Осенний вальс

Утренний туман рассеивался, припадал к земле и таял под струями моросящего по-осеннему дождика. Укрытое толстым слоем облаков, небо надёжно спрятало в своих недрах солнце. Я люблю такую погоду, меня сырость не напрягает. Ветер стих ещё вчера, поэтому капли дождя лениво скатываются с застывшей неподвижно листвы, потускневшей от влаги, а в неподвижном воздухе разлит покой.

Сегодня я отдыхаю, водой и хворостом запасся еще вчера. Разве что гости пожалуют. Где-то по соседству со мной живёт кое-кто. Ничего серьёзного, бывшие городские, как и я. С виду — классические бичи в изначальном смысле этого слова: бывшие интеллигентные человеки. Хотя, если б я в своё время не продемонстрировал ненавязчиво пистолет, как знать, чем бы оно обернулось.

Когда речь идёт про свою, близкую к телу рубашку, люди чётко понимают только один аргумент: силу. У меня — ствол и полсотни патронов, а у них ничего нет, разве что пара кухонных ножей, но это не серьёзно. К тому же, я не под открытым небом ночую. Деревянные домики показались мне укрытием ненадёжным, потому облюбовал я бывшую кухню, там и стены кирпичные и двери крепкие, да и решетки на окнах имеются. Приволок туда кровать, матрасов и одеял натаскал. Тряпки хоть и ветхие, а лучше, чем ничего. Буржуйку соорудил себе из духовки.

С кухни, в общем-то, всё и началось. Там, в кладовке осталось нетронутым целое сокровище: остатки круп, початый мешок макарон, пяток ящиков тушёнки и сгущённого молока. Спасло кладовку от неминуемого разграбления то, что дверь у неё с виду такая же, как у шкафов для посуды. Я сам наткнулся на неё случайно, когда искал подходящую ёмкость для воды. А продуктовый склад вывезли под чистую, ничего не осталось.

Турбазу эту я облюбовал ещё с весны, как только удалось сбежать из города. Тридцать километров пешком — ерунда. Зато здесь небольшой лесочек имеется, а в нём — родник. И дров всегда можно набрать, сушняка пока хватает. В округе, километров на десять — ни одной живой души, кроме моих знакомых бичей. Знаю, что где-то за лесом деревенька есть, теперь заброшенная, наверное. Единственная дорога, по которой ко мне можно заехать на машине густо заросла бурьяном по пояс, так просто и не найдёшь. Потому, непрошенные гости меня пока что не беспокоят.

Город… теперь кажется, это было сто лет назад, хотя и года не прошло с тех пор, как мир перевернулся. В той, прошлой жизни, я был школьным учителем. Алгебра, геометрия, информатика — это всё моё. Без малого пять лет отдал школе. Что, цифры не сходятся? Верно, в учителя я подался, когда меня комиссовали после одной аварии. Что и как, не скажу: разглашению не подлежит.

С соседями у нас водяное перемирье: если встречаемся возле родника, здороваемся, церемонно раскланиваемся, иногда парой слов перебрасываемся. Где они обитают, чем питаются, мне без разницы. Зато они интересуются моей базой регулярно. Лакомый кусочек. Из десятка небольших домиков уцелело три. Домишки просторные, хотя стены хлипковаты, к зиме утеплять надо. Главный корпус, капитальное трехэтажное здание полностью разрушено. На его месте сейчас просто куча кирпичей, ошмётки столярки да битое стекло.

Так что бичи могут сегодня пожаловать ко мне, уже давненько их не было, больше недели. Потому я время от времени на ворота поглядываю, чтобы врасплох не застали. Дождь сегодня ленивый, на сутки зарядил, видать. Хорошо! Капли негромко барабанят по крыше, рождая замысловатый, почти музыкальный ритм.

