Глава 1. Дорожные приключения

Часть вторая. Пленник эльдагов

Месяц Единорога,

25 день.

Лишь только Кристэ и деревня скрылись из виду, к Гарвелу немедленно пришло осознание: прежняя жизнь закончилась. Мимо проносились знакомые с детства места, и можно было представить себя на прогулке, но память не давала обмануться. В душе занозой сидело острое ощущение нешуточности происходящего; случись что, неоткуда ждать подмоги, кроме собственных головы и рук. Отныне он отрезан и от Кристэ, и от табора, а уж вернётся ли когда назад — боги ведают.

Завтра или может, послезавтра, предстоит пересечь границу Соколанской марки, и всюду, куда доведётся приехать, вокруг будут чужие люди, с которыми придётся держаться настороже. Больше нельзя позволить себе быть беспечным и откровенным, о многих вещах останется только думать. Путь в столицу долог; по словам отца, тянется одиннадцать дней. Или даже больше, если в дороге произойдёт нечто непредвиденное. Ведь никому заранее не ведомо, кто или что встретится на пути.

«Ну, вот. Не успел уехать из дома — и уже раскис! — немедленно отругал Гарвел сам себя. — Хорош гонец, в начале пути нос повесил. Иль раньше не знал, что придётся в одиночку ехать? Мог и Поля взять, коли компания нужна...»

Похлопав Марко по холке, он оглянулся на чуть приотставшего Алмаза. Посвистел, подбадривая жеребца… Как-никак, коню приходилось тяжелее: новый хозяин да ещё и свалившееся ниоткуда путешествие. Гарвел надеялся, что в дороге Алмаз привыкнет к нему; пока же тот, хоть и не проявлял открыто враждебности, держался настороже, словно изучая, чего можно ждать от хозяина? Зла или добра?

Внезапно пришло ощущение чужого присутствия. Заржала чья-то лошадь, и Марко ей немедленно ответил.

Гарвел резко обернулся в сторону реки, натягивая поводья.

Прямо перед ним, из-под обрыва у Серебрянки на дорогу поднимался рыжий тёмногривый конёк. А на нём сидел Поль собственной персоной!

Как-то само вспомнилось, что сын булочника так и не подошёл попрощаться, попросту исчезнув непонятно куда. А теперь вот явился… Явно подстерегал, стоя под обрывом.

Но вот зачем?

Нахмурясь, Гарвел посмотрел на Поля в упор, гадая про себя, для чего тому понадобилась эта встреча.

«Никак, решил сквитаться за моё вмешательство в спор с Андреасом? Неужель и впрямь такой дурак?»

Поль, подъехав ближе, остановил своего рыжего точно напротив Марко. И, дурашливо кланяясь, сорвал с себя шляпу:

— А вот и твой верный слуга! Прошу любить и жаловать!

Но Гарвел не улыбнулся. Уперев руку в бок, окинул весельчака мрачным взглядом.

— И что ты здесь позабыл? Басмарским языком тебе сказано: слуга мне без надобности! Ступай домой, твоё место возле детей и Жанны.

— Я не старуха, чтобы с детьми сидеть, — дерзко ответил Поль, нахлобучивая шляпу обратно. — Мы с Жанной уже решили: одного тебя не отпустим! Хочешь ты слугу или нет, будешь платить за службу — или как там тебе вздумается, но только я от тебя не отстану. Так и знай!

Услышав такое, Гарвел немного растерялся. И попытался ещё раз урезонить непрошенного слугу.

— Послушай, Поль… Я еду в столицу. И не просто так… Понимаешь?

— Да чего тут не понять, — ухмыльнулся тот до ушей. — Но я так смекаю, что двоим в дороге сподручней. А то — не слыхал разве: по дорогам разбойнички рыщут? Как окружат — так не глянут, что ты рыцарь и Скачущему служишь. Ахнут по башке — и прощай-прости!

— Как-нибудь без тебя отобьюсь, зря, что ли в Замке драться учили? — проворчал Гарвел. — Да на мне и кольчуга, и...

— Брось упираться, Гарви! — рассмеялся Поль, уперев руки в бока. — Тебе меня не отвадить, коль добром не возьмёшь — за тобой следом поеду, каждый твой шаг сторожить стану. Моё слово крепко. Так уж лучше сразу возьми!

«Вот ведь привязался! — в сердцах подумал Гарвел. — И не проймёшь ничем, упрям как мул!»

