XVIII ГЛАВА

XVIII ГЛАВА

Обстоятельства для ртупов Забытых пещер складывались не лучшим образом. Последнее время сон у Грако-ох стал намного хуже: то и дело приходилось просыпаться и выходить из пещеры, чтобы, как следует, надышаться чистым воздухом, а заодно проверить дозорных. Сложная ситуация, нечего и говорить. Возникло ощущение, словно проблемы, переполнили до краёв и прорвали сеть Цоронга. Они нескончаемым потоком сыпались на голову ртупа. С каждым рассветом всё труднее стало убеждать себя в существовании каких-либо радужных перспектив. Ртупы, судя по всему, за что-то попали в немилость к Цоронгу. Сабатаранга на этот раз нанёс серьёзное поражение кочевникам, последствия от которого лягут тяжёлым бременем на каждого члена племени. Почти никто из соплеменников не верил в возвращение беглых ртупов. Забытые пещеры, плотной накидкой, накрыл траур и уныние.

Нет ничего хуже безнадёги, особенно в условиях открытой войны.

Грако-ох спустил, отёкшие от долгого ночного перехода, ноги на каменный пол, зевнул и потянулся. Оглядевшись по сторонам слегка припухшими глазами, привычным движением поправил костяное кольцо, торчащее из носовых отверстий. Рядом, мирно храпели его преданные воины, возможно последние из племени Напада. Ртуп вновь прикрыл глаза, на мгновение замер, вслушиваясь в тишину. Она и успокаивала и волновала одновременно. Слишком тихо. Аруту воина размеренно пульсировала. Где-то внизу, у подножья скалы, заревел агато.

Тяжело и тревожно, но поддаваться и уступать нельзя. Грако-ох решительно поднялся, неспешно вышел из помещения на каменную платформу, выступавшую из скалы. Перед ним раскинулся океан тёмной зелени, покрывший территорию предков до самых рампа Ситуст-Ры. Вид просыпающихся земель ртупов заставил на мгновение забыть об испытаниях, которые предстояло им всем преодолеть. Дозорные, расставленные на каждом ярусе пещер, одиноко скучали под тусклым светом факелов. Скоро подъём и они, дожидались своей смены: наконец-то можно будет пойти отдохнуть. Грако небрежно махнул рукой, отгоняя надоедливых комаров — от этих, нигде покоя нет.

Сегодня предстояло провести совместное погребение вождя, совместно с Ниской. Спутница предводителя ртупов всё это время пряталась в Забытых пещерах вместе с небольшой группой женщин и детей. Они отсиживались до тех пор, пока не появились воины Грако--ох. Оголодавшие ртупы несказанно обрадовались их возвращению, несмотря на печальную новость о гибели Напада. Ниска держалась достойно. Она всегда вела себя соответственно статусу спутнице великого вождя. Никто не заметил даже маленькой слезинки на её обветренном временем лице. Женщины ртупов старались ни в чём не уступать мужчинам, поэтому излишнее проявление эмоции считалось для них неприемлемым. Но одно дело охотиться на агато, а совсем другое выступить против всадников Ситуст-Ры, покарай их аруту Цоронг.

Ртуп спустился на нижний ярус, встал, широко расставив ноги, расправил могучие плечи и сделал несколько поворотов с наклонами. Услышав желанный хруст позвонков, улыбнулся самому себе, после чего вышел на свет из сонного мрака пещерного свода. У выхода на первом ярусе, как и полагалось, стояли два крупных воина, охранявших покой и сон соплеменников. Их суровые лица, высекал из темноты свет факелов. Унылый настрой, вызванный последними неудачами, не покидал ртупов, с тех пор как они добрались до Забытых пещер. Грако-ох не мог вспомнить, когда последний раз видел в племени хотя бы одно довольное, или радостное лицо. Он, не проронив ни слова, махнул дозору рукой, чтобы они шли отдыхать, а сам остался дожидаться новой смены. Воины не спеша поднялись на свой ярус. Никто из них пока не догадывается, как Грако-ох собирается поступить.

Ртуп тяжело вздохнул.

«Как же больно наблюдать, когда на твоих глазах, некогда многочисленное и сильное племя стремительно приближается к полному вымиранию. Даже не могу вспомнить за всю свою жизнь период, в котором бы ртупы значительно приросли потомством. Чем же мы так прогневали тебя, Цоронг, или мало жертв ради тебя приносили? Почему нечестивцы уже, какое поколение не позволяют нам спокойно жить на землях предков? Неужели ты позволишь Сабатаранге увидеть рассвет, когда на землях ртупов не останется ни единого воина, способного держать сору?»

Ртуп, никогда не забывал услышанные им ещё в детстве рассказы стариков о лучших временах для племени. Грако-ох всю свою жизнь надеялся возродить утерянное могущество. Он, как и Напада, хотел, чтобы даже самый отважный сиронг боялся ступить ногой на их территорию. Приграничные рампа несли службу в постоянном страхе. Сам Грако-ох, чаще остальных, приносил в пещеры отрубленные головы убитых им фарангов. С надеждой в аруту, ртуп бросал жертвы в костёр Цоронга, вымаливая у бога прощение. Они искренне надеялись, что это заставит Ситуст-Ру отступить. Но чем больше сиронгов убивали хозяева Забытых пещер, тем больше их появлялось в рампа, и тем злее становился Сабатаранга. Долго так продолжаться естественно не могло.

