в сторону, на обочину, и опускается на узловатый серый корень. Хлопает ладонью рядом:

— Садитесь, леди, вам надо отдохнуть.

Демонстративно перехожу на противоположный край. Там тоже есть корни. А сидеть рядом с этим я не собираюсь!

— Ну как хотите, — Леонарди закрывает глаза и откидывается спиной на ствол. — Вдвоем нам было бы теплее.

Угу, проходили, знаем.

— Ох, леди… — не открывая глаз, снова ухмыляется ненавистный. — Вы мне льстите. Я сейчас не в том состоянии, чтобы даже думать о вашей несравненной красоте.

— Заткнитесь, — грубо советую я ему.

И он, как ни странно, замолкает. Сидя напротив, я разглядываю стволы деревьев и небо, понемногу меняющее цвет с пепельного на грязно-серый. Потом взгляд невольно соскользывает на ненавистного. Он вроде бы дремлет — дышит ровно, лицо расслабилось. Пятна крови на повязке побурели, уже не пугают алой глубиной. «Мой муж», — пытаюсь произнести одними губами. Губы немеют. Мысленно выругавшись, устраиваясь поудобнее на своем пыточном ложе, и тоже закрываю глаза.

— Лель! Лель, котенок, пора вставать!

«Лелью» меня зовет только мама. Мама?.. Мама!

Моя комната. Утренний свет, льющийся в окно. Щебет птиц в ветвях старого каштана. Я дома?!

— Сколько можно спать, соня? — мама, раздвигающая шторы, оборачивается и грозит пальцем. — Отец уже три раза про тебя спрашивал!

— Что-то случилось? — я приподнимаюсь на подушках.

— Вот те на! — мама смотрит на меня с веселым недоумением. — Забыла?! А кто всю неделю канючил: «Папочка, возьми меня на турнир! Ну, папочка, милый, ну пожалуйста, я буду сидеть тихо-тихо, я даже надену платье!»

Фыркаю от смеха, так похоже мама передразнила мою манеру выпрашивать желаемое. В самом деле, как я могла забыть? Долгожданный королевский турнир! Может, мне удастся уговорить папиного оруженосца поменяться ролями?

— Вставай уже! — мама подходит к постели и протягивает мне руку. — У тебя полчаса, чтобы умыться и одеться, как подобает леди!

— Нереально, — смеясь, качаю головой. — Что-то одно придется исключить. Но, поскольку неумытой я поехать не могу…

Солнечный луч, ворвавшись в окно, отражается от кольца с топазом на моем безымянном пальце. Я замираю, на волосок не коснувшись маминой руки.

Прости меня, мамочка…

— Ты не моя мама. Я никуда с тобой не пойду.

Зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как превратится в чудовищную маску родное лицо.

— Вы молодец, леди. Вы все правильно сделали, — шепчет мне на ухо тихий голос.

Леонарди?! Почему вдруг он…

Оказывается, князь сидит рядом со мной. А моя голова весьма уютно лежит у него на плече.

Резко выпрямляюсь.

— Отпустите меня!

— Я вас не держу, — ненавистный встает. — Если больше свиданий с родственниками не намечается, можем идти дальше.

Сволочь бездушная! Стискиваю зубы, чтобы не разреветься, и кое-как взгромождаюсь на гудящие от усталости ноги. Каждая моя жилочка ноет и жалуется, от долгого полусидения-полулежания на жестком корне затекла спина и все, что пониже. Вдобавок, лишившись «грелки» в виде тела ненавистного, я тут же начинаю мерзнуть.

Вернусь домой — убью мерзавца. Красочные планы мести и моего последующего вдовства несколько поднимают настроение. По крайней мере, сперва я шагаю довольно бодро. Но короткого «отдыха» явно было недостаточно, чтобы вернуть силы. Вскоре я снова начинаю спотыкаться.

Глаза слипаются, во рту пересохло от пыли, голова гудит в такт шагам: туп-туп-туп…

А потом я вдруг понимаю, что осталась одна. Ненавистного больше нет рядом. Сбылись мои мечты?

Оглядываюсь по сторонам — никого. Нерешительно пробую окликнуть, но деревья по краям дороги жадно глотают мой голос, и я замолкаю.

Одна. В этом жутком месте. Одна, одна, одна!