— Ну, как надумал — берёшь? — В серо-зеленых глазах плясали смешинки; сын булочника явно сознавал свою победу.

— Ладно… беру, — с неохотой проговорил Гарвел. — Только смотри у меня: чтоб на девок в постоялых дворах не заглядывался!

— Не буду, — пообещал, подмигнув, Поль. И пристроил своего Рыжего рядом с Марко.

— Одного не пойму: какая тебе корысть со мной ехать? — сказал Гарвел, когда они пустили своих лошадей бок о бок. — Да и злиться ты на меня должен. Как-никак, я тебя унизил при всех.

— Фью! — беззаботно свистнул Поль. — Ты хоть знаешь, сколько хороших парней мне в Соколане бока намяло? На всех злиться — души не хватит. А корысть… Я, может, сызмальства мечтаю мир посмотреть? Или это только вам, господам, мечтать дозволяется? — И глянул с вызовом.

Гарвел промолчал. И вспомнил слова Теодора, оброненные по случаю: "Всякий ходит своей дорогой, и не след встревать на чужом пути".

Лошади меж тем всё бежали вперёд, и вскоре показалась развилка дороги: одна часть её уходила дальше на юг, то есть к Соколану; другая сворачивала вправо, сбегая к широкому каменному мосту, — на запад, к Замку.

Внезапно заржал Марко, а за ним, чуть опоздав, — Алмаз и Рыжий. Снизу раздалось ответное ржание.

— Эй, погляди-ка, — воскликнул зоркий Поль. — Там, случаем, не тебя собрались встречать?

Гарвел вздрогнул, отрываясь от своих мыслей, и посмотрел вправо.

За мостом, чуть скрытые кустами, стояли два всадника. Заметив ездоков, они хлестнули коней — и те стали взбираться по склону. Один из всадников был в светло-зеленой замковой форме, на алом плаще горел ряд серебряных звёзд. Второй — в лихо заломленном бархатном берете с пером и в серебристом камзоле; на плечах пламенел, ниспадая складками, малиновый плащ. Оба парня показались смутно знакомыми, особенно щёголь с завитыми светло-каштановыми волосами.

— Ну, как, я угадал? — ухмыльнулся рядом Поль. — По твою душу едут, верно?

Гарвел не ответил. Сердце стукнуло невпопад: в переднем всаднике он узнал Жана Арчимбайта. Второй, без сомнений, был тот самый эн Астольф, который стоял утром возле дверей в покои командора.

Зачем они оба здесь и чего от него хотят?

Меж тем Жан Арчимбайт, взобравшись на косогор, смерил Гарвела донельзя высокомерным взглядом. Вблизи его глаза оказались зеленовато-карими, а правильные вроде бы черты портила мягкость и безвольность, делая его лицо похожим на женское.

— Так это ты — эн Гарвел Кристон? — проговорил граф Арчимбайт, выпятив вперёд подбородок, обещавший в скором времени стать двойным от излишеств в пище. — Пфе… Не могла выбрать кого покрасивей?

— Не понимаю вас, — холодно ответил Гарвел, заставляя Марко отступить от вороного в сторону. — По какому праву вы остановили меня на дороге? Что вам нужно?

Жан Арчимбайт смешно надул щёки.

— Ты — полусмерд, смеешь говорить о правах со мной, графом Арчимбайтом? — воскликнул он, пафосно поднимая затянутую в перчатку руку. — Прохвост! Посмей только ещё раз подкатить к моей Элизе — я тебя проучу, как преследовать чужих жён!

Гарвел вспыхнул.

— А вы друг друга стоите, как я погляжу! — сказал он, уже не стремясь быть вежливым. — Что ты, что твоя Элиза. Катитесь оба с высокой горки — и Кайер вас благослови! Бэнговы родственники!

Граф замолчал, выпучив глаза. Похоже, с ним давненько никто не говорил подобным тоном, и он на время потерял дар речи.

— Эй, уважаемый! Что стоишь? — раздался насмешливый голос Поля. — Или дорогу показать? Гарви, разреши дать этому разине хорошего пинка в заднюю часть!

— Да как ты смеешь, мужлан?! — крикнул Жан Арчимбайт, наливаясь багровой краской. — А ну, уйми своего слугу, не то пожалеешь! Ты хоть знаешь, собака, кого оскорбил?! Я — зять маркиза де Морнибанда, сын маркиза де Вальфона!

