Спокойной ночи

В коридоре было темно. Где-то вдалеке из-под прикрытой двери пробивалась полоска света, но до этого золотистого лучика было еще ой как далеко. Настя стояла у порога и крепко сжимала рукав пальто, висевшего на крючке. Ей казалось, что если отпустить рукав, то вся коридорная тьма, вся темнота и паутина, что притаились по углам, обрушится на нее, и не будет больше Насти. От этой мысли стало девочке так грустно и жалко себя, что она шмыгнула носом и вытерла выступившие слезы. Внезапно далекая дверь распахнулась, и в золотистом сиянии появился неясный, но такой родной силуэт.

— Доченька, ты что же это стоишь и не проходишь? — мамин голос был теплым и уютным и звал к себе. Настя зажмурилась и побежала навстречу ей, вперед, только вперед. И вот она уже не бежит, а падает в темную липкую мглу, и лучик света становится все дальше и дальше.

Анастасия резко села в кровати, сердце колотилось, пальцы нервно сжимали край простыни. Кошмарный сон все еще не хотел отпускать. Ночник заливал спальню теплым светом, не давая царившей за окном ночи проникнуть в дом. Утро еще даже близко не вступило в свои права. Будильник на тумбочке показывал четыре утра. Девушка заставила себя отпустить ткань и взяла дрожащими руками стакан воды. Спать не хотелось. Казалось, закрой глаза и снова появится бесконечно темный коридор и липкая мгла. Настя вздохнула и, сделав еще пару глотков воды, задумалась, стоит ли начать собираться на работу или почитать книгу? Внезапно зазвонил телефон, женщина вздрогнула, вода выплеснулась из стакана, и намокшая сорочка прилипла к телу. Настя охнула и, глядя на мобильник как на гадюку, стала выбираться из постели. Телефон не унимался.

— Да что я как маленькая? — одернула себя Настя и взяла трубку.

— Время думать, — произнёс зловещий шипящий голос.

Настя облегченно вздохнула:

— А-ха-ха, Ксю. Очень прикольная шутка, главное новая! — Она наконец поставила злополучный стакан на тумбочку и поднялась с постели. Трубка обиделась:

— Новая, не новая, зато всегда актуальная!

— Актуальная она только для вас, скоровиков, и только в это время. И вообще, ты меня разбудила. — Настя картинно закатила глаза.

— Что-то ты подруга на спящую не очень похожа по голосу, — отозвалась невидимая Ксю и уже участливо поинтересовалась: — Что опять кошмары мучали?

Настя, успевшая дойти до кухни, устало опустилась на табурет.

— Ну не то чтобы кошмары. Скажем так, не спалось. — Настя прижала телефон плечом, чтобы руки были свободны, и начала готовить завтрак.

— Завтра приеду к тебе, — сообщила трубка, — и поведу к психологу, — это уже звучало как угроза.

Отрезая хлеб для тостов, Настя так и видела себя лежащей на диванчике рядом с мудрым дядей в очках, который смотрит на нее, как на кролика, и делает пометки в блокноте.

— Ой всё, Ксю. Мы это уже проходили. Так что не начинай, иди лечи своих горемычных.

— И пойду, — согласилась подруга, но пообещала: — Приеду в шесть. Отбой.

И трубка пикнув замолчала.

Настя отложила нарезанный хлеб и посмотрела на огонь конфорки, на которой закипал чайник. Она попыталась вспомнить, когда ей перестало сладко спаться, ведь всю жизнь она была соней, любила спать, и спать любил её. А потом появился этот коридор, бесконечный и тягостный. Один и тот же сон, раз за разом, когда же он стал частью её жизни?

— Когда мамы не стало, — ответила она сама себе и, смахнув выступившие слезы, пошла выключать чайник.

Рабочий день был бесконечно долгим, за окном моросил дождь, август-оборотень на глазах превращался в сентябрь. На душе, как и на улице, была непогода. Возвращаясь домой, Настя зашла в магазин и, купив печенюшки к чаю, неожиданно для себя завернула в вино— водочный отдел, где приобрела красное полусладкое.

По Ксю можно было сверять часы, сломанные. Появилась она в половину седьмого, улыбчивая с задорными искорками в глазах.

— Держи. Накрывай поляну! — с этими словами хозяйка получила шуршащий пакет-майку из супермаркета, в котором нашлась курица гриль, фрукты и мороженое.

