Глава 2. Шёпот в ночи

Месяц Единорога,

17 день.

Северный замок

Широкая наезженная дорога уводила вперёд меж невысоких холмов, и ветер гнал по обочине волны из высокой травы. А вдали, там, где земля соединялась с небом, поднимались ввысь башни и шпили незнакомого города.

Сердце тревожно забилось при виде этой картины, и Гарвел прибавил шагу.

Дорога, вильнув, спустилась к большой реке и дальше побежала берегом, так что можно было видеть корабли, плывущие к огромной арке из двух круглых башен, стоявших по обеим берегам. Башни соединялись высоко висящим мостом, явно предназначенным только для стражи, и на их железных конусах реяли полосатые сигнальные флаги...

Как бывает во сне, мгновение — и город, только что казавшийся далёким, надвинулся громадой стен. А ворота оказались совсем близко, как говорится, рукой подать. Солнечный свет отражался от золочёных створок с вензелями и короной, а перед ними, скрестив алебарды, стояли грозные стражники в шлемах с золотыми гребнями и стальными нагрудниками. И каждый из этих стражей был выше на голову даже эн Аннибала, не говоря уж про Гарвела, чей рост едва достал бы до середины груди этих великанов.

У ворот нетерпеливо ждали люди — кто в повозках, кто в каретах, кто пеш, — и все смотрели, переговариваясь, на сомкнутые створки.

Гарвел вертел головой, изумляясь про себя обилию красок и лиц.

Вот подлетел верховой на породистой, порядком взмыленной лошади и начал было препираться со стражей, но в эту минуту где-то в городе ударили часы. Гулкий звон докатился раз, другой, третий… Пробило восемь — и ворота стали медленно отворяться.

Толпа глухо заволновалась, начала напирать, но строгий окрик заставил людей остановиться. А невозмутимые великаны принялись пропускать людей в город по одному...

Когда очередь дошла до Гарвела, светлобородый стражник задал ему тот же вопрос, что и другим:

— Кто ты такой и для чего прибыл в наш город?

Тот растерянно моргнул, не зная, как ответить, а исполин продолжал, протягивая широкую ладонь:

— Покажи свою дорожную грамоту!

Вот тут Гарвел испугался до дрожи в руках: роясь в поясном кошеле, он никак не мог найти своей грамоты, хотя точно помнил, что бумага была при нём. Во рту пересохло, по спине покатился холодный пот...

… и он проснулся.

Вокруг было тихо. Лёгкий полумрак разгонял дрожащий свет свечи, и Гарвел узнал свою комнату в Асаванской башне. В окно заглядывала бледная половинка диска Вестницы, заливая комнату косыми серебристыми лучами. Значит, до восхода солнца осталось часа три или четыре.

Как он здесь оказался?

Память медленно возвращалась, хотя воспоминания о недавних событиях представлялись расплывчатыми, будто они произошли по крайней мере неделю назад. Посвящение подёрнулось лёгкой дымкой, а пир вечером распался на череду кусков, никак не связанных между собой.

… Вот командор встал и говорит речь, но Гарвел с трудом понимает смысл, потому что… потому что… нет, не вспомнить, пожалуй.

… А вот его, Гарвела, заставляют выпить вина из бокала, но он отказывается. Тогда почему в следующем видении ему так плохо?.. И что случилось потом, чем закончился пир? Как он оказался в своей кровати, да ещё и не разделся?

Он сел и потёр ладонями лицо, изо всех сил пытаясь вспомнить.

Столько непонятного… И этот странный сон, в котором всё воспринималось как настоящее. Только почему он снился себе пеш, а не верхом на Марко?.. И куда подевалась грамота, если до этого была при нём?

Неслышно отворилась дверь, и в комнату вошёл грузный пожилой человек. В неверном свете луны он выглядел как тёмный силуэт, в котором по всему облику и слегка косолапой походке тотчас узнавался эн Роберто, добродушный замковый врач.

— Как себя чувствуешь, эн Гарвел? — пробасил он, подходя ближе.

— А что произошло? — вопросом на вопрос ответил тот, стремясь поскорее заполнить все прорехи в памяти.

— А разве ты не помнишь?