Всадники Ситуст-Ры и не думали уступать кочевникам: фаранги, то и дело, заходили в земли Напада, вылавливая по одному юных ртупов. Амбициозный вождь гневался и требовал от соплеменников из каждого дозора приносить по жертвенной голове врага. Сабатаранге, в конце концов, надоел такой беспокойный сосед. Всё чаще ему приходилось заполнять рампа молодыми необученными всадниками. Твердыня Умра постепенно стала выражать недоверие командующему. Уступать Напада и идти на соглашение с племенами Периферии агатра точно не собирался. По его приказу всадники начали массовый отлов ртупов. Казни над пленными проводили перед своими рампа. Жестокость сиронгов не знала границ. Сабатаранга буквально омыл кровью земли Забытых пещер.

Это было очень давно. Как-то на рассвете, на территорию Напада пришли полчища мургов. Сотни головорезов со всей Периферии заполонили долину. Поток шел через Перевал. Что их гнало, никто сказать точно не мог, но это сильно осложнило жизнь ртупов. Охоты не стало совсем, кочевники голодали, умирали от болезней. Вождь не знал, что делать. Грако-ох не сомневался — это дело рук сиронгов. Хитрый Сабатаранга решил поберечь своих фарангов и рассчитаться с Цоронгом кровью мерзких бродяг и расхитителей цобо. Наёмники даже предприняли отчаянную попытку захватить вождя. Они устроили засаду, с целью убить Напада. Одна шальная стрела, попала вождю ртупов в ногу. От смерти его, спас, тогда ещё молодой, Грако-ох. Ответ не заставил себя ждать. Напада организовал карательный отряд во главе с Грако. Ртупы проникли в лагерь мургов и перерезали вожаков кланов, что на какое-то время деморализовало наёмников. Постепенно они начали возвращаться за Перевал.

После этого случая, вождь ненадолго успокоился, он запретил совершать ответные набеги на дозорные посты сиронгов, но было уже слишком поздно. Сабатаранга люто желал крови кочевников. Периферия, посмевшая поднять голову, должна была понести наказание. Всадники начали жестко притеснять ртупов по всей границе, пока Напада не собрал кочевые племена и не повёл против Ситуст-Ры целое войско. Мурги были окончательно разбиты и изгнаны с земель Напада за Перевал к землям Беглой Сойки.

Но, Цоронг рассудил по-своему. Ртупов ожидало: предательство союзников, бегство и начало скитания по многочисленным пещерам Периферии. Они потеряли покой. Опять началась тяжёлая борьба за выживание, унёсшая сотни юных аруту. Кочевники стали хуже питаться, их цобо не заполнялись даже на половину, а света в пещерах не хватало и на треть яиц. И вот закономерный итог: от, некогда, сильного и многочисленного племени осталась жалкая горстка бродяг, утративших веру и надежду на возвращение лучших времен.

«А ведь ты, Напада, не прислушался к моему совету, возможно ртупы сдержали бы сиронгов. Чрезмерная гордыня — злейший враг. Гордость, да — именно она погубила тебя, Напада! Ты думал твоя сила, и личный героизм помогут отстоять право ртупов на эти земли. Нет! Нет больше ни тебя, ни твоего племени. Нет моей Лои, да и Сурмо пропал, и скорее всего, встал на тропу Цоронга. Наша последняя кладка уничтожена. Видимо, не суждено мне вырастить хорошего воина для ртупов. Зачем, Напада? Для чего это? Все кто был мне дорог так скоро ушли в прекрасную долину Цоронга. И что же мне теперь делать вождь? Чтобы ты сейчас сказал мне на это?»

Грако-ох резко повернулся на еле различимый звук приближающихся шагов. Рука сжала рукоять клинка. Воин всегда был готов пустить его в ход, даже находясь среди соплеменников. Жизнь изгнанников, знакомых с коварством Сабатаранги, приучила к осторожности. К воину, прихрамывая на одну ногу, подошел перевязанный Цоробо. Он почти восстановил силы, и сегодня должен был первый раз заступать в дозор.

— Грако-ох, хотел поинтересоваться, что нам делать с этим противным стариком? Его самочувствие стало намного лучше, наконец-то, прекратил нести бред. Однако с его слов, я понял, что жрец не собирается возвращаться к своему племени. Арутой чувствую, ничего хорошего нам не сулит присутствие в лагере этого кисару. Не добрый глаз у старика. Что, если он поверенный сиронгов? Тебе хорошо знакомо коварство Сабатаранги. Мы же знаем, что жрецы кисару, то и дело, заглядывают в рампа Од-Ра.

— Не все.

— Может оно и так, но этот явно какой-то странный. Говорю тебе, Грако, злость Цоронга льётся из глаз старика. Не доверяю, я ему. С таким жрецом, если он и есть Рату, твоя затея точно никогда не воплотиться.

— Сейчас не столь важно. Цоробо, неужели ты считаешь, что я собирался доверить аруту ртупов кисару. Нет, мой друг. Нет. Но ради будущего своего племен, ради большой, великой цели я бы решился на договор с ними. Жрецы также преследуют свои цели. Как только Ситуст-Ра дрогнет, они переметнутся на другую сторону. Тут главное всё хорошенько обдумать и извлечь свою выгоду. Нужно заставить Ситуст-Ру уступить. Чего Напада, как раз, и добивался, но иначе! Грубой силой их не возьмешь, пробовали, сам знаешь, что получилось.

