Уголёк

… Она сгорает.

Поговаривали, пожары сожрали больше сотни маленьких городков и больших деревень от самого Пограничья и до центра Империи. Вначале колдовской огонь миновал хотя бы крупные города, в которых имелась церковь, и люди искали спасения в новых богах, но теперь вера станет умирать всё быстрее.

Потому что сегодня пылал городок в отрогах Красных гор, и невысокая церквушка была вся объята пламенем — рыжим и жадным. Именно отсюда распространился пожар, на самой паперти вспыхнула первая искра.

Искра, которую принесла в ладонях молоденькая девушка, совсем ещё девочка, худенькая, тоненькая, с единственным ярким пятном — рыжими, как сам огонь, волосами до пят.

Уголёк.

Давно, очень давно не видели уже люди угольков.

Редко, очень редко попадались девушки с огненными волосами.

И вот, через мирных сто лет, прошедших со дня Большого Пожара, когда вся Империя едва не стала выжженной чёрной пустошью, непригодной для жизни, через целых сто лет опять прокатилась по дорогам страшная весть, содрогнулись криком ужаса земли, и началась новая пошесть — появились угольки.

АРКА ПЕРВАЯ

С*Ю*З*И

— Сюзи, ты кур покормила?

Девчушка вскинула голову от книжки с яркими картинками, внутренне холодея. Сколько времени прошло с тех пор, как она, позабыв о поручении матери, уселась за подарок отца — новую книгу? Ох, сейчас ей перепадёт…

Она соскользнула с лавки, пряча книгу за пазуху. Надо её спрятать, чтобы мать не нашла, а то отберёт, как пить дать, отберёт…

— Ты опять с распущенными волосами? — мать стояла в дверях дома, уперев руки в бока. Полное красное лицо казалось мягким, пока она не начинала хмуриться. — Я ведь тебе говорила косынку одевать! А ну иди сюда!

Сколько Сюзи себя помнила, мать всегда очень коротко стригла ей волосы, приговаривая: «На счастье, чтоб без беды; на удачу, чтоб без рыжины». Её волосы — яркие, рыжие, так нравились самой Сюзи, но мать их боялась даже в руках держать. Обрезанные волосы жглись за домом, вместе с травами, отгоняющими злых духов, со специальными наговорами…

— В кого ты у меня такая? — жалобно вопрошала мать. — Кто тебя замуж такую возьмёт?

…Каждый раз после жестокой, изматывающей стрижки Сюзи убегала в сад — плакать, обнимаясь с единственной на всю округу рябиной. Такой же рыжей, как она сама.

— Рябина красная, рябина алая,

Рябина рыжая, рябина кровавая.

Ягоды терпкие, плоды горькие,

Рябина милая — сердце лёгкое.

Пока маленькая была, работал простецкий стишок, как чары — тоску снимал. А как исполнилось ей двенадцать, мать велела собираться…

— В монастырь?!

— Замуж тебя всё равно никто не позовёт, — безжалостно отрезала мать. — А в монастыре наберёшься уму-разуму…

— Мама, мамочка, не хочу в монастырь! Мамочка, ну пожалуйста, не отдавай!..

…Монастырь был высокий, серый и холодный. Он стоял высоко в серых горах, где его беспрестанно брал приступом яростный северный ветер, а между скалами росла серая тусклая трава. Серые дырчатые стены, серое небо над колокольней, серые балахоны, серые лица монахинь…

Сюзи казалось, что здесь разноцветья просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.

— Рыжая? — удивилась молодая монахиня, когда Сюзи сняла косынку.

Монахиня постарше, стоявшая за её спиной, сотворила рукой знак, отгоняющий зло.

…Здесь не было рябины, у которой можно было плакать, и потому Сюзи не плакала. Она молча свернулась клубком на узких твёрдых досках, служивших ей теперь кроватью.

