Глава 22. В столице

Васко и Альберто почти одновременно шагнули ближе.

— Я могу поручиться за Гарви, он мой друг, — сказал свободный шут, загораживая своим худеньким телом Гарвела. — Пропустите его, господин страж!

— Коли так угодно, то и я поручусь! — произнёс следом гайнанин, уперев кулаки в бока. Чёрные глаза горели решимостью, и было ясно, что отчаянный Васко ни перед чем не остановится. — И хоть перед стражей, хоть перед самим королём, всю правду скажу, как перед богами. Господин стражник, да неужель ты и сам не видишь, что Гарви — рыцарь?.. Ведь на нём и плащ с гербом, и звезда на груди. За что же его не пускаешь в город, словно татя какого? В чём без вины подозреваешь?

Но и красноречие друга, так выручившее в горах у князя, на этот раз не помогло.

Светлобородый нахмурился — и сделал жест, словно отметал все сказанные слова прочь.

— В указе короля сказано ясно: поручиться за подозрительного человека может только уважаемый в городе житель, — проговорил он сурово, окидывая взглядом то одного, то другого парня, — а не бродяга или нищий. Вы оба не жители Орлиста, люди пришлые, неизвестно какой хитростью попавшие в наш город. За вас самих следует кому-то поручиться, а ваш так называемый «рыцарь» вполне может на поверку оказаться кем-то другим...

— Да кем же он окажется, дядя? — прозвучал за спиной Льюда знакомый насмешливый голос. — Коли он сызмальства был и остался Гарвел Кристон?

Страж обернулся к Полю.

— А ты ещё кто такой?

Тот нимало не смутился вниманием грозного великана, только принял ещё более бесшабашный вид.

— А я его слуга, кто же ещё? Вот тут бумага какая-то, прочтите-ка, господин стражник, а то я это самое… грамоте не обучен. — С этими словами сын булочника вытащил из-за пазухи свиток с замковой печатью, при виде которой Гарвел невольно шагнул вперёд: он узнал свою дорожную грамоту!

Откуда она у Поля?!

— Гарви, стой, — схватил его за плечо Васко, — ты куда?

Спереди загородил путь Альберто.

— Погоди, друг...

Гарвел отстранил его с дороги, не сводя глаз с желтоватого свитка в руках стражника.

— «Предъявитель сего — эн Гарвел Кристон, — начал читать Льюд вслух, — рыцарь-коннор Северного замка, семнадцати лет от роду. Происхождением он — «всадник» из поместья Кристэ под Соколаном, едет в Орлист по моему собственному приказу»...

Тут бдительный страж окинул Гарвела пристальным взглядом, вероятно, оценивая, подходит ли тот под описание звания и возраста, и продолжал читать:

— «Властью, дарованной мне королём и Великим Аэксом, велю не чинить вышеозначенному эн Гарвелу никаких неудобств и беспрепятственно пропускать его по всем заставам и маркам»… Ну, и так далее… «Сим заверяю, эн Аннибал де Морнибанд, милостью Акеруна и Воителя командор Северного замка. Писано в двадцать четвёртый день Месяца Единорога и скреплено печатью»… Гм, так кто же из вас двоих — эн Гарвел Кристон? — Строго вопросил он, закончив чтение. — Рыцарская форма у одного из вас, а дорожная грамота — у другого. Как вы оба это объясните?

— Да я ведь говорил, на меня напали разбойники… — начал было Гарвел, но Поль бесцеремонно перебил:

— А чего ж тут объяснять, господин стражник? Я слуга эн Гарвела, а не его охранник. Пока мой хозяин рубился с лесными головорезами, я потихоньку дал дёру… Ну, и вещи его прихватил, не оставлять же ватажникам? А в сумах-то и грамота лежала. А потом я с господином на дороге разминулся, да и поехал в Орлист без него. Вот сейчас только отыскал… Или вы и меня желаете проверить? Так для этого бумаг не заготовлено!

