Глава 12

Вы простите меня за сумбурность,

Может, что-то твержу невпопад.

Вы простите меня за бездумность,

Легковерность и слёз водопад.

Вас терзаю, увы, не от скуки,

Словно бабочка в липких сетях,

Трепещу в ожидании разлуки.

Ваш покой поселил во мне страх.

В это утро Милли чувствовала себя особенно худо. Её мучил токсикоз, и она ходила по замку тихая и бледная. За завтраком принц Крови уговаривал её что-нибудь съесть, но она только отрицательно качала головой.

— Хорошо, птичка моя, — сказал он обеспокоенно. — Пойдём, я тебя покормлю.

— Нет. Кормление было вчера, — она опять отрицательно замотала головой.

— Ничего страшного. Ты сегодня особенно бледная. Пойдём!

Он подхватил её хрупкое тело на руки и отнёс в спальню. Там Вазар прокусил своё запястье и приложил руку к её бледным губам. Из глубоких ранок потекла кровь.

— Пей! — велел жених. — Не упрямься!

Женщина сделала пару больших глотков густой красной жидкости. Вскоре её щёки чуточку зарумянились.

— А теперь отдыхай, голубка, — принц погладил её по голове и вышел.

У него в этот день намечалась масса дел. Во-первых, полным ходом шла подготовка к свадьбе, во-вторых, возникла угроза военного конфликта на Чёрном континенте, и ему срочно требовалось переговорить со своим советником, в-третьих, королева Акуши задумала большой приём. Ожидало и ещё одно маленькое дельце. Друг детства, лорд Широн, прислал своего сына Андре для обучения и помощи секретарю. Молодого алиуса нужно было как-то подбодрить, поговорив о том и о сём. Он будущий предводитель рода Тремеров, могущественного и многочисленного клана. Юношу следовало расположить к себе, чтобы не рвался вернуть утраченную Тремерами власть, не устраивал заговоров за передел территорий. Вазар собирался с ним породниться, и прежде хотел кое-что рассказать о своей невесте, как образчике будущей невесты для предводителя Тремеров. Чтобы заинтересовать, вселить надежду, указать цель.

Андре, стройный юноша с ёжиком тёмных волос и зелёными проницательными глазами, ростом был немного ниже принца, но старался держаться независимо, хоть и робел от пристального взгляда царственных глаз. Неожиданно он сказал:

— Будущая принцесса сегодня слишком бледна.

— Конечно, — согласился принц Крови, — ведь женщине нелегко вынашивать алиуса.

Андре покачал головой и взглянул на принца:

— Не понимаю, как такое могло произойти? Пролистал разные книги и старинные манускрипты, но нигде не упоминается, чтобы обычная женщина забеременела от алиуса.

— Милли уникальная женщина. Таких больше нет. Она — полукровка, наполовину алийка, наполовину человек, — властное лицо принца чуть тронула улыбка, и Андре решился задать мучавший его вопрос:

— Скажите, Ваше Высочество, как любить такую?

Тот усмехнулся и переспросил:

— Как любить? — и уже серьёзно продолжил:

— Любить любую женщину нелегко. А Милли — тем более. Такую женщину нужно любить, как сорванную в саду прекрасную розу. Если нальёшь в вазу слишком много воды и не обрежешь нижние подсыхающие листочки, то цветок начнёт загнивать и осыплется. Если забудешь вовремя подлить воды — он засохнет. А еще нужно класть чуточку удобрений и постоянно менять воду. Друг мой, это целая наука, и её познаёшь не только разумом — сердцем.

— Действительно, очень сложно…

— Признаюсь — нелегко. Вот пример. Приходит ночь, и даришь ей всю свою любовь и нежность. Буквально выворачиваешься наизнанку, отдавая себя без остатка. Она засыпает в твоих объятиях такая расслабленная, тёплая, умиротворённая. Ты горд, ведь ни кто-нибудь, а именно ты сделал её счастливой. А днём у неё замирает и сбивается с ритма сердце от воспоминаний. Ты это чувствуешь и находишься на седьмом небе от радости. Но проходит несколько часов и вдруг она возмущённо говорит:

«Презренный червяк! Ты использовал меня! Это удовольствие ты хотел доставить себе, а я служила лишь инструментом. Негодный, бесчувственный алиус!» И вся твоя гордость и радость — коту под хвост.

— Но почему? — уставился на принца юноша.

— Один умник ей поведал, что мы бесчувственны.

— Ведь это не совсем верно.