— Н-нет...

— Э… Ничего особенного, — бодро проговорил эн Роберто. — Просто тебе стало дурно от вина и духоты, и ты упал в обморок.

— Упал… в обморок?.. — в замешательстве повторил Гарвел. — О, Ке… Акерун… И это все видели?

— Не стоит так волноваться, юноша, — попытался успокоить его врач. — Мало ли как бывает. Такое случается… В моей практике я всякое видывал...

Но Гарвел не слушал, убитый самой мыслью, что свалился на глазах у всех, словно нервная, истеричная девчонка. Позор, теперь не отмоешься, станут хихикать за спиной… да ещё, не дай боги, приклеят унизительное прозвище.

— И командор тоже… видел? — спросил он упавшим голосом.

Эн Роберто, сочувствуя, развёл руками.

— Едва ли такое скроешь… Эн Аннибалу доложили в первую очередь. А эн Альфред приказал перенести тебя сюда.

— Так, значит, и он знает?! — Было от чего схватиться за голову. Теперь хоть не появляйся в коридорах Замка. Как отныне ему смотреть в глаза наставникам?.. Как объяснить, что и выпил-то всего бокал?.. Ещё сочтут невоздержанным, недостойным рыцарского звания...

— Не стоит так переживать, — вновь попробовал его отвлечь эн Роберто. — Лучше вспомни, случалось ли подобное раньше? И доводилось ли тебе прежде пить вино, и какой крепости?

Да что он, и впрямь за девчонку его держит?

— Доводилось, конечно! — сказал Гарвел с раздражением. — Или если волосы длинные, так на женщину похож?!.. И оставьте меня в покое с вашими душеспасительными разговорами! Ну, упал и упал, хватит уже об этом.

Эн Роберто одобрительно похлопал его по плечу:

— Вот и правильно, не раскисай. Мало ли как в жизни бывает… Дай-ка у тебя ещё пульс послушаю...

— Да здоров я уже! — окончательно вышел из себя Гарвел. — Оставьте меня одного, ради Владычицы!

Врач укоризненно покачал головой и строго произнёс:

— Ты эти истерики-то брось, дело нешуточное. Мне перед командором отвечать, так что давай руку без разговоров. Так… А теперь дай выслушаю… Хорошо. Голова кружится, тошнит? Какие жалобы?

— Нет никаких жалоб… — буркнул он, отворачиваясь. — Всё прошло уже.

— А как с памятью? — продолжал допрос въедливый эн Роберто.

— О, Владычица! — сквозь зубы проговорил Гарвел. — Сделайте милость, не мучьте! И без вас тошно.

— Хорошо, успокойся, а я зайду попозже. Так что мне доложить командору?

Гарвел нахмурился и потёр лоб.

— Скажите, что я… готов ему служить, как и прежде.

 После ухода врача Гарвел ещё некоторое время сидел, потирая пальцами лоб и виски. Наверно, стоило сказать эн Роберто про эту внезапную головную боль, но было отчего-то неловко. И так показал себя слабаком. Упасть в обморок перед всем Замком — об этом, он не сомневался, ещё долго не забудут!

Между тем голова просто раскалывалась от боли, и скоро стали слезиться глаза, а потом… Гарвел и сам после не смог внятно истолковать свои ощущения.

Ни дать ни взять его кто-то назвал по имени. Или это почудилось в тишине ночи? Или, может, он заснул и спит?

Серебристая половинка Вестницы будто сделалась ярче, надвинулась на окно… И лёгкий неосязаемый шёпот зашелестел в терзаемых болью висках. Кто-то незримый шептал на неведомом языке, словно жрец бормотал древнее заклинание… А после родился тончайший, лёгкий звук, напоминавший далёкую флейту — и в груди появилось неясное томление, жажда… чего? Наверно, в мире и слов-то нет, чтобы описать подобное: бесплотный голос, зовущий, приказывающий, уводящий в неведомое.

Наваждение!

Гарвел подошёл к окну. Отсюда, из Асаванской башни, были видны только заросли кустарников, чьи голые ветки, качаясь, то и дело перечёркивали луну. Чуть поодаль поднималась замковая стена, а если выглянуть в окно, то, вывернув шею, можно увидеть утонувшую в тени сторожку привратника. А ворота отсюда и вовсе не разглядеть.

Но они там были. А за ними начиналась дорога. Увидеть бы её сейчас, двойной лентой уходящую вдаль, до самого небоската. Ступить бы на неё, утоптанную множеством ног, копыт и повозок — и пойти вперёд, всё дальше и дальше, повинуясь неведомой силе...

Лунный свет казался колдовским мороком, а далёкая флейта продолжала звучать, и была в этом нежном звуке неземная грусть. И внезапно Гарвел понял, о чём настойчиво шептал ему бесплотный голос.

«Всё пройдёт, всё закончится, жизнь человеческая бренна… Холодное бессмертие вечности — лишь для звёзд… Смерть подобна увяданию осени, и никто не избежит её дыхания. Она ждёт своего часа, она стоит за твоим окном… Но не страшись её мёртвых объятий: твоё время ещё не пришло...»

— Да я и не страшусь, — ответил он в темноту. — Тоже мне, выдумали, чем пугать.

***

Десять лет назад

3922 год,

Снежный замок в Ледяной пустоши.

Гулкое эхо летело под своды замка от стука подкованных каблуков. Иктарион взбежал наверх по мраморной лестнице и распахнул дверь в покои Изольды Диамары. Вот уже пять лет он возвращался сюда как к себе домой. Собственно говоря, у него своего дома и не было.

После их первой встречи, когда он сбежал с собственной свадьбы, рассвирепевший отец сначала избил Иктара, а потом под злорадство братьев вышвырнул за дверь. Испугался мести господина джайбэнга.

Ещё бы — такой скандал! Господин джайбэнг и его драгоценная дочь ни за что не простят оскорбления и отыграются на всём клане.

Отца прямо-таки корёжило от страха, когда он крепким пинком выставил сына из дома: «Вон отсюда, вонючее человеческое отродье!.. И чтоб ноги твоей здесь больше не было!»

Поклявшись себе хорошенько отплатить отцу за эти слова, Иктар ушёл прочь — с гордо поднятой головой и отчаянием во взгляде.

Кому нужен бескрылый юнец, полукровка, перед которым захлопнули двери все близкие и дальние родичи? Клан Ксанроев отказался от него, а больше не было ни одной семьи, где бы могли принять такого, как он.

И если б не Изольда, его возлюбленная, то оставалось бы только броситься со скалы в ущелье. Она спасла его, подарила новую жизнь, замолвила слово перед кем нужно — и вот Иктар уже перу-джианн, один из верных слуг самого Кайера. Теперь родне впору завидовать: никто из Ксанроев никогда не удостаивался подобной чести.

Как же ловко сидит на нём вишнёвый мундир с изображением дракона, как блестит на груди пряжка с переливчатым сиреневым кристаллом!

А самое главное — в нём проснулась сила, пьянящая способность одним движением учинить со своими врагами всё, что захочешь.

И за это тоже следовало благодарить Изольду. Кто, как не она, провёл ритуал при затмении главной луны, выколов ему древний магический знак на правом плече?.. Символ, отворяющий силу, пусть не такую могущественную, как у богов, но достаточную, чтобы простые смертные отныне трепетали перед Иктарионом.

Да, он Иктарион, а не просто Иктар, как прежде. Гордое имя, подходящее великому магу и преданному слуге Властителя. Служа в Кайеркане, он тренировался вместе с другими перу-джианнами, учился управлять своими способностями, но и на глаза Самому старался не лезть. А как только выдавался случай, летел сюда, в Ледяную пустошь, — к той, что ждала его, несмотря на разделявшие их огромные расстояния.

В пышных покоях, как всегда, пахло изысканными благовониями — на этот раз, кажется, сандалом. Плотно задёрнутые шторы создавали таинственный полумрак, который не могли разогнать две тонкие свечи в изящных золочёных канделябрах. В глубине комнаты на возвышении стояла широкая кровать с роскошным балдахином и с изящными коваными столбиками в виде стеблей тропических растений.

Иктарион остановился на ковре перед ложем и, как заворожённый, посмотрел в сапфировые глаза своей возлюбленной, чуть полуприкрытые тёмными ресницами.