Уже со следующего дня жизнь превратилась в вязкую, как кисель, серую ленту. Сюзи не могла сказать, когда она приехала сюда, её мысли становились всё более вялыми и неповоротливыми, как всё вокруг. Серый цвет производил на девочку отупляющее действие, и она вскоре забыла, что не жила здесь всегда, забыла о рябине и забыла о том, что у неё яркие рыжие волосы.

…Пока не пришли холода. Стены монастыря начали покрываться изморозью изнутри. И тогда в каминах, в их чёрных отверстых зевах начали разводить скудный огонёк, изо всех сил старавшийся согреть огромные каменные залы, разогнать тени в высоте мрачных сводчатых потолков.

И Сюзи вдруг вспомнила. Глядя в живое, беззаботно трепещущее пламя, мягко поглощающее свою скупую порцию дерева, она видела тёплое жёлтое солнце, зелёную траву и голубое небо. Она вспоминала, что у неё такие же, как это пламя, яркие красивые волосы.

И у себя в келье она стянула с головы серое полотно, из-под которого водопадом хлынули отросшие рыжие локоны. Ничего прекраснее Сюзи в жизни не видела.

Сюзи очнулась, выныривая из воспоминания. Хорошо, что ей удалось сбежать оттуда. Мать не поверила, что её отпустили — до сих пор, наверное, думает, что выгнали. А никто из монастыря не стал её искать.

Её, рыжую. Ха, и не стали бы, конечно.

Девочка вздохнула. Её ждали некормленые куры и оправдания перед матерью.

МА*РТ*ИН

— Малыш Мартин!

— Сколько раз говорить — не называй так! — выкрикнул мальчишка, сжимая кулаки.

— А все называют — и мне можно, — Сюзи высунула язык.

— Да ты сама меня на 2 года младше!

— На полтора, — девочка скорчила дурашливую рожицу — и тут же предложила. — А вот догони! Догонишь — перестану называть.

— И догоню!

— А вот и нет!

— Догоню!

— Не догонишь, не догонишь!

Девочка прыснула со смеху и побежала.

Холм зелёным одеялом расстилался перед ней. Она бежала легко, луг вёл вперёд пологим спуском. Трава шелестела и стелилась под ноги, утекала вниз. Зелёная трава с белыми звёздочками цветов…

Позади бежал Мартин. Он догонял; девочка упала в траву, весело хохоча.

— Я догнал тебя!

Мартин упал рядом.

— Не догнал, малыш Мартин! Я сама остановилась, понятно, сама!

— Нечестно, — обиделся мальчик.

Сюзи смотрела в небо широко распахнутыми глазами. Голубое и чистое, только по краям кое-где пасутся белые овечки облаков. И травы обрамляют тёмными венчиками чистую синь.

Светлая макушка рядом.

— Глубокое, — прошептала девочка. — Как ты думаешь, можно упасть в небо?

Мартин фыркнул.

— Глупая, что ли? Конечно, нет! Это же не вода.

Сюзи любила небо.

— А мне кажется, в нём можно даже утонуть, малыш Мартин!

Она нарочно поддела его обращением, но мальчик молчал.

Небо завораживало. Где-то в недалёком леске пели птахи. Тяжело кивали головками сонные травы, и цветочки, белые цветочки кружились среди них…

Девочка зажмурилась. Под веками заплясали багровые тени. Было тепло и пахло сеном. Клонило в сон.

Так хорошо.

— Сюзи, слышишь… меня отец женить хочет.

Сюзи открыла глаза.

Мартин сидел, упираясь локтями в колени, и рвал травинку на части. Она лопалась с негодующим звоном. Вскоре он разделался с ней и взялся за следующую.

— На ком?

Мартин пожал плечами и бросил терзать былинку.

— А ты не хочешь?

— Не хочу.

— Почему?

Громко стрекотали кузнечики. Просто оглушительно орали; Сюзи поняла, что она злится на этот звук. И на Мартина злится тоже. Что он разнылся, как маленький? Не хочет — пусть не женится. Малыш Мартин.

Белые звёздочки цветов согласно кивали.

*Я*Р*

Жёсткое лицо, острый прямой нос, твёрдые губы, сильные, уверенные и жадные…

Его звали Яр.

