Глава 37

*

37

*************

Когда жена вошла в комнату — тазик уже перекочевал под диван, а я сидел в кресле, и на моём лице, ну как в своё время у лермонтовского демона, не отразилось ничего. Я даже не посмотрел на неё, а, откинув голову к мягкому изголовью на спинке кресла, вроде бы дремал с полузакрытыми глазами.

Она прошла к столу и гулко поставила бутылку водки, в надежде на то, что я встрепенусь и должным образом отреагирую на столь широкий и довольно-таки прочувствованный жест полного понимания моего душевного состояния.

Я ничем не выдал своей радости.

И тогда она сказала:

— Какая у тебя замедленная реакция. Вместо хлеба купила тебе. Нынче что хлеб, что водка — по одной цене. Снимай стресс.

Я молчу. Нет ни злости, ни юмора, и даже внеочередная выпивка не радует. Но ведь сердобольная, окзывается, она у меня… Или только отмывается?

— Спишь, что ли?

Подаю голос. Ленивый. Скучный:

— Уж солько раз твердили миру, что спящий человек не может дать ответ на такой вопрос, а до тебя это никак не доходит.

— Я вижу, что ты не спишь, так вот и спрашиваю с укоризною. Но если ты не хочешь расслабиться, я поставлю бутылку в сервант.

Она тянется к поллитровке, а рука на полпути замирает.

— А свечки каким образом ты зажёг? Спичек у нас не было, я только что купила их.

— Пассами! Пассами.

— Какими ещё пассами?

— Сейчас я тебе покажу, чтобы ты и сама при случае могла бы зажечь свечи без спичек.

Я вскочил на ноги и делаю над свечками традиционные для профессии фокусника движения руками.

Свечки не загораются.

Я сажусь обратно на своё место. Ничуть не разочарован, но и невесело признаюсь:

— Забыл колдовские заклинания, будь они неладными. Возраст уже. Понимаешь, ничего в голове не держится.

— Если бы я была без чувства юмора, то точно, крыша поехала бы.

— У кого?

Не обронив ни слова она уходит на кухню.

Шевельнулась ли у неё в мозгах хоть какая-то извилинка, или она считает себя вне всяких подозрений и не сомневается, что и у меня в отношении неё их нет и быть не может?

Вернулась она со спичками и не в плохом расположении духа.

— Любишь ты надо мной поизмываться! Это у тебя — от скуки, занять себя нечем. А свечки ты зажёг от газовой плиты, она у нас — электрофицированная. Но скоро всеобщая нищита сведёт электрофикацию в нашем подъезде на нуль, и мы останемся не только без коммунизма, как уже остались без него, но и без лампочки Ильича. И вот тогда-то спички пригодятся.

— Паникёров Сталин расстреливал.

— Дело к этому идёт. Вон, Алёна Свиридова поёт в Москве, а за петушками ездит в Белоруссию.

— Зачем ей петушки да ещё белорусские?

— Чтобы голос не ослаб.

— Так она, что, вместе с ними по утрам кукарекает?

— Она утром вместе с макаронами ест их.Народная артистка, а московская птица ей не по карману. Зажгу свечки? Гляну, как подсвечники с ними смотрятся..

— Лучше полюбоваться на них в сумерках, вечером.

— И вечером, когда свет отключат, само собой налюбуемся.

Она счиркнула спичку и зажгла обе свечи. Почти тут же раздался звонок. У меня уже такое только что было, и возникли соответствующие ассоциации. При жене подобный визит был бы совершенно нежелательным. Похоже, и без тазика свечи срабатывали, как срочный вызыв «скорой помощи».

Уж не приехали ли они клизму мне ставить?.. Или кастрировать?.. Как это чуть было не случилось в Ленинграде, когда они заловили меня прямо на Кировском проспекте.

От этих небиологических копий можно чего угодно ожидать. Неизвестно, в какую сторону у них мозги повёрнуты, если они вообще у них есть.

А жена уже пошла в прихожею.

— Меня нет! — торопливо шепнул я ей вслед.

Она открыла дверь, и я слышу, с каким садистским удовольствием она кому-то говорит:

— Он мне сказал, чтобы я вам сказала, что его нет дома.

— Я с удостоверением! — бодро звучит голос Ефима Афанасьевича.

На что Клава уж совсем весело отвечает:

— У него такое же удостоверение, новгородского розлива.

Я соскочил и задул свечи. Но сосед — всего лишь повар, и не исчез, как волшебник.

Войдя в комнату, он повёл носом, со смаком вдыхая воздух, и с видом большого знатока сказал:

— При свечах танцевали.

Но поставив свою бутылку рядом с моей, сам себе удовлетворённо заметил:

— Ещё не пили… значит, танцевать ещё рано. Будем снимать стресс, а там видно будет, может, и спляшем. Я давно хотел придти, да думал, ты спишь. А тут вижу из окна, Клава идёт. Ну, думаю, пора ему вставать.