— Ксю, у нас вроде посиделки намечались, а тут на именины хватит! — Настя удивлено рассматривала заполненный яствами стол.

Ксения, глядясь в блестящий бок чайника, поправила прическу:

— А может у меня есть что отметить? И вообще, нам всегда есть, о чем поговорить.

Болтали о знакомых, о моде, даже о политике. Насте было хорошо и спокойно, главное, что не надо было идти спать, в кое-то веки подруга заглянула на огонек.

— Две девицы под окном пили поздно вечерком! — переиначила великого поэта Ксю и налила Насте еще вина. Красная капля ползла по ножке фужера.

— Да чем еще заняться добрым девицам как не распитием алкоголя? — улыбнулась Настя. Вечер явно удался, но внезапно Ксю сменила тему.

— Настюш, так что там с бессонницей? Может все же навестим психолога? У меня знакомый есть. Виталик, симпатичный, толковый. Поболтаете, — подруга подмигнула, — Глядишь, что и получится.

Настя укоризненно посмотрела на девушку:

— Вот знаешь, иногда твои шутки не к месту, как и звонки в четыре утра.

— В четыре утра время думать! — Парировала подруга, — У любого пациента спроси, почему он в это время вызывает скорую, и он тебе скажет: «Я подумал». Видишь, подумал он, так что ничего с этим поделать нельзя. Вот ты с утра тоже о чем-то думала. И как, есть мысли?

Настя заколебалась:

— Вообще-то есть, — она отставила фужер в сторону, — знаешь, мне кажется, все эти кошмары начались после того, как мамы не стало.

— Ой Насть, только не плачь. Ну блин, это стресс, и так все ясно, — Ксю приобняла её, — вот сейчас от обнимашек станет лучше, честно-честно.

— Угу, — шмыгнула носом Настя, — понимаешь, мы с мамой, мы же всегда вместе были, сколько я себя помню, и каждый вечер она, прежде чем идти спать, расчесывала мои лохмы, а потом поправляла одеяло, брала за руку и желала доброй ночи.

Ксю улыбнулась:

— Ну, хочешь я буду звонить и желать тебе доброй ночи? За руку, конечно, не подержу, но хоть пожелаю, а? Хочешь?

Настя вытерла слезы, продолжая говорить:

— Ты не понимаешь. Унас даже пожелание было свое, особенное, вот только для нас двоих, я его еще в детстве придумала.

— Какое? — почему-то шепотом спросила притихшая Ксения.

Настя улыбнулась сквозь слезы и, чуть поколебавшись, произнесла:

— Доброй ночи, баю — бай,

Спи скорее, засыпай.

Сны и сказки тут как тут

За порогом тебя ждут.

Страхи прочь, спокойной ночи.

В комнате воцарилась тишина. Только осенний дождик мелко барабанил по стеклу. Наконец, Ксю промолвила:

— Красиво. И что, ни разу страшилки не снились?

Настя отрицательно покачала головой:

— Ни разу в жизни. А теперь пусто без нее, так пусто!

Подруги просидели до утра, то смеясь и шутя, то снова вспоминая Настину маму, которая так внезапно покинула наш мир. Ксю обнимала Настю и утешала её, рассказывая истории из жизни своей бабки. Ксюхина бабка, если послушать, знала ответы на все вопросы, ей перевалило за девятый десяток, и жила она в вымирающей деревне, но съезжать не хотела. Ксения говорила, что к её бабке ездят люди и из других деревень и даже из города может за мудростью, а может и за самогоном. Наконец, уже в предрассветные часы, когда вино кончилось, слезы высохли и дождь перестал терзать душу, девушки решили, что это вариант — ну их, психологов, поедем к бабке!

Сказано — сделано. В субботу утром Ксения заехала за Настей, и они рванули в деревню, в глушь, все как полагается. Ксю везла бабушке гостинцы от матери и тетки. От себя запас лекарств. Настя тоже не промах, купила красивый платок, теплый и мягкий, она надеялась, что бабе Тане подарок тоже придется по вкусу. Дорога вилась вдоль полей, и прозрачных березовых рощиц, а потом всюду внезапно встал густой сосновый бор. Не доезжая указателя, машина свернула на проселочную дорогу и затряслась по ухабам

— Скоро приедем, — Ксю посмотрела на часы, — К обеду как раз у бабушки будем. Я ей вчера звонила, она сказала, что пирожков напечет. Триста лет не ела ее пирожки, веришь, нет?

