Глава 21 / ТИХИЙ ИЛЬМЕНЬ / Ол Рунк
 

Глава 21

0.00
 
Глава 21

 

*

 

21

*****

Ночь прошла без секса.

Утром до ужаса не хотелось вставать.

Болело тело… словно ночью я не спал, а мешки с сахарным песком на себе таскал.

В мешках-то сладость, а труд, кто знает, — тяжелый, и если хорошо на такой работе поработать, то после быстро не отлежишься, скоро не очухаешься.

 

А со мной какая-то чертовщина творилась. Я мешки не таскал, и никаким таким предосудительным делом с женой не занимался, а чувствовал себя погано.

И все бы ничего, если бы не понедельник. Мне целый день предстояло стоять у токарного станка. Сколько лишних микрон сниму со стружкой! Как много запорю дорогостоящих заготовок! Какую сумму с меня потом за них высчитают!? Бррр… Я тряхнул головой, и словно шары тяжелые с колючими шипами перекатились в ней из одной стороны в другую.

 

— Прошу завтракать! — заглянула в комнату Марта. — Стол накрыт!

Она весело сверкнула глазами и снова исчезла за дверью.

 

«Ну чем не жена, — подумал я, поднимаясь. — И заботлива, и мила. И спит, видимо, неплохо. Вон какой свеженькой да бодренькой выглядит».

 

А я поднялся с проклятьями. Ах, к счастью, никто их не слышал, все были уже на кухне. И когда я туда пришел, наши соседи расправлялись с жареной рыбиной и ели с таким аппетитом, что у них только за ушами трещало, и я это слышал.

У обоих, похоже, неплохое было настроение. Во всяком случае с тем вчерашним оно у них ни в какое сравнение не шло… Вот что значит выспаться хорошо. Эх, права Марта...

 

А эти двое обжор со знанием дела оглядели меня. У Нади глаза так и засветились нахальством.

— Чего такой вялый, не выспался небось? — спросила она насмешливо.

 

«Ну и баба! До всего ей дело», — скучно подумал я, но отвечать или вступать в разговоры не стал. Без нее было тошно. Голова раскалывалась, а уж с такой головой, как известно, не до дискуссий с женщинами.

 

Я поковырял вилкой яичницу… Черт возьми, никакого аппетита! Да от чего ж я так безобразно себя чувствую? Не только разговаривать, но даже есть не хочется, и собственные яицы словно в кипятке горячем всю ночь пролежали и, похоже, вкрутую сварились. А я ведь ничего такого не делал, что, по мнению Марты, могло бы отрицательно сказаться на моем самочувствии. Может, я в самом деле того, и в сексуальном плане у меня не все нормально?

 

Ермишины, словно соревнуясь друг с другом, быстро сметали все, что у них лежало на столе. На что я не люблю рыбу, но и мне, глядя на них, захотелось рыбки. А минтай-то был пережаренный в прогорклом масле, и жарили его в общепитовском противне в какой-то грязной забегаловке… Ну и натура человеческая… Как бывало в детстве мальчишками говоривали: «Одна кобыла всех заманила»… Эх… умяли люди рыбку.

 

Я передвинул сковороду с яичницей поближе к Марте. Положил вилку на стол… А Толя уже из-за стола поднялся. Завернул в бумажку обсосанные косточки и все, что они не съели, выбросил в мусорное ведро, а все, что съел, запил холодной водой из-под крана… Ну и здоровье… Это сырой-то водой…дохлую рыбку…

 

— Тебе чайку? — любезно спрашивает у меня Марта.

Я киваю. Ох, до чего ж голова болит. Опять там тяжелые шаpы перекатились из стороны в сторону. А сосед весело, легко и бодро уходит из кухни.

 

— Ты куда? — кричит Надя ему вдогонку.

Он остановился и смотрит на нее. Глаза у него по-прежнему, как в тумане, поволокой затянуты, и только немного ввалились за ночь и синие тени вокруг них легли. А вид бравый, даже на счастливого человека вроде бы похож.

 

Надя ни звука больше не издала, только как-то по-особому глянула на стол.

Толя метнулся в кухню, схватил тряпку, тщательно вытер клеенку.

Надя неторопливо поднялась и словно пава проплыла мимо нас в свою комнату. Толя вприпрыжку бросился за ней.

 

— Ни кожи, ни рожи, — проворчала Марта после того, как они ушли. — А строит из себя принцессу.

— Стиральная доска! — морщась от головной боли, поделился и я своими впечатлениями о соседке. — И совсем не сексуальна!

— А это-то тут причем? — возмутилась Марта.

— Ну, стелится-то он перед ней ради чего?

— Господи, ну и досталось же мне сокровище! У тебя только это на уме! Может быть, он уважает ее за прекрасные душевные качества. Тебе это в голову не приходило?

