Глава19

Наполнен мир чудесным волшебством.

Оно незримо вокруг нас играет.

Маг и кудесник, шевельнув перстом,

Из пустоты вдруг птицу вынимает.

Проснувшись рано утром, Милочка не смогла легко как прежде, соскочить с постели. Она валялась минут сорок, заставляя себя усилием воли встать. Во всём теле чувствовалась некоторая слабость.

— У тебя где-то болит? — спросил Александр встревожено.

— Нет-нет, — постаралась успокоить его Милочка. — Наверное, усталость.

Освобождение мальчиков потребовало жертву хозяину пещеры жизненными силами зрителей, но в основном её силами, и она их отдала, не задумываясь и не жалея. Надеялась, что кровь лесного кота немного поможет. Просить помощи у хозяина тех мест не могла: время поджимало, и Деев не отставал ни на шаг. Вечером Милочка побывала в лесу, подпиталась праной от сосны, старой знакомой, выручающей её не раз, — улучшения не наступило.

Поспелов беспокоился за жену. Какая-то она бледная, тихая и медлительная. Его опасения вскоре подтвердились: за день до вылета с ней случился обморок.

В это время Александр находился в спальне и укладывал чемодан. Вдруг послышался звук упавшей на пол посуды. Последние дни он находился в постоянном внутреннем напряжении, и звон упавшей металлической посуды о керамический пол послужил сигналом стартового пистолета. В три прыжка он оказался на месте. Милочка лежала ничком, а рядом валялась кастрюля и рассыпавшаяся из неё картошка. Подскочив к жене, поднял на руки. Милочка была без сознания, а из рассечённой брови текла маленькая струйка крови. Александр отнёс её на диван и вызвал «Скорую». Не дожидаясь медиков, нашёл в домашней аптечке ампулу с аммиаком и привёл жену в чувства.

— Что случилось, Люля?

Милочка ощупала большую шишку на лбу и жалко улыбнулась:

— Я тебя подвела, Саша.

— Перестань! Нашла о чём переживать. Завтра сдам билеты.

— Не знаю, что со мной… Лучше лети один. Я дома отлежусь.

— Вот ещё! Придумала!

Врач, выслушав и осмотрев больную, не нашёл серьёзных отклонений, но сказал:

— С такими симптомами следует обратиться к участковому врачу.

С посещения поликлиники начались для Милочки хождения по кругам ада — осознания своей смертельно опасной болезни. Сначала её осмотрел терапевт и назначил анализы, потом — кардиолог и опять назначил анализы. Далее она прошла обследование в онкодиспансере и была направлена в стационар. По всем врачам Александр ходил вместе с ней. Он переговорил с заведующим отделением гематологии, и жену положили в сервисную палату.

Палата представляла собой небольшой отдельный бокс. Вероятно, раньше он служил изолятором для умирающих. Нынче он выполнял те же функции, но назывался более красиво — сервисная палата. Та же палата смертников, но — богатых. В палате стояла относительно новая мебель: функциональная кровать, обеденный стол, тумбочка с телевизором, холодильник, кресло, узкий пенал для одежды и два стула. К ней примыкал санблок с умывальником, унитазом и душем.

Милочка осмотрела свои апартаменты.

«Что ж, хоть и казёнщина, но в этом последнем пристанище есть одно несомненное достоинство — уединённость».

Но отгороженность от чужих страданий была призрачной. Рядом, за перегородками, разыгрывались драмы тридцати девяти несчастных, тоже осуждённых болезнью на смерть. К кому-то она могла придти довольно скоро, но большинство вело свою битву за жизнь с переменным успехом не один год.

Уколы, капельницы, врачебные обходы, посещения близких, телевизионные сериалы — всё смешалось для неё и растянулось в череду монотонных дней и недель. Ей становилось то лучше, то хуже. Милочка ещё боролась за жизнь, хотя и не верила в благополучный исход. Разговоры с другими больными отделения тяготили, и она старалась ни с кем не общаться, кроме обитателей соседней детской палаты: пятилетней Анечки и её мамы.

Однажды, проходя мимо соседней палаты, Милочка увидела, как из-за приоткрытой двери выкатился в коридор зелёный мячик. Вслед за ним выбежала весёлая топотушка, похожая на маленького эльфа. Девочка была кукольно красива: пышные льняные локоны, огромные фиалковые глаза в обрамлении густых длинных ресниц, пухленькие алые губки, носик— кнопочка. Её голосок звенел серебряным колокольчиком в этом тихом царстве скорби. Она воспринималась солнечным зайчиком, по ошибке заглянувшим в тёмный сырой подвал летним погожим деньком. Милочка поймала мячик и подала девочке.