— Верю, — Настя улыбалась. Ей уже воочию виделась старенькая изба и бабулька — божий одуванчик со светлыми и летящими волосами, окутавшими голову словно нимб, и конечно, очередь паломников к этой обители мудрости.

На самом деле все оказалось иначе: заросшая репьем и сорной травой дорога вела к аккуратному дому, обшитому сайдингом. И встречала их статная хозяйка. Хоть и близился у бабы Тани век, и волосы поблескивали благородным серебром, толстая коса, девкам на зависть, свисала на плечо. Глаза смотрели ясно и словно видели тебя насквозь. Одета была старушка в тельняшку, брюки и резиновые сапоги. Поверх тельняшки была еще накинута вязанная безрукавка, а голова и вовсе была не покрыта.

— Такой и платок не к чему, — с грустью подумала Настя, — тут бескозырку в пору покупать.

Хозяйка, словно уловив перемену настроения, отворила калитку.

— Девочки, милые мои, приехали! — она кинулась обнимать их так радушно, словно Настя тоже была её давно потерянной внучкой, — а я тут в огороде. Ох, клуша старая. Ой, худенькие какие! Замучил вас этот город! Идемте в дом, что ж я вас на улице-то встречаю?

— Баб, подожди, — перебила Ксения, — это Настя. Я тебе о ней говорила.

— Да поняла я. Не совсем еще из ума выжила, — отмахнулась бабка, — ставь своего скакуна и в дом, обед стынет. Поможешь мне на стол накрыть? — она как-то с мольбой, по-старчески заглянула Анастасии в лицо, и, хотя было ясно, что баба Таня сама может не только на стол накрыть, а всю деревню с нуля отстроить, Настя конечно же согласилась помочь.

— Вот и славно, вот и хорошо, — щебетала старушка.

В доме не пахло мышами и травами, казалось, шагнул в обычную квартиру, просто обстановка старовата: слоники на полке, этажерка с кружевами, круглый плетенный стол, накрытый скатертью. На полу домотканые коврики, а на подоконниках герань.

— Даже печи русской нет, — разочаровалась Настя.

— Ты, Настенька, не грусти, — ворковала баба Таня, превращаясь из грозной повелительницы грядок в тихую бабулю, — вот сейчас покушаем, потом в баньке попаритесь, а там и набоковую. Я вам с Ксюшей в малой комнате постелила. Ты не смотри, дом у меня большой, последний такой в деревни.

— А вот кстати, я деревню.то и не разглядела. Там еще дома есть? — Настя расставляла тарелки на чистую скатерку.

— Есть, мало правда. Еще пара бабулек, дед Трофим. Первый парень на деревне, — старушка хмыкнула, — пьянчужки еще есть. А остальные в город подались. Вот и весь сказ. Раньше у нас тут была деревня — загляденье: народу тьма, школа, ФАП свой, лошадок разводили, пшеницу сеяли, опять же коровы, птица всякая, а потом… — баба Таня как-то загрустила и сразу состарилась. Она махнула рукой в сторону неведомых бед, — в общем, два двора, три кола. Но я отсюда ни ногой. Жила здесь и помирать здесь буду. А то вот еще правнуков дождусь, баловать их буду! — женщина огляделась, — ну, все готово, где там Ксюшенька?

— Я тут, бабуль. Подарки разгружала, во! — Ксения указала на два полных китайских клетчатых баула. Баба Таня только всплеснула руками:

— Ох, окаянные! Говорила сколько раз, не надо мне ничего, два дня жить осталось, куда потом? — но сама со свойственным любой женщине любопытством уже заглядывала в сумки.

Ужин прошел весело, бабуля была рассказчицей хоть куда. Настя так давно не веселилась, было легко и приятно на душе. Баня и вовсе разнежила, распарила косточки, показалось, что тело легкое, дунь сейчас ветерок, и полетишь навстречу звездному небу.

— Ну, девоньки, спасть пора.

Эта фраза словно выдернула Настю из неги и ударила о реальность.

— Спать? — переспросила девушка, нервно теребя еще влажные волосы.

— Спать. А что такое? — старушка взглянула на Настю, и снова, как у калитки, показалось той, что видит ее бабушка насквозь.

— Нет, ничего. А можно там лампу какую включить? — Настя все больше нервничала, — свечу даже можно.