 

Слишком тихо было ночью у соседей, чтобы я мог что-то возразить.

— Может, и так, — невесело согласился я и, буркнув дежурное спасибо, пошел из кухни.

— А ты чай не выпил! — взволнованно крикнула Марта.

 

Мне в тот момент страшно захотелось послать ее ко всем чертям вместе с ее чаем. Но я сдержался. Только рукой махнул… А по дороге на работу внушал себе, что Марта — заботливая жена, и я должен уважать Марту за чай по утрам, чистые рубашки по выходным дням и за ее прекрасные душевные качества, в которых я еще не совсем разобрался. Может, со временем и разберусь. Так, потихоньку, все образуется. Дожить бы только до пятницы… А там и до субботы — рукой подать! На этот раз я своего шанса не упущу, как бы тихо не было у соседей.

 

 

***

Я всю неделю ходил как наэлектризованный. Еле дождался субботы. Ну, ни одного праздничного дня я еще не ждал с таким нетерпением. После ужина, ни на что больше не отвлекаясь, я залез в кровать и с головой окунулся в свои фантазии.

О чем я фантазировал, рассказывать, наверное, долго не надо...

 

Марта звенела посудой на кухне,

Толик в коридоре мыл полы...

 

 

Надя притихла в комнате.

Интересно, она-то чего дожидалась? Межет быть, того же самого, что и я? Может быть, и она на таком же голодном пайке, как и я. Может быть, и ее уже к другим мужикам тянет, как и меня — к другим бабам. Точно тянет. От того она и злая такая, что неудовлетворенная…

 

А время шло. Я торопил его, мысленно подгоняя свою cyпpyгу и надеясь, что мы начнем с нею заниматься этим не совсем приличным делом, как только она покончит с мытьем тарелок.

И мое сердце забилось прямо-таки как у настоящего девственника, когда в комнату наконец вошла Марта.

 

— Дорогая! — протянул я к ней жаркие руки. — Ты не забыла, какой сегодня день?

 

Она недовольно поморщилась, значит, ничего не забыла. Но и никак не ответила на мой полный любви жест. Словно не замечая протянутых к ней рук, прошла мимо кровати и села на табурет у окна.

— Я еще белье не постирала, а ванная занята.

И вместо того, чтобы хоть глянуть на меня ласково, уставилась

с безразличным видом в черное окно.

 

— Надя моется? — подавив вздох, спросил я.

— Толя стирает!

— Как это Толя стирает? — ужасно удивился я.

— Обычным образом. Вручную. Машинки-то у них, как и у нас, нет?

 

Это было сказано с очень даже большим упреком в мой адрес. Я сделал вид, что ничего не понял.

— Ну, и пусть стирает! — весело воскликнул я. — Это даже хорошо, что он стирает. У нас сегодня другие планы, и тебе, я думаю, не следует переутомляться с бельем. Ложись, моя голубка, а то я уже истомился тут под одеялом. Видишь, каким бугром оно стоит?!

— Господи! — Марта с тоской посмотрела на меня, точнее — на то место, которое бугрилось. — Ты же сексуальный маньяк! У тебя и голова-то ни о чем больше не болит! Вот Толик!.. Вот Толик и готовит, и стирает, и полы моет! Вот что значит — человек уважает свою жену! А ты!.. А ты!.. Тебе надо было на какой-нибудь шлюхе жениться, развращенной так же, как и ты! Культурная, воспитанная девушка — не для тебя!

Ее глаза наполнились слезами, и она выбежала из комнаты.

 

Я долго лежал на спине, смотрел в потолок и ни о чем не думал.

И стукнуть по башке меня никто не стукнул, а вот чувство было такое, что голова моя садовая отключилась от этого мира и ничего не соображает, как после хорошего удара.

Но лежи — не лежи, тоскуй — не тоскуй, а жену искать надо было.

 

Я лениво поднялся и подался на поиски.

Заглянул на кухню. Пусто и темно…

Открыл дверь в ванную, вдруг она там вместе с Толиком стиркой занимается.

Нет, вместе с Толиком была его жена Надя. Схватив мужа за волосы, она мордой тыкала его в грязную, мыльную воду, гневно приговаривая:

 

 

— Разве я тебе, стервец, не говорила, чтобы ты не клал белое вместе с черным?!

Согнувшись в три погибели над ванной, «стервец» только жалостливо похрюкивал и отдуваясь, выдувал мыльные пузыри...

 

«Во дрянь баба!», — подумал я и быстренько закрыл дверь, чтобы не быть свидетелем небывалого, в моем представлении, мужского пoзopa...

 

 

Нет, все-таки моя Марта, хоть и с вывихами, но жена что надо!

Я стоял возле сартира, пытаясь подобрать нужные для Марты слова, прежде чем заглянуть в него, когда в коридор вышла еще не остывшая после схватки с мужем Надя. Увидев меня, она резко переменилась в лице и движениях, и пошла прямо на меня.