Он явился словно из ниоткуда, но, яркий и приметный среди северян, не остался без внимания. Его загорелое, тёмное лицо выдавало в нём уроженца южных земель, и говорил он с тем мягким акцентом, который купцы иногда привозят с Южного моря.

Он был богат и носил золотую серьгу в правом ухе. Он мгновенно очаровывал всех, с кем сводил его случай. Он приехал недавно, но никто бы не смог вспомнить, когда — Яр влился в жизнь городка, словно с самого своего рождения жил здесь.

Для Сюзи он выделялся так, как свет отличается от тьмы, день от ночи, а белое — от чёрного. И она никак не могла понять, почему он, богатый, красивый, — пришёл свататься к ней?..

Яр принёс с собой дорогие подарки. Матери подарил роскошную ткань, тонкую, как паутина, но тёплую и прочную. Никто в городе никогда даже не видел ничего подобного.

Отец получил возможность читать древние книги, написанные истинными мудрецами. Сюзи заглядывала в те книги, но тут же закрывала их: там совсем не было картинок, кроме богатых переплётов и посмотреть-то не на что.

Но Сюзи — девочка получила самые дорогие подарки. Он дарил ей золото — такое, какого она раньше и представить себе не могла. Красное золото, которое отливало огнём на её белой коже. Он лично надел на неё широкое ожерелье и снял с волос косынку. Сюзи боялась — он отшатнётся, испугается, или — как та монахиня в монастыре — сотворит рукой знак, отгоняющий зло…

Яр не сделал ничего, только зачарованно уставился на её волосы. Затем поднял руку и осторожно, как огромное сокровище, погладил девочку по голове.

— У тебя очень красивые волосы, Сюзи.

Она удивлённо смотрела на мужчину. Его прикосновения не были ей неприятны, но что-то странное, отдалённо-тревожащее мешало ей насладиться наконец этим моментом — когда её волосы признает красивыми кто-то ещё.

А затем девочка поняла. У Яра были холодные пальцы. Как лёд, в который зимой превращались высоко в горах ручьи. Как снег в середине зимы, как промёрзший насквозь камень…

От этих пальцев её бросило в озноб.

А у Мартина, например, руки всегда были тёплыми. И чуть-чуть влажными.

АРКА ВТОРАЯ

С*Ю*З*И

…Мать с радостью согласилась выдать дочь замуж в тот же день, как Яр посватался, но он отказался.

— Я подожду, пока девочка подрастёт. Сейчас ей ещё слишком рано…

Сюзи тогда не совсем поняла, что он имел в виду. Ей было уже почти четырнадцать, у неё начала обрисовываться женская грудь, и она давно знала, что означает замужество.

Зато Яр навещал её почти каждый день. Говорил помногу, рассказывал диковинные истории о магии и далёких странах. Девочка напряжённо слушала, заинтересованная, любопытная.

— …Откуда взялись угольки? Что они за нашествие, почему уничтожают человеческие поселения? — Яр усмехнулся в чёрную бороду. — Никто не знает этого. Есть легенда, в которой говорится, что угольки — это месть за гарей. Сожжённых новыми богами людей, девушек. Тех, кто поклонялся старым богам. Это месть старых богов за то, что новые вытеснили их в сердцах людей.

Яр улыбнулся, глядя на лицо девочки. Сюзи слушала его с открытым ртом. Она обожала слушать его рассказы.

— Но точно не знает никто, — Яр взял девочку за подбородок, погладил отросшие до плеч рыжие локоны. Сюзи давно уже не давала матери прикасаться к своим волосам; теперь она точно знала, что они действительно прекрасны. — Знают только, что угольки носят рыжие, как огонь, волосы. Они сами как огонь — вспыхивают, словно искры, и ветер разносит их пламя по городам, деревням, по всей Империи, пока не сожжёт дотла каждую церковь, каждый храм, каждый монастырь…

Яр гладил волосы девочки. Они росли невероятно быстро: уже через месяц доставали ей до лопаток, ещё через два — полностью закрывали спину.

