Глава 7. Приговор

Следующие несколько дней шли по привычному расписанию. Если только ребята собирались прийти, я валялась с «температурой». На моё счастье, один раз они куда-то уехали без нас — я наконец-то вышла погулять с Сапной. К тому времени и дядя Радж, и мои родители, которым в последнее время было на меня наплевать, обеспокоились моим здоровьем. Чего доброго, в больницу потащат — а я не люблю больницы, ну боюсь я врачей, что поделать!

И, однако, едва мы вернулись домой, Салман уже торчал у порога.

Вечером в пятницу на улицах царило оживление — все отмечали какой-то праздник. Салман, Ритеш и Сапна собрались гулять, и теперь подружка уговаривала меня пойти вместе с ними. Я очередной раз врала, теперь сваливая всё на недомогание. Сапна огорчалась за меня, но она, моя бедная, слишком многого ждала от этого вечера: ей так хотелось быть с Салманом!

Я желаю ей счастья, но в глубине души понимаю, что Салман — не её человек. Её доброта, нежность и открытость — главные черты — не имели в его глазах совершенно никакого веса.

Сапна убежала. Я смотрела на них с балкона: яркая бабочка рядом с гордым орлом и глупым павлином.

Едва они ушли, как я живенько переоделась и полетела за Каджол. Моя подружка — моя верная учительница — ждала меня на кухне. Я кивнула ей, и она, набрав полный поднос еды, ринулась за мной. Мы с ней не стали запираться в комнате в эту жару, а пошли в тот самый садик, к которому вела злополучная лестница. По дороге мы хихикали, дёргали друг друга за волосы, строили рожицы, смеялись. Рядом с ней я и сама становлюсь ребёнком!

Каджол умела слушать и объяснять. Мы мало разговаривали — языковой барьер давал о себе знать; но нас что-то объединяло. Нам не нужно было тратить пустые слова, мы и без них чувствовали себя близкими. Мы рассматривали какие-то цветы, которых я никогда не видела, траву, которой не трогала. Она умела рассматривать всё так же, как и я, с ней мы могли смеяться, не понимая ни слова из речи друг друга. Мы молчали, рассматривая звёзды. Мою косичку она как-то умудрилась прикрепить на браслет и теперь носила на руке.

В этот раз я захватила с собой ленты и, к величайшему удивлению Каджол, делала для неё букетик — мне эти простенькие розочки легко давались, а её приводили в восторг. Я показала ей, что хочу пришить их на резинку для волос и подарить. Каджол заболтала на хинди и обняла меня в знак благодарности.

Так вот, мы превесело «болтали» — я по-русски, она на хинди. Мы смеялись, рисуя в пыли забавные рожицы, как вдруг позади нас раздалось предупреждающее покашливание.

Боже! Как мы испугались! И я, и Каджол подпрыгнули от страха, я укололась иголкой, а моя подружка замерла, словно обратилась в камень!

— Ну и ну, — протянул Ритеш. — А я-то думал, что ты лежишь с головной болью. Тебе не стыдно?

Ритеш вроде бы шутил; я так и не поняла. Но, как известно, лучшая защита — нападение; я не преминула воспользоваться этой мудростью на практике.

— Тебе должно быть стыдно! Ты не должен был… не должен был… — я хотела сказать — подкрадываться, но поняла, что не знаю этого слова. — Посмотри, как ты напугал её! Пожалуйста, скажи ей, что тебя не нужно бояться.

Я обняла Каджол, а Ритеш заговорил с нею на их языке. Голос его стал более мягким и добрым — я была покорена. Девочка вытерла слёзы, но отказалась остаться с нами. Она убежала, оставив нас вдвоём, хотя это было более чем странно для их дома.

— Скажи, почему ты лжёшь?

Я вздрогнула; Ритеш пожал плечами на мой невысказанный вопрос.

— Я это сразу понял. Это Сапна не замечает ничего сейчас. Почему вы лжёте?

В Ритеше чувствовалась спокойная, надёжная сила. Мне хотелось закричать: «Я подслушивала, я всё знаю! Прости, прости, прости меня!» — но стоило мне открыть рот, как Ритеш сказал:

— Не нужно мне ничего рассказывать. Не хочешь гулять с Салманом — твоё дело. Но почему ты просто меня с собой не позвала?

Я посмотрела ему в глаза. Какой умный, проницательный человек — а я-то думала, что обманула всех… Ну почему, Боже, ты не даешь ему того счастья, которое он так заслуживает!

