Глава 2

Неприбранные залы нашего сознания.

Зачем в них проникать и шарить в темноте?

Сомнения там живут, надежды и страдания,

Да луч былого счастья искрой на стекле.

— Как вы себя чувствуете? — задала медсестра риторический вопрос, увидев, что пациентка пришла в себя. Милочка растянула губы в подобии улыбки, дескать, сносно, а потом, чуть поморщившись от дрожания мельтешков перед глазами, спросила:

— Что с Тимуром? Где он?

— Не знаю, о ком вы спрашиваете.

— Тимур Стрельцов… Ну, парень, с которым попала в аварию. Мы ехали в одной машине.

— О нём ничего не знаю. В наше травматологическое отделение он не поступал.

Пострадавшая забеспокоилась, морщась от боли, завертела головой, её ищущий взгляд перебегал с одной стены на другую.

— Вам нельзя волноваться. Успокойтесь! Сейчас сделаю укольчик, и вы уснёте, — уговаривала медсестра.

— Нет-нет! — протестовала девушка. — Я должна знать, что с ним.

— Пожалуйста, не волнуйтесь! Подумайте о своём здоровье. Я позову дежурного врача. Поговорите с ним, — сказала медсестра и вышла, унося с собой пустые бутылочки из-под растворов.

Внутри головы ломило, глаза с трудом открывались, чтобы хоть что-то разглядеть, приходилось сильно прищуриваться, но девушка не могла успокоиться, отвлечься или уснуть. Её мучила неопределённость:

«Жив ли Тимур? Как он?»

Постепенно, приходя в себя, она начала понимать, что видение о странном путешествии по мирам, о встречах со Стражем Предела и охотником, перемешанные со смертью бабушки и ненормальной в окне, было болезненным бредом, мешаниной из снов и событий раннего детства. Правда, исподволь, где-то на краешке сознания таилась тревога от того, что бред казался довольно реалистичным и хорошо запомнился.

Скрипнула дверь, и в палату вошёл молодой мужчина в белом халате и белых брюках.

— Ну-с, что у нас произошло? — обратился он к пациентке.

— Тимур Стрельцов, он жив? Где он находится? — спросила Милочка. Она хотела знать правду, хотя по лицу врача сразу поняла, если друг погиб — ей всё равно сейчас не скажут.

— Хорошо, сейчас узнаю, — сказал врач. — Возможно, его отвезли в областную клинику.

Он вышел, а Милочка, холодея от страха, ожидала возвращения, перебирая возможные варианты:

«Вернётся быстро… не звонил, желает успокоить. Задержится, скажет: «Всё хорошо», но не посмотрит в глаза — Тимур умер. Скажет, что Тимур жив, глядя в глаза — так и есть… Господи, помоги мне! Почему он так долго? Неужели забыл… или не хочет говорить правду?».

Врач вернулся приблизительно через полчаса и, глядя на неё спокойными, усталыми глазами, пояснил, что Тимур лежит в реанимации специализированной клиники после операции, состояние тяжёлое, но стабильное.

— Спасибо, — прошептала Милочка. Она была благодарна за понимание и правдивый ответ.

— А сейчас — спать! И никаких волнений, — строго сказал врач. — Голова сильно болит?

— Да так, — неопределённо ответила девушка и закрыла глаза.

Через пять дней её перевели из интенсивной терапии в обычную четырёхместную палату и разрешили посещения. Почти каждый день приходила мама, часто навещали Ольга с Наташкой, её подружки. Девчонки рассказали, что Тимуру стало лучше, но через неделю ему предстоит новая операция. Милочка их слушала, ела апельсины и печально кивала головой, стараясь не вспоминать роковой день и события, связанные с ним. В своих мыслях она возвращалась назад, в то время, когда его только увидела, вернее, их — Тимура Стрельцова и Александра Поспелова — двух неразлучных друзей.

Ей казалось, что заснула она совсем недавно и та страшная боль, что пронзила голову после победы над вязкой, жадной тьмой, только-только прошла. Рядом послышался вздох, а потом слова, сказанные мелодичным женским голосом:

— Испортил такую игру.

Девушка решила глаза не открывать, хватит с неё разных непоняток. Вдруг опять её занесло в жестокий мир? Нет, лучше прикинуться мёртвой, глядишь и уйдут. А ещё лучше вспомнить о чём-то хорошем. Мама говорила, что мысли материальны: хорошие притягивают хорошие события, плохие, тревожные — только неприятности. А она сыта по горло неприятностями. Девушка не хотела видеть Тимура врагом, охотящимся на неё. Она его любила и желала только добра. И ему и всем. Вспомнив о любимом, она стала вспоминать, как впервые увидела его и Сашку Поспелова, его друга.