— А угольки — это люди или это колдовство, которое вселяется в человека? — полюбопытствовала девочка.

Она давно привыкла к ласкам Яра, к его холодным пальцам. Ей нравилось, когда он гладил её волосы, и ещё больше — когда расчёсывал их.

— Угольки — это девушки. И угольки — это магия. Одно не существует без другого, понимаешь? Так тень не может существовать без света, а солнце — без неба.

Сюзи молчала и хмурилась. Она не понимала до конца, что это значит, но солнце без неба действительно представить себе не смогла.

Яр потянулся за гребешком, и девочка притихла.

Они никогда не разговаривали, пока он расчёсывал ей волосы. Яр в такие моменты сосредоточенно, серьёзно молчал и казался полностью поглощённым пламенными волосами. Будто вплетал в них чары.

Волосы были благодарны нежной заботе. После его рук они блестели яркими вспышками, на солнце играли бликами, в темноте — были медью. Они волнами переливались на плечах, искрились, как вода под солнцем, и по ним сбегали солнечные дорожки.

Девочка любила после покрасоваться новыми роскошными кудрями — в основном, перед Мартином, который глазел на них так же заворожённо, как Яр, только с примесью страха и восхищения. Сюзи радостно рассыпала с локонов огненные блики и ловила зачарованные взгляды своего дружка. Мартин в такие моменты обычно вспоминал, что она уже почти девушка. Сюзи казалось — он весь внутренне подбирался, напрягался, и относился к ней как-то совсем по-другому. Неловко как-то.

— А что, невеста-то твоя как? — поддевала его Сюзи.

Мартин кривился, но молчал.

— Ну да, ты не то, что Яр, — отвечала Сюзи. — Балбес, вот ты кто! Какая за тебя пойдёт?

— Отец говорит, найдёт девку поплоше, да и женит. Буду, мол, знать, как отца слушаться. А раньше на тебя думал, — не выдерживал уязвлённый Мартин.

— Пойди да Яру скажи! — возмущалась девочка.

Мартин зло смеялся — дескать, всё за Яром прячешься. Сюзи злилась, но крыть было нечем.

*Я*Р*

Яр смеялся.

Не просто смеялся — хохотал от всей души, раскатисто, громко, по-настоящему веселясь. Сюзи ещё никогда не видела, чтобы люди так смеялись.

— Знаешь, малышка, — Яр немного успокоился; его глаза блестели, — этот твой дружок… Мартин приходил ко мне. Сказал, чтобы я тебя не трогал… Нет-нет, погоди, он не так выразился. «Оставь её и убирайся со своими подарками», вот как. Не знаешь, о чём он?

Сюзи покачал головой. Вообще-то вчера Мартин действительно вёл себя немного странно. Жаловался больше обычного, ныл, плакался… малыш Мартин. Сказал, что отец наконец нашёл ему невесту, и даже неплохую. За ней давали в приданое половину скобяной лавки, не так уж плохо. Девочке казалось, что друг хочет сказать ей что-то ещё, но что — понять не могла, и спрашивать не стала…

Яр посерьёзнел; оказывается, он всё это время внимательно наблюдал за ней.

— Девочка, ты любишь этого Мартина?

Она задумалась.

— Мартин — мой друг.

— И только?

Сюзи пожала плечами. Она не совсем понимала, чего хотел от Яра Мартин, но немного злилась на него за то, что он не пришёл к ней.

— Мартин хороший. Добрый. Не обижайся на него, ладно? — девочка погладила мужчину по руке. — Я сама у него спрошу, чего он хотел…

— Не надо, — Яр посуровел. — Не разговаривай с ним. Сюзи…

Девочка вздрогнула. Яр очень редко называл её по имени. Она даже не могла вспомнить, когда это было в последний раз.

— Сюзи, я больше не могу ждать. Через месяц тебе исполнится пятнадцать. Мы сыграем свадьбу и уедем.

— Куда? — быстро спросила девочка, не сразу понимая, что испугалась.

