Глава 21. Новая жизнь

Я поняла, что свадьба закончена, когда мы с Саджитом сбежали с вечера. Да, сбежали в прямом смысле этого слова: он поманил меня, пальцем призывая молчать, и утащил в сад Сапны.

— Ты чего? — прошептала я на ходу, думая, может, он хочет меня поцеловать?.. Мы ещё ни разу не поцеловались, дабы не шокировать общество. Я уже облизала губы и закрыла глаза… но ничего не последовало. Я открыла глаза. Саджит смотрел на меня с опаской, приподняв левую бровь, как на какое-то диковинное животное.

— Лачи… ты чего так губы выпятила?..

Я покраснела, как помидор, и заорала:

— НИЧЕГО Я НЕ ВЫПЯТИЛА!

— Ты «Русалочку» смотрела? Себастьяна видела? Как он Ариэль целоваться учил? Глазки, говорит, надо вот так, а губки вот так… Это не с тебя рисовали?

— Слышь, ты, юморист, — начала я с угрозой, но Саджит улыбкой меня смягчил. — Ладно. Так что мы тут делаем?

— Ну уж никак не прячемся, чтобы я мог поцеловать собственную жену, — за это мой муж (мой муж! мой муж! мой муж!) схлопотал кулаком в живот. — Всё значительно интересней, но если я окажусь инвалидом, то не смогу с тобой сбежать.

— Сбежать?!?

— Да! Ты же хотела приключений — так я тебе их устрою.

Дальше мы не говорили. Путь был ясен — через забор и вниз. А я — в свадебном платье! Слава Богу, мне хватило ума выбрать лёгкое, сверху расшитое кружевом. Я сама себе напоминала Принцессу Серенити, и наконец-то ответила на вопрос, почему они корсетов не носили. Прыгать было бы неудобно… Словом, когда я слетела Саджиту на руки, он был мне признателен.

— Решил обойтись без машины дяди Раджа, — поинтересовалась я, пока он заводил машину, позаимствованную у Ритеша.

— Решил обойтись без лишнего внимания. Ты и так вся на нервах. Я же вижу, как на тебя подействовало осознание того, что ты… не вернёшься в Россию, — я замерла, а он обернулся и подмигнул сквозь стёклышки очков. — Ты что же, думаешь, я слепой, ничего не вижу? Кстати, я сказал твоим родителям, что увожу тебя на четыре дня на курорт.

Это было новостью. Мне стало смешно.

— Саджит, спасибо, но… первую ночь своего замужества я бы… предп… я думала провести у нас дома. Но раз ты решил ехать — конечно!

— Глупая Ясенька. А я — молодец… я СОВРАЛ твоим родителям, никакого заказа нет. Я просто собираюсь запереться в квартире и никуда не выходить.

Я бросилась ему на шею. К чему скрывать — я безумно влюблена в своего мужа, и я очень счастлива именно такой жизнью! Я не желаю себе абсолютного счастья, оно ненормально. Я вышла замуж за врача, работающего в Индии: жизнь моя и так слишком хороша. И первое счастье своей новой жизни я хочу познать в доме, отныне и навеки ставшего моим.

Это была самая прекрасная поездка. Ночь пела для нас своей тишиной, своими красками — синевой, темнотой веток и ароматами пыли, ставшими такими привычными. Даже на ворон, в изобилии летающих в городе и порождавших дополнительный и не слишком музыкальный шум, я перестала обращать внимания — они были частью моего счастья.

Перед входом в крохотный садик нашего дома Саджит остановился, замер в непривычной нерешительности.

— Мы первый раз заходим в наш дом… как муж и жена, и я хотел тебя попросить… — Саджит замолчал — и я немедленно догадалась, в чём дело.

Арджун, Рани, Саджит и Сухани Оберой… Ты не знаешь, мой любимый, о своей семье, о своих близких. Ты столько лет сопротивлялся зову своего сердца, сопротивлялся даже тогда, когда вернулся в Индию. Ты обижен на неё, обижен на свою страну. Обижен на родителей, которые, как ты думал, бросили тебя. Но я больше не позволю тебе прятаться.