А заметила она их на третьем курсе, в самом начале занятий. Вернее, Поспелова она видела и раньше. Когда она стала первокурсницей, мечтая получить профессию экономиста, он перешёл на второй курс архитектурного факультета, хорошо учился, занимал первые-вторые места по вольной борьбе на городских соревнованиях. В стенах университета его почти всегда окружала «группа поддержки» из двух-трёх щебечущих девчонок, но ей он не нравился тем, что был всегда серьёзен, редко улыбался, более того, пугал цепким, холодным взглядом.

И вот в обществе Поспелова всё чаще стал появляться новый студент — высокий чернявый красавец с «обжигающим» взглядом тёмно-карих глаз и обаятельной улыбкой, Тимур Стрельцов. От общения с ним Поспелов стал себя вести более раскованно, приобрёл такой же насмешливо-рассеянный взгляд. Встречая покорителей женских сердец в коридорах университета, Она млела и тихонько вздыхала, не в силах скрыть восхищения. Хорошо, что окружающим это не слишком бросалось в глаза, не то над Мышкой потешались бы все кому не лень.

Её прозвали Мышкой ни за рост, ни за цвет волос или схожесть черт лица — стеснительность, бедность гардероба и перманентное отсутствие денег на развлечения были тому виной. Близкие подруги иногда называли её Люсенькой, как и мама, но чаще, как и все остальные студенты их потока, — Мышкой. Она на них не обижалась, так как подруги не сплетничали, зная об её тайной влюблённости в Тимура, а участливо поддерживали. Они приносили разные слухи о знаменитой парочке, а домыслов высказывалось предостаточно.

Говорили, что Тимур — единственный ребёнок от смешанного брака: мать — абхазка, отец — русский. Жили они в Сухуми, но после вооружённого этнического конфликта семья переехала в Москву и, благодаря деньгам и хорошим связям, получила гражданство. Поговаривали также, что он оказался замешанным в торговле оружием, был в разработке у ФСБ, но высокие покровители и немалые взятки помогли выкрутиться из скользкого дела, после чего отец отправил, от греха подальше, к своему брату на Дальний Восток для завершения обучения.

Александр Поспелов приходился сыном известнейшему в губернии кардиохирургу. За год общения со Стрельцовым он, помимо вольной борьбы, увлёкся стритрейсерством. На своём «Ниссан-Скайлайне» Александр не раз побеждал в ночных заездах по городским улицам и на седьмом километре Игнатьевского шоссе. Они вместе ходили на лекции, вместе ремонтировали машины в гараже дяди Тимура, больше похожем на автомастерскую, вместе «снимали» девочек и ездили с ними по саунам, барам, пикникам.

Друзья были из тех, кого принято называть золотой молодёжью, и многие студенты (да и не студенты тоже) с затаённой завистью взирали на них, стараясь завести хотя бы приятельские отношения. Девчонки без всякой надежды сохли по «пафосным мальчикам», но счастливицы, попавшие в поле их внимания, недолго тешили своё самолюбие — через два-три месяца им находилась замена.

О такой опасности постоянно предупреждали Мышку подруги, рассказывая историю то одной, то другой фаворитки в отставке. Она эти предупреждения не принимала всерьёз, понимая, что недостойна внимания «супер-пупер героев».

— Ой, не смеши меня! Зачем предупреждаешь? Кто — я, а кто — они! — обычно говорила она бойкой Наташке и показывала глазами на себя, а потом куда-то вверх.

— Напрасно ты так, Мышка! — энергично возражала полноватая Ольга, и белокурые, слегка завитые пёрышки волос, истончённые и редкие от частых встреч с химикатами, возмущённо покачивались, будто соглашаясь с хозяйкой. — Чем ты хуже размалёванной Акуловой? Да у неё всё неестественное. Кудри — химия. Полные губы — ботокс. Грудь — пластика. А ты — естественная рыжеватая блондинка. Не каланча подобно Марковой. Эта фифа гордится, что стала губернской фотомоделью. А по мне — задавака и страх божий. Худая, как палка, плоская. Скелет, обтянутый кожей, а гонору-то, гонору!

— Точно-точно, — вторила Наташка, для убедительности тыкая в ключицу Мышки длинным, витиевато раскрашенным ногтем. — Ничем не хуже многих. Стройная фигурка. Прямые ножки. Красивые ручки. Сразу видно, что аристократы были в роду.

— Ага, — смеялась Мышка. — Их тень упала на наш плетень.

— Не скромничай! — сердилась Ольга. — Посмотри на себя в зеркало. Носик — прямой, аккуратный, не картошкой или длинным клювом. Большие карие глаза, ресницы, кожа чистая. Любая девчонка от зависти лопнет. Ну-у, одеваешься слишком серенько и выглядишь… — при этом Ольга морщила носик и закатывала глаза. — Макияж отсутствует, прилизана, да ещё эти старомодные очки. Сейчас в моде гламур, пойми! Купи линзы. Без очков ты просто красавица.

