40

На детской площадке хорошо.

Ветер тихонько сдувает снег. Тихонько сдувает асфальт. Тихонько сдувает Землю.

Кейт Уокер, подруга Кэти по школе, раскачивает скрипучие качели.

В Сибирской пудре, в холодильнике тайги, сегодня, тридцатого января, что-то происходит.

Обычно тут запустение. Прошлый президент, Бурчеев, не оставил от России камня на камне, и целый мир вздохнул с облегчением, мол, наконец-то эта змеюка сама себя заглотила. От домов-стотысячников на земле сохранились обширные равнины, где способны расти лишь сугробы. Когда-то эти места были небритыми. В хвойной шерсти сквозили медведи. Птичьи перетрели наполняли воздух. А потом губернатор Сибири построил несколько десятков крепостей, чтобы китайским эмигрантам было куда спрятаться от русских расистов (их стали называть просто руссистами). Домишки в крепостях мостились друг на друга, и штабелями размещались внутри китайцы. Это были, словом, трущобы за огромной монолитной стеной. Чтобы войти или выйти, требовалось разрешение высокопоставленных лиц. Однако лица эти то и дело прибивались к брусчатке Кремля — времена были такие. Диктатор называл себя президентом, сумасшедший дом — госдумой, инквизиция — судом. Чиновники оттягивались на крепостных. И под новую крепь на сей раз попали все. Теперь уже не было интеллигенции, которая могла бы топить за конститьюшн — население деградировало, чему, в первую очередь, способствовал ЕГЭ, принятый в начале двадцать первого века. Минобраз уродовал поколение за поколением. Люди забыли письменность и разучились рассуждать о чем-либо более сложном потрахулек в программе "Дом-24". В Америке даже вышла книга "Tsar and tupitsi", иллюстрирующая процесс погружения державы в розовую пучину идиотизма. И книга эта попала в рекорды Гиннеса как самая продаваемая за всю историю. Но не о том нужно говорить 30 января, когда в Сибири что-то происходит. Итак, Кейт.

За спиной у нее уродливая ровность существовавшей некогда федерации. А перед нею —

редкий лесок, стеклянная речушка, деревня местного народца, который не знает ни русского языка, ни русской водки; уставшие облака тихонько присаживаются на горб старика-Урала, окутывая собою древний православный монастырь; из монастыря во всю долину проливается бронза, отражаясь в небе светомузыкой полярного сияния; а внутри Кейт искрит и позвякивает любовь.

"Мне нужно найти меч," — вдруг осознает девушка. Она толкается ногами, и мир взмывает в воздух. Качели хрустят, ржавчина сыплется Кейт на голову. "Но что это за меч, где находится? И кого должен будет сразить? Кому придется им сражаться? Я не фехтовальщица… и… Как вообще я поняла, что мне нужен какой-то меч?! Это просто бред. Кейт, соберись! Соберись!!" Но Кейт и так самая цельная из всех живущих. "Схожу для начала в деревню, у них наверняка какой-нибудь меч да завалялся. Они же охотники, и кузня там своя имеется".