— Да. Но попробуй женщине доказать обратное. А бывает иначе, — продолжал Вазар, размеренно шагая по дорожке парка. — Намечены сложные переговоры, либо неприятные известия пришли от королевы, либо ещё что-то. Она проходит мимо по своим делам и ласково улыбается. Ты улыбаешься в ответ, но в данный момент все мысли заняты насущной проблемой. Вскоре освобождаешься от дел, и вдруг чувствуешь, что она плачет. Спрашиваешь:

«В чём дело, птичка моя?»

«Презренный червяк! — всхлипывает она. — Подыскиваешь себе другую смазливую мордашку? Не зря поменял почти всех кормилиц».

Тебе смешно и обидно. Она не права, совершенно не права. Действительно поменял почти всех кормилиц. Теперь одна страшнее другой.

— Женщины — противоречивые существа, — задумчиво молвил стажёр.

— Вы правы, — принц Крови потрепал Андре по плечу. Дружеский жест повелителя ободрил молодого аристократа, и он продолжил беседу:

— Прочёл недавно такие слова:

«Чем меньше женщину мы любим,

Тем легче нравимся мы ей,

И тем её вернее губим

Средь обольстительных сетей».

— Правильные слова, — согласился монарх. — А вы хотели бы погубить ту единственную, ближе которой на свете нет?

— Нет, конечно, — ответил молодой алиус.

— То-то же. А я чуть не погубил Милли. Сейчас содрогаюсь от мысли, что был так беспечен. Играть можно с другими, с теми, кто не особенно дорог. С кормилицами, например. О них я тоже хотел поговорить с вами, Андре. Закон разрешает брать в кормильцы совершеннолетних дочерей или сыновей рода человеческого. Но, как вы знаете, многие пренебрегают им. Проще заплатить крупный штраф и обладать молоденькой девочкой или юным мальчиком, совсем ещё детьми. Кое-кто доходит до того, что берёт себе шести— и семилетних детей, которые через год-два погибают. Надеюсь, это не относится к вам, Андре. Моё желание жениться на Милли многие аристократы воспринимают причудой надменного сноба, пресытившегося сластолюбца. Очерствев и развратившись помыслами, они не понимают, что я хочу ей подарить счастье. Для этого и посвящаю вас в некоторые тайны наших отношения. Хочу, чтобы поняли меня, мои мотивы. Поняли те исключительные моменты, которые произошли в моей жизни после встречи с ней, — принц остановился и устремил взгляд вдаль, задумавшись о своём. Они стояли возле прудиков с прозрачной голубоватой водой. По дорожкам ходил павлин, то и дело распуская разноцветное опахало хвоста. Рядом что-то клевала серенькая пава.

— Такие моменты нельзя упускать, в них заключается дальнейшая судьба, — сказал он, будто вспомнив о прерванном разговоре.

— Вы смущаете меня, Ваше Высочество. Ваша судьба зависит от девушки?

— Дорогой, Андре! Нам, мужчинам, лишь кажется, что повелеваем собственными судьбами. Увы, недавно понял — это не совсем так. Мы только-только сблизились. Уж не знаю как, но как-то смог приручить эту дикую птичку.

Вазар остановился, оглядывая окрестности и решая, продолжать ли рассказ:

«Не могу же я рассказать юнцу, что знаком с ней давно, и эта птичка колибри когда-то меня убила. Если рассказать — парень подумает, что я — сумасшедший. Так любить после убийства? Нет, не поймёт. Но если на этом закончить — стоило ли заводить разговор?»

Решив не трогать прошлое, он продолжил:

— В один из дней её накрыло чувство нежности ко мне. Она очень импульсивная девочка, как была в лёгком утреннем платье и босиком, так и побежала, боясь расплескать по дороге чувства. В то утро я по громкой связи разговаривал с советником и послом Содружества Океании, и не услышал её лёгких шажков. Вдруг — стук в дверь. Я почти в ярости. Секретаря ведь предупредил, чтобы никто не отвлекал. Куда он вышел в тот момент — не знаю. В следующий миг подумал: «Возможно, что-то срочное». Недовольно буркнул: «Войдите!» Открывается дверь, и на пороге — она! Вся трепещет, как птичка колибри, и переминается в нерешительности босыми ножками. В тот момент от увиденного — обомлел. В следующий миг щёлкнуло в мозгу, и пришло осознание, если сейчас скажу: «Подожди, детка, минутку. Закончу переговоры и тогда…», то «тогда» уже никогда не наступит. Никогда, понимаете?!

Принц перевёл взгляд на собеседника.

— Вы все полагаете, что я, могущественный и властный принц Крови, утверждаю законы, караю, милую, даю направление мировой экономике и политике. Но на Милли моя власть не распространяется. Она со мной лишь потому, что этого сама хочет. Не удержать её ни запретами, ни охраной. Уйдёт, если пожелает. Львицей отгрызёт лапу и вырвется из капкана. В крайнем случае, оставит своё безжизненное тело в моих руках.