Она раньше нигде не была, если не считать монастырь в Серых Отрогах. Она ни разу не уезжала от гор достаточно далеко, чтобы они пропадали из виду.

— На мою родину. Я увезу тебя к морю. Ты будешь каждый день слушать рокот волн, будешь купаться в лазурных водах. Если захочешь — будешь путешествовать со мной. Увидишь Восточный Край, диких кочевников, которые охотятся с огромными луками и хищными ястребами. Или поедем на запад, в страну, где садится солнце. Я покажу тебе такие закаты, что заставляют людей петь и танцевать, пока они не упадут бездыханными. Не бойся — со мной тебе ничего не страшно…

Сюзи молчала. Она не хотела уезжать.

МА*РТ*ИН

— Ты уезжаешь?!

Сюзи покачала головой.

— Не сейчас же, глупый. Только после свадьбы.

— Сюзи… Сюзи, не уезжай. Сюзи, пожалуйста…

Мартин как-то странно выговаривал её имя, будто оно одновременно доставляло ему боль и удовольствие.

— Яр не может остаться. У него дела на юге Империи, а потом он обещал отвезти меня к кочевникам, и к закатам…

— Сюзи, — Мартин не дал ей договорить. — Я решил, что не женюсь… на этой девушке. И не нужна мне лавка, не хочу. Сюзи, не выходи за Яра, он… Давай… давай убежим вместе? Сюзи?

Девочка удивлённо смотрела на друга. Что он такое говорит — не выходить замуж за Яра? Почему? Зачем ей бежать?

— Сюзи, знаешь, я давно хотел сказать, — Мартин схватил её за руку; пальцы были горячими и влажными, совсем не как у Яра. — Я не хочу жениться ни на какой… мне нужна только ты. Понимаешь, я тебя… ты мне очень нужна. Сюзи, пожалуйста!

Девочка вырвала руку. Мартин впервые в жизни её пугал. Впервые в жизни она его не понимала, не могла уложить в голове его слова.

Он был бледный, его бил озноб. Он заболел? Сюзи было его жаль — но боялась она больше. Девочка отступила на шаг — и вскрикнула, когда глаза Мартина стали безумными:

— Сюзи, не уходи! Стой, подожди, Сюзи… не бойся, я ничего…

Он попытался поймать её, но девочка вывернулась и бросилась прочь, не разбирая дороги. Страх придал ей крыльев — она неслась, словно обезумевшее животное, загоняемое волками, испуганное, дикое…

…Раньше, в детстве, когда мать обрезала ей волосы, она пряталась у рябины. Как давно она уже не была здесь? Как давно мать не обрезала её волосы?

Ноги сами принесли её сюда. Девочка вцепилась в шершавую кору, пытаясь, как раньше, унять неистовую бурю внутри.

— Рябина красная, рябина алая,

Рябина рыжая, рябина кровавая…

Успокаивающе шуршал ветер в кроне, но девочка не чувствовала облегчения.

— …Ягоды терпкие, плоды горькие,

Рябина милая — сердце лёгкое…

С гор спадал закат — будто северная красавица скидывала яркие дневные одежды перед сном. Лохмотьями сползали алые и оранжевые краски, оставляя мраморно-белые отроги обнажёнными перед ветрами. В долине у подножия гор западали тени. Ночь обнимала город.

— Рябина красная, рябина алая…

Детский заговор не работал: сердце сжимала ледяная рука. Вот такие же ледяные пальцы у Яра.

«Сюзи, не выходи за Яра, он… давай убежим вместе?»

Девочка упала на колени, прижалась к дереву щекой.

— …Рябина рыжая, рябина…

«Этот твой дружок… Мартин приходил ко мне. Сказал, чтобы я тебя не трогал… Не разговаривай с ним, Сюзи!»

— …плоды… горькие…

Слёзы не желали останавливаться. Комок в горле невозможно было проглотить.

…В кармане платья оказались спички — а под рябиной много веток. Сухой хворост хорошо горит.