Я никогда не боялась темноты и одиночества.

Я никогда не впадала в панику, теряя способность соображать.

Я никогда не плакала от страха.

Я никогда…

Я мчучь по дороге, как обезумевший заяц, за которым гонится свора охотничьих псов. Падаю, раздирая в кровь колени, локти, ладони, вскакиваю и снова бегу. Подвывая от слепого ужаса, волной накатывающего на плечи. Обещая всем богам все, что угодно, только бы выбраться отсюда, только бы спастись, только бы все это оказалось сном, просто сном, мамочка, разбудите меня, кто-нибудь, пожалуйста, пожалуйста-а-а-а-а…

Со всего маху налетаю на кого-то горячего и живого. Ору, вскидываю голову…и тону в золотом сиянии глаз.

— Любовь моя, что с тобой? — произносит голос, от которого по моему измученному телу проходит волна дрожи.

Мой князь…мой ненавистный муж…как хорошо, что ты есть!

— Любимая, — шепчет он, прижимая меня к себе. — Любовь моя, счастье мое! Твоя кожа — лунный шелк, твои губы — мед горных пчел…

Я таю от его слов, малой каплей растворяюсь в ласковом океане…

— Твои глаза — утренние звезды, твои волосы — черные змеи…

Ненавистный никогда бы не сравнил мои волосы со змеями.

Я леденею в ласкающих меня руках. Медленно, отчаянно не желая этого, открываю глаза…Надо мной склоняется голова змеи. Оманга. Напрасно Леонтино думал, что ей сюда не проникнуть.

— Ты не мой муж…— шепчу, уже зная, что на этот раз не поможет. — Я никуда…

Из оскаленной пасти вырывается торжествующее шипение. Язык-жало почти ласково касается моей щеки…

Сильный удар обрушивается сбоку, отшвыривает меня в сторону, вырывая из объятий чудовища. Я отлетаю на обочину дороги, спиной на дерево…пытаюсь вдохнуть — и не могу.

— Лелия…Лелия, открой глаза. Открой глаза, тебе говорят!

Кто это смеет мне приказывать?! Возвращаться из тихого небытия не хочется, и только ради такой наглости…

Шевелиться больно. Но я снова могу дышать. Кое-как сажусь, глотая пыль…

И вижу ненавистного. Он лежит чуть в стороне, на боку, изломанная, бесцветная кукла в серо-красных разводах. Только глаза остались прежними, яркими. Улыбается, увидев, что я пришла в себя. В уголке губ медленно возникает пузырь розоватой пены.

Тела чудовища нет, но кровавый след тянется с дороги за деревья.

— Иди, — булькающим шепотом произносит ненавистный. — Тут недалеко…ты выберешься. Дорога отпустит.

— А ты?!

Он насмешливо приподнимает поседевшую от пыли бровь. Я чувствую, что к лицу приливает краска. Но не могу же я его здесь бросить?!

Он сдавленно стонет, когда я пытаюсь приподнять его. Пальцы погружаются во что-то мокрое и горячее. Выдергиваю руку, она вся в крови.

— Уходи! — шепчет уже совсем неразборчиво. — Владыка, я даже рад, что умираю, потому что жить с тобой все равно было бы невыносимо. Я тебя…

Я понимаю, что не хочу этого слышать.

— …люблю, — выдыхает ненавистный и закрывает глаза.

Дорога заканчивается внезапно. Просто я уже бегу по полю. Впереди встает солнце, освещая крыши села и башню.

Ярмарка?! Колдунья!

Расписной фургон стоит на прежнем месте. Мышастая лошадка, увидев меня, ласково фыркает.

— Колдунья! — я принимаюсь колотить кулаками в стенку фургона. — Выходи! Да выходи же!

— Снова ты, красавица? — раздается позади. — Говорила же, отменить заклятье не смогу…

Повернувшись, я хватаю ее за плечи и трясу:

— Плевать мне на твое заклятье! Мой муж умирает, спаси его!

— Где? — она перехватывает мои запястья, сжимает сильными пальцами. — Где, девочка?

— На Дороге… — как объяснить, я не знаю, но объяснять не приходится, ведьма без лишних слов толкает меня к фургону.