— Как Вы поступили? — в глазах стажёра читался интерес.

— Хм. Очень просто, — ответил принц. — Улыбнулся и поманил к себе, отложив на два часа переговоры. Позже советник несколько раз допытывался у лорда Гекхема и вашего отца, какое экстренное событие случилось в королевстве, что прервались важные переговоры. А случилась она — птичка колибри.

Принц покосился на молодого лорда:

— Вы ещё молоды, Андре, амбициозны. Думаю, что вам пока трудно это понять.

— Отчего же, — возразил лорд. — Но где найти такую женщину? Независимую, страстную подругу высшего алиуса. Наши женщины, как и мы, менее эмоциональны, а человечки — это ж… ну, Вы меня понимаете.

— Мой друг, — принц положил Андре руку на плечо. — За триста тридцать лет я понял вот что: когда мужчина готов всей душой и каждой клеточкой тела любить такую женщину — она появляется на его пути. Появляется как награда или кара.

— Вам легко говорить, — с сомнением покачал головой Андре.

— Не переживайте, граф. Вторым ребёнком будет у нас девочка, — убеждённо сказал принц. — Она станет взрослой, а вам перевалит далеко за сотню лет. Надеюсь, к тому времени будете готовы встретить свою колибри. Теперь понимаете, что значит любить такую женщину?

— Нужно любить так, чтобы у неё даже не возникла мысль, что кто-то способен любить сильнее, — ответил молодой алиус.

— Похвально, Андре. Я в вас не ошибся. Только помните, для этого нужно развивать в себе лучшие качества алиуса и мужчины.

— Благодарю, Ваше Высочество!

Молодой лорд немного помолчал, а когда они проходили мимо центрального входа, спросил:

— Не хочу показаться слишком бесцеремонным и любопытным, но почему — «презренный червяк»? Не упырь, не пиявка, а — червяк?

Вазар усмехнулся:

— О-о, это длинная история. А вкратце — я могу проникать в её сны, изменять их сценарий, если девочке снится что-то плохое. И однажды по глупости признался, когда Милли рассказала о кошмарном сне, который стал радостным с моим появлением. В нём я явился на коне, в латах, с копьём и заколол всех её монстров. Теперь она считает, что я, как червяк в плод, попадаю в её ментальный мир, изменяю его по своему желанию и на свою же пользу.

Перед башней Цезаря они расстались. Граф Широн вошёл в башню, а принц Крови, огибая медальон газона, пошёл в библиотеку. По дороге он вспоминал тут историю, о которой упомянул Андре.

Это была не длинная история, а продолжительная ночь паники и поисков невесты. Случилась эта ночь через месяц после появления Милли в замке. Она любила гулять по окрестностям замка. Принц без нескольких человек охраны боялся выпустить любимую за пределы крепостной стены, предполагая возможные акции Хранителей ключей или Гортона. Но в прилегающих к замку полях и рощах, притулившейся деревушке и городке, расположенном неподалеку, посторонние пока не появлялись. Это обстоятельство Вазара немного успокаивало, но ненадолго. Из-за прогулок за крепостной стеной у него с Милли случались стычки. Она любила посидеть у запруды, глядя на медленные струи реки, кое-где покрытой водорослями и ряской, о чём-то думала и улыбалась. Наверное, прислушивалась к новой развивающейся жизни внутри. А он иногда смотрел на женщину из окна большого зала и тоже улыбался. Но стоило кому-то появиться на берегу или на мосту центрального входа, Вазар звонил охране. Те просили Милли уйти в замок. Она нервничала и скандалила как с охраной, так и с ним. Это были хоть и неприятные, но мелочи жизни, с которыми его невеста мирилась, осознавая опасность, исходящую от Хранителей. Труднее оказалось ей смириться с его кормлением.

После того, как Вазара посещала очередная кормилица, Милли дулась, уходила в будуар и там закрывалась надолго. Он чувствовал, что она грустит, а иногда даже плачет. Вазар разъяснял всю глупость её подозрений, говорил слова любви, просил его впустить — из-за двери не слышалось ни звука. Вазар злился и готов был разнести дверь в щепки. Она открывала, но хранила молчание и отводила взгляд. Принц нашёл для неё четырёх молодых людей. Надеялся приучить питаться тёплой свежей кровью, тем самым давая понять, что это обычное поглощение пищи и ничего более. Милли от такого кормления отказалась наотрез, не помогали даже доводы, что свежая кровь полезна ребёнку. Она расценивала подобное питание интимным, доверительным актом, который возможен только между очень близкими, любящими друг друга существами, и любые его доводы, что это заблуждение из-за её длительного проживания среди людей, отметала, не желая слушать. Тогда Вазар своё кормление перенёс на ночные часы, когда Милли засыпала.