— И ты собираешься договариваться именно с этим безумцем?

— Не знаю. Цоробо-ох, может он и не настолько безумен, как кажется на первый взгляд, есть что-то в глазах этого старика, помимо того что видишь ты. Но, пожалуй, соглашусь с тобой. После всего, что произошло, он, пока, для племени бесполезен. Тут с собственными проблемами нужно разобраться, не до кисару. Сейчас ни одно племя не выступит в поддержку ртупов — побояться. Как только всё закончится, проследи, чтобы его отвели к границе. Пусть видит в нас союзников, кто знает, чего захочет Цоронг. Мы, возможно, вернёмся к этому, но чуть позже.

Цоробо кивнул головой, соглашаясь с предводителем и добавил:

— Ниска готова! Сегодня последний срок, думаю уже нужно доставать Напада.

Грако-ох, ненадолго прикрыл потяжелевшие веки, следовало собраться с силами. Затем сделал пару шагов вперед, как бы отстраняясь от собеседника. Пауза затянулась. Ртуп о чём-то задумался, разглядывая темно-зелёное полотно долины. Где-то там, острые, словно зубья пилы, вершины Перевала, освещал проходящий, через огромные отверстия каменного купола, свет. Маленькими точками мелькали вечно голодные охносы, парящие над бескрайней территорией Периферии в поисках свежего мяса. Для них не существовало границ, кроме одной — Ситуст-Ры.

— Ниска как всегда отважна, даже перед лицом Цоронга. Она готова сопровождать своего вождя. Похвально. В этом я нисколько не сомневался. Кого выбрать на его место, вот что меня гнетёт, Цоробо. Вот, что мне не дает покоя. Пока с нами был Сурмо-ох, я не сомневался в кандидатуре, а сейчас, даже не знаю. Слишком большая ответственность. Ртупам, как никогда, нужен сильный предводитель, не просто будет заменить Напада.

Цоробо-ох улыбнулся. Он заглянул в печальные глаза товарища, цвета выжженной травы, и тихо сказал:

— Ну, тут, по-моему, всё ясно. Лучше тебя, Грако-ох, никто не сможет управиться со всеми делами. А, если Цоронг будет благосклонен, ты наконец-то сможешь воплотить свой давний план, несмотря на то, что нам придётся немного подождать.

Грако опустил глаза. Их переполняла грызущая его, словно червь спелый плод, печаль.

— Нет, дружище. Племя нужно возрождать. Оно должно полностью обновиться, следовательно, требуется молодой и сильный вождь. А я, если ты забыл, практически ровесник Напада. Да и к тому же …

Грако-ох замолчал, размышляя над тем, стоит ли заранее сообщать новость, которая ещё больше усугубит и без того тяжёлое положение племени. Однако обычаи предков свят для каждого ртупа Забытых пещер. Цоронг и так, судя по всему, разгневан на них за выходку Напада.

— О чем ты говоришь, Грако? Как так — стар? В нашем положении, на это ли обращать внимание?

— Потерпи, скоро все станет ясно. Пойду, проконтролирую, как там идёт приготовление к обряду. Не забудь, что я тебе сказал про старика. Мы должны остаться для него друзьями. Возможно, очень скоро ртупам Забытых пещер понадобиться помощь кисару.

Цоробо-ох остался стоять на утёсе. Воина опечалил настрой Грако, а тут еще слова сказанные Рату. Ртуп не стал сообщать об этом предводителю. Слишком много свалилось на плечи наставника, нужно немного переждать. Безумный старик утверждал, что своими глазами видел, как Мирт попал в плен к сиронгам и погиб. По словам жреца они вместе с молодым кисару пробирались через лес, спасаясь от вражеского разъезда. Мирт предложил им спрятаться в одной из пещер, которая попалась на пути. Сиронги буквально шли по пятам, хель за хелем.

Юноша полез первым, однако проход оказался слишком узок, для молодого воина, они на пару попробовали расширить его при помощи мечей, произошел завал и тот застрял. Рату из последних сил пытался вытащить соплеменника, пока сиронги не подошли на расстояние выстрела. Рату вынужден был оставить юношу и спрятаться в ближайшей расщелине. Цоробо-ох никак не мог забыть выражение лица жреца, когда он все это рассказывал: удивлённо-испуганное и одновременно какое-то загадочное, словно Рату что-то очень важное не договаривал. Все-таки, сложный народец эти кисару!

— Слово жреца, я пытался помочь ему, да поработит мою аруту Сам-Ру! Клянусь собственным хвостом, что все что говорю, истинная, правда! Посмотри, воин, на мои руки, посмотри, — старик протянул перед собой кривые, словно ветки сухого кустарника, костлявые конечности. Широкие ладони жреца действительно саднили свежими ранами. В глазах старца промелькнула мрачная тень, — Да воин не избежал кары Сам-Ру, но хочу напомнить тебе, что жрецы по воле Великой Ра-Аам не созданы для битв, а мальчишка всё равно, рано или поздно пошёл бы по тропе к его обители. Такова участь тога кисару. Дело-то поправимое, долго ли заложить новый цобо, стоит только найти подходящую долину?

