Эпилог

Моя бушующая ярость,

Мой ослеплённый властелин,

Кострами мести мне досталась

От неоплаченных причин.

Ты, расплавляя мою бренность,

Съедаешь жадно мир любви,

Порабощая сокровенность,

Поёшь и пляшешь на крови.

Палач, мой демон и отрава,

Свирепый зверь лесной глуши,

Вручаешь меч не ради славы,

А для погибели души.

Она сидела на берегу озера. Поверхность воды играла, будто шёлк стального цвета набросили на клубок расползающихся змей. По небу быстро проплывали рыже-фиолетовые облака, гонимые суховеем. Жухлая трава торчала повсюду засохшими колкими стебельками. Таким же сухим, жарким, от боли и тоски, было её сердце. Она распрощалась со всеми привязанностями, что держали на Земле, и со всеми нереализованными мечтами, но боль почему-то не отступала. Он подошёл бесшумно, как призрак, но женщина почувствовала, что он рядом, и тихо спросила, почти простонала:

— Почему ты не помог? Я так надеялась! На одного тебя!

Её окутала теплота и мягкость пуха тёмных крыльев. Женщина стала гневно вырываться:

— Не хочу! Слышишь! Не хочу слов утешения!

— Мой ангел, — его голос звучал мягко. — Я не стану тебя утешать. Я лишь хочу объяснить и приласкать мятущуюся душу.

— Ах, оставь! — отрезала она. — Что тебе до моих страданий?

— Ты несправедлива, солнышко! Не я стремился убить твоего сына, а… ты.

— Я?! Как ты можешь такое говорить?! — её возмущению не было предела. — Я его любила, берегла, ждала!

— Ты, как всегда, торопишься с выводами. Послушай меня. — Тёмный ангел сел рядом, взял её за руку, погладил, поцеловал пальчики и спросил:

— Помнишь охотника?

Она хотела вырвать свою ладонь из его сильных рук, но замерла, услышав последнюю фразу.

— Да, — с её губ чуть слышно слетел ответ.

— Он случайно походил на Теймура? Как думаешь? — его голос, ласкающий слух, прозвучал совсем рядом, казалось, прямо в голове.

— Хочешь сказать… это был мой сын?!

Женщине на миг показалось, что это произнесла не она. Кто-то шепнул ей их, а она только озвучила.

— Да, дорогая. Он, — подтвердил тёмный ангел, поглаживая её плечи.

— Но почему сын был очень похож на Теймура, а не Вазара?

— Ты забываешь о телегонии и что большая часть личности Вазара являлась Теймуром. Кстати, окружающий мир, что ты увидела, стал бы последствием экспериментов твоего сына.

— Как могло случиться, что сын решился убить меня, свою мать? — она сокрушённо покачала белокурой головкой, не до конца веря услышанному.

— Ты оказалась бы последней преградой на его пути к абсолютной власти. Лишь ты могла его сдержать, дать полную свободу действиям или уничтожить. Ты ужаснулась, спряталась, не захотела воспринимать открывшийся сценарий будущего как возможную реальность, и ветвь будущих событий засохла. Пойми, любовь моя! Ты желаешь, а я претворяю твои мысли и желания в реальность.

— Что-что? Ты мои желания осуществляешь? Не ослышалась? — она оглянулась, ошеломлённо уставившись на тёмного ангела, лицо которого под капюшоном поминутно меняло черты.

— Именно, — он погладил её волосы и нежно поцеловал в висок. — Я — Демиург. Я облекаю в материю твои мысли, мечты, идеи, желания и противоречия. Давай посчитаем, — предложил он. — Во-первых, ты хотела, быть как Матильда из книжки — стала. Во-вторых, хотела, чтобы обратили внимание — стала талантливым художником, герцогиней, чуть не стала принцессой, а в последствии могла быть и королевой. В-третьих, хотела, чтобы тебя полюбил мужчина — полюбили пять мужчин. Да каких мужчин! Четверо из мировой элиты. Тебя носили на руках. Ты из них верёвки вила. В-четвёртых, хотела быть обеспеченной — почти все сокровища мира были у твоих ног… а в итоге несчастна, правильно? Дорогая леди, каждый кузнец своего счастья. Для того вам и дана свобода выбора.

Она отвернулась, опустила голову и тихо проговорила:

— Я глупа, знаю. Почему мне не подскажешь, не поможешь?

