44

Бен просыпается в комнате, обставленной дубовой мебелью. Кровать мягкая. Тепло. Пахнет эфирным маслом. Бергамот. Рядом в красно-бархатном кресле девушка с крупными глазами, какие бывают только у красивых. Волосы отливают серебром, помада ровною гранью отделяет сокровенное от еще более сокровенного. Синеватая тонкая кожа. И ровный взгляд поверх всего.

— Ты кто? — хрипит Бен, недовольно щурясь на девушку.

— Меня зовут Анастасия. А вас как зовут?

— Меня?.. Бен.

Они слушают шебуршанье портьер. Там возится что-то маленькое и незанимательное.

— А где мы вообще? — спрашивает Бен.

— В мечтах.

Анастасия туманно улыбается:

— Чтобы понять это, мне потребовалось прожить здесь двадцать один год.

— То есть как «в мечтах»?

Бен осматривает интерьер новым взглядом — взглядом охотника на привидений. Он ищет признаки у предметов, им не свойственные.

— Здесь всё плоское, если присмотреться, — говорит Анастасия, захлопнув одно веко и наклонив маленькую голову. — Но предметы как предметы, ничего особенного.

— Ох ты чёрт! — кричит Бен. — Ты можешь сказать толком?..

Он кашляет кровью.

— Как я поняла, что нахожусь в мечтах? — продолжает его вопрос Анастасия без интонации и без малейшего внимания на красную мокроту Бена. — Люди ведут себя странно. Шаблонно как-то. Всё вертится вокруг одной личности. Все любят Его и ненавидят, все знают Его, даже если Он их не знает. И я люблю Его. Но только потому, что Он меня любит и хочет взаимности. Я — Его желание. Я существую в Его мечтах только потому, что нужна Ему. Иначе бы вовсе не существовала. Нигде и ни в каком виде.

Бен ничего не говорит, потому что ничего не понимает. У него постепенно взрывается голова и горло. Конечности горят на стыках с телом, будто их недавно пришили.

На тумбе рядом с кроватью — графин, полный воды, один взгляд на который заставляет язык прилипать к нёбу.

— М-можно?

— Да, конечно. Это Он оставил. Если Он разрешил этим напиться, значит вы сможете этим напиться. В противном случае вода пройдет насквозь.

Анастасия звякает графином о стакан. Бен подносит жизнь к губам, но пить не торопится. Что-то мешает приложиться к студеному стеклу и наполнить себя новым бытием.

— Если можете, лучше не пейте! — трясет волосами Анастасия, оживленная прерыванием привычного порядка вещей. — Но почему вы это себе позволяете?!

— Мне не нравится то, как ты говоришь, девчонка. Вот я и настораживаюсь, — отвечает Бен.

— Вы вольны делать, что хотите?..

— Да, я волен не пить из этого дурацкого стакана, потому что не верю ни тебе, ни твоему боссу!

— Вы вольны! — глаза девушки разгораются серебряным огнем. — Вы вольны! Но как?! Попадая сюда, всякий теряет волю, вон и я была вынуждена влюбиться в Чудовище. Что в вас такого особенного? Кто вы?

— Музыкант, — крякает Бен и бросает стакан в шебуршащую штору. Дребезг. Что-то маленькое прекращает возню.

Анастасия откликается на этот жест фанатским восторгом. Она хочет закричать от радости, но изо всех сил сдерживается.

— Вы супер! — шепчет она.

Раздается стук в дверь. И глухой голос:

— Настя, это Я. Что случилось? К тебе можно?

— Лучше не входи.

— Эмм… ты не одета?

— Не в этом дело. Но… лучше не входи.

— Хорошо, подожду тебя здесь. Считаю, до скольки умею, а потом стреляюсь! Слышишь?

— Хорошооо, — Анастасия подносит палец к ежевиковым губам и строго смотрит на Бена. Бен корчит недовольную гримасу и машет рукой, мол, да иди ты уже, молчу как рыба. И девушка покидает его.