— Ах, ты мерзкое охвостье кута!

Цоробо-ох выхватил, из-за плеча, сору и замахнулся на тщедушного старика. Рату весь сжался, испуганно зажмурив глаза. Всегда есть опасность, что твой обман раскроют. Он замер в ожидании своей участи. Руки-ветки сплелись над ним, прикрывая голову. Однако удара так и не последовало.

— Смалодушничал, что и говорить. Не гневайся. Сам посуди под силу ли справиться такому старику, как я с парой хамру сиронгов? Ведь могло повезти — нечестивцы прошли бы мимо, не заметив нас. Уж на то, как видно, воля богини.

— Но не прошли же! Что-то слабо вериться в твои россказни. Мирт и так натерпелся от вас, чего молчишь-то?

— Паренёк нарушил порядок, установленный в племени, что ж тут такого-то, за это и понёс наказание. А как же иначе? Не думаешь ли ты, что из-за его сумасбродства мы должны были поменять обычай предков? Полагаю, с этим-то ты спорить не станешь?

Цоробо-ох, тяжело выдохнул, ему не хотелось сейчас разбирать конфликт, произошедший между кисару. Без юноши это уже не имело никакого смысла.

— Так ты говоришь, что видел, как погиб Мирт?

— Да. Сам видел: значит, откопали они его, избили до потери сознания, а после провели над ним аглохо. Сиронги, чего от них ждать? Клянусь, воин, лучезарным ликом Великой Ра-Аам, если бы я мог, если бы только мог … То обязательно …

Рату по-прежнему не опускал рук, скрывая от ртупа морщинистое лицо, с которого не сходила хищная ухмылка.

— Ты же знаешь, как это бывает, ну или наверняка слышал. Распоряжался всем сам Сабатаранга. Растянули беднягу, словно старую кари. Смелый, смелый юноша, что и говорить. Даже когда внутренности его выпали и коснулись мха, он продолжал с презрением смотреть на этого сына кута, и не издал ни единого звука. Настоящий кисару, достойный звания тога. Пусть Сам-Ру проглотит меня, если хоть слово, сказанное мной неправда.

Цоробо-ох, отвернулся, задумчиво, потёр затёкшую шею. Перед глазами ртупа стоял образ жреца вымаливающего прощение. Что-то беспокоило аруту воина, заставляя, раз за разом, прокручивать в голове рассказ старика. Но об этом он подумает позже. Пора! Над пещерами прозвучал звук сиронзу. Уже совсем скоро все начнется. Воин дождался прихода новой смены и отправился на второй ярус пещер, где находились женщины и дети, рассчитывая найти там Грако-ох.

Как только начало смеркаться, и площадку подготовили, ртупы собрались для проведения обряда прощания с вождём. Напада содержался до этого момента в земляном колодце, доверху наполненном песком и сейчас, практически совсем чёрный, лежал на большой вязанке хвороста. Свет факелов бесцельно блуждал по его высохшему, некогда мощному телу. Процессы гниения практически не отразились на внешнем облике ртупа. Острый рог сиротливо возвышался на могучем черепе, а широкая грудь далеко выдавалась вперёд над впалым животом. За покойником ртупы соорудили небольшую площадку, с которой Ниска намеревалась торжественно пойти вслед за мужем в обитель Цоронга.

Ртупы расселись вокруг погребального костра по старшинству. И терпеливо ждали появления Грако-ох с Ниской. По их мускулистым измазанным краской телам метался в дикой пляске свет пламени. Даже в таком небольшом количестве они все ещё представляли достаточно грозную силу. Рату, строго настрого, запретили появляться на мероприятии. Обычай их племени, в отличие от законов кисару, не воспрещал контактировать с мертвецами. Поэтому в услугах жреца, тем более из кочевых кисару, ртупы не нуждались.

Раздался протяжный вой сиронзу. И вот, наконец, из пещерной темноты, словно из пасти огромного ящера появилась сама Ниска в сопровождении двух маленьких девочек и Грако-ох, идущего позади. Воин величавой походкой, следовал за женой вождя, гордо держа голову. Ему никак не удавалось избавиться от гнетущего чувства вины по отношению к соплеменникам. Однако суровое выражение на лице кочевника тщательно это скрывало.

Ртуп помог взобраться Ниске на площадку, перед которой лежал Напада. Лицо её, как и у погибшего в бою мужа, не выражало никаких эмоций, а взгляд стеклянных глаз был устремлен в темноту джунглей. Ниска, по понятиям ртупов, считалась довольно зрелой женщиной, но до сих пор не имела потомства. Обычай племени запрещал вождю иметь детей, так как ртупы не желали поддерживать преемственность власти в отличие от других племён — великая жертва Цоронгу. Её тело сохранило юношескую стройность и грацию, несмотря на значительную мышечную массу, присущую всем женщинам племени. Не раз они вступали в бой, стоя плечом к плечу с воинами, когда этого требовали обстоятельства. Жена вождя не уступала по силе и ловкости любому из его воинов, за что пользовалась среди них большим уважением. Сама Ниска никогда не упускала шанса сходить вместе с Напада против агато или совершить набег на дозорный разъезд сиронгов.