В одну из ночей она проснулась и, не обнаружив принца рядом, пошла в его гардеробную. Дверь из спальни в гардеробную была приоткрыта. Вазар специально так делал, чтобы услышать, не проснулась ли невеста. Она встала очень тихо, подошла к двери и увидела такую картину: её жених, обнажённый по пояс, сидел на кушетке, впившись в грудь кормилице, а та в ночной рубашке сидела рядом и обнимала его за плечи.

Когда он, насытившись, отпустил кормилицу досыпать, обнаружил, что Милли в спальне нет. Вазар заглянул в туалет, будуар, столовую, кухню, буфетную, поискал в библиотеке — женщины нигде не оказалось. Тогда он пошёл к охране. Десять минут ушло на просмотр записей с камер наблюдения. Принца охватила паника. Из записей выяснилось, что женщина вошла под сень деревьев парка, где крепостная стена, взбираясь на холм, наиболее низка, а вышла на стену львицей. Несколько часов он с охранниками искал её по полям и рощам, а нашёл в кустарнике, обнажённую, свернувшуюся в комочек и всю холодную. Она спала, или находилась в обмороке, щёки мокры от слёз. Он снял с себя куртку, рубашку, замотал женщину и открыл портал. Через портал Вазар зашёл прямо в ванную комнату, напустил горячей воды и лег в широкую золотую ванну вместе с ней.

Милли пришла в себя. Её начало трясти. Вазар прижимал женщину к себе, стараясь унять дрожь. Гладил, целовал. Потом закутал в простыню, одеяло и уложил в кровать. Он не ругался, понимая, что беременность усилила её фобии. Мужчина лишь горестно вздохнул и сказал:

— За что меня наказываешь? Я чуть с ума не сошёл. Пока искал, что только не передумал. От тебя шли волны ужаса, боли и тоски. Почему невинный малыш должен страдать, испытывая горе и страх?

У женщины началась истерика. Хорошо, что у Теймура был опыт в подобных делах. Он помнил, как остановил такую же истерику три года назад. Правда на это ушла почти вся вторая половина ночи. Под утро Вазар невесте сказал:

— Неужели за столько лет не поняла, что принадлежу тебе душой и телом? Птичка моя, с вечера по утро я твой плюшевый мишка и мальчик для битья, брусочек для точки коготков, резиновый пупсик, кусать который следует без страха, укрепляя зубки. Я — твоя сладкая конфетка и горькая настойка, жилетка, в которую плачься, сколько влезет. Делай со мной всё, что хочешь, наполняйся мной, как желаешь, но не убегай, не тверди, что ты одинока, а я тебя предаю. Уже не знаю, как доказывать обратное.

Молчащая всю ночь женщина вдруг спросила:

— А днём?

Жених улыбнулся. У него отлегло от сердца — раз заговорила, то его слова наконец-то дошли до её разума.

— А днём по мере возможности. Детка, не забывай, я — мужчина, добытчик, и должен носить мамонтов в нашу пещеру.

На что она, скорчив недовольную рожицу, произнесла:

— Все вы, мужики, одинаковы. Придумываете себе больше работы, чтобы скрываться от надоедливых баб.

Вазар-Теймур рассмеялся и заявил:

— А посторонних прошу очистить спальню. Я сплю с Милочкой, а Хаципетовку сюда не приглашал.

Вскоре она заснула, свернувшись калачиком, а принц окутал её своим большим телом, упершись лбом в затылок женщине, и впервые увидел её утренний сон.

Во сне Милли что-то искала среди грязных прилавков, опустевшего базара. Вазар взял её за руку и повёл на пляж, навстречу тёплому солнцу и ласковой волне. А потом они взобрались на высокий утёс и, прыгнув вниз, полетели. Они превратились в ангелов с большими крыльями. Она сверкала белизной, а он был тёмен, как ночь, и быстр, как молния.

Милли зашевелилась, развернулась. Вазар отпустил любимую из своих объятий, не мешая отдыхать и досматривать сон. Принц Крови встал и пошёл одеваться — звали неотложные дела королевства.

Вазар задумчиво прошёлся по комнате, сел в тёмное кожаное кресло и уставился на часы в стиле ампир, стоящие на каминной полке, потом взял с книжной полки первый попавшийся фолиант, открыл медные застёжки, бесцельно полистал папирусные страницы, закрыл книгу и поставил на место.