Время, пока она запрягает лошадь, кажется мне вечностью. Я не хочу думать, как Леонтино лежит там, в пыли, между серых стволов, один, а где-то рядом то ли сдохшее, то ли еще живое чудовище… Но я это вижу.

Я даже не знаю, как нам вернуться обратно, ведь у меня нет фамильного амулета Леонарди.

Фургон встряхивает, коротко ржет мышастая лошадка, колдунья выкрикивает какую-то фразу на незнакомом, гортанном языке…

Ненавистный еще жив.

— Плохо дело, — ведьма переворачивает его на спину, и я вцепляюсь зубами в костяшки пальцев, чтобы не потерять сознание.

— Успокойся, девочка, не умрет твой муж, — я ловлю на себе острый взгляд из-под свесившихся на лицо волос. — Помогу ему, вот только колдовство потребуется большой силы.

— И что?!

— Все заклятья, что на нем были, прахом пойдут.

— Заклятья? — тупо повторяю. — Какие?

— Он приходил ко мне, — колдунья отводит глаза. — Просил зелье…

В прочитанных мной романах в подобные моменты у героини всегда «обрывается сердце». Или останавливается…не помню.

— Делайте, что нужно.

— Смотри, девочка — я ведь могу просто вывезти его отсюда, а там обычные лекари помогут. Рана да яд жестокие, но муж твой молод и силен…

— Делайте, что нужно!!!

Просыпаюсь, как выплываю из мутной глубины, и сразу вспоминаю все. Сажусь, оглядываясь — незнакомая комната в полумраке, бархатные шторы опущены. Книги на столе, шитый золотом плащ на кресле. В нем вчера Леонтино был в храме.

Я сижу на кровати, а князь лежит рядом, обняв подушку. Спит. Бок гладкий, без единого шрама.

Бесшумно соскальзываю на пол, подхватываю плащ, заворачиваюсь в него. Как-нибудь дойду до дома.

— Куда-то спешите, леди? — голос Леонарди настигает у самой двери.

— Ты не мой муж, — четко произношу, не оборачиваясь. — Я не твоя жена.

— Мне это надоело, — когда он успел подойти?

Цепенею, а на мои плечи опускается тяжесть знакомых рук.

— Долго вы собираетесь от меня бегать?

— Я все знаю, — вцепляюсь в ткань плаща, словно в последнее спасение. — Мы расторгнем брак. Вы были под действием магии, в этом случае клятва признается недействительной.

Шшшш! Ворс ковра болезненно обжигает и без того стертые ступни, когда меня резко разворачивают.

— Что. Ты. Несешь? — раздельно, чуть ли не по слогам произносит Леонарди.

Повторяю, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Я все знаю. Я тоже была у колдуньи.

— Зачем? — золотые глаза знакомо прищуриваются.

Дьявол. А я так надеялась, что не придется объяснять…

— Я не знала, за кого выхожу замуж, — если смотреть не в глаза, а на завиток волос надо лбом, не так уж и страшно. — Но я любила тебя. Так сильно, что боялась — если ты вдруг позовешь, я приду, и никакой муж меня не удержит.

— И поэтому ты решила меня возненавидеть, — с непонятной интонацией тянет Леонтино. — Так?

Киваю. Смотрю на завиток.

— А теперь меня ненавидишь ты.

— С какой стати?!

Взгляд предательски соскальзывает со спасительного «якоря», и я беспомощно лепечу:

— Ты же ходил к колдунье за заклятьем! За этим, которое шиворот-навыворот! А когда я привела ее на Дорогу, она сказала, что вылечит тебя, но прежние чары рассеются…Что? Почему ты так смотришь?

— Бедная моя храбрая княгинюшка, — качает Леонтино головой. — Я клялся защищать тебя от всех бед, а вышло так, что сам принес беду. На Дорогу нельзя привести никого постороннего. Только тех, кто связан с домом Леонарди.

— А как же оманга?!

— Что — оманга?

— Она ведь пробралась туда! Напала на меня, но ты ее…убил, наверное, она тебя сильно ранила, я побежала за помощью…

Я говорю все неуверенней.

— Это ведь было? Было?