— Как тебя зовут, моя прелесть? — спросила она.

— Анечка. А у меня ещё есть кукла Машка и полосатый тигрёнок, — затараторила бойкая малышка.

— Что нужно сказать тёте? — В коридор вышла молодая женщина в шёлковом халате, видимо, мать Анечки.

— Спасибо, — сказала послушная девочка, и от её улыбки на щеках появились две очаровательные ямочки. Милочка присела перед девочкой на корточки и протянула к ней руку с зажатым кулаком.

— Смотри, что у меня есть.

Она разжала кулак — на ладони сидела прекрасная жёлтая бабочка-махаон, переминалась на тоненьких ножках, то расправляя, то складывая, расписные крылышки.

— Ой! — воскликнула девочка и хотела пальчиком потрогать бабочку. Та вспорхнула с ладони, пролетела по тёмному коридору к открытой двери палаты и вылетела в распахнутую форточку.

— Мамочка! Лови её! — закричала девочка, но мать застыла в дверях, поражённая увиденным чудом.

— Зачем ловить её, моя красавица? — сказала Милочка, улыбаясь, и погладила девочку по кудрявой голове. — Она тоже хочет жить.

После сончаса Милочка сидела в кресле, смотрела за окно в парк и ждала Сашу. Вдруг скрипнула дверь, и к креслу кто-то засеменил маленькими шажками. Милочка догадалась — вошла Анечка, но оборачиваться не стала. Маленькая тёплая ладошка легла на её руку.

— Ты волшебница? — услышала она громкий шёпот.

— Да, — тоже шёпотом ответила женщина. — Только цыц, — она прижала палец к губам. — Это будет нашей тайной. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Анечка, глядя на волшебницу ясными, лучистыми глазами.

— Хочешь, расскажу тебе сказку? — спросила Милочка.

— Про кого? — зазвучал рядом колокольчик.

— Про принцессу.

— Ага, хочу, — сказала девочка и протянула вверх ручки. Милочка посадила её к себе на колени.

— В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была маленькая принцесса… — начала она сочинять сказку, а девочка притихла, с восторгом глядя в лицо «волшебнице» и ловя каждое слово.

Так началась дружба ведьмы-оборотня и маленького эльфа. Когда девочка чувствовала себя хорошо, её голосок звенел то из одного, то из другого конца отделения. Заслышав звонкий колокольчик, светлели лица больных и медперсонала. Но когда ей становилось хуже, тихий плач и стоны рвали сердце Милочки на части.

«За что мучается небесное создание? — часто задавала она себе вопрос. — Для нас, взрослых, это расплата за совершённые грехи. Для меня — совершенно заслуженная. А этот ангел? В чём она виновата?»

Елена, мать девочки, рассказала, что на восток страны они приехали по переводу мужа-офицера. А раньше жили в Полесье. По всей видимости, на девочке как-то сказались последствия от взрыва энергоблока АЭС, потому что Елена была родом из посёлка, расположенного в сорока километрах от станции. В момент взрыва училась в пятом классе. Малокровие у девочки выявили ещё с рождения, но болезнь прогрессировать начала только полгода назад. Сказалась смена климата. Врачи полагали, что уезжать уже поздно: донора для пересадки костного мозга не было, больших денег — тем более. Елена плакала навзрыд, проклиная в несчастье, постигшем их семью, себя, правительство, компартию и командование мужа. Милочка уговаривала, но что могла ей посоветовать она — сама, обречённая на медленную смерть.

Через два месяца девочке вдруг стало совсем плохо: ни импортные лекарства, ни отработанные новейшие методики не давали положительного результата. Девочка медленно умирала. Пациенты и медики с болью в сердце ожидали развязки, и она, похоже, наступила в одну из дождливых, грозовых, осенних ночей.

Накануне Анечку осмотрел профессор. После разговора с ним Елена проплакала всю ночь. На следующий день сделали очередное переливание крови, но оно не дало видимого улучшения — девочка бредила, хотя температура немного спала.

Милочка зашла проведать Анечку, принесла соки и фрукты. Анечка лежала без сознания, а Елена сидела в кресле, неотрывно следя за малейшими переменами в лице дочери.

— Спасибо, Мила! — повернула она к вошедшей осунувшееся лицо с запавшими глазами. — Моей доченьке ничего уже не нужно.

По её щекам потекли беззвучные слёзы.

— Что сказал профессор?

— А что он может сказать? Без него всё и так ясно. Моя девочка уходит. Не знаю, переживёт ли эту ночь?

Милочка скорбно постояла рядом, посмотрела на заострившиеся черты милого личика, худенькое тельце в розовой пижамке и вышла.