И на лице Поля появилась такая простодушно-нахальная ухмылка, что, как видно, даже Льюда проняло. Тем более что в очереди у ворот, наблюдавшей эту сцену, начались смешки.

Недовольно поморщась, страж повернулся к Гарвелу — и протянул ему свиток.

— Вот твоя грамота, рыцарь. И впредь держи её при себе, а не доверяй всяким проходимцам. И можешь войти в город со своим слугой...

Облегчённо выдохнув, тот спрятал драгоценный документ в кошель; и уже решил, что все неприятности позади, когда стражник добавил неожиданное:

— … а вот остальные трое останутся здесь, пока за них не найдётся кому поручиться. В записях о недавно прибывших про них ни слова, значит, они проникли в город незаконным путём. — И смерил взглядом всех по очереди, причём дольше задержался на крепкой, высокой фигуре Васко.

Тот ответил нехорошим прищуром:

— В чём меня подозреваешь, господин стражник?.. Аль, коли гайнанин, так завсегда виноват?

— Виноват ли, нет, — а в город пускать не имею права, — невозмутимо отвечал Льюд.

— Но постойте! Они же со мной, это мои друзья! — запротестовал Гарвел.

— Чьи они друзья, никого не касается. А без дорожных грамот в ворота никто не пройдёт: таков указ короля, — скучающим голосом произнёс светлобородый. — За незаконное проникновение в столицу положено задержать.

«К бэнгам такой приказ!..» — в сердцах подумал он, не зная, на что решиться. Непробиваемость стражника злила, в душе нарастали отчаяние и усталость.

Что он может противопоставить этому служаке?.. Да и мыслимо ли обойти закон короля?

— Погодите… А если я сам поручусь за моих друзей? — уже задавая вопрос, Гарвел понял, что сморозил глупость.

— Нет, рыцарь. Ты приезжий, а не житель Орлиста, — И Льюд махнул рукой другому стражнику: — Эй!.. Рыцаря со слугой пропустить, остальных троих — в Малую башню. И допросить, каким путём они проникли в наш город.

Из башни вышло ещё четверо Льюдов; быстро и слаженно они взяли в кольцо Васко, Ирагоса и Альберто. Длинные алебарды качнулись и, скрестясь, отгородили друзей Гарвела от него и от Поля...

Васко дёрнулся перескочить древко, но тут же упал от сильного толчка в грудь. При этом он нечаянно сбил с ног Альберто, и оба забарахтались в траве.

Рядом с ними, пригнувшись, затравленно озирался Ирагос, словно попавший в ловушку дикий зверь. Из-под растрёпанных рыжих волос сверкали зелёные глаза.

«О Керу, что же делать?! — метнулась у Гарвела отчаянная мысль. — Ни отбить, ни освободить нельзя… Чего доброго, за нападение на стражу и меня вместе с ними… Вот досада...»

Сердце забилось где-то в горле.

Оставался единственный выход… Хотя прежде ему никогда не доводилось так поступать, он лишь мечтал, как однажды набросит плащ, чтобы спасти попавшего в беду. Да и в грёзах это всегда была прекрасная дева, а не трое парней. Но боги любят шутить, а иного способа вырвать друзей из рук стражников он не видел.

Пальцы расстегнули застёжку плаща, и словно во сне, Гарвел стащил его с плеч, одновременно шагая вперёд. Приблизился вплотную, к самым алебардам — и, поднырнув под древко, дрожащими от волнения руками набросил полы плаща на плечи Васко.

Молодой гайнанин только что поднялся на ноги, рядом с ним отряхивал курточку Альберто.

— Укройся скорее, и их тоже закрой! — велел Гарвел, очень надеясь на сообразительность друга.

Вряд ли тот понимал, зачем это нужно, но расспрашивать, слава богам, не стал. Только перевернул и растянул алую ткань так, чтобы хватило укрыть плечи всех троих.

Белый сокол на гербе затрепетал, словно оживая. Вот-вот взлетит!