Мне отмываться и отмываться… Как только я его не поносил… Я ведь думал, что он из ума выжил — совсем спятил. Безумец! Хорошо ещё, что только про себя — не сорвался на прямую речь.

— А тебе-то что не спится?

— У меня тоже неприятности — крышу украли.

Клава, которая вошла вслед за ним, прыснула смешком за его спиной и сквозь смех удивилась:

— Как это так «крышу» украли?

Она начисто забыла, что наш сосед в обмен на квартиру получил коттедж и ждёт не дождётся, когда там строительные работы закончат.

— Как украли, это не столь уж и важно. Всякие умельцы есть, — сказал я, с наигранным сочувствием глядя на деда.

— Да кому же нужна такая крыша? — не унилась Клава. — Память у вас, у каждого, дырявая, как решето.

— Нашим политикам такая крыша — в самый раз. Они тут же забывают, что говорят, а уж кем были — это и подавно забыли. А вот кому потребовалось мою машину сжечь без всякой пользы для себя и меня, тут ещё поразмышлять надо.

И не делая паузы, и не глядя на жену, я опять переключился на деда:

— Ты садись к столу, раз с бутылкой пришёл. Наши только на приёме у президента пьют стоя и рукавом занюхивают. А в быту, во время товарищеских встреч, русский не пьёт без закуски. Клава, ты можешь нам сервировку стола обеспечить?

— Могу окрошку сделать.

— Не-не-не! Окрошкой мы закусывать не будем. А что ты к окрошке купила?

— Весь набор продутов и квас бочковой.

— Квас это потом, ближе к утру пригодится. А огурчики есть?

— Какая же окрошка без огурчиков.

— Вот ты нам и подай по огурчику. Предварительно каждый огурчик разрежь не поперёк, а вдоль, половинки посоли, потри друг о друга, попарно вместе совмести и к каждому огурчику с боку положи по ломтику чёрного хлеба. Что скажешь, повар?

— Неплохо бы на чёрный хлеб ещё по кружочку лука добавить, салатного, чтоб не горчил.

— Нет, уж вы лучше послушайте, что я скажу! — возмутилась хозяйка. — У меня всего два огурца, и я не собираюсь оставаться без окрошки.

— У нас — самые непритязательные запросы, — скромно заметил я.

— У вас действительно память, как у наших политиков. Вы оба всё время забываете, в какое время мы живём, что почём теперь стоит, и цены у нас — московские, а зарплата тутошняя, и ту какой месяц вообще не дают.

— Да уж, — вздохнул Ефим Афанасьевич, примостившись на стульчике к столу. — Ты вот газет не читаешь, а у нас поезда не ходят, самолёты не летают, корабли не плавают, и, всё что есть в России дельного, за ненадобностью и за бесценок, как шурум-бурум, наши самые шустрые соотечественники тащат за «бугор». Раньше тащили на свои огороды, а теперь тащат из страны. Алчность восторжествовала в умах наших людей. Вот и крышу у меня украли. Совсем новая. Только что покрыли финской черепицей. Месяц стелили, а за одну ночь сняли. А вам — хиханьки да хаханьки.

Он нервным движением сорвал пробку с бутылки.

— Ломать — не строить. Понятное дело, производительность труда намного больше и итерес другой — личный.

— Ну ладно, уж по такому случаю отдам вам оба огурца.

Вздохнула Клава и безнадёжно махнув рукой пошла было на кухню, но я остановил её, с оптимизмом продолжив безрадостную речь:

— Нет уж, как раз по такому случаю мы и не будем пить. Поезда не ходят, и без путёвки в жизнь орлята не учатся летать. На воде дела тоже обстоят не лучшим образом, хотя она — не то, что рельсы в два ряда, и Родина никого не посылает штурмовать широко море… зато жёны наши не скучают, не плачут, пребывают в тихой радости… ну, как это происходит с теми, кто попадает в дурдом. Что ты скажешь, милая, если мы исчезнем на время?

— Исчезайте. Пользы от вас здесь — никакой, одна суета. Только там у всех буйных — постоянная прописка.

— Не спеши облегчить себе жизнь. Как катер у тебя, Афанасьевич, на ходу?

— В полном порядке. Я ведь и пришёл с этим замыслом. На рыбалке только и снимать стресс! И к вечеру, Клава, пока озеро наше, у тебя будет, что жарить, а нам — чем закусить.

— Правильно мыслишь. Поехали рыбачить, пока Ильмень не продали или не сдали в аренду, как в своё время Хрущёв сдал чехам Байкал. Омуль в нём сразу перевёлся.

— О, у арендаторов — руки загребущие, хуже чем у браконьеров.

— Никому не нужна убыточная аренда. А ты куда побёг сгоряча?

— За рюкзаком.

— Верни затычку на место… чтоб не выдыхалась. Пригодится ещё напиться.

********************

Продолжение следует