«Так скоро уйду и я», — горестно думала она, идя в свою палату.

Чтобы как-то отвлечься — включила телевизор. Ток шоу сменил боевик, а его, в свою очередь, документальный фильм о журналистском расследовании коррупции в войсках. Она легла спать в первом часу ночи и долго ворочалась с боку на бок. Вдруг сквозь дрёму услышала крик. Всю её передёрнуло, как судорогой, от одной мысли:

«Наверное, Анечка умерла».

Она накинула халат и вышла в коридор. Там было тихо и сумрачно. Лишь из-за приоткрытой двери Анечкиной палаты бил яркий свет, слышались всхлипывания Елены и тихий голос медсестры Наташи. Та уговаривала мать смириться, без криков принять последние вздохи дочери и не травмировать остальных больных. Милочка подождала, пока Наташа выйдет из палаты. Вошла.

Анечка хрипло и прерывисто дышала в своей кроватке. Елена, положив голову на ограждение кроватки, вздрагивала от рыданий. Услышав шаги, она повернула к Милочке заплаканное лицо и вдруг сорвалась с места, кинувшись в ноги.

— Мила, помоги! Заклинаю тебя! — цеплялась она за халат Поспеловой, горячо шепча просьбу, умоляюще глядя в глаза.

— Что же я могу, Леночка? Сама в таком же положении, что и твоя дочь, — попятилась от неё Милочка.

— Ты можешь. Анечка считает тебя волшебницей. И я верю. Нам нужно чудо. Мила, чу-у-до! Господь не внемлет моим молитвам, а тебя послушает. Помоги, умоляю!

— Говоришь, меня послушает? — горько усмехнулась женщина. — Даже не представляешь, как ошибаешься. Меня он послушает в последнюю очередь, дорогая. За дела свои и расплачиваюсь.

— Нам надеяться не на кого. Пусть сам дьявол нам поможет. Я готова отдать душу и жизнь, лишь бы Анечка жила.

Безрассудные слова обезумевшей от горя матери придали Милочке сил и решимости:

«А-а, семь бед — один ответ!»

— Встань! — властно приказала она. Елена взглянула ей в лицо и, увидев произошедшие перемены, беспрекословно подчинилась.

— Выйди и закрой дверь! Да выключи свет! Духовная сила, которую призову, не любит яркого света и любопытных глаз.

Елена попятилась к двери, щёлкнула выключателем. Палата погрузилась в темноту.

Милочка опустилась на колени перед кроваткой и вознесла молитву к Господу и Пресвятой Деве. О них она помнила всегда, по привычке, перенятой от матери, упоминала в своих мыслях и речах, но осмысленно, горячо и истово молилась впервые. Она просила помиловать крошечное создание, помочь девочке перебороть болезнь, а в ответ — тишина, прерываемая нерегулярными вздохами больной. И тогда в сердцах женщина воскликнула:

— Или вас нет, или вы жестоки и немощны! Хотите плату за жизнь этой крошки? Возьмите мою жизнь и силу, если они даны только для чёрных дел.

Гроза за окном, ушедшая далеко на север, вдруг вернулась. Сильнейшие раскаты грома и треск молний стали быстро приближаться. От частых посверков палата освещалась почти как днём. Милочка подняла голову и взглянула на кроватку — Анечка лежала с широко открытыми глазами, губки шевелились. Она что-то говорила, но от грохота ничего не было слышно. Женщина взяла девочку на руки.

— Боюсь, — услышала она тихий шёпот. Анечка ручками обхватила её шею и прижалась, дрожа худеньким тельцем. У Милочки потекли слёзы, а в душе закипел гневный вызов. Она подошла с девочкой к окну и, не мигая, уставилась на плети молний, разрывающие небо пополам. Протянув руку к окну, зло и властно сказала:

— Пусть девочку оставит болезнь навсегда. Я так хочу!

За окном яростно гремело, ветер стучал в стекло крупными каплями дождя, палата то освещалась, то погружалась в сумрак. Подождав немного, ведьма взмолилась:

— Господи, к тебе взываю! Не за себя прошу — за безгрешное дитя. Даруй ей ещё хоть двадцать лет!

Ни в палате, ни на улице ничего не менялось.

— Пахад! Ты всегда слышишь меня. Прошу, дай малышке десять лет жизни без врачей и больниц!

В ответ тишина, только раскаты грома и стук дождя.

— Неужели у меня совсем не осталось сил, а у тебя желания помочь мне? — спросила ведьма. — О Дева, помоги хоть ты, заступница наша! Пять лет, пять лет чудной крошке… умоляю! Моей силой, твоим милосердием!