Два рослых ртупа волоком притащили небольшую кари, бьющую кольцами во все стороны. А затем, произнеся несколько сухих фраз посвящённых Цоронгу, бросили её в огонь, предварительно вспоров змее брюхо, чтобы извлечь содержимое. Очистившись в огне страдания, она должна будет проползти по тропе Цоронга в загробный мир и осветить своей кровью путь их вождю и его супруге. Женщины, начали тихо подвывать, стараясь попасть в такт большому, бубну Цоронга. По туго натянутой коже палкой постукивала слепая старушка, дрожащие руки которой поддерживал, сидящий рядом, рослый воин. Как самая старшая среди женщин племени, она удостоилась права начать ритуальный обряд. Затем, после нескольких ударов, её сменил молодой ртуп, так как физическое состояние женщины не позволяло ей работать с бубном до окончания мероприятия. Требовалось поддерживать слишком интенсивный ритм, иначе Цоронг не услышит призыв ртупов, а значит Напада, придется совершить ещё не один круг обращения.

Грако-ох снял с пояса и взял в руки свой сиронзу. К горлу подкатил ком, воин с трудом подавил эмоции. Сухие подушечки пальцев обхватили полированную поверхность рога. Ртуп не переставал громко трубить, до тех пор, пока девочки помогали женщине накладывать себе на лицо маску, из синей тягучей глины. Они быстро, в шесть рук, практически полностью замазали голову Ниске. Оставили только отверстия для того, чтобы, какое-то время, можно было дышать, наблюдать за происходящим и слышать. Маска Цоронга скрывала от соплеменников любые проявления страха на лице, на тот случай, если жертва вдруг почувствует себя неуверенно. Малодушие не являлось отличительной чертой ртупов, чего нельзя сказать о кисару, однако рисковать никто не хотел. Иной раз Цоронг способен на коварство. Параллельно с этим, старуха, что вначале била в бубен, стала напевать мрачную, но довольно мелодичную мелодию, которая сопровождалась резкими напутственными выкриками ртупов восхвалявшими боевые подвиги Напада. Цоронг должен знать, кого принимает в свою обитель.

Когда процедура подошла к концу, одновременно с сиронзу смолк и бубен, замолчала старушка, Грако-ох, наконец, взял слово. Срывавшимся на хрип от волнения голосом ртуп разорвал тишину:

— Сегодня свободное племя ртупов, мы провожаем своего вождя и его спутницу по извилистой реке огня в долину Цоронга. Как вы справедливо заметили — нас осталось не так много, но мы по-прежнему верны обычаям предков. Враг долго ходил по пятам за Напада, однако вождь никогда не сдавался, бился до последнего, как истинный ртуп и, как ртуп погиб от руки самого Сабатаранги. Ненавистная всем нам Ситуст-Ра всё же смогла добиться своего. Сегодня она празднует победу. К сожалению, сейчас мы стали настолько слабы, что не можем отомстить за смерть наших соплеменников, но я верю, ещё придет рассвет, когда ртупы напомнят сиронгам о себе. Я верю: прогнившее сердце кровожадного агатра когда-нибудь перестанет биться, и вы споёте песнь Цоронга, во славу всех погибших героев Забытых пещер. Хвала и вечная слава тебе вождь, Напада!

— Атой! Атой! Атой! — прокатилась по рядам воинов.

Грако-ох одобрительно кивнул, повернулся к оледеневшему телу, лежащему на куче хвороста. Алое пламя начало безжалостно терзать настил. Сколько мужества даже в мёртвом ртупе. Воин сделал паузу, протолкнул назад комок горечи, подступивший к горлу, и продолжил:

— Напада, мой вождь, с тобой уходит Ниска: спутница, друг и, не уступавший никому из нас в доблести, воин. Прими же её жертву Цоронг.

Пока ртуп говорил, огонь разгорелся так, что языки пламени стали покусывать почерневшее тело Напада. Вслед за Грако-ох добрые слова высказал каждый присутствующий взрослый воин. С замиранием сердца ртупы вспоминали моменты из своей жизни связанные с вождём, восхваляя его безмерную доблесть и отвагу. Цоронг должен знать всё! Негодовали на Сабатарангу, обещая жестоко отомстить командующему пограничным гарнизоном Ситуст-Ры.

Постепенно дух, исходивший от согретого мёртвого тела, который сделался намного сильнее, сменился запахом жжёного мяса, костей и кожи. Когда все высказались, в круг вновь вышел Грако-ох, а молодой воин начал быстро бить в бубен.

— Что ж, братья, Напада уже на пол пути к Цоронгу! Жертва принята! — кочевник резко повернулся и громогласно добавил, — Ниска — твой спутник ждёт тебя! Поспеши, женщина.

Девочки, как по команде, воткнувшись коленями в бревенчатый настил, протянули супруге вождя тонкий острый кинжал. Она осторожно, словно опасаясь сломать, приняла ритуальный клинок. Слой глины скрывал эмоции, но дрожащим кончикам пальцев, не удалось спрятать от соплеменников охватившее её аруту волнение. Женщина направила остриё кинжала себе в сердце и, без лишних движений, мягко погрузила в тело.