— Ритеш, я не хотела, чтобы ты расставался с Сапной из-за меня.

Юноша устало опустился на ступеньки.

— Значит, всё так заметно.

— Ну… да. Мне, по крайней мере.

Он вздохнул.

— Да ведь это безнадёжно. Я же вижу, что она может быть счастлива только с ним.

Я шлёпнула его по плечу, думая о том, как жаль, что он не любит меня, как её. Пожалуй, мы с ним могли бы быть счастливы вместе.

— Ты не прав, Ритеш. Он ей совсем не подходит! А ты — другое дело. Вы вместе так мило смотритесь! Мне кажется, она непременно станет твоей женой. Да и вы шутите так мило!

Он удивлённо на меня уставился.

— Какие шутки?

— Ну, ваши… Знаешь, ты ей всё время руки вот так показываешь! — я протянула ладони с растопыренными пальцами и повертела ими перед его носом.

Он захохотал, но как-то грустно.

— Ах, Ясенька! А вы знаете, почему она спрашивает, мыл ли я руки?

Я потрясла головой.

— Потому что я помогаю переехавшим далитам найти работу, устроиться здесь. Несколько часов в неделю я даю бесплатные консультации.

Сначала мне показалось, что Ритеш шутит — так нелепо это прозвучало. Сапна, моя Сапна, укоряет его за помощь бедным?.. Да быть того не может!

— Ритеш, ты шутишь? Не может быть! Сапна не могла такого сказать, ты ошибся! И потом, она мне давно о тебе пишет, а о Салмане не упоминала ни слова!

— А как ты относишься к Салману?

Я вовремя напомнила себе, что Салман всё-таки его друг, и сдержалась.

— В общем, я никак к нему не отношусь. А по сравнению с тобой он ноль, полный ноль. Если бы я была на месте Сапны, для меня выбор не стоял бы.

— Многие находят его очень красивым, — выдавил Ритеш. Я с удивлением на него покосилась — он что, не понимает, насколько сам хорош?

— Не уверена, что он красивый, уж извини. И он даже в половину не так хорош, как ты! Салман производит впечатление…— я старалась подыскать слово, но не знала его в английском. — Как краска, которая исчезнет после дождя… Только в золоте…

— Позолота, — подсказал Ритеш. Кажется, я его ещё и смешу!

— Зато ты — как узор из камня. Обещай никогда не меняться!

— Обещаю. Но и ты не меняйся тоже. Я, быть может, приеду однажды в Россию, чтобы выплакать тебе своё горе, когда Сапна выйдет замуж.

Я тяжело вздохнула.

— Мне жаль, Ритеш. Если бы все было по-другому! Но дело ведь не только… в нас. Я стараюсь не себя оградить, а своих близких, Сапну…

Он кивнул, а потом встал и весело улыбнулся.

— Ввиду того, что я знаю правду… может быть, мы сходим погулять? Я знаю, куда Салман и Сапна пойдут, постараемся им на глаза не попасться.

Я, естественно, согласилась — если бы кто-то знал, как устала я сидеть дома, как мне хотелось выбраться на свободу! Мы с Ритешем шли рядом, и со стороны казалось, что прыгал рядом с прекрасным орлом маленький воробышек.

Мы вышли на улицу, и громкая музыка, выкрики, радостные возгласы оглушили меня — пришлось крепко схватить Ритеша за подол рубашки и стараться не потеряться в толпе. Кто знает, как смешно мы смотрелись со стороны! Увидев, что я, как слонёнок за мамой, держусь за его рубашку, он расхохотался и, взяв меня за руку, ринулся в самую толпу. Нас опьянило безрассудство, мы неслись, расталкивая людей, безцельно бежали вперёд…

С ним было весело — возможно, потому, что он был очень добрым и сильным, а ещё — потому что в нём было что-то такое, чего не было, допустим, в Салмане и Сапне, но было во мне и в Каджол. Он показывал мне на какие-то движения и пытался объяснить, что они значат, но я не знала таких слов на английском и чувствовала себя собачкой: радовалась, но ничего не понимала.

Впереди было нечто, напоминающее круг — там мужчины в национальной одежде прыгали и танцевали. Про бедность, скудность уже не вспоминалось; даже самые дешевые браслеты звенели, как золото, а самые простые сари сияли, словно усыпанные звездами. Я начала хлопать в ладоши, а Ритеш, поставив меня на скамейку, ринулся в круг танцевать. В какой-то момент я даже позавидовала Сапне, ведь такой человек её любит! А любовь Ритеша не чета Салмановым бредням; это чувство совсем иного рода. Мне кажется, он, как Вир Пратап Сингх, мог ради возлюбленной сидеть в темноте двадцать лет, не произнося ни имени своего, ни единого другого слова.