Он прекрасно понимал, что любимой вначале следовало привыкнуть к кровавому алийскому образу жизни, перебороть два основных принципа, заложенных в неё с детства: человеческая жизнь бесценна и человек не пища — а потом уж беременеть. Но её беременность была продолжением задуманного сценария, так удачно воплотившегося в жизнь, и он надеялся, что его любовь поможет Милли быстрее и менее болезненно справиться с этим.

Через четыре дня после похищения герцогини, Вазару доложили, что приехал брат. Гортон стоит у главного входа в замок и требует аудиенции. Все эти дни Вазар ждал визитёра, поэтому стальную кованую решётку главного западного входа держал закрытой, как и кованые северо-восточные ворота, а также южные и юго-восточные решётки второстепенных проходов через стены. На крепостных стенах и башнях он выставил вооружённые посты, подготовил гранатомёты и ракетную установку, а в бойницы послал снайперов. Во все комнаты замка, кроме спальни и туалетных комнат, провели видеоаппаратуру. По его просьбе были приведены в боевую готовность морские и воздушные силы страны. Альмента отец попросил под чужим именем пожить в Ковентри, чтобы по звонку мог быстро приехать в замок. Гортону вежливо передали, что Вазар Вентру Вестмирский примет герцога в пятнадцать часов.

Время приёма Вазар назначил специально на время послеобеденного сна будущей принцессы. Приезд мужа от женщины держали в строжайшей тайне. Не следовало раньше времени раскрывать грязные подробности закрученной интриги. Этому способствовала и дождливая, холодная погода, препятствующая прогулкам.

Герцога Гортона Вентру Остнорского с секретарём князем Арош де Тюредор проводил в приемную секретарь принца Крови лорд Гекхем де Тремер с охраной. Там уже их ждали принц Вазар Вентру Вестмирский и герцог Альмент Вентру Бритский.

После положенных по протоколу приветствий Гортон прямо заявил, что приехал за женой, герцогиней Ирмой Берг Остнорской, и знает, что она находится в этом замке и удерживается помимо воли.

С ответным словом выступил Вазар. Он, будто актёр на сцене, тяжело вздыхал, рассказывая о щекотливом происшествии с сыном и молоденькой женой Гортона; хмурил брови, глядя на «безответственного повесу», напоминая, что все они были молоды и совершали ошибки; смотрел проникновенно в глаза «рогатому» мужу, уговаривая того простить ветреницу, ведь она не воспитывалась на пуританских законах алийского общества, не знала о смертной казни, ожидающей прелюбодейку, не успевшую родить мужу хотя бы одного ребёнка.

Потом пришла очередь, выйти на авансцену Альменту. Играя роль, как хороший актёр, он с «повинной головой» рассказал, что с девушкой познакомился несколько месяцев назад в Интернете, переписывался вплоть до встречи в лесу. Кольца на руке не видел, хотя её узнал. Потом она, чего-то испугавшись, отправила его за одеждой, а сама сбежала. Он долго девушку искал, а нашёл, когда стемнело. Она была обнажена, у него возникло желание, и закончилось это сексом. Он не разглядывал её кольца, да и зачем было — девушка оказалась девственницей. Он понятия не имел, что она — чья-то жена. Признание Ирмы испугало, он позвонил отцу. Вазар помог вывезти девушку из страны, так как боялся мести Гортона. Уже в замке врач определил — она беременна. Далее юноша заявил:

— Я, как ответственный мужчина, готов жениться на Ирме. Хотя все знают, что два года назад обещал жениться на Азоли Баварской из рода Бруджи, — закончил герцог Бритский, давая понять, что женитьба для него — вынужденная повинность, от которой он с удовольствием откажется, если позволят.

На это Вазар отреагировал тирадой, дескать, он никогда не допустит, чтобы внук родился байстрюком. Возможно, сын откажется жениться. Был сговор с другой девицей. Он молод, только-только перешагнул рубеж совершеннолетия, ему создавать семью слишком рано. К чему ломать жизнь молодому парню из-за неосторожности с человечкой, ведь она не алийка, а продукт необъяснимой, странной мутации. В таком случае он, Вазар, возьмёт её второй женой и даст своё имя ребёнку.

Брать первой или второй женой человеческую женщину закон не запрещал, но этим обычно пользовались только представители низших слоёв, не имеющие средств на содержание алийки и ребёнка в течение тридцати лет. И к тому же за кормилиц полагалось платить большой налог, а жена-человечка доставалась бесплатно. Такое налоговое послабление Акаши сделала для беднейших алиусов, когда пришла к власти, за что получила уважительную приставку к имени — «Мудрая». Если присовокупить несколько домашних животных, от которых можно питаться кровью, то такое совместное проживание алиуса с женой-человечкой было вполне сносным.