— Темноты что ли боишься? Так это мы быстро прогоним, — улыбнулась бабушка.

В разговор встряла Ксю:

— Она не темноты боится, её кошмары замучили. Я тебе говорила. Потому к тебе эту горемыку и привезла.

Настя напряглась, выходит, бабка все знала. Так зачем спрашивала? Может конечно забыла, но...

— Вот ты, Ксюшка, болтушка! Просила я тебя встревать? Настенька захотела, так сама бы все мне рассказала. Есть там свет, не волнуйся. Доброй ночи, деточки.

Коридор был как всегда темным и длинным, что-то вязкое, жуткое пряталось во мраке. Настя держала пальто за рукав и все ждала, когда откроется дверь, когда её позовут, а потом, словно устав ждать, с криком "Мамочка!" кинулась вперед, и тьма поглотила её.

— Настя, ты чего кричишь как резаная? — Ксю сидела рядом и теребила девушку за плечо. — Ты в порядке?

Анастасия невидящим взглядом посмотрела на подругу, пальцы больно сводила судорога. Она снова вцепилась в края одеяла.

— Настя, ты меня пугаешь! — с этими словами Ксю вскочила и выбежала за дверь. Через пару минут она вернулась в сопровождении бабушки. Настя сидела на кровати и, уткнувшись в колени, плакала.

— Ну что ты, деточка, ну что ты милая? — бабушка обняла её, — будет тебе, родная.

— Мне её так не хватает. Почему она ушла? Как я без неё? — всхлипывала Настя.

— Вот ты тут страдаешь, а она там места себе не находит. Не плачь, а сон твой мы подлатаем, нечего ему дырявым быть, — за окном хрипло и одиноко запел петух, занимался рассвет.

День прошел в обычных деревенских хлопотах. Помогали хозяйке убирать остатки урожая, плели лук в длинные косы. Сходили по грибы, и принесли с тихой охоты богатую добычу. Вечером ели отварную молодую картошку с жареными грибами и луком. Вкусно было так, словно ничего вкусней и не бывает. А потом пришла ночь. Настя не могла себя заставить подняться и идти спать, она заранее ощущала комок страха в груди перед темнотой и одиночеством, перед закрытой дверью и холодным мраком. Баба Таня, пожелав подружкам доброй ночи, удалилась на покой. А девушки засиделись за полночь, травя байки. Первой не выдержала Ксю:

— Все, Настюш, ты как хочешь, а мне завтра за руль, я спать, — она по-детски потерла глаза кулачком, — и ты приходи. Все лучше поспать несколько часов, чем всю ночь куковать, — она взлохматила Насте волосы и вышла из комнаты. Девушка осталась одна, она пила чай и думала, зачем собственно они сюда приехали? За какой мудростью, картошку выкопать, чай попить? Толку-то, разве что проведали старушку.

— А ты на что надеялась? — пропел мерзкий внутренний голос.

— На чудо, — тихо ответила ему Настя и обреченно отправилась спать. Проснулась Настя не от кошмара, а от того, что у нее затекло все тело. Она попыталась поудобнее устроиться на кровати и тут же упала на пол. Девушка испугано огляделась, рядом горела свеча, дощатый пол бани блестел от влаги, воздух был тягучим и ароматным.

— Как я здесь оказалась? — успела подумать Настя, прежде чем понять, что она здесь не одна. Из теней вышла баба Таня, не царица полей и не божий одуванчик, была это совсем другая женщина, в простой белой сорочке, с длинными распущенными волосами, смотрело на Настю само время, на минуту принявшее человеческий образ. Неведомая старица протянула Насте руку, в спину упиралась скамья, вокруг была темнота, бежать было некуда. И Настя подала ей свою. Пальцы их рук коснулись друг друга.

Света стало больше. Настя огляделась: свечи кругом, свечи по кругу, аромат трав наполняет грудь, по спине сбегают капельки пота, волосы прилипли ко лбу, жарко. Стоит Настя посередине бани, только стен у бани не видать — темнота, хоть свету и много, а напортив стоит Ксюшина бабушка, держит Настю за руку и приговаривает:

— Во поле пустом, стоит дом. Двери дома закрыты, окна дома заперты. На крыше дома того сидит ворон, ворон черный как сама ночь, ворон вечный как сам сон.

Настя почувствовала болезненный укол в палец, она даже не успела ойкнуть и просто с удивлением увидела, как с безымянного пальца стекает капелька крови и падает в чашу с водой.