— Лелия, — мягко произносит князь. — Я виноват перед тобой. Я не знаю, как это произошло, но я, действительно, потерял тебя. А когда нашел…Ты уходила с порождением Дороги. Почти ушла, но я сумел вернуть тебя в последний момент. Ты потеряла сознание, и я вынес тебя оттуда…

Чувствую, как у меня подкашиваются ноги.

— Значит, ты…не ненавидишь меня?

— А ты?

— Я…я…

— Тихо. Можешь не отвечать.

— Леонтино… подожди! — цепляюсь за него, чтобы не упасть. — Но раз оманги не было на Дороге, значит, она до сих пор…

— Смышшшленая, человечишшшка!

Всплеск багровой тьмы. Прикосновение чего-то текучего, холодного к моей коже.

— Тино!!!

Мой князь — в объятиях чудовища. Теперь я разглядела ее. Женское тело в переливах тускло светящейся чешуи. Змеиная голова на гибкой шее. Уродливо. Прекрасно.

Жало, касающееся губ Леонтино. Так нежно…

— Лелия, уходи. Она тебя не тронет.

Я глупо хихикаю. И шагаю вперед.

— Ссстой, где сссстоишшшшь!

— Хорошо! — поспешно останавливаюсь. — Стою, видишь?

— Лелия!!!

— Можно задать тебе вопрос?

Жало оманги удивленно вздрагивает.

— Скажи, что ты к нему чувствуешь?

Рубиновые глаза змеи впиваются в мое лицо.

— Ненависссть!

— Неправда, — быстро качаю головой. — Ты ошибаешься. Ты любишь его!

Она замирает. Мне не хочется думать, что перед броском в мою сторону.

— Ты его любишь! — тороплюсь договорить. — Признайся! Я тоже запуталась, но на самом деле, это просто! Прислушайся к своему сердцу — и поймешь. Ты любишь, и не сможешь причинить вреда любимому. Ты не сможешь его убить. И не сможешь забрать себе. Потому что это одно и то же. Он — человек, ты…ты иное создание! Вы не сможете быть вместе, понимаешь?

На руку мне что-то капает. С некоторым удивлением осознаю — мои собственные слезы.

— Отпусти его! Оставь! Ты же сама не сможешь жить, если убьешь его! Вот, возьми плащ, иди в село, там есть колдунья — она тебе поможет, слышишь? Только отпусти его…ну пожалуйста, отпусти, отпусти…

— Лелия! Милая, перестань, все, уже все. Все хорошо!

Я судорожно всхлипываю.

— Она…

— Она ушла.

— Правда?

— Правда, — Леонтино обнимает меня. — Ты спасла мне жизнь.

— Я…Тино, послушай, я не понимаю, — мой измученный потрясениями мозг, как ни странно, все еще пытается мыслить. — Ты ведь ходил к колдунье?

— Ну, ходил, — не слишком охотно отвечает мой муж. — Лоренцо хвастался, что она ему помогла неприязнь к невесте преодолеть. А когда ты от меня заперлась…В общем, я все бросил и помчался требовать приворотное зелье. Хотел, чтобы ты в меня влюбилась. И…

— И что? — осторожно подталкиваю замолчавшего князя.

— И ничего. Она усмехнулась только — мол, нельзя приворожить того, кто уже тебя любит, и пропала. Я решил, издевается, но теперь…Лелия, княгиня Леонарди, жена моя, скажи — ты меня любишь?

Совершенно некстати мне вспоминается солнечный омут глаз колдуньи. Я знаю, что Дорога закончилась. Но… я уже не знаю, когда она началась. Когда Леонтино активировал амулет? Или когда я впервые остановилась у пестрого фургона?

— Лелия…

— Да. Да, князь и муж мой, да!

Что говорить… на этот раз я сама его поцеловала.

Много позже мой ненавистный-любимый супруг попытается выяснить, кого же я видела там, на Дороге, что почти позволила себя увести. Но я буду хранить молчание.

И еще. Я ведь понимаю, что тогда, у фургона колдуньи — или кем она там была на самом деле — я совершила страшную ошибку. Нельзя отказываться от своей любви, какой бы болью она не грозила.

В некоторой степени оправдать меня может только одно. На самом деле, в глубине своего глупого сердца я знала: ничего из моей затеи не выйдет. Я все равно буду продолжать любить Леонтино.

Даже если весь мир вывернется шиворот-навыворот!