Самое интересное: сочинённая история выглядела абсолютно правдоподобно, подтверждённая перепиской в Интернете, фотографиями их встречи со спутника, объяснением охраны, что девушку не похищали, она сбежала сама.

Эстафету в переговорном процессе взял лорд Гекхем, тайный советник королевы. Он зачитал послание Акаши к сыновьям, в котором предлагалось решить семейное дело миром, ни в коем случае не доводя до общественности, тем более — Верховного Суда. В письме давалось понять, что имитация ещё одного покушения на жену Гортона снимет вопросы об её исчезновении, ведь аристократическому обществу никто её не представил. Также предписывалось выплатить Вазару в пользу брата реституцию. А сама Акаши обязалась оказывать поддержку младшему сыну в экономических и политических вопросах.

Выслушав всё, Гортон ответил, мол, согласен жену простить, а внучатого племянника воспитывать как собственного сына. Но Вазар, заранее предвидя такой ответ брата, возразил так:

— Вы жестокий правитель, герцог Остнорский. Мне известно, как Вы расправились с охранником, между прочим, алиусом, за выстрел в человечку…

— Она не человечка, и Вы, Ваше Высочество, это прекрасно знаете, — перебил возмущённый Гортон.

— Хорошо, полукровка… и что? Разве от этого она становится алийкой, обретает те же права? Нет. Нет закона о полукровках. Значит, она — человек, пища, проще говоря. Ваш охранник не знал, что она привезена в качестве жены. Вы не озаботились предупредить, строя козни мне. Она напала первой, он защищался, не убил, а только ранил. Вы, герцог, должны были отдать его королевскому судье, чтобы тот решил судьбу парня. Низшего алиуса приговорили бы к смерти за беззаконие по отношению к себе подобному. Понимаете, к чему я клоню?

Гортон молчал, он понимал, что брат ему угрожает и при поддержке королевы может довести дело до Верховного Суда. А там попробуй доказать, что полукровка, превращаясь в зверя, не несёт опасности алиям и что он не превысил пределов своих полномочий. Его, конечно, не тронут, но поста Властителя земель он может лишиться. А принц продолжал:

— Подозреваю, что будете чрезмерно строги с неверной женой и неродным ребёнком. Не позволю, чтобы из-за Вашего самодурства страдал мой внук. И подвергать ребёнка опасности нападения от Хранителей я не намерен, а Вы, герцог, не можете дать стопроцентной гарантии. Ваша охрана уже однажды прошляпила, когда герцогиню чуть не убили. И это может повториться.

Так ничего не подозревающую женщину, будто рабыню, продали из одних рук в другие. Продали за баснословную цену, выраженную не только в денежном эквиваленте. Правда, сделка ещё не была завершена, но в обществе, где людей продают, как скот или вещь, нет никаких прав для товара, будь он хоть принцессой, хоть подарком на день рождения. А ведь такое случалось регулярно. Живого человека выпивали, словно бутылку выдержанного дорогого вина. Очень дорогого, ибо такая бутылка была не всем по карману. Казна от таких подарков регулярно пополнялась, и мытари зорко следили и за уплатой налога, и чтобы товар был качественным, то есть группа крови и возраст согласно заказу. Тех, кто пользовался или поставлял контрабанду, сажали в тюрьму, где кормили кровью животных, и порции были крохотными.

***

Прошло почти два месяца с тех пор, как Милочка появилась в замке. Первые дни она ходила по комнатам, переходам, винтовым лестницам и подвалам как зачарованная, словно перенеслась на машине времени из настоящего в прошлые века.

Замок воистину был роскошен, занимаемая территория — огромна. Стоящий на холме и окруженный пышными садами, рекой, зелеными полями и рощами он в прежние века служил домом для самых знатных дворян и священников, которые скрывали своё нечеловеческое происхождение. Основанный в десятом веке, через восемь веков подвергся пожару, но был реставрирован. С тех времён сохранилась изящная мебель, оружие и доспехи, старинные сервизы и вазы, картины и гравюры художников позднего средневековья, скульптуры и барельефы неизвестных мастеров. В юго-западной части комплекса зал государственных приемов соседствовал со столовой. Зал использовался для официальных приемов высоких гостей, был богато украшен живописными полотнами и старинной мебелью. Слева от него располагалась библиотека и кабинет принца, справа — жилые комнаты и гостиные. Кормилицы жили отдельно, рядом с башней, в которой находился музей оружия. В замке также располагались: конюшня, псарня, гараж и рота королевской охраны.