Я попытался посторониться. Отступил назад к стене.

Она, не обращая никакого внимания на мои вежливые пируэты, приблизилась вплотную и прижалась ко мне, словно соизмеряя свой рост с моим.

— Какой ты большой! — заглядывая в мои глаза снизу, зашептала она. — Как только Марта выдерживает тебя? А впрочем, как она тебя выдерживает, об этом нетрудно догадаться.

 

Надя насмешливо посмотрела на дверь туалета и тут же, как ни в чем не бывало, отстранилась совершенно с невинной физиономией. И только уходя, на прощанье попыталась качнуть бедрами, но это у нее по нормальному не получилось. Слишком уж узкозадой для такого призывного действия была она. Вышло что-то больше похожее на собачье движение, словно сучка хвостом вильнула.

«А ведь она голодная! — подумал я. — Такая же голодная, как и я сам!»

 

От этой, казалось бы, никчемной и самой что ни на есть пошлой мысли в моих висках сильно застучало, и я вдруг понял, что мне ужасно хочется обладать ею… Не Мартой. О, боже!.. А этой прожженной стервой.

 

Я тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. К черту такие мысли! Ведь есть Марта! Она же есть, существует, совсем рядом существует! И сегодня суббота!

 

Я положил руку на дверь сартира. Я так осторожно открывал ее, с таким чувством, словно за нею был рай с любимой в шалаше и полным очищением от всех греховных мыслей...

 

Марта, сгорбившись, сидела на унитазе и, подперев кулачком подбородок, о чем-то мечтала.

И потому, как она сидела, не задрав платья, нетрудно было догадаться о том, что и на этот раз она расселась здесь не ради отправления каких-то своих физиологических нужд, а для того, чтобы поизмываться надо мной.

 

 

 

Я окинул ее презрительным взглядом, и не только презрительным, а еще и полным ненависти, и ушел в комнату.

Так и ушел, ничего не сказав...

Нет, кажется, с досады еще плюнул. Не на неё, конечно, и так, чтобы она не видела.

 

 

***

С тех пор я стал осваивать диван.

Да, у нас еще был диван. Моя мама, похоже, многое предвидела в нашей интимной жизни и подарила его нам на новоселье...

 

Но скучно молодому парню одному валяться на диване, даже если он ещё совсем новый и пружины не упираются в бока.

Вот уж когда не спится, так уж не спится...

Женщина слева. Женщина справа. Обе в кроватях по разную сторону перегородки… И что же, они так невинны, как тишина в доме?

 

Я смотрел в потолок, и думал… все об этом… И чем больше я думал об этом, тем упорнее мои мысли возвращались к Наде. Мне страшно хотелось узнать, как у наших соседей обстоят дела с этим делом? Удовлетворена ли она? Или ей тоже хочется кого-то слева, кого-то справа, но не того, кто есть рядом с ней, а совсем другого.

 

Все познается в сравнении. И это мое желание было вполне уместным, естественным, правда, не совсем приличным, но я никому не собирался задавать бестактных вопросов.

 

Я вслушивался в тишину...

Железная кровать безмолвствовала.

Неужели у них и по субботам совершенно также, как и у нас все дни недели?..

А что если проверить? Сходить в туалет, а потом, как бы случайно, открыть дверь в их комнату… и закрыть, если спят… а если не спят — сделать то же самое, но предварительно извиниться, сказать, спросонья забрел.

 

Я тут же отклонил эту идею. Больно уж она была примитивной и подходила разве что только для детективного романа. Надо было придумать что-нибудь поумнее… А умнее замочной скважины ничего другого пока что человечество не придумало.

Но как это мерзко подглядывать в замочную скважину! Все мое нутро восстало при одной этой мысли.

 

Я почти всю ночь боролся с искушением, но когда стало светать — не выдержал, нашел себе оправдание.

Да и в самом деле, что я мог увидеть в это время суток. Даже люди, тяготеющие к бессоннице, и то под утро засыпают… А раз я ничего не мог такого особенного увидеть, то выходило, что я как бы ни за кем и не подглядывал. И выходило, мне можно было посмотреть в замочную скважияу без всяких предубеждений и не морочить себе голову этическими нормами общежития.

 

Я бесшумно встал с дивана.

Марта, подложив ладонь под щеку, сладко спала.

Дверь не выдала меня ни скрипом, ни сквозняком...

В коридоре я прислушался. Гробовая тишина! Прекрасно! Как раз то, что надо. Не зажигая света, на цыпочках я подошел к чужой двери. Секундное колебание — и мой глаз у замочной скважины...

 

Я не поверил тому, что увидел.

На табуретке, взгромоздившись друг на друга, сидели две голые фигуры. Они наслаждались друг другом… они упивались любовью!