Из раны, капля за каплей, по багровому клинку побежала кровь. Яркими рубиновыми бусинками она падала на древесную кору площадки, просачивалась между жердей и стекала, по специальному жёлобу, на истлевшее тело вождя. Женщина сделала уверенный шаг вперёд, затем ещё один. Слегка качнувшись, упала, взмахнув руками, будто прощаясь с соплеменниками. После чего огонь проглотил её под бой бубна и вой сиронзу. Какое-то время бубен стучал в гордом одиночестве сопровождаемый только шепотом, сочувствующих женщин и далёким криком лесных хищников.

Выждав положенное время, пока пламя довершит начатое, Грако-ох вновь выступил из темноты в центр площадки. Воин поднял вверх руку, призывая собравшихся к тишине.

— Атой, братья! Пока вам ещё рано расходиться. По обычаю мы должны выбрать вождя, но сегодня нас слишком мало. Поэтому предлагаю ограничиться назначением старшего среди ртупов. Предводителя способного сплотить вокруг себя племя и не допустить уничтожения. Я верю, что наши соплеменники рано или поздно вернуться. И вот тогда волей Цоронга и голосом большинства будет избран достойный приемник Напада. А пока думаю, лучше всех, о племени сможет позаботится Цоробо-ох.

Вокруг всё стихло, воцарилась пугающая тишина, редко нарушаемая еле уловимым перешептыванием, да шелестом листвы от кутов, копошившихся в чаще леса.

— Понимаю ваше смущение. Но не спешите с выводами. Вам всем известно, что Цоробо-ох молодой, смелый, сильный воин. Я нисколько не сомневаюсь — он будет прекрасным вождём ртупов и достойным преемником ушедшего от нас к Цоронгу Напада! Но это позже решит сумпу, пока же …

— А, как же ты, Грако-ох? — не выдержал Цоробо, — почему тебе самому, до сбора сумпу, не встать на место старшего наставника, у тебя намного больше опыта, да и храбрости тебе не занимать?

По кругу пробежал шепот одобрения.

— Атой! — прокричал Цоробо-ох.

— Атой! — вторили ртупы, — атой! Атой!

Грако-ох поднял руку, натянуто улыбнулся, почувствовав внутри удушливую боль, словно аруту мёртвой хваткой сжал мощными челюстями агато.

— Видите ртупы, весьма похвально. К перечисленным достоинствам, воин к тому же, не страдает тщеславием, похвально, — кочевник обвел тёплым взглядом соплеменников, — Достойная смена, что и говорить! Как бы ни было тяжело расставаться с вами, но, по воле Цоронга, я должен уйти вместе с Напада, вслед за Ниской.

Среди сидящих воинов прошла скромная волна возмущения. Чтобы оставить племя в такой момент, нужна веская причина.

— Вы прекрасно знаете, ртупы — у нас есть древний обычай, когда вождь выбирает себе помощника — тарангу. Того кому можно доверить самое ценное, кто подставит плечо, пойдет на переговоры, на неоправданный риск и пожертвует собой при необходимости. Тарангу не может разглашать свой статус до последнего момента. Конечно, не все вожди идут на это, и не каждый воин соглашается. Напада отграничил себя от посягательств на власть со стороны молодых претендентов, а меня лишил амбиции. Ртуп принявший статус тарангу может влиять на решение вождя, спорить, отстаивать определенную точку зрения, фактически он становится соправителем, а против такого тандема вряд ли кто-то посмеет выступить. И вам, братья мои, не хуже меня известно, чем платит за своё положение такой ртуп. Я был для Напада не просто воином и соплеменником, я его тарангу. Не стану лукавить — не всегда мне удавалось переубедить такого горячего и скорого на расправу предводителя, как наш Напада, но я дела все, что в моих силах.

Послышался ропот одобрения.

— Как у меня получалось судить вам. Однако клятва остаётся клятвой, свидетель тому сам Цоронг. Если тарангу не смог уберечь аруту вождя, он должен уйти следом, таков обычай и нарушать его мы с вами не имеем права! Поэтому сейчас я с чистой совестью ухожу вслед за Ниской и оставляю вас ртупы в сильных, надежных руках Цоробо-ох, одного из лучших моих воинов. Тарангу должен быть возле вождя даже на пути к долине Цоронга, так уж повелось.

Грако-ох подбросил в костёр охапку веток, выбрав из них самые толстые, и начал не спеша подниматься на помост. Сквозь разбушевавшееся пламя можно было различить останки вождя и его спутницы. Над кочевьем ртупов стоял приторно-сладкий запах жареного мяса. Чуткие ноздри кутов, окруживших лагерь, втягивали его аромат. Малыши громко кричали, прячась в зарослях папоротника.

Никто из племени не шелохнулся, не попытался остановить воина. Грако-ох уверенно поднялся, снял сиронзу и бросил в руки Цоробо. Воин принял рог, склонив голову в знак уважения, а также почтения к своему старшему соплеменнику. Обычай есть обычай! Грако-ох поднял, нож, который выронила Ниска, неторопливо вытер его о предплечье, выжидая, когда огонь наберёт полную силу. Девочки, следом за ртупом, затащили на помост корзину, наполненную свежей глиной, но воин показал жестом, что отказывается. Бережно снял очелье, бросил в огонь, а затем подошел к самому краю площадки.

— Атой, братья! Хотелось бы встретить Цоронга с улыбкой.

— Атой! Атой! Атой! — пронеслось по рядам.