— А я — коннор Северного замка, — выпалил в ответ Гарвел, чувствуя: ещё немного — и он сорвётся, вызовет этого чванливого щёголя на поединок. С трудом удерживая себя в рамках приличий, он продолжал: — И никто не вправе оскорблять меня без причины, будь он хоть самим принцем Басмарии!

— Эн Гарвел прав, Жан, — произнёс эн Астольф; который, до сих пор нарочно медлил в стороне, не желая вмешиваться в чужой разговор. — Вам не стоит с ним ссориться.

— Но этот негодяй оскорбил меня! И я ему просто так не спущу! — завопил Жан Арчимбайт, размахивая руками. — Здесь задета моя честь! Моя Элиза!

— Уж не драться ли вы решили? И с кем? С сыном безродного «всадника», «дворянчиком без сапог»? — охладил его пыл эн Астольф. — Пока об этой беседе знают лишь вороны, но что станет с вашей репутацией, когда об этой дуэли будут судачить кумушки на каждом углу? Не делайте глупостей, Жан, поезжайте к своей жене. Вам известно, что у меня важное дело к этому человеку.

Граф Арчимбайт насупился, видимо, размышляя, стоит ли последовать благому совету — или продолжать ссору дальше?

Однако замолчал, и эн Астольф этим воспользовался; выехав вперёд, он церемонно обратился к Гарвелу:

— Эн Гарвел! Именем командора! Прошу вернуть мне врученные бумаги. Их повезёт более достойный.

Гарвел судорожно сжал в руках поводья.

Так с него снимают миссию гонца? Но почему? За что? Чем он мог провиниться, что его сочли недостойным?

Тревожно порывшись в памяти, не нашёл ничего, к чему мог придраться взыскательный командор.

«Да уж не проверка ли это снова? Эн Аннибал любит устраивать испытания… И разве не должен я хранить молчание о своей ноше?»

Только подумал об этом — и в памяти немедленно прозвучал знакомый голос — настолько явственно, что захотелось оглянуться:

"И помни: никому ни слова. За бумаги отвечаешь головой. И это не для красного словца сказано. Как бы я к тебе ни относился, но коли потеряешь пакет, дорога тебе одна — на Чёрную башню."

— Не понимаю… — сказал он охрипло. — О каких бумагах идёт речь?

— О тех самых, какие вручены тебе утром командором.

— У меня их нет. — Сердце стучало, готовясь выпрыгнуть из груди, но Гарвел постарался придать лицу невозмутимое выражение.

— Позволь не поверить, — вкрадчиво возразил эн Астольф. — Мне точно известно, что бумаги у тебя. Изволь их отдать по доброй воле!

Гарвелу не понравилась эта настойчивость. Но пока он думал, как достойно ответить, вмешался Поль.

— Эй, сударь! Коли тебе нужны бумаги, так могу отдать. Не жалко!

Гарвел не сдержал изумленного взгляда в его сторону. Только сейчас до него дошло: сын булочника видел у него в комнате сумку гонца!

«Значит, он знает или подозревает о цели моего путешествия и может предать, если захочет. Но вот что значат эти его слова?»

Поль между тем живо соскочил с Рыжего и принялся развязывать притороченный к своему седлу дорожный мешок.

Эн Астольф, тоже спешившись, быстрым шагом подошёл к нему.

— Ну, где твои бумаги? Давай поживее!

— Пожалте! — ухмыльнулся тот — и подал рыцарю связку из нескольких свитков.

Эн Астольф, схватив её с хищной поспешностью, зубами развязал скреплявший шнурок — и, развернув один свиток, с проклятием отбросил прочь. Следом полетели и все остальные. А рыцарь замахнулся на Поля кулаком.

— Жалкий наглец! — взревел он, — Это не замковые бумаги!

Сын булочника проворно отскочил в сторону; на лице его играла злорадная ухмылка.

— Откуда ж у меня возьмутся замковые? — воскликнул он с безопасного расстояния. — Я и в Замке-то отродясь не был. Ты, сударь, просил мои бумаги — так мои и получил! Чего ж бесишься?

Гарвел слез с Марко, стараясь держаться к эн Астольфу спиной, чтобы скрыть улыбку. Подавив смех облегчения, чтоб не дразнить замковых посланцев, он поднял один из валявшихся в траве свитков и развернул.

«Десять поучительных и забавных историй, рассказанных во время плавания из Граэлии в Россану» — гласила витиеватая надпись вверху.