 

 

 

Пошатываясь, словно от удара, я побрел в свою комнату.

Так вот почему не скрипят ржавые железки!

Так вот почему эта тихая пара с каждым днем все веселее и наглее смотрит на мир и на меня тоже.

 

Теперь не проходило ночи, вечера, утра и дня, чтобы я не заглянул в замочную скважину, когда там у них наступала тишина. И каждый раз, в какое бы время суток я туда не смотрел, они занимались любовью на табуретке. Я в мельчайших подробностях изучил весь ритуал, который предшествовал их половому акту, и все, что было связано с ним.

 

Да за такой секс, будь мы религиозной страной, попы заставили бы их денно и нощно молиться, как это и было в дореволюционной России!

 

Вряд ли самые искренние молитвы избавляли подобные пары от сексуальных сатанинских игр, и эти не спешили замаливать свой половой грех, опорой которому служила простая деревянная табуретка.

Наверняка они не верили в загробную жизнь и, как я, полагали, что дальше кладбища у человека ничего нет.

 

А у нас в комнате тоже стояла табуретка!

 

И однажды мои мысленные и немыслимые вариации на тему земной любви завели меня слишком далеко.

Я совсем забыл, с кем имею дело.

Виноват в этом был, конечно, солнцедар.

С тоски или еще по какой-то причине, я крепко набрался в соседнем магазине у автопоилки, и такой явился домой.

 

Черт дернул меня сесть на табуретку.

Ничего я и в голове-то относительно секса не держал. Сел, потому что хмель в ноги ударил, и они стали подкашиваться.

А тут Марта подошла. Она встала напротив меня, и начала присматриваться ко мне, на глазок пытаясь определить: крепко я набрался или еще хоть что-то соображаю.

А мне возьми да и ударь дурь в голову. Я задрал подал ее платья. Высоко! До самых пышных грудей. И все, что было ниже бюста обнажилось. Покатые матовые бедра… Ножки… чудо-ножки… Гладкий упругий животик. И все это на высшем уровне! То есть на уровне моих глаз.

Естественно, от всего этого я совсем обалдел и стал осыпать поцелуями все эти мартовские прелести.

 

 

Мой неожиданный порыв, похоже, ошеломил супругу. Она стояла ни жива ни мертва и, может быть, так бы и стояла, если бы черт не дернул меня припасть к ее губам. К тем самым, что расположены ниже бюста, чуть ли не промеж ног.

Я никогда ничего подобного не делал ни с одной женщиной, но этим занимались Толя с Надей и наверняка не без удовольствия… А мне так хотелось ублажить мою Марту.

…………………

 

Марта зашипела, как гадюка, и, извиваясь, выскользнула из моих рук.

— Боже, какой ты извращенец! — взвизгнула она. — И пить к тому же начал! Как же теперь быть, как быть? — застонала она. — Я так мечтала создать нормальную советскую семью!

 

Одернув платье, и трагически заломив руки, она пулей вылетела из комнаты.

Я прислушался к ее гулким шагам… Направилась в туалет размышлять о своей жизни, а, может быть, и оплакивать несложившуюся свою судьбу..

 

Я не пошел успокаивать жену. Я уже не очень-то всерьез воспринимал подобные выходки нелюбимой супруги. Кажется, я уже стал уставать от них да и от самой Марты тоже. Я все чаще прислушивался к шагам соседки. И все больше приглядывался к ней. И удивлялся, от чего же это так получается? Почему мне уже не хочется с Мартой, не только так, как она разрешает, но даже и так, как это делают наши соседи? Ну с чего меня вдруг тянет не туда, куда надо? А ведь Надька, если ее поставить рядом с моей, мгновенно слиняет… Естественно, женщины берут не умом, а внешним видом, умением подать себя. И у Надьки, похоже, это получалось. Неужели во всем виновата голодуха? Но тогда почему же и по субботам я стал отлынивать от этого дела, и, чтобы уйти от него наверняка, пил в этот день по-черному?

*************************

Продолжение следует

 

  • тайна моей юности / Rince Sim
  • По проселочной дороге / Хрипков Николай Иванович
  • Песня песен / Ехидная муза / Светлана Молчанова
  • "Незнакомка" - для журнала Writercenter.ru #10 / "Несколько слов о Незнакомке" и другие статьи / Пышкин Евгений
  • Звуки из распахнутого окна / Блокнот Птицелова. Моя маленькая война / П. Фрагорийский (Птицелов)
  • Славный конец / Ограниченная эволюция / Моргенштерн Иоганн Павлович
  • Сапожник / Хрипков Николай Иванович
  • Как Аукнется / Как аукнется / Карф Сергей
  • Она / Заботнова Мирослава
  • Девочка / Fluid Александр
  • Я с тобой не разговариваю! / Подчашинская Руслана

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль