57

Прошагав с полчаса по червленой непонятными отложениями улице, Кэти и её команда оказываются под повисшим в небе судном. Субмарина в пеленках. Края пеленок устремлены в облака. А над облаками, расставив ноги на обруч горизонта, паучиха-мать раскачивает позеленевшего младенца.

— Пойдемте, тигрята, ей нет до нас дела.

Но тигрята на заслоняющую солнце даже не смотрят. Склонив головы набок, они изучают тротуар и бегущие по нему кирпичики.

...

Из третьего этажа здания, белого, как психбольница, вылезает тёмно-бурое дерево с лопнувшею корой. Из раны сочится смола и капает на серую дорогу. Анастасия обмакивает беличий хвост в лужу. Подходит к человеку, лицо которого не имеет никаких черт, касается его мягкой и теплой влагой, рисует припухшие губы.

— И ключ к тебе.

Наклоняет белое лицо, и отворяет нарисованные губы блестящим спелым языком.

...

По пути туда, куда Кэти манит очарованная нутрь, обваливается дорога, и навозные шланги повисают над смердящею гортанью дна. Тигрята оставляют надежду. Кэти плачет. Она садится на бордюр и слушает, как в Серый Город сонно падает зима. Из рая десантируются крупные хлопья, присаживаются на маленькие смолистые камушки асфальта и, уперев в скулы крошечные кулачки, грустят. Тепло. Можно долго сидеть и ждать, пока слезы не кончатся. А затем рождать из памяти новую соль. Глотать мороженное неба, плакать вновь. Осины не плачут — они… не те. Дубы сухи — тоже чужие. В этом городе деревья только притворяются настоящими. На самом деле они из пластика. А пластик из нефти. А нефть из деревьев.

— Заберите меня домой! — кричит Кэти, ударяя пружинящий пол кулаками. — Папочка! Где же ты? Иди сюда, папа...

Из квартиры на первом этаже, которая находится у Кэти за спиной, доносится размеренная пульсация аккордов. Звучит гитара и запах жаренного теста. Заглянув через окно, Кэти видит маленького снеговика, перебирающего нейлоновые струны. Мать-снеговик готовит блины на сливочном масле. Папа-снеговик аккуратными усами рассказывает шутку. Все смеются над папиными усами и над шуткой, потому что в третий раз её слышат. Папа бьёт себя газетой по лбу, смеясь громче всех, и начинает подпевать сыну, который неожиданно заводит балладу о весне. Мама в кружевном фартучке подбрасывает блин и ловит оборотность. Чуть погодя снеговики разливают по чашкам кипятку, заваривают пакетики. Ждут, пока пакетики и кипяток закончат взаимодействие. Чокаются. И выливают друг на друга шипящие чашки.

Кэти натягивает на воспаленные глаза коричневые веки. Тигрята прижимаются к её ногам и дрожат. Струны продолжают звучать, упавшие на пол, подхватившие ноту колебания планеты.

— Их больше нет… Их всех. Никогда.