Ведьма с силой сжала ладонь в кулак, будто в этом кулаке зажав свою волю и жизнь девочки. Рядом с окном сверкнула молния, и здание потряс оглушительный грохот. В этот момент из стены появился оранжевый шарик.

— Спасибо, Пресветлая! — разжав кулак и погладив девочку по голове, прошептала она.

Неожиданно гроза прекратилась, и палата опять погрузилась во мрак. Женщина положила девочку в кроватку, а шарик медленно поплыл по воздуху большим мыльным пузырём, меняя окраску от огненно-оранжевого до серебристо-голубоватого цвета. Когда он подлетел к кроватке, ведьма сильно хлопнула в ладоши и громко произнесла:

— Аминь!

Шарик лопнул, превращаясь в серебристое, почти прозрачное облачко, которое опустилось девочке на лицо.

Милочка пошарила одной рукой на тумбочке, нашла кнопку — палату залил неяркий зеленоватый свет настольной лампы. Облачко исчезло с лица девочки. Анечка лежала с закрытыми глазами, дышала более ровно, губки чуточку порозовели, на лбу выступала испарина. Девочка спала. Женщина облегчённо вздохнула. У неё задрожали ноги, и она опустилась в кресло — все силы и воля были отданы борьбе. От навалившейся слабости она задремала.

Очнулась Милочка от скрипа открываемой двери. В палату на цыпочках вошли Елена и медсестра Наташа. Они окружили кроватку. Послушав дыхание ребёнка, Наташа удивлённо произнесла:

— Спит?

— Теперь она будет долго спать — кризис миновал.

— Что вы сказали? — взглянув на женщину, спросила Наташа.

— Говорю, девочка пошла на поправку.

— Откуда знаете?

— Меньше будешь знать, Наташенька, крепче будешь спать.

— Пойдём. Проводишь меня, — обратилась Милочка к Елене. Она с трудом поднялась и, тяжело опираясь на руку женщины, вышла из палаты. Зайдя в свой бокс, ведьма сказала:

— Никому не рассказывай об этом. Сила выйдет из девочки. Я смогла выговорить лишь пять лет жизни. На большее не хватило сил. Я же говорила, что Господь через меня помогать не станет.

— А что будет через пять лет?

— Не знаю… — ответила ведьма, не желая заранее расстраивать поверившую в чудо женщину; да и зачем, ведь сказанное слово — это якорь для будущего. Не зная будущих событий, Елена ни мыслями, ни делами не приблизит их, значит, любая вероятность возможна.

Елена взял руки Милочки, и стала их целовать.

— Ты с ума сошла! — ведьма оттолкнула женщину в гневе.

— Спасибо! — шептала Елена, обливаясь слезами. — Отдам тебе всё, что у нас с Виктором есть. Нужны деньги на лекарства?

— Успокойся! Ничего от тебя не нужно. Деньги у меня есть. Да они не помогают. Хотя… можешь кое-что сделать. Помяни иногда в своих молитвах. Этого будет достаточно.

— Каждый день буду за тебя молиться! — горячо зашептала та.

— Хорошо, хорошо, — успокоила женщину уставшая Милочка. — Иди, мне нужно прилечь.

Через две недели всё отделение радостно провожало щебетуху Анечку домой. Когда она пришла прощаться в палату к Милочке, то залезла к ней на колени и прошептала в ухо:

— Я люблю тебя, волшебница!

После грозовой ночи ведьму покинули последние силы, а с выпиской девочки накатило безразличие. Она стала готовиться к смерти. Это был единственный выход. Переливания крови помогали, но на время, видимо, в желании подавить жажду крови она перешла черту, за которой путь только в одну сторону. Как освободиться от монстра, требующего человеческую кровь, Милочка не знала, а животные, на которых иногда охотилась, жажду глушили лишь на короткое время. Препараты железа и различные биостимуляторы ей не помогали. Она старалась подавить жажду два года. На борьбу израсходовала все силы. Того, кто мог помочь, — убила, и трагическую ошибку уже не исправить. Девушка устала чувствовать боль как символ жизни, её проклятой жизни. Она устала бороться и таиться.

Иногда ей даже казалось — звериная сущность пожирает кровь. Наверное, так оно и было. Да, пророчество Теймура сбылось — их корабль налетел на айсберг, который оказался жаждой крови. Ей было жалко Александра, ему ещё жить да жить, а тут больная жена камнем на шее. Ещё немного и любовь уйдёт, оставив место лишь горечи и раздражению. Милочке не хотелось дожить до того чёрного дня, когда Саша начнёт ею тяготиться. Чуда не произошло, и смерть она приветствовала как выход из безвыходного положения.