— Одеваюсь по средствам, на линзы пока не заработала. Говорят, они не всем подходят, — отвечала Мышка. — И красота должна быть естественной. А то умоешься утром, так мужчина не узнает, испугается, что с незнакомой тёткой ночевал.

— Вот и прекрасно, — твердили подруги. — Мечтай о парне попроще. Ты же страдаешь по мажору, не замечая других. Зачем? Таким богатеньким красавчикам ты, Мышка, на один зуб.

Когда первые мартовские проталинки сменились зелёными иголками пробивающейся травы, вместе с весенними запахами и гомоном птиц у Людмилы появилось состояние радостного возбуждения, предчувствия счастья. Теперь она ходила с мимолётной, загадочной улыбкой и искрящимся блеском в глазах. А в середине апреля Наташа Олейникова в парикмахерской встретила бывшую одноклассницу Надю. Пока дожидались своей очереди к мастерам, девушки обменялись новостями, посудачили об изменениях в жизни некоторых из их выпускного класса за прошедший год и договорились вместе повеселиться в ближайшие выходные.

Наташа, Ольга и Мышка пришли к Наде в восьмом часу вечера. Надя была в комнате не одна — потягивая шампанское и закусывая ломтиками ананаса, в кресле сидел… Тимур. От неожиданности Мышка застряла на пороге. Оля подтолкнула её сзади, шепнув тихо на ухо:

— Спокойнее! Не обращай внимания, будто его и нет.

Все быстро перезнакомились. Но Надя с Тимуром уходить пока не спешили, ожидая кого-то. Вскоре появился темноволосый парень среднего роста, двоюродный брат Нади, Андрей. Тимур позвонил, как поняла Мышка, своему другу, но у того оказались семейные проблемы, и придти в этот вечер он не мог. Компания двинулась в ночной клуб вшестером.

Клуб жужжал множеством голосов, давил на уши выкриками ди-джея и грохотом нескончаемой электронной музыки, доводящей до экстаза. К Андрею и Тимуру подтянулись знакомые парни. Компания разрослась. Три подружки потягивали заказываемые кавалерами коктейли, между собой шушукались и смеялись над остротами, сыпавшимися как из рога изобилия, танцевали, а в первом часу ночи, взмыленные и уставшие, но довольные, вышли на свежий воздух и заказали такси. Тимур, одной рукой обнимая Наденьку, прощаясь с девушками, галантно целовал ручки. Ольга и Наталья, хихикая, жеманно приседали в реверансе. Решила по примеру подруг поступить и Мышка, но завзятый сердцеед сначала непозволительно долго лобызал протянутую ручку, потом прижал её к сердцу и тягуче-медовым голосом произнёс:

— До свидания, Людмила, отрада моего сердца! — глядя на девушку такими глазами, будто впервые увидел. Мышка пришла в замешательство, а парень, казалось, был рад её смущению, даже восхищен им. Немая сцена явно затянулась. Она не знала, как себя вести: рассердиться? перевести всё в шутку? Непонятен был факт такого внимания, ведь за весь вечер не перекинулся с ней даже парой фраз, не смотрел в её сторону, ничего ей не заказывал, на танго не приглашал. Его фальшивый тон и сладкая улыбка намекали, что «принц» прикалывается. Она не успела сделать реверанс и отпустить ответную «шпильку» — слишком нервничала; да и в игру вступила Наденька, прожигавшая Мышку и Тимура ревнивым взглядом. Растянув губы в улыбке, девушка легонько поцеловала кавалера в щёку, и, победно глянув на Мышку, произнесла:

— Милый, твои отрады сердца множатся, как кролики. Ну, нельзя же так распыляться. Всех не осчастливить.

— Ты сомневаешься в моих способностях… или боишься, что тебе меньше достанется? — ответил он.

В этот момент подъехало такси и спасло Мышку от неловкости, которая усугублялась поведением остальных: Наташа с Олей перемигивались, Андрей криво улыбался, видимо, потешаясь над актёрами мини-спектакля, у Тимура была физиономия довольного кота, нагадившего в ботинок надоевшего гостя, а Наденька, опустив глазки и сложив губки бантиком, походила на расстроенного ангелочка, сообщившего выздоравливающему больному, что врачи у него вырезали здоровую почку.

Дома, лёжа в постели, Мышка вспоминала карие глаза, чуть волнистые тёмные волосы, с чувственными крыльями прямой нос, волевой подбородок, чётко очерченные губы, часто змеящиеся в усмешке, и его руку с большим золотым перстнем на среднем пальце. По серебристой вставке перстня, как ей показалось, пробегали золотистые искорки. Она не обратила бы внимание на странный перстень, если бы Тимур взял её руку другой рукой, не левой. Сценка прощания ещё долго будоражила воображение, вызывая крупные мурашки, ползающие по телу. Девушка старалась видение отогнать, но для себя всё-таки решила:

«Не стану отталкивать, если захочет подойти и заговорить. О нём давно мечтала. Пусть мечта воплотится в реальность. А Надя, по-моему, ему уже надоела, не зря в клубе часто куда-то уходил надолго».