Вновь, тишину наполнил громкий звук бубна под аккомпанемент сиронзу, в который трубил Цоробо-ох. Сердца ртупов замерли.

Со второго яруса, прячась за скальным выступом, за всем происходящим с интересом наблюдал Рату. Аруту кисару ликовала, а улыбка не сходила с морщинистого лица. Жрец презирал самопожертвование, считая это проявлением глупости, впрочем, как и соблюдение кодекса тога. Жизнь кочевник ценил превыше всего, а понятие долга и чести считал изначально чуждыми кочевой природе. Рату совершенно не трогал данный поступок, наоборот, старик поймал себя на мысли, что с большим удовольствием лично воткнул бы кинжал в мощную грудь ртупа, прежде чем столкнуть с помоста. Слабые заслуживают оков Сам-Ру, они не достойны, топтать земли Великой Ра-Аам. Это непреложная истина, понятная даже куту. Что тут такого? Подобную подлость жрец десятки раз проделывал с пленниками, либо провинившимися кисару. И сейчас крючковатая кисть нервно подёргивалась в предвкушении скорой развязки. Старик облизнул темно-синюю губу, сглотнув выступившую на её поверхности слюну.

— Ну, давай же, нечестивец, не тяни! Давай, Сам-Ру ждёт тебя! Чем вас меньше, тем Рату лучше, — шептал жрец, прячась за каменным выступом.

— Цоронг, прими своего верного сына! — Грако-ох отвёл руку далеко назад и резким движением вогнал кинжал до самой рукояти себе в грудь.

— Атой! — прогремели ртупы.

Глаза воина широко раскрылись. Татуировка на лице слегка дрогнула, затем натянулась подобно тетиве данака. Воин опустил кинжал и сделал уверенный шаг вперёд. Звук от падения ритуального ножа, потонул в треске веток пылающего костра. Ненасытное пламя жадно поглотило жертву. Какое-то время он ещё двигался, но соплеменники не услышали даже намёка на крик, что ужасно разочаровало Рату. Жрец был уверен — без глиняной маски, кочевник обязательно будет стенать на всю округу. Но кисару ошибся, этот ртуп оказался намного отважней, чем он предполагал.

Воины ещё долго не расходились. Несмотря на то, что уже давно прекратили стучать в бубен, никто не решался нарушить тишину и подняться в пещеры первым. Лишь потрескивание сгоревших веток, да шипение прогоревшей плоти, заполняли их слуховые отверстия. Когда костёр, наконец, потух, и перед племенем осталась лежать только гора пепла. Цоробо-ох объявил о скорой передислокации.

— Оставаться в Забытых пещерах больше не безопасно, нужно уходить дальше. В таком малочисленном составе мы уязвимы. А, как вы слышали, Грако-ох наказывал нам сделать все возможное, чтобы отыскать собратьев и сохранить племя. С рассветом мы развеем их прах со скалы и начнём разбирать цобо. Чем раньше уйдём за Перевал, тем лучше. Как нас там встретят неизвестно, но это лучше чем погибать понапрасну от григеров всадников Сабатаранги.

Воин не стал распространяться о дальнейших планах — да у него их, пока, и не было. Уставшему от нервного перенапряжения и ещё незаживших ран, ртупу просто хотелось отдохнуть. Поэтому, как только прах был собран в корзины и поднят на третий ярус, с чувством выполненного долга, он отправился к себе. Проходя мимо пещеры, где разместили Рату, ртуп обратил внимание на то, что у жреца горел тусклый свет, старик явно пока не собирался ложиться спать. Заходить к кисару у Цоробо-ох не было ни сил, ни особого желания. Выругавшись про себя на все произошедшее, воин побрел по ступеням наверх.

Все это время жрец не находил себе места, наконец, он дождался, когда в пещерах наступит тишина и племя ртупов погрузиться в крепкий сон. Старик, осторожно, чтобы не привлечь внимания стражников, прокрался к помещению, где спал Цоробо-ох. Рату застыл возле входа и долго стоял, прислушиваясь к звукам внутри пещеры. Страх быть застигнутым врасплох буквально вдавливал кисару в землю, но желание воплотить коварный план в жизнь оказалось намного сильнее.

Убедившись, что внутри пещеры царит полная тишина, жрец поднял полог и мышкой, прошмыгнул внутрь. В руке кочевник сжимал заранее приготовленный каменный осколок, завёрнутый в кусок грубой ткани. Какое-то время кисару постоял в темноте, прислушиваясь и напрягая старческое зрение. Наконец, по ровному звуку дыхания, жрец разглядел силуэт воина лежащего практически в нескольких шагах от него. Ртуп расположился на выдолбленном в скале выступе и мирно спал, укутавшись в походный плащ. Холод никогда не покидал пещеры, особенно с наступлением темноты.

Рату ощутил, как страх ледяными цепями сковывает сердце, руки немеют и отказываются слушаться. Жрец решил уйти от ртупов, уже после того, как тьма Сам-Ру накроет всю Периферию. Они особо не удерживали кисару, и с радостью проводили бы его до границы, но вот вернуть топор Цоробо-ох наотрез отказался. Особенно когда жрец стал упорствовать, грубить и настоятельно требовать. Ртуп считал, что служитель культа по-прежнему не в себе, поэтому довольно опасно такому безумцу доверять оружие. К тому же помня рассказы Мирта о нравственном облике служителей культа Ра-Аам, Цоробо решил не подвергать опасности жизнь соплеменников.