Ниже шло весёлое повествование о некоем купце, развлекавшем своих попутчиков рассказами о любовных приключениях в разных странах. Гарвел без труда узнал слог Гарибана — автора многих фривольных историй, которые ходили в рукописных списках не только среди горожан Соколана, но и по всей Басмарии.

«Ну, и Поль! — улыбнулся Гарвел. — Ну и выдумщик! А я-то было подумал...»

На его плечо легла чья-то рука; он обернулся и увидел напряжённое лицо эн Астольфа.

— Довольно шуток! — резко сказал тот. — Раз не хочешь отдать бумаги добром — сами возьмём. Открывай сумы!

Гарвел нахмурился. Замковый посланец, по его мнению, заходил в своей наглости слишком далеко.

— Повторяю, у меня нет никаких бумаг, — проговорил он твёрдо.

И мысленно поблагодарил Поля, который своей выходкой дал ему собраться с духом. К тому же действия эн Астольфа подсказывали: рыцарь получил приказ вовсе не от эн Аннибала. Недаром командор так настоятельно предупреждал хранить молчание: кто-то в Замке заинтересован, чтобы пакет, доверенный ему, не был доставлен по назначению.

Чтобы не возбуждать подозрений, Гарвел сам развязал сумы. Причём вначале ту, где лежали его личные вещи и одежда.

— Другую! — бросил эн Астольф, едва взглянув.

Пряча улыбку, Гарвел раскрыл горловину второй сумы.

— Что это за шутки? — раздражённо сказал рыцарь, обратив на Гарвела испепеляющий взгляд. — Где бумаги? При тебе видели сумку гонца!

Сбоку подошёл граф Арчимбайт — и, тоже сунув нос в раскрытую суму, рассмеялся.

— Смотрите-ка, эн Астольф, — указал он пальцем, — да у этого молодчика в мешке женская сумка! Небось подарочек от полюбовницы. Какие уж тут бумаги — одни сухари!

— Да где ж тогда бумаги? — раздосадованно воскликнул тот. — Эн Гарет меня живьём сожрёт!

«Ага! — злорадно подумал Гарвел. — Всё-таки не эн Аннибал, а эн Гарет. Стало быть, это правда, что он «спит и видит себя командором»!»

С эн Гаретом, одним из учителей, у него сложились весьма натянутые отношения; так что даже радовало, что тот останется в своих происках с носом. Но, прежде чем Гарвел успел ответить, его опередил Жан Арчимбайт.

— Я всегда говорил, что маркиз Морнибанд умнее, чем вы думаете, — заявил он со снисходительной усмешкой. — Доверить важные документы сыну какого-то «всадника»! Попомните мои слова: настоящий гонец наверняка ускакал ещё на рассвете. А этому парню маркиз дал для отводу глаз пустую сумку. Я прав? — повернулся он к Гарвелу.

— Конечно, — выдавил тот, заставив себя посмотреть в глаза мужу Элизы. — Всё так и есть, как вы сказали.

— Вот видите! — с торжеством воскликнул граф Арчимбайт. — Вы только потеряли драгоценное время. Теперь попробуйте-ка догнать того, кто давно скачет за пределами нашей марки!

— Кайер и его шкура! — выругался эн Астольф, прибавив к этому ещё пару грязных выражений. — Поехали отсюда! Нельзя терять ни минуты!

И оба, вскочив на лошадей, не оглядываясь, поскакали обратно через каменный мост к Замку.

Гарвел облегчённо выдохнул, поглаживая морду фыркающего Марко. И подумал, что верный конь, наверняка, тоже смеялся над незадачливыми посланцами.

— Ишь, помчались, будто хвосты горят!.. Несолоно хлебавши, — ухмыльнулся рядом весельчак Поль. — Надеюсь, в Замке им здорово намылят шеи.

— Всё может быть, — отозвался Гарвел — и улыбнулся, протягивая руку сыну булочника. — Спасибо тебе, Поль!

— Да ну, чего там! — неожиданно покраснел тот и тряхнул соломенными волосами. — Лучше поедем дальше, пока тут ещё кто-нибудь… провожать не собрался.

***

— А я и не знал, что ты тоже читать любишь, — заметил Гарвел, когда снова пустились в путь.