— Что это значит? — с недоумением спросил Льюд.

— Именем Скачущего… — собственный голос показался вдруг чужим, в горле пересохло. Пришлось откашляться. — Именем Скачущего, объявляю этих людей под своей защитой! Освободите их, я… готов ответить за их поступки равно перед королём и перед Аэксом.

Внутри всё дрожало, как натянутая тетива, дыхание сбивалось, ладони противно вспотели.

А ну как сейчас его самого задержат? Как, скажут, посмел применить право рыцаря — против королевского указа? Не слишком ли много о себе мнишь?

Тишина, наступившая после его слов, била по нервам не хуже истошного крика. Стражники молча переглядывались, не зная, видимо, как поступить.

Наконец, светлобородый кивнул и что-то сказал на своём языке.

Стражники опустили алебарды и расступились.

Гарвел прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и чувствуя себя как после короткой, но жёсткой тренировки.

Эн Аннибал, бывая не в духе, случалось, заставлял его драться на пределе, когда за считанные мгновения нужно было отразить серию быстрых выпадов — и успеть самому нанести удар. Поначалу такой урок заканчивался тем, что деревянный меч Гарвела отлетал на несколько шагов, а сам он, подавленный очередным поражением, выслушивал от командора разбор своих ошибок. Но однажды, вконец измученный и взмокший, он сумел противостоять натиску наставника. И впервые не только удержал в руках клинок, но и смог коснуться остриём плеча эн Аннибала. А потом вот так же молча стоял — опустошённый, неспособный обрадоваться собственной победе.

Но тогда была тренировка тела, сейчас же… как будто некое испытание прошла душа.

— Эй, что стоишь? Пошли, пока стража опять к чему-нибудь не придралась, — подтолкнул его сбоку Поль.

Васко сунул в руки плащ; Гарвел надел его бездумно, даже не взглянув на друга.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — встревожился Альберто.

Гарвел не ответил. Разговаривать не хотелось, не было сил даже улыбнуться. Он зачем-то провёл ладонью по волосам, поправил у пояса меч — и двинулся следом за всеми.

Они миновали ворота, а потом и сторожевую башню, где под каменным сводом виднелись острые зубья подъёмной решётки, и наконец, вышли на узкие мощёные улицы.

Впереди, опираясь на палку, шёл старый трактирщик, за ним, зацепив пальцы больших рук за пояс, гордо вышагивал Поль. Васко на ходу беззаботно насвистывал себе под нос, однако зоркие глаза гайнанина цепко оглядывали всех прохожих, попадавшихся навстречу.

Ирагос вертел головой, осматриваясь по сторонам, ноздри его носа раздувались, вбирая запахи, а правая рука лежала на рукояти самодельного ножа.

Альберто, придерживая на плече котомку, молча шагал рядом с Гарвелом, не решаясь его беспокоить.

А тот, отрешённо уставясь под ноги, безучастно скользил взглядом по камням мостовой. Его не отпускало ощущение некой оглушённости произошедшим; не было ни мыслей, ни желаний, лишь странное безразличие ко всему. На плечи навалилась безмерная усталость, и не хотелось даже прислушиваться: звучит ли ещё далёкая струна Зова?

***

Идти оказалось не так уж и далеко, всего-то две улицы, а потом маленький переулок возле одной из сторожевых башен. Здесь тоже когда-то были ворота, по крайней мере, половинки их, накрепко соединённые раствором с кирпичной кладкой стены, ещё виднелись под зелёными побегами плюща. Такой же плющ украшал и приземистые домики с красными черепичными крышами, которые жались друг к другу так тесно, что кое-где нависали карнизами над узкими улочками. Над входом в один из них — с двумя этажами и с каменным крылечком в три ступеньки — висела на верёвках доска, и на ней крупными неровными буквами была сделана надпись «У ворот».

