Глава 20

Лонваль вспыхнул, словно сухая трава в степи. Да как они все смеют! Он пришёл, чтобы извиниться перед этой деревенской девчонкой, он, аристократ, многообещающий молодой придворный, а они…

— Мадог, не волнуйся, всё в порядке, мы просто разговаривали, — голос Полли был просто медовым.

Это ещё больше разозлило Лонваля. Легкомысленная девица смеётся над ним, Лонвалем, а сама тем временем кокетничает с дроу! И ладно бы дроу был кем-то вроде Рэйшена, а тут какое-то жалкое подобие. Разумеется, ничего этого вслух Лонваль не сказал, чтобы "жалкое подобие" не намяло ему бока.

— Что ж, — Лонваль принял высокомерный вид, какой много раз видел у придворных старшего возраста, — очень рад, Полли, что ты в порядке, здорова и весела. Теперь я спокоен и могу заняться своими делами.

Молодой человек склонился перед девушкой в изящном поклоне, и даже Мадог удостоился учтивого кивка. После этого Лонваль развернулся и покинул сие негостеприимное место, внутренне кипя от негодования и очень надеясь, что это не похоже на бегство.

Мадог с удивлением взирал на все эти поклоны и расшаркивания, а потом с недоумением спросил у Полли:

— Что это с ним?

Полли, хихикая, пояснила, что Лонваль только что показал, что они ему не ровня. Ну как же! Он — сын королевского казначея, приближен к самому королю, а они — тьфу, жалкие деревенщины. Мадог очень удивился.

— Да?! Это всё он показал своими нелепыми поклонами и кивками? Да любой дурак так сможет!

Мадог попытался изобразить такой же поклон, но, если в любой драке или на охоте он был хорош и ловок, то, делая поклон, Мадог выглядел неуклюжим и несуразным. Полли едва удержалась, чтобы не расхохотаться в голос.

— Фу ты! Глупость какая-то! — Мадог выпрямился. — А главное, какой смысл в этом всём?

— По-моему, никакого, — согласилась Полли, — но придворные считают иначе. Да ты сам увидишь, когда окажемся в Глорке.

Когда Мадог ушёл к себе, а точнее, — к Меуригу, Полли поспешно заперлась изнутри. Мало ли кому ещё захочется проведать её, так пусть лучше думают, что она или спит, или вообще отсутствует. И даре Элине надо рассказать о том, что молодые люди странно себя ведут.

Дэвлин не меньше других был озадачен странным обмером груди и прочих частей тела. Ингерам предположил, что Элина выпросила, а точнее, выторговала у радушных хозяев новое обмундирование. Лоркан, критически осмотрев себя и приятеля, крякнул:

— Да уж, не помешало бы. Как-то мы пообносились в пещерах да в лесу. Прямо отряд наёмников без контракта, а не экспедиторы.

Дэвлин не удержался от саркастического смеха. Его новые сослуживцы снисходительно посмотрели в его сторону, мол, что с этого дроу взять! Отсмеявшись, Дэвлин покровительственно бросил:

— Ну вы, ребята, даёте! Вроде ж экспедиторы должны хорошо соображать…

Экспедиторы не на шутку обиделись. Да если бы Дэвлин не был забиякой-дроу, вот честное слово, быть бы ему битым. Слегка.

— Что ж, объясни нам, раз уж мы такие тупые, — с дроу Ингерам воздерживался от своих ядовитых шуточек.

— Объясняю. Сельбермин — рабочий посёлок при серебряном прииске, а не портняжная мастерская. Если бы вы чуток поразмыслили, вы бы тоже сообразили.

Ингерам молчал, досадуя на себя. И впрямь, как же он не додумался! Конечно, гномы себя обшивают, но не здесь. Вот клятый дроу! Ещё хуже Рэйшена, хоть и трудно это представить.

— Я вообще опасаюсь, — Дэвлин понизил голос, — что гномы могут заколотить нас в ящики как раз по нашей мерке и зашвырнуть куда-нибудь в неведомую глубину.

Ингерама невольно передёрнуло. Он уже насмотрелся этих глубин, спасибо, больше не хочется. Лоркан тоже помрачнел от таких перспектив.

— Вот то-то, — заключил Дэвлин, с тайным удовлетворением глядя на озабоченные лица своих новых товарищей.

Лонваль вернулся в каменную келью, которую делил с Руфусом, и к ним сейчас же постучали гномы, желающие снять мерки с молодых людей. Руфус покорно поворачивался то так, то эдак, как было удобно обмерщикам, гадая про себя, зачем бы это всё понадобилось. Лонваль был куда смышлёнее и догадливее, надо бы у него спросить. Гномы-то отвечали невпопад, у них ничего не выведаешь, такие уж они хитрецы.

— Слушай, зачем это всё? — поинтересовался Руфус, как только гномы удалились.

— Откуда мне знать! — раздражённо ответил Лонваль. — У Эли спроси.

Руфуса, как ни странно, покоробила эта непрошеная фамильярность по отношению к Элине. Так мог назвать её только Рэйшен. Ну, и ещё Дэвлин, который откуда-то её давно знал. Больше никто не смел укорачивать её имя, даже сам король. Услышь это Полли, она бы возмутилась и прочитала Лонвалю длинную нотацию. С Полли мысли Руфуса перескочили на её подругу Тати, а потом и вовсе уплыли куда-то очень далеко от Сельбермина.

Лонваль всё ещё переживал сцену у двери Поллианны. Он счёл себя униженным, оскорблённым и… И вообще. Как она посмела?! Чем больше молодой аристократ обдумывал произошедшее, тем больше накручивал себя. Он воображал, как Полли и эта парочка ненормальных дроу с ненормальными именами издеваются над ним и высмеивают его. Ничего, вот вернутся они в Глорк (ведь эти дроу так хотят туда попасть!) и в замке у короля увидят, кто есть кто.

Лонваль с наслаждением представлял себе, как его окружат красивые, нарядные, изящные женщины и будут расспрашивать о его приключениях, ахать, ужасаться и восхищаться. А эта девчонка Полли будет стоять в уголке в своих жалких чёрных обносках и смотреть на Лонваля издали. Ах, Полли даже в своих "жалких обносках" была чудо как хороша! Лучше многих придворных аристократок. И смотреть эти придворные курицы будут на Полли. С завистью и неприязнью. Или на Элину. На неё уж точно — с ненавистью, ведь она сразу направится к королю с докладом. И, небось, все дроу поволокутся за нею следом, и никто не посмеет их остановить.

Он слыхал, как Рэйшена едва-едва удерживали вшестером, да и то потому только, что Рэйшен был ранен. А уж четверо дроу во дворце произведут неизгладимое впечатление на всех. И никому не будет дела до Лонваля и его глупых приключений, а если он попытается о чём-то рассказывать, все сочтут, что он… Как это Мадог сказал? Докучает. Разве что отец внимательно его выслушает, но, конечно, отец — это совсем другое…