— Ну, так мой папаша нарочно отдавал меня грамоту учить, — объяснил Поль. — Я ж младший сын в семье, старшие братья давно подмастерья — Гийом у отца, а Жерар — у дяди, тот портной. А я… Отец прочил меня в писцы, да не по мне сидеть сиднем на одном месте. Помаялся полгода — и сбежал!

— Чем же ты любишь заниматься? Бездельем, что ли?

— Ну, вот почему сразу бездельем? — обиделся тот, и с оскорблённым надвинул шляпу поглубже. — Я этот, как его… Философ, вот! Люблю размышлять о жизни. Понимаешь?

— Понимаю, — усмехнулся Гарвел. — но по мне, и философу кушать хочется. Скажу вот, не хвастая: мне любая работа в деревне по силам. Ну, разве что в кузне работать не приходилось. А так — и крышу чинить, и пищу приготовить сумею, да и одежду зашить смогу, спасибо Марианне! А вот ты...

— А что — я? — вскинулся сын булочника. — знаешь, сколько мне всякому учиться пришлось? Да не как тебе, а у чужих людей. Колотушки перепадали по первости вместо монет, да зато ничего, боги вразумили, научился!

Гарвел улыбнулся его горячности.

— Ну, коли так, в дороге оба не пропадём, — заключил он. — Как по тебе, в Соколан заезжать будем? Или стоит кружной дорогой объехать?

Поль в задумчивости почесал переносье.

— Так-то бы оно лучше объехать, кабы не храм Акеруна. Перед дальним путём надо бы зайти помолиться, — авось дорога безопасней будет.

Пока ехали улицами Соколана, Поль надвинул шляпу низко на глаза и даже весь ссутулился в седле: явно не желая встретиться с недругами… или с кредиторами?

«Наверняка он тут многим должен, — сообразил Гарвел, — вот и норовит спрятаться. А может, оттого и слугой во мне нанялся, что в городе слишком хорошо известен? Впрочем, мне-то какое дело? Он меня свои долги платить не заставляет».

В храме Акеруна они пробыли ровно столько, чтобы возложить на алтарь по краюхе хлеба и наполнить вином «чашу путника», нарочно стоявшую перед образом. По очереди склонились перед ликом Акеруна, благообразного старца с посохом в руке; по традиции, за спиной божества изображалось восходящее солнце. Гарвел мысленно попросил благословения в дальнем пути, Поль рядом пробормотал что-то похожее.

Ни тот, ни другой лишний раз не смотрели по сторонам. Поэтому для обоих оказалось полной неожиданностью, когда возле выхода Гарвела окликнул высокий кудрявый парень в красном жилете поверх светлой рубахи.

— Эй, Гарви, чайя Керу! Далеко собрался?

Гарвел стремительно развернулся на голос.

— Васко! Откуда ты взялся?

Друг широко улыбнулся; в чёрных глазах заплясали огоньки.

— Да тебя поджидал, — из вежливости молодой гайнанин говорил по-басмарски. — Старая Радза не ошиблась, ты и впрямь зашёл в этот храм.

— Саавдхани? — удивился Гарвел. — Да ведь она не покидает табор. А тебя Теодор прогнал...

Васко независимо пожал плечами.

— Ну, так что ж, ну и прогнал. Патря всё равно приходит, и еду и вести приносит. Сегодня вот зашла, мол, Радза мне путешествие нагадала.

Патря, как и многие другие девушки, была давно и безнадёжно влюблена в Васко. Да и то сказать, другого такого красавца даже среди гайнан нелегко сыскать. Истинный принц, как их описывают сказки: чёрные соболиные брови вразлет, умные, внимательные глаза, а лицо смуглое, черты точеные. Хоть и славятся гайнане плясками и наездниками, да подобного Васко не найти. Всех обскачет, всех перепляшет! Когда улыбается — невозможно не любоваться, когда злится — кажется, глаза молнии мечут: не жди добра прогневавший правнука Радзаная!

Рядом с ним Гарвел всегда чувствовал себя вторым, но это не обижало и не задевало гордость: он не стремился равняться с потомком прославленного шувано. И быть может, поэтому Васко платил ему честной и преданной дружбой.

— Возьмёшь меня с собой? — спросил друг, когда они все втроём сошли с храмового крыльца. — Чтоб мне не одному ехать.

Гарвел остановился от неожиданности.

— Васко… я же в Орлист еду. Зачем тебе туда?