Дома в этом месте расступались, образуя перед трактиром небольшую, но оживлённую площадь, где ходили, смеясь и переговариваясь, мужчины и женщины в грубоватой простонародной одежде. К дому напротив трактира примостился пёстрый навес, и под ним на прилавке теснилась дешёвая глиняная посуда, какие-то безделушки и тряпки. Пожилой торговец о чём-то беседовал с семейной парой, тут же стайка ребятишек прямо посреди площади затеяла играть в камешки.

Это было так не похоже на всё виденное в Ор-Айлере, что Гарвел наконец, очнулся от безразличия и начал осматриваться по сторонам.

В щелях мостовой там и тут пробивалась к свету зелёная травка. И, словно в деревне, важно расхаживали рыжие куры, выискивая червяков. Маленькая лохматая собачонка при виде чужаков вскочила — и залилась отрывистым щенячьим лаем. А возле дальней стены на путников воззрилась жёлтыми глазами худая грязно-белая коза; решив, что пришедшие ей неинтересны, она вновь принялась объедать куст.

«И это Орлист? — ошарашенно подумал Гарвел. — Да Соколан и то больше похож на город».

Поль поймал его изумлённый взгляд — и снисходительно ухмыльнулся.

— Это ещё не столица, Гарви, — пояснил он, обводя рукой маленькую площадь, — Всего только предместье. А настоящий город — вон там!

Вдали, в той стороне, куда он указывал рукой, и впрямь поднималась над домами белая крепостная стена, тоже со сторожевыми башнями, но поменьше первой. Над железными конусами бились на ветру зелёные и голубые сигнальные флаги. Освещённая солнцем, на фоне лазурного неба, та часть города выглядела нарядно. Не то что здесь, где от домов то и дело падали густые тени и пахло мхом и сырым камнем.

Подождав, когда друзья и старик Жером скроются за дверью трактира, Гарвел вновь повернулся к Полю. И спросил в упор, глядя в нагловатые серо-зелёные глаза:

— Марко где? Душу вытрясу, если потерял.

— Кто бы говорил! — хмыкнул тот, на всякий случай делая шаг назад. — Мой Марко при мне. А вот ты кому своего Алмаза подарил, что пешком теперь ходишь?

Ну, Поль, зараза! Знает, куда бить… По больному!

Захотелось подскочить к наглецу — и дать такую затрещину, чтоб отлетел к стене ближайшего дома.

Всё же он сдержался, лишь втянул воздух сквозь сжатые зубы. И ответил вопросом на вопрос:

— Ну, а ты почему у Маркена не остался? Тебе же вроде Тисса нравилась.

— Ну, так нравилась, и что с того? — нахально отозвался Поль. — Что ж мне, на каждой теперь жениться, что ли?

Гарвел не сразу нашёлся что ответить. За несколько дней беспримерное умение спутника не лезть за словом в карман как-то успело позабыться, и теперь он кусал губы, соображая, как бы получше осадить нахала.

«Да и как осадишь, если для него соврать — так же запросто, как рукава зашнуровать? Это вот я вечно краснею как девчонка, если приходится покривить душой...»

— Одного не пойму, — проговорил он вслух, — с какой стати ты в неграмотные записался. Сам рассказывал, как писцом служил, да и Гарибана читать любишь...

Ухмылка Поля сделалась шире.

— Ну, ты, конечно, благородный рыцарь и всё такое… — хохотнул он. — Хитростью брезгуешь, имечко замарать боишься. А я — человек простого звания, святость потерять не страшно. Захочу — хоть ужом вывернусь! Такого наговорю, что все уши поразвешают.

— Да уж, бесстыдства тебе не занимать, — хмуро кивнул Гарвел. — только не вздумай опять ко мне в слуги проситься. Марко вернёшь — и проваливай на все четыре стороны!

Простить Полю его предательства в деревне до сих пор не получалось. И уж всяко он не собирался снова брать в услужение этого безалаберного парня. Которому первая смазливая девчонка важнее всяких обязательств.