Кто-то меня толкнул; обернувшись, я увидела рядом с собой странное существо.

Это была женщина, очень старая и очень худая. Костлявое её тело было обтянуто темно-коричневой, иссушенной кожей с такими морщинами, что мне казалось — дотронься я до неё, и почувствуешь, что гладишь каменную кору.

Старушка внимательно смотрела мне в глаза, а потом что-то пробурчала. Рядом, как по команде, возник Ритеш.

— Ритеш, что она говорит? Она просит что-то?

Он удивленно-внимательно следил за старушкой.

— Нет… это смешно и странно. Она называет себя ведьмой… нет, гадалкой. И она говорит, что у тебя будет удивительная судьба… Ээ… — он задумался, решая, как правильно перевести. — Судьба революционерки!

Мне стало смешно. Я вспомнила «Юную революционерку Утену».

Старуха продолжила говорить, и ее крохотные, спрятанные под выпуклыми дугами бровей глаза неотрывно следили за мной. Ритеш переводил, но я слушала больше не его, а её голос.

— Сначала… сначала будет снег, а потом — любовь. Она говорит, что ты ждёшь — ты должна ждать, всегда должна идти вслед, — тут Ритеш улыбнулся. — Ты ей очень понравилась, Ясенька, она зовет тебя Светлой девушкой. Лучший комплимент от…

Он не договорил — старуха закричала! В мгновение выпрямившись, она стала выше меня ростом и нависла, что-то громко крича, повторяя, пока Ритеш не стал кричать на неё в ответ, размахивая руками. Я напугалась — её горящие черные глаза и разметавшиеся седые волосы, её палец чуть ли не уткнулся мне в лицо — из доброй колдуньи она стала гадалкой, и впрямь ведьмой! Но её гнев пробудил спящую во мне силу, желание противостоять надвигающемуся злу.

— Скажи ей! — я тоже закричала. — Скажи ей, что я не верю, я не отступлю!

Старуха сжалась под моим возгласом — я чувствовала себя сильней… или мне так показалось?.. Воистину, гадалки — приспешники дьявола!

Она бросила что-то сквозь зубы.

— Проклятая, — Ритеш подтащил меня поближе к себе, — всё хотят выманить побольше денег, вот и говорят невесть что!

Меня знобило.

— А что… что она сказала?

— Ерунда… даже говорить не хочу…

— Ну, все-таки?..

— Что-то странное. Что сначала ты услышишь три звонка, кто-то трижды позвонит в твою дверь… Что-то вроде того, что ты должна бежать, когда увидишь красного пса, плачущего в цветке… Нет, огненного пса, плачущего в каменном цветке.

Тут мне и самой стало смешно. Я вспомнила цыганок, которые ходят у нас около магазинов — тоже самое! Главное — поорать, а дальше уж будь что будешь. Страх мой ушел, хотя осталось неприятное чувство, будто без вины виноватой.

Но я вовсе не собиралась портить Ритешу праздник. Он угостил меня какими-то обжигающе острыми пирожками, которые готовились на улице — было потрясающе вкусно. Домой мы вернулись чуть раньше, чем Сапна с Салманом, и ждали их в садике. Когда парочка пришла, мы пили холодный чай и беседовали — правда, в отличие от Сапны, с Ритешем мы говорили о России. Ему было необыкновенно интересно, и я пригласила его в гости — если только он приедет, я бы столько могла ему показать!

Мало кто заметил (а этим «мало» была моя милая подружка), что глаза у Салмана загорелись странным светом, когда он увидел нас с Ритешем вместе. Хотя мы и не обсуждали Сапну, Салмана и их чувства, мы с Ритешем без слов поняли, что нужно держать меня от них подальше. На вопрос, как мы провели время, я состроила грустную гримасу, а Ритеш высказал предположение, что мне нужно побольше отдыхать, и делать это в одиночестве. «Впрочем, — тут даже голос всегда спокойного Ритеша отдал ехидством, — я с удовольствием составлю ей компанию. Вдвоем, все-таки, не так скучно!!»

Сапна просияла, и это всё искупило. Она вцепилась в локоть Салмана и прочирикала: «ВАУ! Пойдем гулять!»