Однако гаденькие мыслишки житейского скептицизма, будто хищные щуки в пруду, быстро переловили золотых рыбок надежды:

«Размечталась! Он лишь подразнил Надю, а ты была средством в его игре. Забудь о принце. В золушек они не влюбляются. Жизнь, увы, далека от сказки».

В понедельник героя своих грёз она мельком увидела в обществе друга. Парни спешили по коридору главного корпуса на первую пару. Тимур ей слегка улыбнулся и кивнул. Мышку жаром обдало:

«Насмехается? Или рад увидеть?»

Она покраснела. Поспелов, проходя мимо, глянул на неё с любопытством. Через несколько мгновений Мышка оглянулась и увидела: Поспелов тоже оглянулся. Беглым, колючим взглядом он окинул её с ног до головы и отвернулся.

Наташка в перерыве между парами куда-то исчезла, а после занятий шепнула ей:

— Вечером никуда не собираешься?

— Нет.

— В половине пятого зайду к тебе.

В четверть пятого, улыбаясь и благоухая французскими духами, в комнату вплыла Наталья, затянутая в леггинсы и прикрытая коротенькой курточкой поверх поблескивающей туники.

— Скорей одевайся, — с порога начала она торопить Мышку, сдувая со лба густую тёмную чёлку. — Мальчики ждут на улице.

— Какие мальчики? — удивилась Мышка.

— Андрей и твой Тимурчик.

— Почему… мой? — возмутилась девушка на высказывание подруги.

— Не вешай мне лапшу на уши, сеньор Помидор. Чего краснеешь? Мечтала, чтобы обратил внимание? Получи и распишись! Но помни. За всё приходится платить. Будь осторожнее с ним.

— Я помню, помню! Ты не раз говорила. Но с чего вдруг?

— Не знаю, не знаю, Милочка, чем ты его зацепила? Полчаса расспрашивал о тебе.

Выйдя со двора, Наталья повела её к дороге, где подле серой «тойоты» курил Тимур.

— Здравствуйте, — робко произнесла девушка, подойдя к объекту обожания.

— Здравствуй, прелестница! — расплывшись в улыбке, почти пропел Тимур.

Она смутилась и отпрянула. Хоть улыбка и не сползла с его лица, но взгляд стал тяжёлым, пристальным. Это её испугало и смутило ещё больше. Девушка повернулась и решительно зашагала к дому, но, не пройдя и двух метров, была поймана за локоток. Парень, ничего не говоря, потянул её к машине, а усаживая, придержал за руку и поцеловал тыльную сторону ладони в тот момент, когда Мышка расслабилась, уже не ожидая подвоха. Она сердито буркнула:

— Прекрати!

Тимур наклонился и шепнул ей на ухо:

— Не злись!

Он сел за руль, повернул ключ зажигания — мотор тихо заурчал.

— Ну, народ, хлеба и зрелищ?

Наташка захихикала, а Андрей крикнул:

— Вперёд, маэстро! Полный вперёд!

Вначале они поехали за город, на пикник с шашлыками. Парни отказались от женской помощи в приготовлении главного блюда.

— Шашлик — дело мужчин. Женщина — украшение жизни мужчины. Панымаешь, да? — ерничал Тимур.

Девушки слушали музыку, приправленную басами из сабвуфера, смотрели, как Тимур умело колдует с шампурами, а Андрей разжигает брикеты берёзовых углей. Потом они ели сочные шашлыки из молодой баранины, приправленные дольками томатов, кольцами печёного лука и соусом «секрет фирмы», запивая красным вином. К шашлыкам прилагались анекдоты и всякие смешные истории, которыми парни развлекали девчонок. Мышка вела себя скованно: редко улыбалась шуткам парней, в разговоры не вступала, на вопросы отвечала неохотно и односложно. Наташку это злило, и она, толкая её локтём в бок, на ухо шипела:

«Прекрати дуться!» или «Не порть всем настроение!»

Когда стемнело, компания решила посетить презентацию нашумевшего боевика. Фильм Мышке не понравился. Все эти герои-одиночки, спасающие мир, стрелялки да террористы порядком надоели. Но ничего лучшего, увы, кинотеатры города давно уже не показывали. Сплошным потоком шли иностранные боевики да фильмы ужасов, а если появлялся отечественный фильм, то главными героями в нём фигурировали бандиты и менты.

Тимур сидел рядом и легонько поглаживал её пальчики, вцепившиеся в подлокотник кресла. Иногда он на неё поглядывал, блестя в полумраке зала белками глаз и ровными рядами белоснежных зубов. К концу сеанса он не выдержал и шепнул на ухо:

— Отпусти подлокотник! Я твою руку не съем.