— И это вся твоя благодарность?.. — вполне искренно обиделся тот. — А я-то старался, бумаги твои берёг! Думал — обрадуешься, да снова меня на службу возьмёшь.

— Бумаги?.. — Гарвелу на миг показалось, что он ослышался. — Какие бумаги?

— Ну, твои замковые, какие же ещё! — ухмыльнулся во весь рот этот пройдоха. — Люди маркиза бросили, а я подобрал. А Васко и гитару твою нашёл.

Оказывается, и радостная новость может оглушить не хуже дурной.

Гарвел встряхнул головой, не понимая: не снится ли ему это, а потом провёл ладонью по волосам. И снова взглянул на Поля, опасаясь какой-нибудь неудачной шутки с его стороны.

Но тот как будто не прятал глаз, только скалил белые зубы, потешаясь ошарашенному виду своего господина.

И было отчего прийти в изумление! Смириться с судьбой отверженного, пережить столько душевных метаний, мысленно взойти на Чёрную башню — и всё это для того, чтобы узнать теперь, что драгоценная ноша цела, и страдать было не из-за чего… Не поймёшь даже, что теперь и делать: то ли рыдать от радости, то ли расхохотаться во всё горло. Чтобы добрые горожане за сумасшедшего приняли.

Ещё до конца не веря услышанному, он тихо проговорил:

— Врёшь, небось?

— Какое вру?! — возмутился сын булочника. — Да ей-Акерун, они в комнате лежат! И сумка твоя цветастая, и вещи все… Иди сам глянь, если мне не веришь.

Гарвел смутился — и протянул Полю руку.

— Прости, я погорячился, — и он улыбнулся как можно дружелюбнее. — Ты хороший парень. Спасибо тебе. Только вот… взять на службу тебя не могу, платить нечем. Люди маркиза всё моё жалованье забрали, ни монетки не оставили. Самому вот, чтобы сюда добраться, пришлось старику поселянину дрова рубить.

— Ну, это ерунда! — подмигнул Поль, пожимая протянутую руку. — Вот попадёшь на службу во дворец, так сразу орланы дождём посыпятся!.. А пока считай, что я тебе в долг даю. От твоих десяти серебряных у меня кое-что осталось.

И опять он не смог найти правильные слова, только ответил более крепким рукопожатием. Воистину, Поль умел произвести приятное впечатление, когда ему это было выгодно.

— Так что на хороший завтрак тебе хватит, — весело продолжал сын булочника, — хотя, как по мне, каша, которую нам подавали утром, была вчерашняя. Ну, и за комнату хозяин тут не слишком дерёт. Не хоромы, конечно, но жить можно. И кормят неплохо, хоть и не так, как в горах у князя. Ты ведь здесь останешься?

Гарвел неопределённо пожал плечами, хотя про себя уже твёрдо решил, что ни на один день здесь не останется. Но разговаривать об этом с Полем ему не хотелось. Вряд ли парень оценит такое решение, а спорить ни настроения, ни душевных сил уже не было. Да и живот всё явственнее напоминал, что подкрепиться в самом деле не помешает.

***

Поднявшись по скрипучим ступенькам крыльца, Гарвел толкнул дверь — и вступил в большую комнату с невысоким потолком.

Трактир выглядел внутри намного беднее даже меррангской гостиницы. Обшарпанные стены, скоблёные деревянные столы, выцветшие занавески на окнах явно указывали на то, что хозяин его давно махнул рукой на всякое подобие уюта. И полинявшие вышитые цветы в деревянной рамке на стене казались последней данью приличиям. А может, и памятью об ушедшей в край Акеруна жене.

В этот утренний час посетителей в трактире было немного, только несколько мастеровых что-то обсуждали у окна за кувшином с пивом. Их густые голоса, да ещё жужжание мух одни нарушали сонную тишину заведения.