Её взгляд, как всегда, и манил, и бесил, а она наслаждалась своей безграничной властью над ним. Как бы он ни был силён теперь, Изольда Диамара обладала куда большей мощью. Одно движение тонкой руки этой женщины заставляло перу-джианна смирять нетерпение и ждать милостивого знака, что можно приблизиться.

Любил ли он её — или только поддавался голосу плоти? Пока для него это было не столь важно. Ослепительно красивая, Изольда могла стать парой любому из Светлых или даже самому Кайеру, и то, что она приблизила к себе смертного полукровку, Иктариону по сей день казалось непостижимым чудом.

Возлежа на тёмно-синем бархатном покрывале среди белых и красных шёлковых подушек, его богиня грациозно опиралась локтем на одну из них. Лёгкая улыбка бродила по её розовым губам, а рассыпанные по плечам длинные волосы ниспадали на покрывало золотыми волнами. Тонкая полупрозрачная рубашка не скрывала соблазнительного тела, но лишь подчёркивала его изгибы, отчего у Иктариона то и дело перехватывало дух от подступающего вожделения.

Такая прекрасная, безумно желанная — и безгранично капризная и своенравная!

Больше всего на свете он ненавидел подчиняться, — и всё-таки склонялся перед этой удивительной женщиной, бескрылой, подобно ему, но звёздной по рождению. Изольда могла ходить перед ним полуодетой, дразня плавными движениями бёдер, прикрытых короткой юбочкой с блестящими камушками, или нарочно приподнимая над головой унизанные золотыми браслетами руки — так, что высокая грудь туго натягивала шёлковую ткань...

А Иктарион молча смотрел, не смея дотронуться до неё без разрешения и ожидая, когда она сама захочет поцелуев или объятий.

Нет, роль покорного слуги ему не очень-то нравилась, и в душе он едва терпел властные замашки Изольды. И всё же смирялся, ибо хозяйкой положения была она и пока не представлялось возможным что-либо изменить. Да, в мечтах он часто видел себя равным ей по силе, но наяву никогда не зарывался, трезво оценивая свои возможности.

Сегодня его госпожа находилась в хорошем расположении духа и почти сразу томно позвала, чуть растягивая слоги:

— Икта-ар… Как ты вовремя пришёл, я тебя ждала.

Он присел на край ложа и склонился, целуя протянутую руку.

— Моя дорогая! Я так скучал без тебя...

Она отодвинулась, внимательно рассматривая его, точно старалась найти в нём какие-то новые черты.

Иктарион также не отрывал взгляда от её лица. Тёмно-синие глаза с длинными ресницами в полумраке казались ещё темнее, гладкая нежная кожа, как всегда, приводила его в восхищение. Идеальный, божественный овал! Брови, напоминавшие ему крылья… и чувственные губы, которые хотелось целовать снова и снова...

— Ну, беловолосый мальчик, — промурлыкала Изольда, — как твои успехи в магии?

— Моя сила выросла ещё на два уровня, — отозвался он, пытаясь её обнять.

Но она неожиданно отстранилась и села, скрестив ноги.

— Как думаешь, насколько ты силён?.. Смог бы выстоять в схватке с человеческими магами?

— С людьми? — презрительно скривился Иктарион. — Зачем мне встречаться с этими недоучками? Любой перу-джианн превосходит их по мастерству.

— Я рада, что это так. — Изольда полуприкрыла глаза, а у него почти затуманило разум от её зовущей улыбки.

— Ты прекрасней всех, моя богиня любви… — Пальцы сами собой начали расстёгивать камзол, дыхание сбивалось от предвкушения ласк.

Разумом он, конечно, понимал, что попросту подпадает под чары обаяния этой женщины, однако противиться никогда не было ни сил, ни желания. Ведь Изольда на самом деле была богиней любви, только внушала не чистое и возвышенное чувство, как светлая Ориана, а греховную, всепожирающую страсть. Порой в её присутствии Иктарион терял часть себя, становясь послушным и восторженным поклонником её красоты. Но ей самой это подчас надоедало.

Вот и теперь она внезапно надулась, наматывая на палец золотистый локон.

