56

Анастасия ест. Её красные губы полны вишневого сока.

...

Кэти с тигрятами входят в город, в котором так тихо, что ветер стесняется дуть. Близнецы-девятиэтажки окружают путников. Воздух повис сам в себе, и вдыхается только время от времени.

Тигрята озираются. Рав рычит. Поскуливает Сапу. В парковых промежутках застыли дубы и акации. Мерно качается, точно кулачок метронома, светило — то ли луна, то ли солнце.

Кэти поскальзывается на чем-то кишечнообразном. Долгие сине-алые лианы опутали главную улицу. Они имеют начало далеко впереди, на центральной площади, а ртами своими опускаются в канализационные люки и асфальтовые трещины. Их мокрые тельца раздуваются, перекачивая нечистоты. И всё это происходит в тишине.

На высоте восьмого этажа во всю ширину проспекта растянута лоза, на которой пузырятся гигантские гроздья. С градин неизвестных ягод льётся странная вода. От нее пахнет собачьей слюной. И она, и ягоды дышат, то увеличиваясь в объемах, то уменьшаясь.

Тигрята заявляют Кэти, что дальше не пойдут и саму ее не пустят. Рав рычит, поскуливает Сапу. И дубы с осинами молчат. Но в Кэти говорит не любопытство. В Серый Город, сама того не сознавая, пришла она по воле сущности великой, куда более сильной, чем все человеческие души в связке. Двужильный шнур тянется от ее сердца к сердцу кого-то другого в груди города. Один провод несет в себе электроны чёрности, другой — красности. Две экзистенции. Смерть и жизнь. И обе ведут в один конец. У Кэти нет выбора.

Она ставит босую ножку на чугунный люк. Один из шлангов обрывается, и часть, которая осталась на поверхности, уползает по проложенному двойной сплошной узкому пути.

Видя решимость Кэти, Тигрята соглашаются следовать за нею до конца.

...

Анастасия поворачивает белые шары, хрустящие в глазницах, и пронзает мыслью несколько районов. Перестает есть.

...

Кэти берет тигрят на руки и продолжает путь, шагая через пресмыкающиеся шланги и дышащие лужи. Серый Город, безмолвствуя, ждет.