В другом углу темноватой комнаты Гарвел заметил друзей; расположась за широким столом, они занимались каждый своим делом. Васко подтягивал струны гитары и сокрушённо цокал языком на ему одному видимые изъяны. Ирагос дремал, привалившись плечом к стене; рыжеватые пряди волос совершенно скрывали его лицо, но можно было не сомневаться, что сон парня подобен кошачьему и никто чужой не пройдёт мимо незамеченным. Напротив них, сдвинув в сторону пустые кружки и блюда с остатками хлеба и сыра, склонился над листком серой бумаги Альберто. Хмурясь и покусывая огрызок карандаша, паренёк беззвучно шевелил губами: должно быть, подбирал рифму для очередного катрена.

Стоило подойти ближе, как чуткий Ирагос вскинул голову, а Васко широко улыбнулся, показывая гитару. Один лишь юный поэт продолжал сосредоточенно что-то писать и зачёркивать.

— Альберто, глаза испортишь, — негромко окликнул его Гарвел. — Или с тобой кошка зрением поделилась?

Тот поднял глаза от листка бумаги и растерянно улыбнулся. После чего снова устремил взгляд на недописанный катрен.

— Кот тут у нас один, да навряд ли своими глазами поделится, — усмехнулся Васко.

— Эй, ты поосторожней с намёками, а то ведь этот россанец и обидеться может, — встрял подошедший Поль. — Забыл, как из лука в тебя целился?

— Из лука? Когда? — встревожился Гарвел, вглядываясь в лица всех друзей.

Но Васко только отмахнулся.

— Дело уже прошлое, побранились маленько по дороге. Это всё из-за Поля твоего, язык бы ему укоротить не мешало. Ты лучше поешь, а то небось живот к спине уже прилип. Поль вон с утра миску вчерашней каши умял.

— Я бы сейчас от неё тоже не отказался, — улыбнулся Гарвел.

А про себя подумал, что с Полем следует серьёзно поговорить. Коли их свела вместе судьба, так не дело затевать глупые ссоры. А уж злить гайнанина или россанца — себе дороже. И если за Васко он мог бы поручиться, что тот не пришибёт Поля в запале, то за Ирагоса — вряд ли. Слишком диким, непредсказуемым казался парень. Вот он сидит неподвижно рядом, как будто и не слышит; но по тому, как вдруг щурятся глаза на невозмутимом лице, можно догадаться, что он не только слышит, но и понимает, о чём речь.

Между тем молодой гайнанин отложил в сторону гитару и куда-то ушёл. А вскоре вернулся с миской тушёной капусты с колбасками.

— Ешь, а то сам на себя не похож, — сказал он, подвигая миску Гарвелу. — Тебе ж ещё куда-то идти требуется.

Того не пришлось долго упрашивать. Хотя капусту он не особенно любил, но выбираться в еде не привык. Да и голод прихватывал нутро всё сильнее. Поэтому Гарвел только благодарно кивнул другу и принялся есть.

Следом за Васко к их столу подошла с подносом немолодая женщина в тёмной одежде и с вязаным платком на плечах. В её светло-каштановой косе, уложенной кругом головы, серебрились седые пряди, а возле глаз разбегались лучики добрых морщинок. Женщина выложила на стол аккуратно нарезанные хлеб и сыр, несколько румяных пирожков и кувшин с недорогим вином. Тепло улыбаясь, спросила, что принести ещё.

— Да… вроде ничего не нужно, спасибо, — смутился он, не зная, куда деваться от её по-матерински ласкового взгляда.

— Это тётушка Мадлена, — пояснил Васко, когда она отошла. — Сестра хозяина. Добрейшая женщина!

Гарвела кольнуло сомнение: а может, он зря разобиделся на трактирщика?

Кто его знает, что человеку выпало испытать, раз он стал таким недоверчивым?.. Люди-то всякие бывают, не один маркиз Филипп такой на свете… Встретишься с подобным — и куда только гордость и бесстрашие подеваются? Поневоле забьёшься как можно дальше, чтобы только тебя не трогали.

Во всяком случае, самому ему ещё долго не захочется общаться с вельможами. И одного раза хватило по самое горло.