11

Я располагаюсь напротив панорамного окна. Отсюда видно вечер. Сквозь кофейный пар сочится сумрак. Это с одной стороны. С другой — трещат поленья и одним своим треском нагревают воздух.

Ко мне подходит воображаемая дочь. Её зовут, допустим, Эшли. Она приносит сладкий рулет с яблоком и корицей. Рассказывает, как дела в школе.

— Вот, подрались мальчики из-за меня, — говорит, расчесывая пальцами длинные ивовые дреды.

— И зачем тебе это? — не смотрю на нее, смотрю в черную сгущёнку ночи. Но изо всех сил впитываю в себя дочерино присутствие.

— Мне? — удивляется она как-то без интонации. — Да низачéм.

— Значит, ты допускаешь в своем классе скандал, который тебе ни разу не на руку?

Делаю глоток, цокаю фарфором. Эшли молчит.

— Мне было приятно, что за меня дерутся, — сухо отвечает она.

— Налей-ка мне ещё, — показываю египетским перстнем на чашку. И чашка уплывает на кухню.

Я выпроваживаю дочь, потому что замечаю напротив себя две мертвые луны.

Зверь не моргает. Он излучает злое зрение. Беззащитное сердце сгорает под его желтыми лазерами. И когда дочка, моя милая Эшли, входит в зал, чудовище по ту сторону ночи растворяет её в пустоте особняка. Теперь каждый кубический микрон в доме пропитан ею. И над каждым микроном я роняю скупую мужскую слезу. Эш...