— ***-

Выпрыгнувший из машины человек пригибаясь как под обстрелом, подбежал к воротам. Мельком глянул на ржавый замок и, отступив на шаг, сбил его пистолетным выстрелом. Потом распахнул ворота и отошёл в сторону, пропуская вкатившийся на территорию турбазы черный джип. Не доезжая метров десяти до конца аллеи, машина остановилась, из неё вышли еще трое. Точнее, вышли двое, а третий, кряхтя и цепляясь за всё, что только можно, еле выбрался с переднего пассажирского сидения. Не человек, а ходячее чрево. Чрево передвигалось довольно резво, но сопело при этом, как хороший турбонаддув. Его спутники не торопились и не суетились. Хозяева жизни прибыли! Ну да, на каждом — разгрузка, забитая под завязку всякой всячиной, в руках — автомат. Одеты, обуты стильно: высокие берцы, афганки, балаклавы. У них даже наколенники были! Всё новое, с иголочки. Трусцой подбежал четвёртый тот, что открывал ворота.

— Кот, найди куда присесть. И это, стол сюда приволоки? — приказал ему толстяк.

— Слышь, Центнер, ты бы не борзел, а? — вмешался один из спутников, — тебе надо — пойди, принеси. Чё ты Кота гоняешь, как шестёрку?

— Для тебя я Антон Сергеевич, а не Центнер, — заявил толстяк, — усёк, Родя?

— А так лучше звучит! Антон Сергеичей много, а Центнер — один такой, — заржал в ответ Родя.

— Брату моему скажи! — огрызнулся толстяк, — слабо?

— Ладно, не шуми, — ответил Родя, насупившись.

Пока они препирались, Кот притащил уцелевший стул, на который тут же опустился Центнер, аккуратно смахнув прилипшие мокрые листья. Сидение натужно скрипнуло, но уцелело.

— Зачем ехали сюда, помните? — спросил Центнер, устраиваясь на стуле.

— Ну, — нехотя буркнул Родя, — хавчик ищем.

— Не всякий, — подняв палец, заметил толстяк, — а хавчик длительного хранения. Для зимовки. Сейчас ты с Панасом обыщешь тут всё. Найдёте что-нибудь подходящее, будем грузить. Или здесь перепрячем, если в машину не влезет.

— ***-

То, чего я так боялся, случилось. Я увидел, как в распахнутые ворота проехал на турбазу большущий джип. По телу прокатилась дрожь: предчувствие близкого бегства и погони. Так, главное — успокоиться, взять себя в руки. Легко сказать! Четыре человека, автоматическое оружие. И тут я, такой крутой, с пистолетом наперевес!

Я рывком поднялся, ноги подо мной заходили ходуном. Извлёк из тайника коробку с запасными обоймами. Рассовал их по карманам, потом нашарил в коробке глушитель и принялся накручивать его на ствол. Господи, а глушитель-то мне зачем? Мне вдруг хотелось спрятаться, переждать, затаиться. В конце концов, они уедут и всё пойдёт своим чередом! Бежать, скрыться! Куда? Может, затаиться в пустом нынче бассейне? Зарыться в опавшую листву, лежащую толстым слоем на дне… нет, надёжнее забраться под сцену летней площадки.

С трудом заставляю себя выглянуть в окно. Прикатившие на черном джипе гости устраивались по-хозяйски. Вдруг до меня отчетливо донёсся протяжный скрип. Ворота, через которые въехала машина, снова подали голос. Я вздрогнул. На аллею вышли мои бичи-соседи, неожиданно один из них замер, заметив машину, дёрнул за локоть своего приятеля и бросился бежать. Они успели преодолеть метров пять, не больше. Автоматные очереди хлестнули по спинам, повалив их на землю. Охваченный паникой, я не стал смотреть, что будет дальше, а вылетел из своей берлоги и бросился прочь, к лесу.

— ***-

— Панас, обыщи их — приказал Центнер, брезгливо покосившись на трупы. — А где Кот?

— Кот, ты где?! Отзовись! — заорал толстяк во всю глотку.

— Кот! — подхватил Родя, передёрнул затвор автомата и выпустил в воздух очередь.

На крики и стрельбу никто не отозвался. Повисла напряженная тишина.

— Стой, братва, жмуры подождут, — процедил Центнер, прищурившись, — что-то тут не чисто. Родя, Панас, разберитесь, — добавил он, а сам направился к машине.

Панас и Родя, кивнув друг другу, двинулись вглубь территории короткими перебежками. Толстяк тем временем, открыл багажник, извлёк оттуда помповое ружье и принялся его заряжать, присев рядом с машиной и поглядывая по сторонам, на всякий случай.