Она позволила завладеть рукой, которую он поцеловал и прижал к своей груди. Даже через куртку девушка чувствовала мощные удары его сердца.

После кинопросмотра, высадив Андрея с Наташей в центре, Тимур повёз Мышку домой, во второй микрорайон. Они долго сидели в молчаливом уединении тёмного салона. Тишина, наэлектризованная до предела, заставила девушку паниковать. Стараясь разрядить повисшее напряжение, она спросила, призвав в защиту язвительность:

— Куда исчезло твоё остроумие? Нечего больше сказать?

— Напрасно меня жалишь, девочка, — Тимур положил руку на её плечо. — Когда мы наедине, думаю только о том, что хочу тебя поцеловать. Но боюсь напугать. Я дотронулся — ты вздрогнула. А попытаюсь поцеловать — убежишь? Скажи, так?

Девушка молчала.

— Ну, чего же ты молчишь? — он осторожно погладил её плечо и спину. — Расслабься! Я не кусаюсь. Чем тебя обидел? Чего злишься?

— Я не злюсь, — буркнула она.

— Боишься меня?

— Нет.

— А почему хотела убежать?

— Потому что дразнишь. Не люблю, когда мной играют.

Он расхохотался:

— Я пошутил… чуть-чуть. Мне нравится, как ты краснеешь, милая девочка, не похожая на других.

— Да уж, дремучая провинциалка, правда? — обиженно произнесла она, не глядя на парня.

— А это ты зря. В моих словах заложен другой смысл. Очень рад твоей несовременности. Ты моя маленькая принцесса, робкая и невинная.

Тимур медленно просунул руку между её спиной и креслом, притянул к себе, осторожно снял очки и поцеловал подрагивающие губы. Не встретив сопротивления, начал целовать глаза, лицо, шею. Мышка сидела неподвижно не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой. Она позволяла ласкать себя, поражённая напором его страсти. Её сердце таяло от жарких поцелуев, как воск. Наконец почувствовав, что он стал более нетерпелив и смел в своих притязаниях, она освободилась из объятий и, вздохнув, сказала:

— Мне пора, Тимур.

— Хорошо. Отпущу. Но сама меня поцелуешь… один лишь раз. Прошу!

— Тимур, я…

— Ничего не говори. Я этого очень хочу.

Она потянулась к его лицу — пальчики подрагивали. Парень поймал руку девушки и поцеловал в ладошку, поощряя. Мышка испуганно отстранилась, но справившись со смущением, взяла его лицо в ладони, нагнулась и легонько коснулась губами его губ. Затем быстрым движением очертила их контур кончиком язычка, открыла дверцу, схватила очки и выскочила из машины, снаружи весело крикнув:

— До свидания!

Тимур, вначале замерший от возбуждающей ласки, не ожидая такой прыти от скромницы, попытался её схватить за руку, но не успел.

— Ах, проказница! Ну, хорошо. До завтра, девочка моя.

Через неделю наступали майские праздники, и Андрей с Тимуром решили сводить девчонок в модный ресторан «Азия» с медленно вращающимся полом, который открылся в местной достопримечательности — шестнадцатиэтажной гостинице, возведённой китайскими строителями. Мышка комплексовала, ведь у неё не было приличного платья, подходящего для такого случая. Отец умер десять лет назад, и они — Мышка и мама — жили на скромную зарплату и малюсенькую стипендию. На фирменные вещи этих денег явно не хватало, поэтому Мышка одевалась в китайский ширпотреб, купленный на местном рынке. Обычно она ходила в брючках и кофточках.

Почему она любила брюки? Может быть, из-за удобства, или выглядела в них выше ростом, вернее, из-за пары фраз. Однажды проходя мимо группы парней, девушка услышала оброненные вдогонку слова:

— А фигурка — классная.

— Особенно в брючках.

Наталья предложила одно из своих платьев — Мышка отказалась, испытывая врождённую брезгливость к чужим ношенным вещам. А потом она позвонила Тимуру и сказалась приболевшей. Тот предложил перенести вечер на три дня позже, но Мышка уговаривала его не делать этого и идти без неё.

— Я не обижусь. Правда-правда, — уверяла девушка.

Тимур, заподозрив неладное, дождался Наталью у дверей кафетерия и отвёл в сторону.

— Объясни, кареглазая, что происходит?

— В смысле? — опешила Наталья.

— Или я чего-то не понял, или планы изменились?

— Не говори загадками, Тимур, — начала сердиться Наталья.

— Андрей меня просил поухаживать за твоей подругой две недели, чтобы поднять её самооценку. Правильно?

— Да, — подтвердила Олейникова.

— Я зову её в ресторан, а Лазаренко отказывается. Она во мне разочаровалась? Или как? Андрей говорил, что сходит по мне с ума. Я что-то не то сделал?