— Если я богиня, то где мой алтарь?.. Где храмы, посвящённые мне, где мои почитатели?

— Твой алтарь — у меня в сердце, тебе поклоняюсь я. — Иктарион произнёс эту избитую любезность, не думая, что говорит, но сразу понял по лицу Изольды, что сморозил что-то не то.

— Очень мило, — сверкнула глазами она. — Не такого ответа я ждала от тебя. Неблагодарный!

Иктарион взглянул озадаченно, не понимая, что на неё нашло. Женские капризы всегда его раздражали, но сейчас он постарался скрыть недовольство под маской шутливости.

 — Моя дорогая, что с тобой сегодня?.. Чем я не угодил моей очаровательной богине?

Его госпожа зашипела как кошка.

— О да, я богиня! Но у меня нет никаких прав в этом мире. Я — королева без трона, без подданных. И ты ещё издеваешься надо мной?! Пожалеешь!

Но Иктарион лишь насмешливо приподнял брови.

— Мне кажется, ты обратилась не по адресу, — произнёс он мурлыкающе. — Не я придумывал эти дурацкие правила, не мне за них и отвечать.

— А тебе не приходит в голову поддержать меня?! — вспыхнула Изольда. — Я столько для тебя сделала! Неужели ты не в силах добыть для меня хоть самое жалкое королевство? Десяток храмов, немного жертв — и мир примет меня. Я войду в силу, стану настоящей богиней. Ты понимаешь это?

Он нахмурился, скрестив руки на груди.

— Ты требуешь невыполнимого… Светлые слишком бдительно следят за порядком. И у них заключён мир с моим Властелином.

Но она лишь отмахнулась от этих слов.

— Кайер не станет вмешиваться, ты это знаешь. Пока ему нет выгоды или обиды, он будет делать вид, что ни о чём не догадывается.

— А Светлые? — резко возразил Иктарион. — Ты хочешь отдать меня им?.. Какова бы ни была моя сила, перед Гвендором я — ничто. Он и его предатель-брат размажут меня, как муравья.

Изольда обворожительно усмехнулась.

— Ничего они тебе сделать не смогут. Светлые сами связаны по рукам и ногам своими правилами. Ни один из них не захочет нарушать равновесие мира, вмешиваясь открыто. И значит, тебе придётся иметь дело только с их смертными посланцами. А с ними ничего не стоит справиться, верно?

— Но потом, когда Светлые поймут, что ты — новая богиня этого мира, они с тобой разделаются!

— Пусть попробуют, — говоря это, Изольда грациозно потянулась. — Как только я обрету силу, мне уже ничего не будет страшно. Ни один Светлый не сможет совладать с моей мощью. И тогда я поделю мир с Кайером, а ты станешь служить только мне. Мне одной!

— Служить?.. Я предпочёл бы сделаться твоим соправителем, — усмехнулся Иктарион. — Или для смертного это слишком большая дерзость?

Его госпожа улыбнулась в ответ.

— Кто дерзает, тот поднимается к вершинам. Добудь мне королевство, а я подарю тебе бессмертие. Согласен?

Он ответил не сразу, просчитывая в уме все возможности. Отказаться — значило разозлить Изольду Диамару и потерять её покровительство, а может быть, и навлечь на себя её месть. Согласиться же…

На первый взгляд, бросать вызов всем Светлым богам смахивало на самоубийство — ведь, несмотря на все магические способности, он сам оставался смертным. И рисковать собственной жизнью ему вовсе не улыбалось. Даже ради любви… Хотя какая там любовь? Изольда его использовала, и он это прекрасно понимал. Вот ради бессмертия и мечты стать сильнейшим магом мира действительно стоило рискнуть.

И потому, глядя в сапфировые глаза Изольды, он проговорил:

— Пожалуй, я согласен тебе помочь. Но только если ты и впрямь сдержишь своё обещание.

Она торжествующе рассмеялась и, обхватив его за шею, опрокинула на ложе.

— Мой беловолосый мальчик!.. Я знала, что ты не откажешь!

Иктарион усмехнулся её словам и заключил любимую в объятия, жадно целуя шею и плечи под полупрозрачной тканью.