— ***-

Завернув за угол ближнего деревянного домика, я чуть не столкнулся с молодым парнем, скорее, даже юношей, который тащил на спине небольшой стол с металлическими ножками. Парень довольно шустро сориентировался, отбросил свою ношу в сторону и потянулся к рукоятке пистолета, торчавшего из кобуры у него под мышкой. Наглая физиономия оскалилась охотничьим азартом. Я замер, ноги снова перестали слушаться, а ствол в руке стал подрагивать, как живой.

Наверное, я нажимал на курок с закрытыми глазами, ничего не помню, провал какой-то в сознании. Очухался, гляжу — передо мной лицом вниз лежит тело, а рядом с ним расплывается по бетону темная лужа. Вот теперь мне точно конец!

Тихо-то как, слышен только мелодичный стук капель. А хорошо, что я не снял глушитель. Наклонившись над покойником, я вытащил из его руки ствол. Недурственная машинка, «Беретта-92». Магазин полупустой и, судя по кислому запаху сгоревшего пороха, недавно пользованный. Сунув трофейную «Беретту» за пояс, оглядываюсь по сторонам. Намечаю маршрут: такой, чтобы короткими перебежками двигаться. Первый бросок — к беседке, окруженной высокой травой и кустарником, до неё метров двадцать, не больше.

Бегу, кусты и беседка уже совсем рядом, рукой продать, вдруг меня оглушает эхо криков и выстрелов. Торможу, останавливаюсь, подымаю руки. Меня снова обдаёт со всех сторон грохотом выстрелов: внутренне сжимаюсь: вот и всё, отбегался.

Тишина. Кажется, и дождь поутих.

Осторожно оглядываюсь, рядом — никого. Чёрт, это же эхо! Совсем уже рехнулся от страха! Одним прыжком оказываюсь рядом с кустарником и ныряю в беседку. Отдышался, огляделся. Накатывает дежавю: такое уже было там, в городе, где я боялся каждого шороха, прятался в подвалах и спал урывками. Я вспомнил бесконечный, изматывающий ужас. Еще раз я такое не переживу, не смогу просто, нет!

Внезапно в голове образовалась кристальная ясность. Пропал сковывающий мысли и тело страх. Возможно, сегодня я умру, может мне осталось всего несколько минут жизни. Но провести её остаток в ожидании, когда же тебя наконец прикончат, не буду! Не на того напали, сволочи! Есть у меня козыри: местность знаю отлично, два ствола и запас патронов, Плюс, одного подонка я уже прикончил. Будем воевать, будем жить…

Неожиданно на меня нахлынули непрошенные воспоминания из той, ещё мирной жизни. Почему-то вспомнился прошлогодний выпускной вечер, последний. В этом году праздника уже не было. Всплыли в памяти беззаботные, радостные лица ребят. Последний школьный вальс: мальчишки прилежно тренировались целый месяц, чтобы не ударить в грязь лицом перед сверстницами и родителями. Где они сейчас, живы ли? В голове у меня вдруг зазвучала полузабытая мелодия вальса.

Стряхнув задумчивое оцепенение, я побежал к развалинам главного корпуса. Там, чуток в сторонке, неприметная ложбинка есть. Когда противник пойдёт прочёсывать местность, ложбинка у него на левом фланге окажется. И пути отхода там имеются: рядом — извилистые дорожки, обсаженные можжевельником. Отличная позиция! Черт, а про дождь-то я и позабыл: лужи здесь по щиколотку. Ладно, не сахарный, не растаю.

— ***-

Они наткнулись на тело Кота довольно быстро. Перевернув его, Родя скрипнул зубами. В груди зияло три пулевых ранения, два из которых — смертельные. Центнер был прав, здесь опасно. Родя и Панас осторожно прочесали территорию возле бассейна и летней площадки и повернули к развалинам. Двигались они не торопясь, уступом, страхуя друг друга. Время от времени останавливались, чтобы прислушаться и присмотреться. Дождь понемногу усилился, листва вздрагивала и шелестела под струями дождя.