— Ты несправедлива. Когда просила, всегда приходил на помощь. А вмешиваться… Нет, милая. Я дал тебе всё, о чём мечтала, а получил одни упрёки.

— Ты хитришь! — она постаралась отодвинуться от Демиурга. — Морочишь меня! Это ты наградил меня животной сущностью.

— И опять ты не права. Из-за того, что не могла выбрать между двумя мужчинами, один из них решил склонить чашу весов в свою сторону.

— Получается, во всех своих бедах виновата я сама? А как же Матильда? Расскажи мне о ней.

— Это долгая история.

— Так расскажи. В безвременье мне делать нечего. Некуда стремиться и нечего желать.

Он тихо засмеялся. В воздухе закружились маленькие вихри, поднимая с земли пыль и сухую траву. Облака унеслись прочь. Озеро забурлило кипящим котлом. Демиург придвинулся и плотнее запахнул крылья вокруг поникшей женщины, отгородившейся от окружающего мира завесой из рыжевато-золотистых локонов.

— Тебе всегда есть к чему стремиться и что желать, — ласково молвил он. — Ну, хорошо. Если хочешь провести тысячу и одну ночь, слушая мои истории — начну вот с этой. Жила-была на свете женщина. Будучи молодой девушкой, почти девочкой, она запоем читала книги о странствиях, фантастических приключениях, красивой и преданной любви. И она мечтала о таких странствиях, таких приключениях и такой любви. Но, надо сказать, наша дама не слыла красавицей. Разумеется, она не выглядела отталкивающе безобразной, но мужчины редко обращали на неё внимание. Хоть и есть две поговорки: «нет некрасивых женщин, есть мало водки» и «нет недоступных красавиц, есть мало денег», но дама такой суррогат в отношениях не признавала. Ей очень хотелось, чтобы заметили, выделили, оценили. Однако у неё была «правильная» мама. Она воспитывала дочь в строгих правилах «общепризнанной морали». И дожила наша дама до сорока лет, но не сумела завести: ни мужа, ни детей, ни даже воскресного любовника. Да и как могла завестись подобная живность, когда мать, будто хлорофосом, травила на корню все её устремления наставлениями и вразумлениями, подкрепляя их действие трагическими примерами из жизни соседей и знакомых. Наша дама втайне мечтала о счастье, большом и светлом, не понимая, что счастье — когда тебе все завидуют, а нагадить не могут.

— Что у тебя за шутки? — возмутилась женщина.

— Извини, солнышко! Меня на протяжении тысячелетий считали врагом человечества, вот и привык к чёрному юмору, — парировал тёмный ангел. — Ну, так я продолжаю… Время шло своим чередом. Жизнь проходила сериями чужой мыльной оперы перед глазами. Настал момент, когда осталась она одна. Ей бы предпринять хоть какие-то шаги для воплощения мечты в реальность, пока совсем не состарилась. Но наша героиня продолжала мечтать, привыкнув к этому необременительному занятию. Когда-то, ещё в детстве, она прочитала книжку про ведьму Матильду. Умела та ведьма, превращаясь в зверя, уничтожать своих врагов. Когда с женщиной случались неприятности, она представляла себя такой ведьмой и львицей — могущественной, справедливой, деятельной. В остальное время дама ждала прекрасного принца, который неожиданно «заглянет на огонёк». А на огонёк обычно слетается всякая мелкая гнусь. Услышал страстный ментальный зов неудовлетворённой души один бездомный демон или маг, или гипнотизёр-неформал — на твой вкус, дорогая! Впрочем, он не был бездомным. Жил в воздушном замке, продуваемом ветрами, но хотел тепла и уюта, ибо уставал, бродя целый день по мирам. Действовал наш маг неспешно. Сначала он проверял на женщине свои способности. Позвонит иногда у входной двери — и ждёт. Она откроет, посмотрит туда-сюда — никого. Женщина удивится и закроет дверь. Так он вошёл в её квартиру и остался там жить невидимкой. Вскоре хозяйка начала замечать странности. То часть денег пропадёт из кошелька, то в ванне обнаружится чужое полотенце, то исчезнет из кастрюли половина супу. Стала она советоваться со знакомыми, дескать, появился в моей квартире призрак или домовой. Что делать? Как поступить? Понял маг — добром не кончится, но покидать облюбованное место не хотелось — прижился там. Когда шёл на зов — думал найти распускающийся бутон или хотя бы увядающий цветок, а встретил засыхающий плод. Маг слыл рафинированным эстетом и опасным экспериментатором. Решение проблемы видел в освобождении жилплощади от хозяйки, но провернул дельце с дьявольской выдумкой. Разочаровала хозяйка его, видишь ли, не оправдала надежд. Замутил он, как ныне говорят, одну темку. Ночью проник магическими манипуляциями в её тонкое тело и снял копию.