Ради тебя. Ради себя. И ради них.

— Саджит, милый, я знаю, чего ты хочешь. Ты хотел попросить меня исполнить обряды своих предков. Своих родителей. Своего народа.

Он внутренне сжался, словно готовясь к тому, что я топну ногой и вылью на него ушат негодования. Сознание власти над ним сразило меня наповал. Так вот почему падают женщины к мужским ногам? Мои явно были готовы отказать.

— Саджит, я люблю тебя, — и я повторила на хинди: «Я тебя люблю». — Твоё прошлое, твои корни — часть тебя, почему ты так боишься, почему ты бежишь от них? Ведь я люблю тебя не «не смотря ни на что». Я люблю тебя со всем. Я люблю твоих маму и папу, кем бы они ни были. Прекрати. Прекрати осуждать и их, и себя — за то, что ты такой, какой ты есть.

Лицо Саджита запылало какой-то странной решимостью, будто он должен был дать бой и весь приготовился.

Если бы он умел красиво говорить, то сказал бы: «Я благодарю тебя от всей души. Ты примирила меня не только с этой жизнью… Я гневался на неё — а она благословила меня, послав тебя мне в жены». Но он не умел, а потому просто прошептал:

— Спасибо.

Саджит достал из кармана крохотную металлическую коробочку, открыл её, взял щепотку синдура и посыпал мне пробор, а потом поставил тику. Я наклонилась, желая прикоснуться к его ногам, но он удержал меня и что-то быстро-быстро проговорил: я даже не поняла, хинди это или санскрит.

— Саджит, что это? — хотела спросить я, но он мягко поднял меня на руки — кажется, мы перешли к другим обычаям!

— Это секрет, — он внёс меня в нашу маленькую квартиру. В ней царил полумрак. Ночью было не так жарко, как днём, а уж сегодня меня вообще знобило от предвкушения. Саджит перенёс меня через порог и остановился.

— Позволишь тебя разуть?

В ответ я скинула туфельки. Он же поднёс и поставил длинное неглубокое металлическое блюдо, наполненное красной кашицей. Я надеялась, что это разведенный синдур, а не кровь… Обряд вхождения в дом — как же я могла забыть? Осторожно ступив в него, я уверенно зашагала вперёд — следы мои были чёткими, а потом сразу высохли.

— Давай, Саджит, принеси блюдо сюда — я хочу поставить руки на стене!

Он закрыл за мной дверь и зашагал: такой смешной, уже босой, в одной руке — мои туфельки, в другой — большое блюдо. Не знаю, как у Саджита, а у меня эти обряды не вызывали неприятных чувств — напротив, я словно причастилась Индии!

Обмакнув ладони, я поставила отпечаток рук на стене, а когда обернулась, то натолкнулась на Саджита и точно такие же отпечатки остались на его белой рубашке. Мы засмеялись вместе — и вдруг его лицо изменилось, словно он испугался.

— Саджит — что?..

Он прижал меня к себе, лица его я уже не видела.

— Ничего, ничего. Просто… когда ты это сделала, ты была так счастлива, и я подумал — не совершил ли ошибку? Не пытаюсь ли я примирить своё прошлое с тем, кем я стал теперь, за твой счёт? И не придётся ли мне отвечать за это перед Божьим судом?..

Порой Саджит меня изумлял, и это был именно тот случай. Его глубокую душу, всегда верную, привела в ужас даже мысль об измене своей вере! Но я, будучи менее серьёзной в вопросах религии, по-привычке хлопнула его — остался ещё один, третий след!

— Неужели ты думаешь, что Бог там, наверху, такой мелочный? Или ты считаешь, что миллионы людей попадут в ад только потому, что поклоняются Раме и Лакшми?.. — Саджит уже улыбался, но я решила окончательно его добить: — Ладно уж, трусишка. Следуя примеру нашей прародительнице, я всю вину возьму на себя. А ты потом только стой и пальцем показывай: «Это она мне предложила!»

Саджит рассмеялся от души и щёлкнул меня по носу.

— Я вижу серьёзные прорехи в твоём религиозном воспитании.