"Как это я её раньше тут не заметила?" — подумала Настя, она уже поняла, что все это ей снится, потому что иначе и быть не может. Воздух наполнили звуки ночного леса, освежающий ветер коснулся голых ног, трава, невидимая, но уже иссохшая, колола ступни. Ночь прорезало гортанное карканье ворона.

— Ворон тот все видит, все слышит, как мышь бежит, как змея ползет, как девица спит. Смотрит ворон во все стороны, да с места не трогается, ибо в доме том за семью замками, под семью оковами сидит льстец, кошмаров отец, волосами опутанный.

"Ох", — по волосам Насти прошелся гребень, цепляя их, спутанные от сна. Баба Таня кружила рядом с девушкой.

— Просит он ворона, дай воды испить, дай на солнце взглянуть. Только ворон его не слушает, только ворон ему не верует.

Тяжкий вздох ветра пронесся по лесу, пригибая пламя свечей. Бабка подхватила чашу, кинула в неё гребень.

— Не будет тебе ни воды, ни солнца, ни красной девицы. Не услышит тебя ни мышь, ни змея, ни ворожея. Тьма твоя спутница, темнота твоя темница. И как ворон сторожит тебя, так и Настасью сторожить будет.

С этими словами бабка бросила все предметы в незнамо откуда появившийся костер.

Полыхнуло пламя до самой луны, девушка зажмурилась от яркого света, кожу опалили жар. А потом Настя вдруг услышала мамин голос, который напевал их секретную колыбельную.

— Мама?! — хотела окликнуть девушка и проснулась. В окно светило солнце, Ксю уже не было в комнате, видимо завтракала. Настя села на постели, босые ноги приятно холодил пол. Ночнушка прилипла к спине, кровать выглядела так, словно Настя скакала на ней с бубном. Но впервые за последний год девушка выспалась, проснулась не измученной ночными видениями, а отдохнувшей. Настя нащупала тапочки и, шоркая ногами, вышла в большую комнату. Ксю была тут, наедалась прозапас бабушкиными пирожками, заедала вареньем и запивала чаем. Увидев подругу, она махнула рукой:

— Садись, столько вкусного, а то я одна все съем! — Ксю зачерпнула еще варенья и облизала ложку с видом довольного кота.

— Я сначала умыться, а то такой сон странный сегодня снился, — Настя задумалась, стоит ли рассказывать.

— Какой? — тут же заинтересовалась Ксю. — Ой, а чего у тебя с рукой? Заусенец что ли? Палец вон в крови, — она ухватила Настю за руку, — ба, подруга, да ты занозилась видать. Деревня, тут осторожнее надо.

— Да, — согласилась Настя, как во сне разглядывая палец и вспоминая сон, а сон ли это?

В комнату вошла баба Таня.

— Встали уже мои красавицы? Вот и славно. Я там немного гостинцев в сумку сложила. Ксюшка, не забудь матери отдать да по дороге не слопай половину.

— Не-не, я сейчас наемся, впрок! Честное пионерское! — и Ксю изобразила что-то из советских времен.

Собирались скоро. Настя покидала вещи в дорожную сумку, расчесала волосы, снова нахлынула печаль, вспомнила, как мама расчесывала ей косу каждый вечер. Она уже выходила из комнаты, когда за руку её поймала старушка: — Настенька, я тебе вот что скажу, а ты запомни. Кто первый замуж позовет, за того и иди. Первый муж от Бога, второй от людей, а третий и вовсе не нужен, — она неожиданно обняла, прижала девушку к себе, шепнув на ушко, — хорошенько запомни, — а затем произнесла уже совсем другим голосом, с улыбкой на добром лице: — За платок спасибо, всю жизнь о таком мечтала.

Когда возвращались в город, Настя всё больше молчала. Вспоминала пережитый сон, смотрела на пораненный палец, и все никак не могла решить для себя, хочет она, чтоб это было явью, или нет? Может это просто другой вид кошмара, от непривычной обстановки и жаренных грибов?

— Что-то ты, подруга, сегодня молчаливая, — начала разговор Ксю, — кстати, ты в курсе, что этой ночью ты не вопила на весь дом и вообще, кажется, выспалась? Ну, посмотри на меня. Вот ей богу, два дня в деревне, а у тебя даже глаза блестят иначе! Надо к бабушке чаще ездить, вот что я думаю!