В ночной тьме костёр казался нереальной вспышкой из другого мира; марево над ним подрагивало и пело. Из костра выпрыгивали звонкие искры — и исчезали, падая вниз. Маленькие звёзды.

Девочка обнимала колени. Смотрела в огонь — и не видела его.

…Над головой — чистое голубое небо. Стелется трава, зелёный поток под ногами. Белые венчики цветов, белые барашки облаков…

Широкая полоска красного золота на шее. Холодные пальцы, касающееся белой кожи. «У тебя очень красивые волосы…»

Запертое в тесной серой тюрьме пламя. Огонёк в монастырском камине — весёлый, разноцветный, единственное яркое пятно…

Огонь волос в чужих руках. Твёрдые губы. «Не разговаривай с ним, Сюзи!»

Тяжёлое дыхание сзади, знакомая макушка рядом, на зелёном. «Давай убежим вместе?..»

Весёлый треск. Угли завораживали её. Загадочно тлели, пушистые и мягкие. Хотелось сунуть руку в самую гущу, зачерпнуть пригоршню пополнее…

Тёплые влажные ладони. «Ты мне очень нужна!.. Сюзи, не уходи!»

Холодные, словно лёд, пальцы. «Ты любишь этого Мартина?»

Искры. Брызги огня. Такие красивые, невозможно удержаться.

Она протянула руку и засмеялась.

КОДА

Девочка шла по городу, прижимая руки к груди. Между пальцами пробивался едва живой огонёк. Облизывал руки тонким жарким язычком — и прятался обратно между ладоней, как маленький рыжий котёнок. Сворачивался клубком и трещал, трещал…

У лифа, где он прикасался к платью, тлела ткань; девочка не замечала этого. Она не чувствовала боли там, где лизал её огонёк, оставляя на коже красные обожжённые полоски. Она улыбалась.

С её пути уходили люди, шарахались в сторону лошади — девочка шла посреди дороги, не обращая внимания ни на что, баюкая на груди огонёк.

…Она взобралась на паперть, потому что здесь было светло и просторно. Светлый камень на солнце казался белым, от дверей церкви открывался вид на площадь. Там собиралась взволнованная толпа.

Людской тревожный гомон; отвратительный звук. Девочка поднесла ладони к уху, прислушался к треску.

Жди.

Девочка послушно опустила руки. Стало видно красное обожжённое ушко.

Собирался народ. Площадь уже была заполнена, прилегающие улицы были забиты людьми.

Ещё раз посоветоваться с огоньком.

Ещё рано. Жди…

Тихий ропот пробежал по площади. Люди волновались, но причины ещё понять не могли.

Люди чуточку осмелели и подались вперёд…

Пора.

Девочка послушно вытянула огонёк над собой, запрокинула голову, любуясь крошечными язычками. Рядом с солнцем пламя казалось любимым чадом.

Искры запрыгали из её рук. Тонкими дугами упали на паперть и понеслись дальше. Девочка развела руки в стороны — и между ними вспыхнула ярко-алая огненная дуга, пламя вспыхнуло высоким фонтаном, потоком побежало по ступеням, всё ближе к толпе…

Люди завизжали, площадь наполнилась криками и бранью. Толпа попыталась отхлынуть от церкви — и не смогла, слишком заполнены были улицы.

Надрывно кричали дети. Истошно вопили женщины. Тут и там вспыхивали короткие драки за возможность продвинуться на шаг дальше от церкви, где уже бушевало пламя.

Девочка стояла посреди него, и с неё сползали последние лоскуты одежды. Тонкая фигурка выделялась тёмным посреди бушующего моря огня; её волосы развевались, будто на ветру, лицо было запрокинуто вверх.

Она улыбалась.

… Пепла не осталось, только мерцал на чёрном, оплавленном камне паперти яркий крошечный уголёк.

Яр подошёл и осторожно взял его в ладонь. Уголёк слабо вспыхнул, и снова замерцал ровно.

Он улыбнулся и сжал холодные пальцы.

— Нет тени без света, нет солнца без неба… Сюзи.