— Ты не понял, Тимур. Отказывается наша Мышка по другой причине — у неё нечего надеть. Я предложила своё платье, но она — гордячка, сказала, что не пойдёт в ресторан.

— Ах, вот в чём дело? После занятий жди меня у главного входа.

На следующий день, после занятий, Наталья пришла к подруге с большим пакетом.

— Копалась в вещах… — конфузливо улыбаясь, начала она, — и наткнулась на премиленькое платьице. В прошлый день рождения племянница подарила. Она не рассчитала размер. Платье мне тесно в груди. А тебе будет в самый раз. Смотри! Оно даже с ярлычками. Я только попробовала примерить, но сразу сняла. С тех пор лежит мёртвым грузом.

Мышка развернула пакет и достала красивое нежно голубое фирменное платье сложного кроя.

— Ух, ты!

— Надевай, дорогая… Прекрасно! Оно удачно гармонирует с цветом твоих глаз. Сидит… как влитое, — щебетала Наталья, помогая подруге одеться.

Пока Мышка рассматривала себя в зеркало, Наталья достала бордовую замшевую коробочку с серебристым бантиком на крышечке, подошла и приложила к оголённой шее подруги что-то блестящее. Она щёлкнула застёжкой, чуть отойдя в сторону, спросила:

— Ну как?

На шее Мышки поблескивало чудесное колье. Оно состояло из крупных золотых пружинок около пяти миллиметров в диаметре, перемежающихся тонкими пластинками, на которых сверкало множество кристалликов, похожих на бриллианты, а к ложбинке между грудей спускался крупный сине-голубой сапфир в виде подвески. Девушка так и ахнула:

— Ты с ума сошла, Наташка! Это чьё?!

— Моё… Одалживаю на вечер. Люсенька, выглядишь шикарно — нет слов!

Лазаренко запротестовала:

— Наташка, прекрати! Оно же дорогущее.

— Не дороже испорченного вечера, если не пойдёшь.

— Хорошо. За платье я с тобой расплачусь.

— Даже не думай! Считай его подарком к будущему дню рождения, — решительно пресекла препирательство Наталья, однако не глядя подруге в глаза.

В первом часу ночи, выйдя из ресторана, Тимур вызвал такси и они, как всегда, отвезли Наташу и Андрея. Потом Стрельцов предложил заехать к нему домой и посмотреть новый фильм, мотивируя, что «ещё слишком рано баиньки, а сидеть на скамейке холодно и небезопасно».

— Как можно? Твои родственники уже спят. И мама будет беспокоиться, — начала отказываться девушка.

— Они всей семьёй уехали на праздники в Белогорск. Твоя мама видела, с кем ты ушла. Думаю, сильно переживать не станет, если придёшь домой на полтора часа позже. В случае чего — позвонит, и мы её успокоим. Слушай, Красная Шапочка! Боишься, что тебя съем?

— А ты можешь?

— Не только могу, но и хочу. Я ещё тот Серый Волк, любитель молоденьких и аппетитный девочек. Ха-ха-ха! — засмеялся парень, шутливо покусывая ей ушко. — Не трусь! — уже серьёзнее сказал он. — Не сделаю, чего не захочешь и не позволишь.

И она согласилась.

Дома Тимур включил плеер, усадил девушку в кресло напротив большого экрана телевизора, приготовил две чашки кофе, а сам сел на ковёр рядом с креслом. Она съёжилась в кресле, страшась пошевелиться лишний раз, а он этого будто не замечал и вёл себя раскованно: посмеивался, прихлёбывая кофе, отпускал редкие комментарии и целовал её в колено, обтянутое лайкрой.

— Тимур, перестань! — возмутилась Мышка его поведением, казавшимся ей черезчур фамильярным.

— А? — парень резко запрокинул голову вверх и задел чашку с горячим кофе, которую девушка держала в руке.

— Ой!

Кофе растекался по подолу красивого светлого платья. Тимур вскочил на ноги и поднял её с кресла:

— Не обожглась?

— Ничего страшного. Сначала было горячо. Сейчас нормально, — возразила она, больше обеспокоенная состоянием своего платья.

— Нужно его снять и приложить холодный компресс. Давай помогу.

Не успела девушка ответить отказом, как он проворно расстегнул молнию и потянул платье за бретельки вниз. Платье с лёгким шелестом скользнуло на пол. Тимур опустился на колени и на её ноге, чуть ниже белых кружевных трусиков, обнаружил немного покрасневшее пятно. Он легонько до него дотронулся:

— Больно?

Мышка молчала. От неожиданности она растерялась и стояла столбом, не в силах вымолвить ни слова. Тимур убрал руку и нежно прикоснулся к пятну губами:

— Прости! Я такой медведь.

Потом обхватил её стройные ноги в чёрных чулках и стал часто и жарко целовать белый кружевной треугольничек.