— Как это, снял? — недоуменно поинтересовалась женщина, встряхнув копной непослушных рыжевато-золотистых кудрей и округлив и без того большие глаза цвета чистой лазури.

— Как снимаешь чулочек с ноги, моя прелесть — улыбнулся Демиург. — Наполнил демон копию своей энергетикой, кровью и мыслеобразами нашей мечтательницы. Получился из копии голем — ведьма Матильда. Отправил демон гулять голема по мирам, и однажды…

Из глаз Демиурга ударили два снопа света, и она увидела страшную голографическую картинку. Картинка являлась выхваченным кусочком реальности.

В помещении, освещённом четырьмя факелами, полыхал огнь в зеве печи. В центре комнаты стоял массивный стол, на котором лежала прикованная цепями женщина. Её одежда была изодрана в лохмотья. На теле виднелись кровавые порезы. Пол камеры возле пыточного стола был присыпан соломой. На низком прокопченном потолке и плохо отёсанных стенах плясали дымные тени. У печи стоял гигант и нагревал в огне металлический прут. Двое священников, сидящих у стены на лавке, под нос бормотали молитвы и поминутно крестились. Палач вынул раскалённый прут из огня и шагнул к столу. Привязанная женщина с трудом оторвала взгляд от страшного орудия пытки и крикнула:

— Дай мне силу, Пахад! Крепок дух, но слабо тело! Ты и я — мы одной крови!

Когда палач, осклабившись в рыжие усы, занёс прут над жертвой, ведьма изо всех сил дунула, и неожиданно в помещении закружился настоящий вихрь. С раскалённого стержня полетели искры. Взметнувшаяся с пола солома вспыхнула, разлетаясь десятками язычков пламени и обжигая руки и лица мучителей. Задымились мантии священников, запылали чётки в их руках, вскрикнул и окривел гигант от попавшей в глаз искры. А огонь всё сильнее разгорался, окружая стол плотным кольцом.

Ведьма дико захохотала, выкрикивая проклятия и подвывая:

— Проклинаю вас, мучители! До седьмого колена! И тебя, подлый Хепруамин! Ты разлучил меня с душой. Не будет тебе покоя, пока жив хоть один из твоего рода! Я вернусь, приду-у-у!

Запылали лохмотья несчастной. Задымилась дубовая крышка стола. Вдруг с телом женщины стали происходить жуткие метаморфозы. Шея увеличивалась в объёме, челюсти вытягивались вперёд, обрастая рыжей шерстью. Тело ведьмы, напрягая мускулы, извивалось, стараясь порвать цепи. Палач и священники в страхе отступили к дверям. Загорелись чёрные длинные пряди волос женщины-монстра с головой львицы, треща и рассыпаясь искрами. Она металась и яростно рычала в пляске огненных языков.

Вдруг картинка исчезла, а глаза Демиурга вновь почернели.

— Ужасно! Зачем показал? — спросила встревоженная женщина.

— Чтобы поняла, что произошло с Матильдой, для чего она вернулась.

— А что стало с мечтательницей и магом? И причём здесь я?

— Дух Матильды, пройдя сквозь огненную купель, воплотился в девочке Люсе. Мечтательницу маг довёл до психиатрической лечебницы, а маг за свои деяния наказан тем, что ищет и ждёт её всегда, влюбляется, хочет соединиться, но это невозможно, проклятие не позволяет.

— Подожди, подожди. Мама говорила… когда мне было пять лет, женщина из психиатрической лечебницы меня жутко напугала. Я потеряла сознание, а потом долго не могла придти в себя, никого не узнавала.

— Мой ангел! — Демиург поцеловал её в макушку. — Мечтательница напугала не тебя, а маленькую Милочку. Чистая душа. Своей жизнью и любовью выкупила жизнь Тимура.

— Ты намекаешь, что я… Люся? Поэтому Матильда… то есть Матильда и я… О, не-ет! — простонала женщина.

— Почему — нет? Ты мечтала отомстить. А я стараюсь воплощать в реальность твои желания. Ты ею насладилась?