Она с трудом привыкала к новому окружению, новым обязанностям и новому имени, третьему по счёту. Также следовало помнить, что кровососы в разговорах себя и друг друга называют человеческими именами и очень редко, и только в узком кругу — алийскими. Обычный распорядок дня у будущей принцессы состоял из зарядки, водных процедур, завтрака, прогулки, различных занятий — от истории алийских родов до бальных танцев; далее следовали: ланч, дневной сон, прогулка, массаж, занятие на тренажёрах, «файф о клок» (что для неё означало питание кровью), чтение. В семь вечера появлялся Вазар, и уже он определял, чем будет заполнено время перед сном.

Иногда Вазар посвящал полностью весь день Милочке, или Милли — как теперь он её называл. Они заглядывали на острова Океании, чтобы погреться на солнышке и окунуться в морскую волну. Один раз он возил её на остров, принадлежащий Азиатской Триаде, где они любовались природой и храмами, катались на гондоле, слушая арии гондольера, настоящего певца-тенора, посещали казино. Он же, а вернее, личность Теймура, привил ей любовь к гонкам на болидах, и они успели побывать на трёх заездах, провидимых в Европе. А тоска по прежней жизни и мужу, любившему скорость, машины, тусовки гонщиков, явилась благодатной почвой для нового увлечения.

Яркость зрелища, атмосфера азарта, рёва моторов, споров о характеристиках двигателей и шасси, технических новинках, хитростях пилотажа — всё было мило её сердцу, всё присутствовало в этом виде спорта, недаром автогонки на огромных болидах называли королевскими. Ещё больше к соревнованиям привлекало то, что в одной из команд появился соотечественник. Когда она впервые увидела его (милая, чуть застенчивая улыбка, проникновенный взгляд, спокойная уверенность в себе), то позавидовала крепкому парню белой завистью:

«Он знает, для какой цели живёт, рискует, стремится к цели, добивается результатов. А для чего живу я? К чему стремлюсь? Как путешественник, потерпевший кораблекрушение и потерявший ориентир, плыву наугад в бескрайнем океане чужих желаний, интриг, планов».

В дальних поездках их всегда сопровождал Альмент. Милли в этих поездках держала себя очень сдержанно. Она являлась, по сути, всего лишь знакомой крупных землевладельцев и финансистов Сомерсетов. Тем более плохо понимала иностранные языки, а Генри и Роберт служили ей переводчиками. Представители отечественного бомонда с Милли Лазар не знались, поэтому в глянцевых журналах и таблоидах появились фотографии её и Сомерсетов, снабжённые рассуждениями о том, кем же является эта неизвестная девушка из северной страны. Разброс догадок представлялся обширным: от внебрачной дочери одного из олигархов, партнёров Сомерсетов по бизнесу, до затерянной побочной ветви царской семьи.

Обслуга и охранники замка в основном состояли из алий. Людьми, окружающими Милли, были: горничная Вика из семьи бывших диссидентов и учитель иностранных языков из старинной генеральской семьи эмигрантов Андрей Орлов. Окружение Вазара к Милли относилось благосклонно, а с кормилицами она не контактировала. Но эта показная благосклонность не могла её обмануть. Однажды она подслушала беседу учителя иностранных языков и преподавателя по этикету, чопорной алийки, тренирующейся в разговорном русском. Когда их беседа зашла о ней, алийка высказала мнение, что королева Акаши согласилась на брак Вазара с «безродной экстравагантной полукровкой» только для «вливания свежей крови в обветшалый королевский род». Ещё она утверждала, что на всех королевских церемониях рядом с принцем Крови будет стоять принцесса Галла Тюредор Вестмирская, первая алийская жена Вазара, а место Милли Лазар лишь в постели мужа и детской. Куда ей быть безупречным символом королевской власти. Для «ужасной зверушки» достаточно и того, что станет портить имидж семьи Сомерсетов в человеческих аристократических кругах туманного Альбиона, — таков был вердикт алийской аристократии относительно её будущего, поняла Милли.

А ночью с ней приключился нервный срыв. Милли сбежала, увидев сценку кормления Вазара, которая переполнила чашу терпения. Конечно, порыв отчаяния — глупость. Женщина прекрасно знала, на что шла с самого начала. Она пожалела Теймура за два года заточения в кольце и решила вернуть ему столько же, побыв рядом и родив ребёнка. Но жизнь показала, что исполнение собственных клятв — нелёгкое дело. В ту ночь она дала себя уговорить Вазару, но стала сомневаться, что пробудет рядом с ним более года.

«Разве это любовь, если не могу ему открыться? — иногда задумывалась Милли. — Скажи я, что думаю об алиях, их порядках, об ордене «Хранителей» — он меня, скорее всего, будет считать врагом и отнимет ребёнка. И так вижу, хмурится и сердится на счёт питания… Мы совершенно разные, и страстью это не исправить. Может, я не умею любить? Зверь лишил такой возможности?»