— Наверное ты права, — Настя вздохнула, — знаешь, я себя какой-то другой ощущаю.

— Вот, отдохнувшей, молодой и счастливой! Да, ну скажи да?

— Да, да, да. Так нормально? — улыбнулась Настя.

— Вполне! Кстати, хочу напомнить, через три недели у одной твоей замечательной подружки по имени Ксюша день рождения. И я буду отмечать его, мама не горюй! И ты придешь и будешь веселиться. Правда, Настя, ты для меня лучший подарок.

— Ну, как скажешь, именинница, приду и буду! Девушки засмеялись.

Вернувшись домой, Настя прошла по квартире, посмотрела на фото мамы с траурной черной лентой и прошептала:

— Это же была ты? Ты всегда рядом, да? — фото улыбалось, ясно и молодо, и не отвечало.

Когда Настя ложилась спать, привычно зажигая свет и ставя на тумбу стакан воды, она даже не задумалась, что ночь пройдет иначе, но вот прозвенел будильник, и яркое солнышко подсказало, что сейчас утро и пора на работу. И никакие кошмары не помешали Насте выспаться. Она ждала их еще несколько недель, каждую ночь ложась в постель и думаю о коридоре тьмы, но наступало утро и звонок будильника просто прогонял сон, обычный сон из мультяшек, цветных осколков и прочей ерунды. А потом наступил день рождения Ксю. Настя была уверена, что придет первой, поудобнее перехватив коробку с подарком, она нажала кнопку звонка. Послышались шаги и дверь открылась. Не видя из-за коробки встречающего, Настя радостно сообщила:

— А вот и я, твой подарок! Бери, люби и радуйся.

— С удовольствием. Жаль, что день рождения не у меня, — откликнулся приятный мужской голос.

Кто-то невидимый подхватил подарок и открыл шире дверь.

— Настя, тут к тебе пришел подарок! — сообщил обладатель голоса. Серые глаза искрились смешинками.

Настя почувствовала, что краснеет, а про себя подумала: "Симпатичный. Молодец, Ксю".

Ксюша выглянула из кухни:

— Точно, это мой подарок. Виталик так тебя ждал. Друг мой, будь добр, устрой Настю поудобнее и весели, чтоб не скучала!

— Будет сделано, — сообщил Виталий, он уже успел унести подарок и теперь протягивал руку Насте.

— Виталий.

— Настя.

Это был тот самый Виталий, психолог по призванию и профессии. Не было у него очков, зато были темные волосы и красивые серые глаза. Он знал много анекдотов и никого не разглядывал как кроликов. И Настя почувствовала, что, впервые за все время после ухода мамы, счастье есть.

Осень пронеслась дождливой вязью, зима скользнула своим узором, весна, лето, а следующей осенью под смешки Ксю Настя уже примеряла свадебное платье и пробовала на язык новое сочетание: Анастасия Воронова, Воронова Анастасия.

— Ворона ты, а не ворон, — смеялась подруга, уворачиваясь от брошенной подушки.

Настя пригласила бабу Таню на свадьбу, и та приехала в том самом платке, теплом, уютным и с кистями. Она заговорщицки подмигнула невесте, и Настя поняла, что у них есть своя тайна. Когда на её безымянный палец лег тонкий золотой обруч, и дородная дама объявила Настю и Виталия мужем и женой, девушка и вовсе перестала бояться всего на свете. Ведь рядом был любимый человек.

Настя и Ксю сидели в домике бабы Тани. За окном трещал мороз и покрывал стекла замысловатыми узорами. Они пили чай с ежевичным вареньем и пирожками, а Настя рассказывала:

— Виталик каждый вечер любуется, как я расчесываю волосы, ждет, когда я устроюсь поудобнее на постели, поправляет одеяло и, держа меня за руку, желает доброй ночи, нашептывая заветные слова, которые мы придумали с мамой.

Доброй ночи, баю-бай,

Спи скорее, засыпай.

Сны и сказки тут как тут

За порогом тебя ждут.

Страхи прочь, спокойной ночи.

Ксю мечтательно вздохнула:

— Лепота, Настюш! И никаких кошмаров! — а затем, обиженно надув губы, повернулась к бабушке, — Баб, я тоже так хочу! Чтоб за руку держал и одеялко поправлял!

— Будет, — пообещала баба Таня, — все будет!

И комнату наполнил счастливый женский смех.

-