— ***-

Бандиты передвигались почти беззвучно. Грамотно идут, окажись я у них на пути, подняли бы из травы как куропатку и прикончили влёт, как ту птичку безобидную. Стрелок из меня так себе. В запрошлой жизни меня учили обращению с оружием, но в тире я был вечно отстающий. О тактике тоже имею преставление, хотя и чисто теоретическое. Угу, даже экзамен сдавал, для чего пришлось выучить полевой устав чуть ли не наизусть. Кое-что помню до сих пор. Ага, мотострелковый взвод в наступлении, сейчас — самое то! Несколько раз ученики зазывали меня поиграть в пэйнтбол, вот и вся моя тактическая подготовка. Есть надежда на внезапность, ну и два ствола — это вам не один ствол. Шансов угадать в цель гораздо больше.

А вот и противник: совсем близко, к развалинам идут ребята, как и предполагалось. Я встал на колено и дождался, когда ближний боец поднимется в полный рост и побежит вперед. В бешеном темпе палю с двух рук. Где-то я слышал про стрельбу по-македонски. Получилось! Правда, из десятка выстрелов в цель пришлось, дай бог два, но этого как раз хватило. Боец громко вскрикнул и медленно исчез в высоких зарослях, словно потонул. Все, теперь — ноги, надо срочно менять позицию! И я рванул к сцене летней площадки, есть там одно удобное местечко. Главное — не зацепить кусты можжевельника, чтобы не выдать себя.

Про второго бандита стараюсь не думать. Если он парень сообразительный, снимет меня одной очередью, как пить дать. Бегу, как олимпийский чемпион на короткую дистанцию. Только не помогло это, одна раскаленная оса впилась мне в бедро, вторая обожгла бок и ударила по рёбрам, третья пришлась в предплечье правой руки. Как больно-то! Ноги подкосились и я брякнулся в мокрые кусты.

Вот сволочь, понимает, что к чему: очередь хлестнула по мне справа значит, если не убьёт сразу, то руку точно обездвижит. А без правой руки не повоюешь, что верно, то верно. Но я хоть и правша, да только стреляю с левой руки и целюсь левым глазом, так что ошибочка! Ну что, прибежишь добивать? Ты поторопись, а то как бы мне тут не отключиться совсем. Отползаю чуток в сторону и жду.

Снова вальс. Шум в голове и капель упрямо складываются в мелодию на три четверти такта. Приподымаю голову, смотрю: а вот и смертушка моя мчится на всех парах. На всякий случай петляет из стороны в строну, страхуется, значит. Физиономия перекошенная, не разобрать: то ли со страху, то ли от ярости.

Раз, два, три, поворачивает вправо. Раз, два, три, раз, два, три, влево.

Слышу надсадное дыхание, быстро бежит, сволочь. Где-то я слышал про главный принцип бокса: бить надо не в противника, а в то место, где он окажется через мгновение.

Раз, два, три, раз, два, три, опять поворот направо.

Подымаю пистолет в левой руке.

Раз, два, три, раз, два, три… жму на курок. Бандит совсем рядом, метрах в десяти, тут надо попадать, второго шанса не будет. Ствол дёргается в руке, есть! На лице моего врага проступает недоумение вперемешку с болью. Он падает вперед, по инерции проезжает метра полтора по мокрой траве и замирает.

А где же четвертый? Если не трус, сюда прибежит. Только бы не сразу! Мне пару минут всего надо: руку перетянуть, чтобы кровью не истечь. На бедре и боку так, царапины, только кожу сняло, терпит пока. А вот с рукой плохо дело: кровь хлещет из дырки, мама не горюй. Оборвал рукав рубашки, кое-как перетянул рану, сойдёт пока. Ну, где ж ты, сволочь?

Откуда-то издалека доносятся хлопки выстрелов, очередями кто-то поливает. А вот грохнул выстрел, как из винтовки или ружья. В ответ снова хлопки. И снова ружейные выстрелы. Пытаюсь выглянуть и рассмотреть, что там происходит. Боковым зрением отмечаю мелькнувшую среди деревьев тень, потом еще одну. Плохо дело, на всякий случай загоняю в пистолет полный магазин, второй ложу рядом, передёргиваю затвор. Я так просто не сдамся, гады. Сзади раздаётся шорох, пытаюсь откатиться в сторону или хотя бы обернуться. Из-за раненой руки это выходит плохо, чересчур медленно, а тень мелькает среди зарослей уже совсем близко. Различаю камуфляж и успеваю вскинуть ствол, но тут же получаю удар по голове и отключаюсь.