Сильно разозлившись на молодого воина и не добившись аудиенции у Грако-ох, Рату задумал выкрасть топор, а жертвой выбрал самого ненавистного для себя ртупа. К тому же, из разговора с Цоробо-ох, служитель культа понял, что воин когда-то был дружен с нечестивцем Миртом, что ещё больше раззадорило старика. Служитель культа запланировал до рассвета выкрасть свой топор или сору воина и податься в бега. В такую темень, после ритуальных мероприятий, его никто не кинется разыскивать. Он достаточно восстановил силы, к тому же в свете вновь открывшихся обстоятельств, идти с племенем через опасный Перевал, в неизвестность, уж точно не входило в планы Рату. Биться с мургами за территории Беглой Сойки, совсем не то, о чём мечтает жрец. Кочевник намеревался отправиться на поиски племени кисару, для которого он всё ещё оставался верховным жрецом.

Старик принялся осторожно прощупывать стену, мягко ступая по холодной настилу из сплетенных циновок. Рату просил защиты у богини, продвигаясь к тому месту, где, до этого, при свете Ра-Аам заметил топор. Он уже приходил сюда раньше, но внезапное появление девочек, которых отправили за глиной, вспугнуло кисару. Сделать следом ещё одну попытку помешала охватившая его паника.

Неожиданно Рату замер. Волна леденящего аруту ужаса накатила с новой силой. Прошелся руками по тому месту, где должен стоять топор. Тщательно прощупал все вокруг. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Топора на месте не оказалось. Рату начало трясти от нетерпения. Он ещё раз, но уже не так осторожно, пошарил костяшками кривых пальцев по холодным стенам пещеры — топора нигде нет! Придется пойти на риск: без лишних сомнений жрец решил выкрасть сору Цоробо-ох. Сжимая в костлявой руке тряпку с камнем, дрожа всем телом, подкрался на четвереньках к спящему воину. Нижняя челюсть, в предвкушении скорой расправы предательски затряслась. На миг ему даже показалось, что клацанье зубов разбудит Цоробо-ох, однако ртуп оставался лежать не подвижно. Когда дрожащие пальцы кисару коснулись холодного лезвия сору, воин повернулся к жрецу и уставился на него сонными глазами. Ах, ты ж, охвостье кута! Темнота ненадолго станет им помехой, очень скоро они смогут разглядеть друг друга. Затягивать нельзя!

На долю секунды Рату замер, чувствуя, как сотнями ледяных игл покрывается его трепещущее сердце. Страх молнией пронёсся по всему телу кисару, добравшись до кончика хвоста, и мгновенно заставил действовать. Собрав все силы, хрипя, словно раненый гураму, жрец несколько раз ударил увесистой скруткой по голове противника. Когда раздался хруст костей черепа, Рату отбросил тряпку, вытер о бёдра, испачканные кровью, руки и сорвал с перевязи сору. На лице кисару сияла довольная ухмылка. Осознав, что воин мёртв, жрец немного успокоился. Осторожно и методично выполнил дальнейшие действия. Глупо просто так уходить не оставив о себе память! Служитель культа отсёк голову Цоробо-ох и замотал её тканью, предварительно выкинув камень. Глаза старика вспыхнули огнем Сам-Ру, как только ноздри втянули запах свежей крови.

— Когда выберусь, Великая Ра-Аам, эта жертва будет принесена тебе, и ты простишь меня, о, дарительница жизни!

Взгляд жреца вновь наполнился безумием. Он зажал себе рот, чтобы не расхохотаться на всю пещеру. Не прекращая зловеще хихикать кисару легонько, словно детёныша, поглаживал укутанную в грязную тряпку голову ртупа. Рату верил, что именно долгий перерыв между жертвоприношениями, вынудил Великую Ра-Аам позабыть о своём верном слуге, подтолкнув кисару в объятия Сам-Ру.

Прижимая к себе драгоценный трофей, он выполз на четвереньках из пещеры. Некоторое время пришлось прятаться в тени, дожидаясь, когда дозорные начнут обход территории. Совсем скоро свет от их факелов, уступил место темноте, поглотившей старого жреца. Спустился быстро, словно все здесь казалось ему знакомым. Жрец сам от себя не ожидал подобной прыти. Рату бежал вниз с горы, не разбирая перед собой дороги. За поясом, сорванным с трупа Цоробо-ох, висел бронзовый сору, а в руке моталась окровавленная тряпка с головой убитого врага. Хищная, самодовольная улыбка застыла на лице служителя культа Великой Ра-Аам. Его аруту распирало от счастья. Наконец-то боги смилостивились, значит впереди его ждёт только хорошее!

Рычащие друг на друга, из-за пойманного жука, куты, внезапно бросили жертву и кинулись в разные стороны. Пробежавший по тропе старый кисару раздавил насекомое, оставив от него лишь мокрое место, да переломанную горку хитина. Через некоторое время ящеры вернулись и начали, громко стрекоча, сетовать на обидчика. К тому времени первые скромные лучики света посеребрили вершины гор, готовясь принести печальную весть в племя ртупов.

К сожалению, на этот раз, Цоронг получил больше, чем рассчитывал.