— Местью? Издеваешься? Как можно насладиться местью, погибнув? — сердито заявила она, оттолкнув тёмного ангела и собираясь встать. Гнев, подобно упавшей тени, изменил её облик. Потемнели глаза, волосы и даже насупленные брови, а пухлые губы исказила презрительная усмешка. Он удержал её за локоток:

— Вот и твой голосок прорезался. Я уж думал, ты стала праведницей, Матильда. Больно и трудно жить с душой, правда? Полюби себя такой, какая есть, какой стала.

— И что? — воскликнула она капризно.

— Многое изменится. Пройдёт ожесточение, борьба с собой. Хотя мне твоё сражение с ветряными мельницами по вкусу. Готовься для новых битв — топор наточи, верёвку смажь мылом, на ступеньку брось шкурку от банана.

— Ты — дьявол, Йалдабаоф, и шутки у тебя — дьявольские! — обиделась красавица. — Я всегда готова, но эту мямлю ко мне больше не подпускай!

— Уже и пошутить нельзя, — притянув её к себе и зарывшись лицом в темно-каштановые локоны, ответил Демиург. — По сравнению с вашей нетерпимостью друг к другу, девочки, я просто ангел воплоти. Ты же мечтала о душе, а теперь негодуешь. Душа у мечтательницы — тонкая, чувствительная и принципиальная. Чем не подарок?

— Ничего себе… подарок! Я устала борьться с её нерешительностью и идиотскими принципами. О, таких мазохисток ещё поискать! Долбать своё тело электрошокером, чтобы не есть…дура!

Красавица шумно задышала, сдерживая негодование.

— Вот женщины! Всё им не так. Без души — караул, обделили! Подарил душу — с ней больно и трудно, — вздохнув, констатировал Демиург. — Девочка моя, если хочешь имеет свободу выбора — терпи и учись уживаться, а не готова — оставайся моей рабыней, слугой для различных поручений.

Черноглазая красавица надула губки и отвернулась. Она сидела, задумчиво просеивая сквозь тонкие пальчики песок… Её локоны вновь стали светлеть, покрываясь золотым налётом, с лица исчезло недовольство, глаза засияли чистой голубизной. Она сказала:

— Не мог Тимур такое сотворить. И я не поняла, откуда взялась легенда о ведьме Матильде.

— И ты туда же… «ведьме». Когда-то мечтала стать такой, а теперь не хочешь признать себя единым целым с ней. Что мне делать с вами, девочки? Жаль, жаль. Что ж… скажу одно — от голема и взялась.

— Как — от голема? — удивилась она. Женщине хотелось вновь заглянуть в лицо Йалдабаофу, посмотреть: не шутит ли он? не морочит ли? Но мелькающие черты лица раздражали глаза, и она, глядя в воду, напомнила:

— Ты сказал, что сначала была книга, а потом голем, сотворенный из мыслеформ.

— В разных мирах время течёт по-разному. Невозможно определить, что бывает вначале — курица или яйцо. А Тимур действительно такой гнусности не делал. Это совершил Хепруамин. Когда он понял, что за подлое деяние награждён страшным проклятием — отвёл его от своего рода, заключив в перстень. Таких перстней было изготовлено сто тринадцать штук, и только один нёс на себе проклятие. Чтобы проклятый перстень труднее было найти, Хепруамин спрятал его в одном из отдалённых миров. Перстень несколько веков блуждал по миру. Люди погибали, сходили с ума, становились убийцами, мерзавцами или инвалидами, теряли близких. Джамлат взял перстень, не зная о проклятии, носил в кармане гимнастёрки рядом с чётками — это ослабило действие проклятия, и на войне он получил лишь два лёгких ранения. После победы он хотел подарить перстень жене, но старый мулла, на которого сошло озарение, сказал Джамлату, что перстень нужно закопать. Джамлат закапывать не стал, а бросил в колодец. Там его и нашёл Тимур. Проклятие уже начало лепить из парня расчётливого дельца, лишённого сострадания и любви. Но ошибка исправлена. Разрушительное действие проклятия погашено девственной кровью и добровольной жертвой, а само проклятие возвратилось к создателю.

— Вот оно что? — горькая усмешка скривила губы женщине. — Выходит, я должна была умереть.

— Не должна. Проклятие не всегда убивает создателя, обычно оно отражается на близких.

Женщина горестно вздохнула.

— Ну, зачем же так печалится? — голос тёмного ангела журчал ручейком, руки перебирали золотистые локоны женщины — Твоя коротенькая жизнь и даже смерть оказались ненапрасными. Ты сыграла роль камешка. Сорвавшись с вершины, он выбил глаз великану и увлёк за собой лавину.

— Да-а? — удивлённо протянула она. — Не знала, что один твой глаз стеклянный.

Руки тёмного ангела, будто запутавшись в женских локонах, на несколько секунд замерли.

— Изволим язвить? — поинтересовался он.

Её лицо осветилось, будто яркий луч света озарил его, глаза приобрели золотой оттенок, черты стали более утончёнными и выразительными, а локоны заискрились пламенея, но чтобы он не заметил перемен (уж очень ей нравилась игра в пятки, а он делал вид, что не может найти), женщина опустила голову и усмехнулась:

— А что, мои шутки не нравятся? Увы, с кем поведёшься от того и наберёшься. Но меня мучает один вопрос.

— Спрашивай, — приблизившись к её уху, проворковал ангел.

— Скажи, ты её любил?

— Кого? — Тёмные крылья слегка шевельнулись, раскрываясь.

— Голема, созданного тобой?

Черты лица под капюшоном стали сменяться ещё быстрее.

— Почему ты решила, что это я?

Тряхнув языками яростного пламени, от чего во все стороны полетели жаркие искры, а тёмный ангел зажмурился и отвернулся, она лучезарно улыбнулась:

— А кто же ещё? Лишь извращённое сознание падшего ангела могло создать существо, дарящее смерть и муки за любовь и наслаждение.

Его черты перестали меняться. Божественно красивое лицо засветилось ярче, но он молчал, сдерживая лукавую улыбку. И тогда огненная богиня вновь спросила:

— Так ты её любил?

Он тихо вымолвил:

— Да. И сейчас люблю.

— Неужели ревность подвигла тебя на такое? Или зависть?

Наблюдая, как в жарком огне её волос с пальцев стекает плоть, и они превращаются в длинные стальные когти, потом — в каменные корнеобразные щупальца, которые становятся стекловидно-прозрачными, округлыми и вновь превращаются в пальцы человеческой руки, тёмный ангел ответил:

— Ошибаешься, моя птичка. Я Ему никогда не завидовал. Просто однажды понял, что неизменность и совершенство — скучный тупик. Мир не должен быть подобен Раю. Движение от созидания до разрушения. Бесконечное количество циклов с различными формами и содержанием. В этом единственный смысл игры, а всё остальное — лишь эпизоды. И хочу сказать: ты, Лилишт, уже давно не голем. Мы с тобой части одного целого, а всё, что происходит между нами, — игра под названием «Жизнь».

— То есть смысл игры — сама игра?

— Да. И мы отлично с ней справляемся, не так ли?

— Нет, не так, — сказала она возмущённо, и яркое свечение разноцветной радугой окутало окрестности озера. — Ты четыре раза смошенничал, вмешавшись в игру, а говорил, что я мухлюю.

— А разве… нет? Кто делал подсказки своей фишке? Кто ей тоже помогал? Не ты? И конечно же ветер нашептал парню идею с перстнем. Ай-я-яй, Лилишт! В чужом глазу соринку увидела, а в своём бревно не заметила.

— Ой, ты меня ещё стыдить будешь? Сам-то всё время заигрываешь с моими фишками.

— Хорошо, не буду. Честное слово. Если перестанешь сбегать. В них частицы тебя, но тебе этого мало. Ты не хочешь ими играть. Ты желаешь ими быть.

Она усмехнулась:

«Честное слово и он — понятия почти противоположные», — но, повернувшись, ему ответила:

— Так я чувствую себя живой.

— За это и люблю тебя, моя ненаглядная Лилишт! Ты заставляешь и меня чувствовать себя живым.

Он наклонился и чмокнул её в носик, а потом пододвинул хрустальную доску:

— Раз с перстнем смухлевала, и оставила его в квартире двойника, то надеешься отыграться, правильно я понимаю?

Она возмутилась:

Не двойника, а основной фишки. Это ты поставил всё с ног на голову.

— Ладно, ладно, Лилишт. Дам тебе возможность отыграться, так и быть… но с условием…

— Ты не будешь вмешиваться, — перебила огненная богиня тёмного ангела.

— И ты тоже, — предупредил он. — Жду нового увлекательного сценария. Триллер, экшен, комедия. Выбирай.