— Любовь моя, я так тебя хочу, — донеслось до Мышки, словно сквозь вату. Её била крупная дрожь и подкашивались ноги. Глупо, но в этот момент она думала не о том, что надо бы оттолкнуть кавалера, ведь стыдно до слёз, а о том, что не пожадничала и купила фирменные чулки на кружевной резинке; остатка денег хватило лишь на китайский ширпотреб, но подделка под фирму была из добротного, прочного кружева.

Тимур уложил девушку на ковёр, лёг рядом, и его горящий, призывный взгляд затопил её трепетное, сомневающееся сердце восторгом: она желанна — очень, в целом мире только она, только для него. Его взгляд звал девушку, околдовывая, лишая рассудка и сопротивления, и она потянулась к нему, источнику любви, радости и страдания, пальчиками дотрагиваясь до твёрдых губ, шершавых щёк, высокого чистого лба, подслеповато щуря глаза и шепча чуть слышно, словно самой себе:

— Люблю тебя… давно, так люблю.

Тимур застыл над Мышкой на вытянутых, напряжённых руках, молча поглощая пугливую ласку. Его карие глаза потемнели, впившись взглядом в её глаза, подёрнутые поволокой слёз, от невысказанного острого чувства нежности и откуда-то появившейся почти материнской жалости к себе и к нему. Это продолжалось всего лишь минуту, такую невесомую, короткую, призрачную, как затишье перед бурей, как прощальный взгляд перед расставанием, как последний вздох перед неизбежностью.

Но эта минута привязала холодного сластолюбца, то здесь, то там азартно срывающего цветы удовольствия, к наивной девчонке сильнее прочного стального каната. Парень о таких вещах никогда не задумывался, жил легко, грешил с удовольствием, не подозревая, чем незамысловатая, робкая нежность «серой Мышки» может обернуться для него в дальнейшем.

А потом Тимур склонился к ней, и мир померк, оставив лишь водоворот ощущений и звуков, кои почти не понимала из-за нарастающего шума в ушах — пульсации крови бешено стучащего сердца. Девушку заставляли дрожать и томиться горячие руки, блуждающие по телу, согревал быстрый жаркий шёпот у виска, пьянили губы, то прохладные и нежные, совсем как прикосновения лепестков цветка, то требовательные, терзающие, жгучие, как ожёг от клейма. Она забыла про стыд, осторожность, предупреждения подруг, покорно отдаваясь на волю урагану страсти по имени Тимур. Лишь резкая боль, пронзившая тело, отрезвила девушку. Она вскрикнула:

— Нет! Не надо, прошу!

Но мужские жадные губы закрыли её рот страстным поцелуем.

Мышка не плакала, нет. Боль перетерпела, а в нахлынувшей горечи, что самый важный в жизни любой женщины момент наступил «с бухты-барахты», винила саму себя. Она подозревала, что момент их близости когда-то наступит (не для того так активно за ней ухаживал, чтобы отпустить не воспользовавшись), но не ожидала, что так скоро и на полу. Осознание глупости своего поступка, подытожила грустной мыслью:

«Спасибо, хоть не грубо, не насильно…»

Бедная, наивная девочка. Она думала, что обстоятельства близости имеют для него какое-то значение.

— Чего такая расстроенная, а, Люсенька? — он притянул девушку к себе и чмокнул в щёчку. — Так всегда бывает в первый раз.

Мышка, потупившись, прошептала:

— Конечно.

— Так в чём дело? — спросил Тимур, внимательно изучая её лицо.

Девушка неопределённо пожала плечами. Что она могла предложить мужчине, у которого была десятой или двадцатой? Ничего. Как удержать его? Никак. И ведь знала, что не первая и не последняя в коллекции бабочек, летящих на обжигающее пламя его страсти. Но разве каждая из них не думала: «А вдруг…» — и не мечтала, что именно она станет единственной звездой, притянувшей к себе красавца, словно планету, навсегда; хотя видели: он — пролетающая мимо ледяная комета, временно распустившая яркий хвост. Как и другим, ей хотелось мечтать, хотелось удержать, наслаждаясь вновь и вновь теми, пусть и нескромными, но умопомрачительными ласками, от которых всё тело трепетало и наполнялось непонятным жаром. Было так стыдно и так сладко, что мурашки по телу бегали табунами, пресекалось дыхание, а сердце колотилось обезумевшей птицей.

Он поднялся, поискал сигареты, чиркнул зажигалкой и закурил. Но после двух затяжек загасил сигарету в пепельнице и подхватил её на руки:

— Жалеешь? Сомневаешься в моих чувствах?

Она глянула ему в глаза и впервые солгала:

— Нет.

Но, заливаясь краской, тревожно спросила:

— Что ты задумал?

— Хочу отнести в ванную.

— Отпусти! — попыталась вырваться Мышка. — Сама могу дойти.