Тот плавно развёл руками:

— Ничего не поделаешь, знать, судьба у меня такая. Иль забыл, что мне в детстве нагадали? Счастье моё не тут живёт, ехать за ним через леса да реки. Оттого и на здешних девушек не смотрю, знаю: невеста моя — в дальней дали.

Вот как отказать самому лучшему другу? А не откажи — придётся отвечать в дороге ещё за одну жизнь, даром что Васко чуть не с малолетства ножом да кнутом владеет...

— Васко, пойми, я ведь не потехи ради еду, — попробовал урезонить он друга. И, чтобы не выдать тайну, перешел на гайнанский. — Мне, говорят, Путь выпал. Когда домой вернусь, и вернусь ли — один Альзим ведает!

— Я твоему Пути мешать не стану, — отвечал упрямый Васко, тоже по-гайнански, — но и моей дороге препоны не ставь. Чует моё сердце: там, куда ты едешь, и моя судьба дожидается. Я тебя старше, и род мой древнее, так что не тебе указывать, не в обиду будь сказано.

Гарвел понял, что упрямца не переспорить, и плюнул в сердцах.

«Да чего я тут всех уговариваю, бэнгов хвост?! — разозлился он, — Хочет приключений на свою голову — ну и пусть едет, не маленький небось!»

И сухо проговорил, взяв под уздцы Марко и Алмаза:

— Коли так, поступай как знаешь!

Теперь он сел верхом на Алмаза, желая приучить коня к себе; жеребец был выезжен и хорошо слушался поводьев, однако косил глазом и прял ушами, не вполне доверяя новому хозяину. Гнедой Марко пошёл в поводу, помахивая чёрным хвостом.

Справа пристроился Поль на своём Рыжем, сзади, чуть промедлив, зацокали копыта Каурого: видно, Васко напоследок ещё поклонился храму.

***

По соколанским улицам проехали медленным шагом: недавним указом герцога Насинте запрещалось разбивать мостовую быстрой ездой. Нарушителей ловила стража и либо сдирала либо кожу кнутами — у кого попроще, либо отбирала кошель с деньгами — у кого побогаче. Продолжать носиться сломя голову могли себе позволить разве сыновья самого герцога.

Зато за городом под копыта коней стелилась широкая ровная дорога, и синее небо над головой с лёгкими перистыми облаками пьянило душу не хуже забористого вина.

Забылась недавняя обида, причиненная словами Васко, захотелось полететь или хотя бы отвести сердце песней.

Гарвел вынул из чехла гитару и стал подтягивать струны. Поймал на себе два разных взгляда: слегка удивлённый — Поля и спокойно-понимающий — Васко, — и улыбнулся обоим.

А потом тронул струны гитары — и песня рванулась в небо, словно выпущенная на волю птица:

— От родного порога вдаль

Еду я позабыв печаль.

А дорога зовёт с собой,

Может, станет моей судьбой.

Ах, гайнанская кровь моя!

Не гайнанин ведь с виду я,

Но, как предки, оставив дом,

Жажду счастья в краю чужом!

Мир большой предо мной открыт,

В неизвестность мой путь лежит,

И невольно находит грусть:

Вдруг домой я не вернусь?

О, прощай же, мой дом, прости!

Вдаль ведёт меня Зов Пути!

Там, где гаснет светило дня,

Там судьба моя ждёт меня!

Что же ждёт меня там, вдали,

В стороне от родной земли?

Испытанья иль счастья свет?

Ни к чему мне знать ответ!

Зов Пути, властный Зов Пути!

Я готов за тобой идти —

На край света куда-нибудь,

Ведь не я выбираю путь!

Я однажды вернусь домой,

Хоть не будет мой путь прямой.

Всё, что нужно, в пути свершу —

И домой я поспешу!

О, дорога, веди вперёд,

В край, куда меня Путь зовёт!

Я готов испытанья пройти,

Чтобы счастье своё найти!

— Вот голос дан человеку! — проворчал Поль, — И почему одним — всё, а другим ничего? — пожаловался он. — Отчего я не могу бренчать на гитаре или лютне и мелодично орать, зарабатывая этим на хлеб?

— Это оттого, что ты не гайнанин, — снисходительно пояснил Васко. — Наши все поют и играют чуть ли не с рождения: таким даром наградила нас Праматерь Гайэна.

***

#Упомянуть, куда Васко дел подкову, украденную у ювелира (положил на алтарь в храме Акеруна). Зачем он её украл? Потому что поспорил с другим гайнанином, что сумеет украсть и не попадётся.