— Угу, им давно никто не занимался. Я верю в Бога и горой стою за православие, но я уважаю все вероисповедания и не собираюсь биться головой о стенку и размениваться по мелочам. Впрочем, не смотри, что я так болтаю! Я по сути человек очень распущенный, но теперь постараюсь становиться всё лучше и лучше.

— Угу, — в тон мне ответил Саджит, — только дай знать, когда дырку в кровати проделать. А то крылышки прорежутся, спать будет неудобно! — я убедилась, что мой Саджит вернулся окончательно. Не смотря на то, что к нему вернулось хорошее расположение духа, тень на его сердце осталась. Что ж, ничего страшного! У меня целая жизнь впереди, чтобы примирить мальчика-индуса, жившего у Саджита в душе, с тем мужчиной — доктором Обероем — которым он стал.

— Лачи, хочешь что-нибудь? — раздалось из кухни. — Есть или пить?.. Я купил лимонад. Хотя… ты же теперь хозяйка, сама будешь за мной ухаживать. Я больше слово «холодильник» знать не хочу!

Ба-бах! — громыхнуло сердце. Мы подошли к самому важному, самому приятному, и… и… и… я не буду лгать — страшному.

— Краска сохнет, я пойду в душ, а ты просто налей мне воды — и жди.

— Я уже боюсь, — донеслось из кухни тише.

— Я всё слышу!

Зайдя в ванную, я машинально подумала, что надо бы повесить здесь пару полотенец… и как жаль, что здесь только душ, я так любила валяться в ванной… Облившись холодной водой, я думала о том, с какой лёгкостью Саджит читает мои мысли.

Босой я уже была, но платье снять не решалась. Я вышла из ванной — меня всю трясло. Господи, я же ничего не знаю и не умею… Напряжение достигло предела, когда я вошла в комнату и услышала тихое дыхание Саджита. Мои руки, колени и губы тряслись, казалось, скажи он хоть слово — и я от возбуждения и страха грохнусь в обморок. Саджит поднял голову — он держал в руках какую-то книгу, сидя на своей жутко узкой постели. Отросшие волосы обрамляли его лицо, переходя на сильную шею — да у меня дух захватило от его красоты! В темноте я почувствовала, что он улыбается.

— Успокойся, пожалуйста. Я вовсе не зверь и не собираюсь на тебя сегодня набрасываться — как бы сильно мне этого не хотелось.

Мои глаза едва не выпрыгнули из орбит! Я не поверила своим ушам! Страх, растерянность мгновенно сменились яростью: ДА Я ОЗВЕРЕЛА!

— ЧТО??? — просипела я, сжимая кулаки.

— Лачи, не забывай дышать.

— Саджит, ты что, с ума сошёл?

Он лениво поманил меня пальцем.

— А ты в обморок всё-таки упадёшь, или как?

— Нет, но я вполне способна оставить себя вдовой.

— Хм, всё так серьёзно? А я думал, ты там сидишь в ванной, кусаешь ногти и боишься меня!

Я оторопела. Господи, он что, мысли читать умеет? Мой слишком умный, слишком проницательный муж…

Опустившись рядом с ним, я обняла его и прижалась к спине. Пропуская его волосы сквозь пальцы, я думала, что буду делать так каждую ночь ближайшие сто лет…

— Сердце бьётся, как пичужка.

— Саджит, мой любимый доктор, да я не тебя боюсь, а за тебя. Боюсь, что я тебя… — я едва не поперхнулась этим словом, — разочарую.

Кажется, у Саджита было точно такое же лицо, как у меня минуту назад.

— Ясенька, помнишь, ты как-то спрашивала о смехе в постели?.. Так вот: ха-ха. Я смеюсь, — сказал он без тени улыбки.

Он обнял меня за талию и притянул к себе. Руки у него были прохладными — рядом с постелью стоял холодный лимонад. Прикосновения его были райскими. Забылось, что мы в Индии, забылось, какая между нами когда-то была пропасть условностей — остались только двое: я и он.

— Успокойся, душа моя. Смеяться мы не будем, — он потянулся и прошептал мне на ухо, тихо-тихо, так, что эти слова до сих пор звучат в моём сердце: — … .