Она ненавидела своего зверя за жажду крови, за одиночество, за знакомство с алиями, существами, не знающими ни сострадания, ни вины за жестокие деяния. Легко было сказать три заветных слова: «Я люблю тебя», когда гормоны бушевали в крови, а эйфория от встречи с личностью дорогого человека из прошлого захлёстывала с головой. Но Вазар всё-таки не был человеком, которого она любила, несмотря на обиды и злость, иногда переходящую в ненависть.

«А знала ли я Теймура? — всё чаще задавалась она вопросом. — Почему, войдя в тело Вазара, спокойно продолжил его дело? Даже не коробит, что приходиться пить кровь женщин, распоряжаться их жизнями и памятью. Ведь они такие же люди, каким он был совсем недавно. Или… не был? Если может переходить из тела в тело не раз и не два — кто он на самом деле? Дух? Инопланетный паразит? Хранители борются за благо для человечества… Ну, да… наша элита тоже любит подлые делишки прикрывать высокими словами. Большая политика… она людей перемалывает, делает жестокими, а уж Хранителей… Вбирать в себя десятки, сотни личностей, тысячи эпизодов, миллионы мыслей, желаний, идей… терять близких, любимых, и так много, много раз… нет, моей фантазии не хватает представить. Немудрено, что чувства и восприятие притупляются. Алии живут кровью и эмоциями людей, а чем живут такие существа, как Хранители? Борьбой? Игрой? Новизной чужого тела? Много ли среди нас таких и какова их цель? Слабо верится в их альтруизм… Мировое господство? Поэтому ведут борьбу с алиями, а может, и с людьми. Что о них знаю? А о нём? Очень, очень мало. О себе говорить не любит, об ордене — тоже, мол, везде полно лишних ушей», — такие мысли тревожили и без того зыбкий эмоциональный фон беременной женщины.

Милли хорошо запомнила случай, когда в беседе Андрей вскользь упомянул, что алии дают деньги разным террористическим организациям. Вечером она об этом завела разговор с Вазаром, но тот сказал:

— Дорогая, не забивай свою головку. Политика грязное занятие, а тебе, моя птичка, нужно думать о себе и ребёнке.

Тогда она впервые возмутилась, что он хочет заткнуть ей рот, и напомнила, что террористы убивают невинных людей. Выслушав упрёки невесты, принц Крови цинично заявил:

— Нам бы вполне хватило и двух миллиардов.

Больше Милли в дела принца Крови не вмешивалась, лишь не понимала, для чего нужна свадебная церемония и прочий лицемерный антураж. «Зверушке» присутствовать на ярмарке тщеславия ни к чему, она же — дикая, без тормозов, может опозорить правящий дом.

Всё чаще ей вспоминались слова Наташки о той жизни, которая ждёт с Теймуром. Вот ей уже недвусмысленно намекнули, чтобы знала своё место — спальня, детская, столовая… за высоченным забором, как когда-то предрекал он. И ещё говорил, что она будет за это благодарна. Мили было горько сознавать, что так и получилось. Иногда на неё накатывали страсть и нежность, однако сомнения, переходящие в раздражение, слёзы и бессонные ночи, пугали. В её жизни ничего не изменилось: была чужой среди своих, стала чужой среди чужих.

Каждую неделю к ним в замок приезжал Альмент, но в последние два посещения всё время проводил с отцом. У Милли создалось впечатление, что молодой алиус сторонился её общества, хотя в поездках постоянно находился рядом, рассказывал, переводил. Он был весёлым парнем, очень похожим на друзей её университетской поры, с ним она общалась без всяких церемоний, принятых в великосветской среде алийской аристократии, и появившееся отчуждение ранило, всё чаще напоминая: она здесь чужая, подопытная зверушка для осеменения и получения нового вида. Может быть, причина крылась в том, о чём однажды проговорился его отец. Вазар как-то рассказал, что Альмент обучался в закрытом элитном университете и впоследствии стал поддерживать идеи гомосексуализма, или сочувствовать им, или это домыслы и сплетни, к коим не стоит прислушиваться, однако «парни-кормильцы наводят на определённые мысли». Вот и в этот день Роберт Сомерсет, или герцог Альмент Вентру Бритский, приехал с самого утра, но увидела его Милли только за обедом. После сна она прогуливалась по крепостной стене и заметила одинокого игрока на площадке для гольфа — это был Роберт. Женщина решила с молодым герцогом поговорить и выяснить причину перемены в их отношениях, не хотелось верить, что Альмент поддался мнению аристократической тусовки.