— ***-

— … это у вас, в городе, ночные клубы и всякое такое, а у нас — одна-единственная дискотека на всю округу. Зато на свежем воздухе, лепота! Так вот, однажды вечером собрались зомбаки и пошли толпою на дискотеку.

— Хватит заливать, трепло! Сколько раз тебе говорить, не зомби, а инфицированные, уяснил?

— Да какая разница? Ты ж понял, про что я речь веду. Так вот, пришли они, значит, ну народ естественно врассыпную, кто куда, а эти стали в кружок и давай под музыку кривляться по-всякому. Ужас!

— Врёшь!

— Хе-хе, та есть немного, — звонко рассмеялся рассказчик, — не соврёшь ведь, красиво не расскажешь.

— Погоди, кажись очнулся.

— Ну чё, рэмбо, говорить можешь? — спросил склонившийся надо мной боец глухим голосом.

В ответ я смог только кивнуть. Руки-ноги затекли, видимо я тут уже пару часов валяюсь без сознания. Тряпки, которыми я кое-как обмотал рану на правой руке, исчезли, на их месте — аккуратная повязка. Попытавшись пошевелиться, понял, что левая кисть прикована наручниками к щиколотке. К чему бы это, чтобы не сбежал что ли? Смешно.

— Ну и ладушки, — произнес рассказчик, обладатель звонкого голоса и расплылся в улыбке. — Тогда чё молчим?

— Наручники зачем? — сварливо интересуюсь я, — боитесь меня, что ли?

— А кто знает? Тебя, дядя, я первый раз вижу. Что ты за гусь — неведомо.

— Ну, и что дальше? — спрашиваю я.

— Придёт командир, разберемся. Может, шлёпнем тебя, а может в город свезём, — ответил рассказчик.

— Это еще зачем? Не хочу в город, — запаниковал я, но меня уже никто не слушал.

— А вот еще был случай. На околице у нас жила ведьма, — продолжал балагурить звонкий голос, — ну, не то чтобы совсем ведьма но, бабка серьёзная. И вот как-то вечером видит она, зомбаки к ней во двор зашли и возле курятника чего-то трутся. Ну, бабка запалила свечку и пошла значит, нечистого изгонять. А может, курей спасать, кто её знает? Только вышла она за порог…

Рядом кто-то заразительно рассмеялся.

— Ну ты и брехло, Витя!

— Истинную правду говорю, вот тебе крест! — побожился рассказчик.

— Ладно уж, трави дальше.

Дальше травить не получилось. Пришёл командир, прикрикнул на бойцов и взялся за меня. Лет ему двадцать с небольшим, на плечах — погоны лейтенанта, а каких войск — не разобрать. Такое впечатление, не верит ни единому слову, в бандиты записал что ли? Всё норовит на враках поймать, устал я от него безмерно. Зарядил одну и ту же песню: откуда приехали, где база, кто главный? Видимо, никак в толк не может взять, как я этих бандитов упокоил?

Когда вопросы пошли по третьему кругу, я не выдержал и взорвался. Согласен, не самый удачный выбор. Только он сам напросился! Я самозабвенно предавался словоизвержению. От нарастающей обиды и крайней безнадёги мозг фонтанирует сравнениями и аллегориями, язвительными замечаниями и оскорблениями. Я уже не могу остановиться, даже успел охрипнуть, но продолжаю орать. Честно говоря, мне уже всё равно. Расстреляют? Значит, так тому и быть, но покорно ждать, поджав хвост, я не буду! Вон, трое уже пробовали прикончить меня, и где они?

Остановился я, замолчал, летёха тоже понемногу в себя проходит, Набычился, сопит, смотрит исподлобья, крикнул своим, чтобы увели меня. Куда? То ли отпустят, то ли к стенке поставят. Иду, еле ноги переставляю, сверху дождик накрапывает, под ногами лужи хлюпают, внутри — пустота. Настроение — хуже некуда, похоронное настроение. И вдруг во мне снова оживает мелодия старинного вальса, с каждым шагом он звучит отчетливее и увереннее и мелодия ложится бальзамом на мою измученную сегодняшней игрой со смертью душу. Вальс, мой счастливый талисман.