Парень тихо рассмеялся:

— Глупышка ты ещё у меня, — и коснулся губами её губ. Девушка раскрыла губы навстречу поцелую, решив не терзаться прошедшими потерями:

«Я люблю и любима, по крайней мере, сейчас. Это оправдывает всё происходящее. Нужно жить настоящим».

Ближе к обеду следующего дня посыльный принёс большой букет сладко пахнущих лилий. К букету прилагалась маленькая открытка в виде сердечка, на которой красовалось всего одно слово «люблю». Людмила знала от кого букет. Через час явилась Наташка поделиться сердечными тайнами. Она рассказывала о своих отношениях с Андреем, а Мышка внимательно слушала и улыбалась. Потом она протянула подруге коробочку с колье:

— Возьми, Натуль! А то ещё забудешь.

— Оно твоё, — спокойно ответила та.

— Обалдела? Оно же стоит бешеных денег!

— Не знаю, сколько оно стоит. Наверное, дорогое. Его купил для тебя Тимур.

— Что?! — от изумления Лазаренко вытаращила глаза. — Да как ты могла меня…

Олейникова не дала ей договорить:

— А как ты хотела? Скажи я правду — согласилась бы его надеть?

Мышка закрыла руками лицо, стараясь сдержать рыдания:

— Теперь понимаю… почему он поступил со мной, словно со шлюхой… С такой церемониться… негоже… можно прямо… на полу.

Наталья тронула её за плечо:

— Переспала с ним? Я же предупреждала. Не плачь! Он грубо обошёлся с тобой? Да?!

У Людмилы от рыданий тряслись плечи, но она отрицательно покачала головой.

— Тогда чего ревёшь? — удивилась подруга. — Прекрати, Мышка! Ну, хватит, слышишь! Ты так давно о нём мечтала… Красивый, богатый. Подумай сама. Вдруг лучше никого не встретишь? И ваш роман будет греть твою душу всю жизнь. Ведь такое может быть?

Людмила кивнула в знак согласия, но, всхлипывая, проговорила:

— Наташка… но ведь… унизительно…

Подруга рассердилась:

— Ненормальная! Вот погоди, попадётся муж-пьяница. Будет всё из дома тащить да продавать за бутылку. Тогда вспомнишь про Тимура, его подарки. Поймёшь, какая была дурында.

Она тихо гладила Мышку по спине, приговаривая:

— Ну, перестань! Вы пока не расстались. Сколько ласки и нежности он может ещё подарить. Про разные украшения и прочее я уж молчу. Сразу видно, он не жмот.

Мышка вроде с ней соглашалась, но вечером на звонок Тимура, ответила отключением телефона.

На следующий день он пришёл сам. Мама ушла в гости к знакомой, и Лазаренко грустила в одиночестве. Она открыла дверь и первое, что увидела, его встревоженный взгляд.

— Привет! Вчера не мог дозвониться. Батарейка села?

— Сильно разболелась голова. Вот и отключила телефон, чтобы никто не беспокоил, — ответила она, и это было правдой.

— Отходняк? — ухмыльнулся Тимур и потянулся за поцелуем. Мышка отстранилась:

— Как ты мог?

— Ты о чём? — нахмурился он.

— О твоём поведении и подарке?

— А что такое? — спросил он осторожно.

— Зачем втянул Наташку? Ещё и лгать заставил.

— Извини, радость моя. Лгать ты начала первой. Я последовал лишь твоему примеру. И вообще, — цинично заметил Тимур, — для меня истинная ценность — женщина в распакованном виде. А побрякушки и наряды — ваша стихия.

— Конечно! — воскликнула девушка. — По-другому и быть не должно. Но мне твои подарки ни к чему. Я телом не торгую. Забирай! — Она сунула ему в руки пакет с платьем и колье, отошла на пару шагов и отвернулась.

— Та-ак, — сказал он тихо, и по голосу девушка поняла — злится. — Собираешься скандалить? Или закатишь истерику? Но предупреждаю, детка, я бабских истерик не выношу.

Тимур осторожно поставил пакет на пол, подошёл к ней, развернул к себе, с силой сжав плечи.

— Ой! — пискнула Мышка. — Больно же!

— А мне не больно выслушивать? Я лишь хотел, чтоб ты пошла в ресторан. Всё! Никаких задних мыслей не держал. Как сложилось, так и сложилось. И теперь я — подлец, да?

Тоненький голосок подсознания шептал:

«Оттолкни его, расстанься. Он принесёт тебе беду и боль».

Но она не могла его оттолкнуть. Пусть впереди ждут разочарования и беды, она всё стерпит, всё преодолеет, она сильная, но оттолкнуть его — одинаково, что вырвать собственное сердце из груди.

Поцеловав её где-то рядом с ухом, Стрельцов сказал:

— Через час прилетает моя родственница. Дяде послезавтра стукнет пятьдесят. Еду её встречать. Ты со мной?

Она кивнула, прошептав:

— Да, любимый.